- Поверь, я до сих пор мучаюсь из-за случившегося… Ты ошиблась, решив, будто во всем виноват я. Это наше общее поражение. И Айка Шарона, и Анджея Молика. Не перебивай, Барби, выслушай сначала… Да, я пригласил Молика сниматься в своем фильме, даже в Париж прилетел специально. По внешним данным он мне очень подходил - роскошный, импозантный, осанистый и в жизни и на сцене… Мы начали работать. Репетировали. Снимали. Переснимали, опять репетировали. Оба старались изо всех сил. А когда оказалась отснятой чуть не половина фильма, я пришел в отчаяние. У меня не было сил сказать, что на экране Анджей никуда не годится. Он понял это сам… - Шарон заметил, как судорожно сжимаются на коленях руки Барбары, и осторожно, успокаивая, чуть их погладил. - В служебном зале мы вдвоем смотрели материал - готовые, уже смонтированные эпизоды фильма. Как же нелепо выглядел в них Анджей! Скованный, деревянный, никакой естественности! Он был насквозь пропитан театральностью - в движениях, подчеркнутостью жестов, форсированностью интонаций. И то, что органично для сцены, перло с экрана фальшью. Он безжалостно выявил тот набор театральных актерских приемов, которые давно стали для Анджея привычными и превратились в штампы… Мне стал очевиден собственный провал - как режиссер я не сумел добиться от актера того, как надо сыграть роль. Анджей Молик расценил это по-своему. Сначала долго молчал, потом тихо заговорил.
"Прости, я провалился сам и погубил фильм. Ужасно! Впервые в жизни я увидел себя со стороны и понял: Анджей Молик кончился", - сказал он. Я возразил: "Подожди", но Анджей не слушал и сам вынес безжалостный приговор себе: "Уходить надо вовремя - кино не для меня… Возможно, и театр тоже. Где, когда я растерял отпущенный Богом талант - не знаю…"
Мы долго говорили. Я советовал Молику вернуться на сцену, где он по-прежнему король, однако Анджей уже сомневался и в этом. Он попросил меня об одном: сделать так, чтобы его позор не стал достоянием прессы. Я обещал. Мой продюсер чуть не убил меня, когда узнал о моем решении вообще прекратить съемки фильма! Вот тогда-то и появилось на свет официальное заявление, сформулированное так: "Продюссерская фирма совместно с режиссером-постановщиком считает нецелесообразным продолжать работу над картиной"… И никаких подробностей, никаких упреков в адрес Молика! Я принял удар на себя. Искать ему замену и снимать фильм заново было невозможно - слишком много средств потрачено… Из Голливуда мы с Анджеем улетали почти одновременно. Я домой в Нью-Йорк, он в Париж. Остальное ты знаешь…
Потрясенная Барбара долго молчала.
- А ты говорил Анджею, что отказ от актерской карьеры еще не означает конец света?
- Много раз, - печально улыбнулся Айк, - но он пропускал мои слова мимо ушей. Молик серьезно относился как к своей профессии, так и к себе самому, даже чересчур. Он оказался личностью по-настоящему глубокой, поэтому и впал в депрессию. С пустыми людьми такое не происходит. Я надеялся, время его излечит, но…
- Я ничего этого не знала.
- Анджей хотел оставаться в твоих глазах на высоте. Ты не раз спрашивала меня, что случилось между мной и твоим отцом. Однажды даже сказала, что твоя мать относилась к мужу, как к Богу. Кажется, ты сама долгое время испытывала похожие чувства… Я не считал себя вправе развенчивать иллюзии, поэтому и молчал.
Однажды Анджей упомянул в разговоре, что дочь - единственный человек на свете, который его по-настоящему интересует.
- Нет, - покачала Барбара головой. - К сожалению, единственный человек, который когда-либо интересовал моего отца, - это он сам.
Шарон в раздумье посмотрел на нее.
- Ты так думаешь?
- Теперь да… Например, причиной его страстного желания, чтобы я появилась в Голливуде, была потребность хотя бы таким образом взять реванш. - Барбара сухо улыбнулась. - Если бы Анджей мог прочитать сегодняшние газеты, то получил бы полное удовлетворение. Особенно отцу понравилась бы фраза, где упоминается, что я дочь известного актера Молика. Подспудно речь всегда шла о его славе, а вовсе не о чем-нибудь другом…
- Боюсь, ты права, - произнес Шарон.
