Барбара долго сидела перед зеркалом, тщательно подкрашивалась, завивалась, примеряла специально купленное вечернее платье. Оно струилось, ниспадая с оголенных плеч, мягко подчеркивая женственность всей фигуры. Терракотовый цвет шелка удивительно оттенял пронзительную зелень ее глаз и каштановое буйство волос.
- Ты сегодня на редкость хороша, - обернулся Айк, увидев Барбару на пороге гостиной. - Разве что изумрудов не хватает. Мы будем выглядеть отличной парой, тебе не кажется? - подмигнул он, поправляя лацкан своего безупречного белого костюма.
- Разве в Голливуде кого-нибудь чем-нибудь удивишь? - усмехнулась Барбара в ответ. - Хочешь верь, хочешь нет, я с большим удовольствием лучше бы осталась тут и никуда не пошла.
- Но это невозможно! - вздернул бровь Шарон. - Да сотни людей придут сегодня в "Палас" поглазеть на "Женщину по имени Любовь".
- Ты все-таки остановился на этом названии фильма?
- Оно мне кажется наиболее удачным. Разве не так?
Барбара пожала плечами.
- Не знаю. Для названия слишком длинно.
- Возможно… Зато точно по сути - раз. Эффектно для рекламы - два. Я так решил - три.
Все, что происходило в зале, Барбара воспринимала будто сквозь туман. Шарон кому-то представлял ее, кто-то целовал ей руку, одаривал взглядом, любезно улыбался. Это были мужчины, лиц которых она не запомнила. Женщины, одна другой эффектнее, цепко всматривались, оценивая так, словно перед ними призовая лошадь. Мелькнули редкие знакомые - Лиз Митчел, Ден Батлер, продюсер Сэм Харрис, физиономия, как всегда, лохматого оператора их фильма, усы помрежа…
В отведенной им ложе, Барбара села чуть дальше, чтобы не торчать на виду. Шарон покосился, но ничего не сказал, остался впереди. Фильм она тоже смотрела словно сквозь туман: видела и одновременно отсутствовала; иногда сознание ее включалось, тогда улавливала какую-нибудь реплику. Она оцепенела эмоционально и пришла в себя только в момент, когда раздались аплодисменты. Шарон оглянулся, взял ее за руку, подвел к бархатному барьеру ложи.
- Ну же, ну!.. За этот успех я должен прежде всего сказать спасибо тебе, Барбара.
А она сразу подумала об отце. Вот кто по-настоящему был бы счастлив сегодня. Ей же самой для полноты счастья не хватало "малости" - стать женщиной по имени Любовь… для одного единственного на свете человека.
Атмосфера в отдельном кабинете известного голливудского ресторана, зарезервированного Сэмом Харрисом для ужина после премьеры, была возбужденно праздничной.
Все, кто принимал участие в создании фильма, от души радовались, поздравляли друг друга. Пенились бокалы, звенели приборы, в невероятном шуме тонули отдельные голоса.
Напряженность Барбары спала - здесь были свои, не то, что в пышном зале киноцентра. Ее взгляд привлекла Лиз Митчел. Взобравшись на стул, актриса потрясала над головой пачкой газет.
- Прошу внимания! Тише! Это завтрашний номер, а в нем рецензия Дуга Уэлча!
Когда же он успел накатать, подумала Барбара и тут же вспомнила, как три дня назад, после служебного просмотра, столкнулась с журналистом, пытавшимся с ней заговорить. Не напрасно ли она тогда улизнула - такой тип вполне может отыграться… Опасения оказались несправедливыми. Уэлч фильм не просто хвалил, а восторгался им.