- Когда я была маленькой, Анджей поднимал вокруг меня много шума, - продолжала Барбара. - Мы часто вместе фотографировались. Однако был период, когда он буквально избегал меня. - У нее сжалось горло. Но Барбара слишком долго ни с кем не говорила об отце, скрывая правду от других и от себя самой. Ей необходимо было выговориться. - В то время мне исполнилось лет двенадцать, я ужасно любила сладости и, конечно, располнела.
- Ты была толстушкой? Невероятно! - добродушно улыбнулся Айк.
- Мало того, носила скобки на зубах. Я не очень хорошо выглядела, впрочем, и не очень плохо - обычный ребенок, который проходит период взросления. Но Анджей… - У Барбары снова сжало горло, и она не сразу смогла продолжить. - Отец потерял ко мне всякий интерес. Забыл, когда у меня день рождения, не присылал подарки или хотя бы поздравительные открытки. Я ужасно страдала, все спрашивала мать, что случилось? А она выдумывала, будто отец просто очень занят. - Барбара закусила губу. - Но я-то знала, что все происходит по другой причине. Его Барби перестала быть хорошенькой. Я прочла это в его глазах.
Айк поставил чашку на столик.
- Иди сюда, - тихо и нежно позвал он.
- Что?
Айк протянул руки.
- Иди сюда, малышка…
Через мгновение Айк обнял ее, прижал к себе.
- Я никогда, никому не жаловалась. - Голос Барбары задрожал. - Меня больно ранила его жестокость. - Барбара не выдержала и расплакалась, уткнувшись Айку в плечо. Как будто шлюзы открылись в душе, смывая потоком слез обиды и горечи, копившиеся годами.
- Ну, ну, успокойся! - утешал Шарон, гладя ее по голове и утирая мокрые щеки.
- Когда я похудела, и мне сняли скобки, Анджей появился в Кракове снова. Он купил мне прекрасный бархатный плащ с капюшоном, отороченным мехом. В тот момент я, девчонка, еще не понимала, что он хотел загладить свою вину, откупиться…
- Барби, не думаю, будто Анджей действительно являлся таким жестоким, просто он не задумывался о чувствах людей, которым невольно причинял боль.
- Нет. Он был эгоистом. И только мама не хотела это замечать. Ей, как оказалось, вообще не стоило доверять в вопросах, касающихся Анджея. Это называется любовью, - горько улыбнувшись, сказала Барбара. - Как сумасшедшая, она всегда твердила, какой чудесный у меня отец - а он действительно был по-своему обаятельным человеком. И мне кажется, в глубине души я все еще люблю его, независимо от того, что постепенно отрезвела в своих оценках. Он обладал поразительным даром - завораживать, подчинять себе. Сейчас это назвали бы сильным биополем.
- Знаешь, - вдруг встрепенулся Айк. - Ты, пожалуй, унаследовала нечто похожее…
- Не надо шутить, - бурно возразила Барбара.
- А я и не шучу, - вымученно улыбнулся Шарон. - Просто констатирую факт.
- Знаешь, я ведь не очень-то стремилась в актрисы. А Анджей так буквально бредил идеей создать театральную династию. Вероятно, это тешило его самолюбие. Отец всегда поощрял мое участие в школьных спектаклях, а позже - учебу в Парижской консерватории, где я занималась на отделении театрального мастерства. - Барбара вздохнула. - Мою мать такой вариант устраивал.
- Почему?
- Любовь, наверное, тоже эгоистическое чувство. Выбери я себе другую профессию, у меня исчезли бы контакты с отцом, а значит, и мать перестала бы с ним видеться вообще. - Барбара нахмурилась. - Несмотря на то что мне нравится играть на сцене, а благодаря тебе я прорвалась в кино, поверь, Барбара Молик все равно немного чувствует себя не в своей тарелке. Вернее так: роли забирают меня, вычерпывают до дна, опустошают. Меня пугает, что мое личное Я перестает существовать, выхолащивается. Не могу еще сказать, прекращу ли играть совсем, но собираюсь взять тайм-аут, чтобы спокойно подумать, как жить дальше…
Барбара бросила взгляд на пустые чашки.