- "Режиссер Айк Шарон, - вслух читала Лиз, - еще раз сумел подтвердить свое высокое мастерство в разработке трагического звучания темы и с абсолютной точностью подобрал актерский состав…" - Газеты уже шелестели в руках многих за столом, и Лиз Митчел могла бы тоже читать про себя, но ее было не удержать. - Ага, вот: "Как всегда, приковывает к себе внимание обворожительная Лиз Митчел. - Актриса сделала паузу, чтобы картинно раскланяться. - Но особенно Айк Шарон в роли Крофорда и молодая актриса Барбара Молик в роли Анны. Та трогательная незащищенность, которую пани Молик придала образу, подчеркивает глубину переживаемой героиней драмы, - читала она дальше. - Ее хрупкая красота составляет прекрасный контраст мужской мощи Айка Шарона…"
- Прямо музыка для слуха! - воскликнула Барбара.
- Подожди, подожди, - продолжала Лиз, просматривая строчки. - "И визуально дает ощутить сексуальное напряжение между ними!"
Барбара предпочла проигнорировать последнюю фразу и, недоуменно пожав плечами, сказала:
- Где он углядел "трогательную незащищенность"? Бред!
- Нет все правильно. Не знаю, как это объяснить, но чем более сильной ты делаешь свою Анну, тем беззащитней на самом деле та оказывается. Поразительный эффект! Завидую. И Шарон молодец! Надо же угадать в тебе одновременно лед и пламень! Скажи ему спасибо за свою удачу.
В этот момент с бокалом в руках поднялся Сэм Харрис, сидевший рядом с Шароном во главе стола.
- Сегодня для одной из присутствующих актрис - особый день, можно сказать, крещение кинематографом. Я поднимаю бокал за будущее Барбары Молик! - Продюсер был немолодым, лысеющим и, как многие толстяки, внешне добродушным, хотя в делах отличался железной хваткой. - За ее талант, а также за Айка Шарона, разглядевшего восходящую кинозвезду! Сегодня они оба одержали убедительную победу. Уверен, премьера на Бродвее, которая состоится послезавтра, будет не менее успешной, чем здесь.
Все загалдели, обсуждая предстоящее событие. Для Барбары оно оказалось неожиданным и пугающим: сенсация в Голливуде отнюдь еще не означает триумфа на бродвейском экране, и не зря ли Сэм Харрис и Айк столь оптимистически настроены?..
Под утро, изрядно накачавшись, многие начали расходиться, но Шарона и Харриса, прощаясь, обступили плотным кольцом. Барбара не сразу обратила внимание на человека, плюхнувшегося на освободившийся рядом с ней стул.
- Вы обманывали, - сказал тот. Обернувшись, она увидела двусмысленную улыбку Дуга Уэлча.
- Я вас не понимаю. На что вы намекаете?
- Вы говорили, будто у вас нет романа с Шароном.
Хотела бы я, чтобы он был, подумала Барбара.
- Его и нет.
Репортер пожал плечами.
- Меня не проведешь, экран тоже не обманешь. И слепому ясно, как вы его любите.
- Моя задача сыграть любовь, - устало возразила Барбара.
- Детка, то, как вы это делаете, свидетельствует о большем, нежели о профессиональном мастерстве. Написав о сексуальном напряжении между вами, я просто констатирую очевидный факт, и вы напрасно на меня злитесь…
Через час Барбара уже лежала в постели. Чрезмерное возбуждение сегодняшнего вечера мешало ей уснуть, в голове крутились слова, сказанные Дугом Уэлчем. Он попал в самую точку. Она любит Айка. И семь лет назад любила, и сейчас. Никто из мужчин, с кем ей пришлось встречаться, не затронул ее сердца. Может, она так долго и оставалась девственницей, потому что берегла себя для него, а придуманная ею стратегия искушения всего лишь повод, скрывающий подспудное желание?.. Да, нужно признаться себе, что так и есть.
Содрогаясь от внезапно нахлынувших рыданий, Барбара зарылась лицом в подушку.
Глава 8
- Это Сэм Харрис, - сообщил Айк, возвратившись на кухню, где они с Барбарой заканчивали свой завтрак за столом, заваленным утренними газетами. Нам придется поторопиться со сборами. Премьерный показ на Бродвее - испытание посерьезней, чем здесь. Харрис, конечно, позаботился о рекламе, однако хорошая статейка Огнетушителя не помешала бы.
- А кто это? И почему ты называешь его Огнетушителем? - удивилась Барбара.
- Один известный критик, автор колонки газеты "Новости Бродвея". Если он накатает отрицательную рецензию, фильм не удержится и недели.
- Он что, такой авторитет?
Оказалось, Огнетушитель - псевдоним журналиста, к которому больше всего прислушивались и чье мнение безоговорочно принималось. Более того, тот практически обладал властью поддержать или провалить любой спектакль или кинофильм.
- Странно, - недоуменно пожала плечами Барбара. - И несправедливо! В Европе мнение критиков может иногда оказаться полярным, но один из них никогда не делает погоды.
- Да, это несправедливо, - согласился Айк. - Но на Бродвее властвует Огнетушитель, поэтому давай возлагать надежды, что он будет благосклонен. Хотя в данном случае и за себя и за тебя я уверен. Он человек суровый, но в чутье и тонкости ему не откажешь. Что же касается кино - тут Огнетушитель никогда не ошибается в предсказаниях будущего для актера, впервые появляющегося на экране.
Барбара задумалась, молча глянула на Айка, потом сказала:
- Знаешь, что бы не написал Огнетушитель, я не уверена, стану ли в дальнейшем сниматься.
- Почему?
- Причин много… Когда я вижу себя на экране обнаженной, мне становится не по себе, готова сквозь землю провалиться. Будто чувствую сотни масляных глаз и липких мужских рук.
- Барби, - возразил Шарон, - это же всего лишь целлулоидная пленка и матерчатый экран!
- Все равно. Ощущение мерзкое.
Он встал и поцеловал ее в макушку.
- Ты знаешь, кто? Сама непосредственность и прелесть, какой была в восемнадцать лет. Иди и поскорее займись своими вещами… А искусство, - вдруг добавил он, - хочешь того или нет - требует от человека определенной циничности.
У Барбары кольнуло сердце. Да, он был циничен, когда целовал меня, с горечью подумала она, и ему совершенно безразлично, что я его люблю. На ее глазах появились слезы. Она чувствовала себя подавленной.
- Эй, что происходит?.. Ну-ка не раскисать! На Бродвее ты должна быть в полной форме! Успокойся, пожалуйста.
- Я знаю, что произойдет дальше, - тихо сказала Барбара, глядя на Айка огромными испуганными глазами. - В Нью-Йорке я скисну прямо на глазах у Огнетушителя.
- Барбара, ты прекрасная актриса, - произнес Шарон. - И ничего не бойся. Знай, что с тобой рядом человек, который безгранично в тебя верит. - Он притянул ее голову к себе, ладонью сдвинул к вискам пышные волосы и поцеловал в лоб, в горестную морщинку между бровями.
Барбара застыла. Поцелуй опалил, заставил затрепетать. Но почему Айк не поцеловал в губы - лучше бы уж совсем оставил ее в покое.
- Это для чего? - сдержанно спросила она, когда Шарон отстранился.
- Пожелание успеха. На счастье… Все будет хорошо, вот увидишь! И на завтрашней премьере, и вообще.
Он был, без сомнения, полон искренности и доброжелательности.
Через час они оба стояли на пороге, поджидая машину, чтобы ехать в аэропорт. Окинув взглядом покидаемый ею дом, Барбара сказала:
- Спасибо тебе за гостеприимство, за терпение в работе со мной… Не смейся, пожалуйста, я говорю серьезно. Ты сумел актрису Барбару Молик заставить избавиться от театральности, буквально сидящей в крови, наверное, каждого, кто пытается реализовать свои актерские способности на экране. Поначалу я ужасно мучилась, никак не могла отказаться от привычных подпорок… Ты, конечно, тиран, и Анджея наверняка нещадно мучил тоже, но это не повод обвинять Айка Шарона в том, что случилось в конце концов с моим отцом.
Айк оторвался от сумки, в которую запихивал какую-то книгу, и пристально посмотрел на Барбару.