- Хочешь еще кофе? - спросила она, отстраняясь от Шарона, все еще прижимавшего ее к себе.
- Не откажусь.
Барбара взяла чашки. Приготовление новых порций кофе было хорошим предлогом, чтобы встать с широкого кресла, где только обнявшись и можно было вдвоем поместиться.
- Знаешь… - вскинулся Айк. - Ты вскочила сейчас точно так же, как семь лет назад в отеле "Бурбон". Решительно и резко.
- А я могла вести себя по-другому? Я чуть с ума не сошла, когда ты демонстративно отказался переспать с девушкой, готовой для тебя на все.
- Так ты этого хотела?! - взволнованно воскликнул Айк.
- Мечтала о близости с тобой, мучилась непреодолимым желанием, бродившим в молодой крови.
- Черт побери, - выругался Айк. - Какого же дурака я свалял! Мне показалось, ты хочешь, чтобы я женился.
Глава 9
От неожиданности Барбара рассмеялась.
- Что за нелепая фантазия?.. Мне едва исполнилось восемнадцать, и я пока думать не думала о замужестве. Меня тянуло к тебе, хотя мы даже еще не целовались. Поцелуи снились мне по ночам, мерещились во время наших совместных прогулок.
- Да, но Джессика сказала…
- Что? - быстро спросила Барбара, когда Шарон мрачно замолчал. - Я понимаю, твоя эффектная адвокатша все еще интересует тебя, однако…
- Она меня не интересует.
- Когда ты недавно говорил о ее семейных делах, ты явно был обеспокоен. Я очень хорошо запомнила твою реакцию! - отрезала Барбара.
- Если ты наберешься терпения, - хмуро сказал Айк, - я все объясню.
Она механически протянула ему чашку свежего кофе и, глубоко вздохнув, села в кресло напротив.
- Мне придется начать издалека, - медленно сказал Шарон. - До встречи с Джессикой, у меня был роман с одной девушкой. Она работала в области рекламы, я в театре, кино, и ни один из нас не собирался вступать в брак, хотя мы жили вместе. Однажды ей предложили работу в Калифорнии, я оставался в Нью-Йорке - жизнь заставила нас расстаться, хотя наши отношения складывались прекрасно. К тому времени я уже был знаком с Джессикой через общих друзей, и когда она узнала, что я свободен, позвонила, пригласила на официальный обед в своем адвокатском офисе. После этого мы с ней изредка куда-нибудь отправлялись.
- Ты ее приглашал?
Шарон покачал головой.
- Нет, всегда она. По характеру Джессика человек очень активный, - сухо добавил он. - И я очень скоро понял намеки на более серьезные отношения. Не скрою, мне было приятно в ее обществе, но Джессика не в моем вкусе.
- Неужели? - усмехнулась Барбара.
- Она слишком боевая, чересчур напористая и жесткая… В любом случае, я не собирался, едва закончив один роман, сразу же начинать другой. Джесс держала меня на довольно коротком поводке. Я готовился к съемкам фильма, искал актеров, много работал. Когда же понадобилось слетать сначала в Лондон, потом посмотреть Анджея Молика на сцене в Париже, я радовался своим отлучкам. Думал, они охладят ее пыл. Но не успел я распаковать чемоданы в "Бурбоне", как Джессика уже была на проводе.
При этом воспоминании Айк чуть поморщился.
- Она звонила мне каждый день, интересовалась, что делаю, где бываю… Я рассказал, как гуляю по городу с очаровательной юной девушкой, готовящейся вот-вот стать актрисой.
- Ты рассказал Джессике обо мне, чтобы специально подчеркнуть свободу от каких-либо обязательств по отношению к ней? Я правильно поняла?
- Да, что-то в этом роде, но еще и потому, что мы с тобой на самом деле чудесно проводили время. И искренне поделился с ней своими впечатлениями. Результатом же оказался внезапный приезд Джесс в Париж и предложение немедленно закрепить браком наши отношения.
- Вот это да!
- Мне было безумно неловко и даже жаль ее самолюбие, поэтому я постарался уклониться довольно мягко… Помнишь, я появился с ней на вечеринке в доме Анджея? Мог ли я предположить, что, встретившись с тобой, она расценит Барби Молик как соперницу, мечтающую выйти за меня замуж? Она так прямо и заявила - ты охотишься за мной, а я, дурачок, к тому же слепец! Я, правда, ответил, что не верю, что это бред ее ревнивого воображения, однако чуть ли не через день ты явилась в "Бурбон" сама и вела себя…
- Боже мой! Да мне было плевать! Будь ты трижды женат и имей кучу детей, я все равно пришла бы к тебе…
- Ты ввергла меня в панику.
Барбара невесело улыбнулась.
- А знаешь, ту двусмысленную ситуацию спровоцировала сама адвокатша… На вечеринке она сказала, мол, тебя очень "забавляет", что Париж Шарону открывает наивная студентка…
Айк отрицательно покачал головой.
- Я никогда так не говорил. Наши прогулки с тобой доставляли мне искреннюю радость.
- Мне тоже. Но Джессика Блум все же заронила в мою душу зерно сомнения. Если ты в самом деле считаешь Барбару Молик чем-то вроде младенца, я незамедлительно решила доказать тебе, что уже взрослая, созревшая для любви девушка.
- С помощью того вызывающего платья, в которое ты вырядилась, тебе это прекрасно удалось, - сухо подтвердил Айк. - Конечно, я отдаю себе отчет, что твой порыв я остановил вызывающе резко…
- Ты оскорбил меня грубым высокомерием. Унизил, - с болью произнесла Барбара.
- Наверное. Я был в шоке! Сначала на меня насела Джессика, потом появляешься ты… И обе с явным намерением отвести под венец. Атака со всех сторон! Я хотел пытаться объяснить, что брак дело серьезное и что нельзя с места в карьер принимать такие решения, но ты убежала. - Айк на секунду задумался. - Я не знал, как быть. Я не мог уже встретиться с тобой. Мы же с Анджеем почти сразу улетели на съемки в Голливуд… Я работал, а ты все не шла у меня из головы. Когда же до меня докатились слухи о твоем романе с этим старым ловеласом, я просто взбесился от ревности.
- Ты… ревновал? - изумилась Барбара. - Я понимаю, что немного нравилась тебе, однако не до такой степени, чтобы…
- Дурочка! - воскликнул Шарон. - Я влюбился в тебя по уши.
Барбара глянула на него с сомнением.
- Да, влюбился, хотя тогда еще до конца не понимал этого, впрочем, как и многие годы спустя.
- И когда же наконец понял? - напряженно спросила Барбара.
- Когда мы в Нью-Йорке сначала репетировали эпизоды сценария, а однажды занялись любовью… Это уничтожило всякие сомнения. Думаю, я подсознательно выбрал именно тебя на роль главной героини фильма. Твое лицо, твоя фигурка, твои волосы и глаза неотступно рисовались в моем воображении. В Голливуде полно актрис, а я помчался в Париж, чтобы увидеть тебя в том самом спектакле на Елисейских полях, за который ты получила свою первую актерскую премию. Я долгие годы избегал появляться там, хотя с упорством маньяка покупал парижские газеты в надежде встретить твое имя. У меня лопнуло терпение! Я полагал, если увижу тебя воочию снова, это может оказаться для меня целительным противоядием… и ошибся… Прошло семь лет, а душа моя была заполнена тобой до краев. Ты была так трогательна и прекрасна на сцене. От тебя так и веяло чистотой, свежестью, пленившими меня окончательно… Знаешь, я благодарил судьбу за то, что она дала мне возможность снять фильм с твоим участием, когда Боб Прайс слег с инфарктом.
- Мне показалось, тебя пришлось уговаривать начать съемки. Разве не так?
- Я торговался по своим соображениям, а вообще согласился бы на любые условия. Твой театральный агент, Макс Авери, сказал, что у тебя нет мужчины, поэтому я решил попытать счастья и посмотреть, как у нас будут развиваться отношения. Но когда мы встретились, ты была столь враждебно настроена… И мой первый поцелуй… - Шарон отвел взгляд. - Ты не проявила никакой реакции.