- Это значительный прогресс, - усмехнулся он.
- Не надо иронизировать, - оборвала она. - Я лучше других знаю то, каким Анджей мог быть упрямым и самонадеянным.
- Прогресс еще значительнее!
- Он был хорошим театральным актером и неплохим человеком.
- Безусловно! - горячо откликнулся Шарон.
- Так неужели у тебя не нашлось хотя бы пары слов, чтобы выразить свое соболезнование, когда Анджей умер?
- Я написал на парижский адрес и попросил его жену, Элен кажется, передать тебе мое сочувствие… Хотя узнал о столь печальном факте спустя месяца три.
- К тому времени Элен уже переехала, содержать квартиру, когда Анджея не стало, ей было не по карману.
- Вот тебе и ответ на собственный вопрос… Я не виноват, что образ бездушного стервеца сложился в твоем больном воображении. И перестань наконец мучить себя и меня! В конце концов - это все в прошлом, а перед нами будущее, если, конечно, судьбе будет угодно благословить нас.
- Что ты имеешь в виду? - недоуменно спросила Барбара, уловившая в словах Айка некий скрытый подтекст.
- Да премьеру, солнышко! Оно завтра взойдет на экране и озарит людей, сидящих в зале, в том числе и критика по прозвищу Огнетушитель. Выше голову!
Аплодисменты перешли в восторженный рев, через который прорывались отдельные крики и пронзительный свист. Барбара поклонилась публике, потом повернула голову и улыбнулась Шарону, стоявшему в ложе рядом.
- Ты сделала это, - прошептал он ей в ухо.
Несмотря на то что Барбара ужасно нервничала перед премьерой на Бродвее, почти с самого начала она почувствовала, с каким интересом зал воспринимает происходящее на экране. К финалу он буквально притих.
- Нет… Ты! - счастливо произнесла Барбара.
Айк обнял ее.
- Хорошо, мы оба сделали это!
Несмотря на то что восторженная реакция публики исключала возможность абсолютно негативного вердикта со стороны Огнетушителя, все же в ресторане "Чайлдс", на пересечении Бродвея и Пятьдесят девятой улицы, который Сэм Харрис зарезервировал для банкета, царило настроение хотя и близкое к эйфорическому, но все же слегка настороженное. Все выжидали.
Уже был съеден ужин, выпито вино, и только после этого появились вечерние газеты. Завладев "Новостями Бродвея", где печатался Огнетушитель, продюсер пробежал глазами колонку. Никто не смел шевельнуться. Казалось, в молчаливом ожидании можно было услышать, как упадет иголка. Наконец он бурно, с облегчением вздохнул и передал газету Шарону.
- Читай!
- "Выход на экраны едва ли не каждого фильма этого режиссера всегда сопровождается теми или иными спорами. Не станет исключением и судьба картины "Женщина по имени ЛЮБОВЬ". Не ищите аналогию просто с женским именем Люба, Любовь. Оно, конечно, трогательно, мило, но Шарон сознательно призывает нас к раздумью над тем, почему каждая буква этого слова в названии фильма пишется им с большой буквы… - Айк перевел дыхание, отпил глоток воды, чтобы промочить пересохшее от волнения горло. - Когда я смотрю многочисленные фильмы, то часто вспоминаю формулировку Эльзы Триоле, упрекавшей современников в том, что никто никого не любит, все только со всеми спят… Кровать стала символом американского экрана. Однако фильм А. Шарона исследует вовсе не сексуальное начало в человеке. Мечется, мается, мучается и страдает душа юной Анны, которую с восхитительной тонкостью играет Барбара Молик, потому что изведала силу всепоглощающей, настоящей любви, обернувшейся трагедией… В нарочито замедленном темпоритме картины, в ее трогательных печальных кадрах звучит тоска по чистоте и красоте, вызывающая слезы на глазах".
- Огнетушитель прослезился? - услышала Барбара чью-то, кажется Дена Батлера, неловкую шутку, на которую Шарон даже внимания не обратил, зачитывая финал статьи.