- Я была поражена, - тихо ответила Барбара и тоже опустила глаза.
- На первых наших репетициях ты продолжала относиться к поцелуям, как к… служебной необходимости, чем только распаляла и злила. Я чувствовал твою враждебность. Ты часто заговаривала об отце, пока я наконец не сообразил - его тень тоже незримо стоит между нами. Откуда мне было знать, что Анджей унес свою тайну, так ничего и не рассказав тебе… А я сходил с ума от страсти… Когда же мы оказались в постели, я понял, что такое настоящее чувство, вернее, что такое женщина по имени Любовь.
Айк взглянул на Барбару, покусывая нижнюю губу.
- Обнаружив, что ты девственница, я испытал такую благодарность - ты сберегла себя для меня… А ты вдруг цинично заявила, будто достигла своей цели…
У Барбары похолодело сердце.
- Да, я сказала, что использовала тебя как мужчину - только и всего!
Губы Айка судорожно вздернулись.
- Большего унижения я никогда не испытывал.
- И это убило твою любовь? - безжизненным, едва слышным голосом произнесла она.
- Нет.
- Н-нет? - с запинкой переспросила Барбара.
- Я люблю тебя и не перестану любить. Я уже как-то говорил, если кто-нибудь западет мне в душу… Знаешь, чего мне стоил контроль над своими чувствами и на репетициях, и на съемках, и здесь, сейчас?.. - Шарон в отчаянии махнул рукой. - Никакими словами не передать!
- Сейчас тебе не надо ничего контролировать. - Барбара поднялась, села к нему в кресло, прильнула к его груди. - Правда состоит в очень простом. Я… люблю тебя.
- Любишь или хочешь? - осторожно спросил он. - Я знаю, что у тебя горячая кровь.
- Люблю всем сердцем, с первой нашей встречи… Ни один мужчина, с которым сводила меня жизнь, даже примерно не напоминал Айка Шарона… Я ждала тебя так долго…
Он поцеловал ее горячо, страстно. Они словно отдавали долги один другому - так сладок был ее ответный поцелуй.
Наконец, когда они оба перевели дух, Айк спросил:
- Барби, если бы мы с тобой переспали в отеле "Бурбон" и у нас начался бы роман, ты бы ждала, что я предложу тебе выйти за меня замуж?
Барбара прямо посмотрела ему в глаза.
- Думаю, да, хотя тогда я была еще слишком молода для роли жены.
- А теперь, когда ты на семь лет старше?
У Барбары упало сердце.
- Это предложение?
- Барби, мы так долго жили порознь… Я хочу, чтобы ты была рядом - как моя жена… Хозяйничала, спала со мной в одной постели, ругала и ласкала…
Вместо ответа, неотступно глядя ему в глаза, Барбара медленно, пуговица за пуговицей расстегивала ему рубашку. И так же, глядя ей в глаза, Айк медленно спустил платье с ее плеч, потом бретельки лифчика.
- Я хочу ощутить тебя всю, каждый дюйм твоего тела, - шептал он, скользя руками по шелковистой женской коже.
- Я тоже, - шептала она.
В их раздевании не было спешки, за которой обычно скрывается стыд. Наоборот, они доверчиво помогали один другому освободиться от глупых тряпок, мешавших вдоволь любоваться обнаженными телами. Он встал перед ней на колени и стал целовать ее ноги, бедра, живот, грудь. И вместе с горячими отпечатками его губ в Барбаре поднимался скрытый внутри жар.
Когда Айк уловил сдавленный, едва слышный стон, он подхватил ее на руки и отнес в спальню. Кровать, будто по заказу, была приготовлена: покрывало снято, одеяло откинуто. Прямоугольник света, падавшего из распахнутых дверей гостиной, лишь способствовал тому, чтобы они могли видеть друг друга.
Руки и ноги Барбары были широко раскинуты, грудь вздымалась, напряженные соски затвердели. Он целовал и покусывал их, руками скользя по ее бедрам, пушистому треугольнику волос внизу живота.
- Ты до умопомрачения сладостна.