- "Газетная площадь не позволяет критику сказать много. Обещаю восполнить пробелы в журнале "Кино". Зрителю же советую: идите, смотрите, плачьте и думайте о… себе. Очень полезное занятие для ума и сердца".
Стало тихо, затем последовал взрыв радости.
- Я же говорил, мы станем гвоздем сезона! - воскликнул Сэм Харрис. - Нет, недаром я вложил столько средств в твою команду, Шарон!
- Теперь сможешь сэкономить на рекламе, - подмигнул ему Айк. - За тебя постарался критик!
- Ура Огнетушителю! Ура Айку! Ура Барбаре Молик! Ура нам! - неслось со всех сторон.
Тут началось настоящее празднование, которое, казалось, невозможно будет остановить до утра. Пили, смеялись, вспоминали комические эпизоды на съемках, обнимали и целовали друг друга, особенно же Шарона, как главного виновника одержанной победы. Даже в общей суматохе тот следил глазами за Барбарой и сразу заметил, когда она стала собираться.
- Ты что, устала?
- У меня больше нет сил, - призналась она. - Я как выжатый лимон.
- Подожди минуту, я поеду с тобой.
- Зачем? - вымученно улыбнулась она. - В такси со мной ничего не случится. К тому же здесь близко.
Сэм Харрис разместил всех в высотной гостинице неподалеку от Киноцентра. Номера Барбары и Айка были на этаже самых дорогих апартаментов, рассчитанных на элиту.
- Я думала, после банкета ты поедешь домой.
- Во-первых, это довольно далеко. Во-вторых, после выпивки я никогда не сажусь за руль. В-третьих, тоже устал, - пояснил Айк. - Где-то прочитал, что стресс, который артисты испытывают во время премьеры, можно сравнить с ударом автомобиля, идущего на скорости тридцать миль в час, о кирпичную стену. Сейчас я чувствую себя примерно так же.
- Я заметила, ты мало пил, - скептически сказала Барбара.
- Ты могла бы заметить столь очевидный факт и гораздо раньше. Это не по мне. Предпочитаю всегда иметь светлую голову.
Барбара, улыбнувшись, невольно взлохматила волосы на его затылке:
- У тебя и так вон какая светлая голова. Даже если начнешь седеть, не будет видно.
- Сомневаюсь. Когда не брит, щетина так и отливает серебром.
- Утешайся тем, что Сэм Харрис золотом отплатит тебе за фильм и ты сумеешь закончить наконец свои труд над энциклопедией воспитания актеров.
- Надеюсь, - добродушно ответил Айк. - Во всяком случае, месяцев шесть буду заниматься только этим. А вот тебя в ближайшее время наверняка засыпят предложениями сниматься. Восходящей звезде опасно терять скорость на старте, поэтому соглашайся.
- Я подумаю, - пожала плечами Барбара. Айк с любопытством на нее покосился, но промолчал. И только когда они приехали в гостиницу и поднялись к себе на этаж, он опять заговорил.
- Мне сейчас ни за что не уснуть. Давай выпьем у тебя хотя бы кофе, если не возражаешь.
Барбара была рада и не рада столь явной попытке продолжить их общение. Что ж, с горечью подумала она, в конце концов, премьерная неделя в Америке закончится, и каждый из нас пойдет своей дорогой.
- Мне нужно тебе кое-что объяснить, - продолжил Айк, видя, что Барбара мнется. - В такой радостный день не очень хочется говорить о провалах, но поскольку это отчасти касается тебя…
- Ради Бога, Айк, не говори загадками! - всплеснула руками Барбара. - При чем тут я?
Она стремительно прошла в гостиную, на столик перед креслом Шарона поставила коньяк.
- Потому что ты дочь Анджея Молика… Я ни за что не стал бы рассказывать, если бы понял - его тень стоит между нами… И еще… не думай, пожалуйста, будто я хочу оправдаться.
Барбара ошеломленно смотрела ему в лицо.