Они едва успели укрыться, когда показался всадник. Вернее всадница. Эйрик даже вскрикнул, увидев скачущую верхом Эсфирь. Он так и кинулся к девушке.
- О, ты вернулась ко мне!
Однако всадница так резко натянула поводья, что ее лошадь взвилась и загарцевала на месте, и Эйрику пришлось попятиться. Эсфирь же направила коня прямо к Иосифу.
- Вас ищут. Черный бедуин из Монреаля встретил нас, когда мы уже покинули долину Вади Муса, но он не сомневается, что наше племя останавливалось в заброшенном городе, и принудил отца указать сюда путь. Барух повел их окружным путем, пользуясь тем, что началась пылевая буря. И пока он водит их, я поскакала, чтобы упредить вас. Скорее спрячьтесь среди руин или, что еще лучше, уходите через горы. У Абу Хасана с собой достаточно людей, чтобы обшарить всю Петру, есть у них и собаки-ищейки. Надеюсь, начинающаяся буря помешает псам взять ваш след и вы сможете скрыться.
Сказав это, Эсфирь уже разворачивала лошадь, когда вдруг задержалась и, подъехав к Эйрику, склонилась и поцеловала его. В следующий миг она уже исчезла в проходе среди скал, будто и не было ее.
Эйрик стоял с блаженной улыбкой на лице.
- Она все же любит меня. Любит!
Он даже собираться сразу не стал, ходил, пошатываясь, опьяненный поцелуем бедуинки. Зато Мартин тут же принялся отдавать указания. Они не смогут выехать из Петры по основному проходу, так как именно к нему сюда вскоре прибудет Абу Хасан со своими людьми. И, подсадив Джоанну на верблюда, он повел его совсем в другую сторону. Им следовало спешить, и они гнали своих животных через открытое пространство среди руин города, не обращая внимания на сильный ветер с песком. Когда беглецы оказались в другом узком проходе, дышать стало несколько легче, хотя пробираться на верблюдах по заваленному скальными обломками коридору было непросто. Джоанна цеплялась за луку седла, она была напугана, ибо понимала, что страшный Абу Хасан может снова сделать ее своей пленницей. Иосиф шептал на ходу молитвы, Эйрик, увлекая в поводу ревевшего верблюда, озадаченно озирался.
- Что это за проход, Мартин? Куда он ведет?
- Его показал мне Ласло.
Когда они наконец добрались до конца узкого длинного коридора, на них обрушились тучи горячего ветра с песком. Мартин взобрался на верблюда и машинально прижал к себе Джоанну… И тут же почувствовал, как она напряглась и пытается отстраниться.
- Я только забочусь о тебе, - то ли сказал, то ли прокричал он сквозь вой ветра.
- Я велю щедро отблагодарить тебя, если спасешь меня, - расслышал он ее холодный голос.
С ним разговаривала не влюбленная в него женщина, а знатная дама, которая ничего ему не простила.
Глава 9
Ветер ревел, как дикий зверь, открывавшееся впереди пространство терялось в клубах песка и пыли. Солнечный свет едва пробивался сквозь эту завесу, и еще недавно светлый день теперь больше походил на сумерки.
Порой сквозь мутную мглу еще можно было различить блеклое пятно солнца, но потом его опять закрывали гигантские тени - неудивительно, что местные жители так верили в существование джиннов. Казалось, они просто налетают на путников, и тогда кожу обдавало нестерпимым жаром, песок забивался в глаза и ноздри, нечем было дышать. Путники спешно закрыли лица тканью, животные же, повинуясь мудрому инстинкту, стали разворачиваться спиной к порывам ветра.
- Куда нам ехать? - кричал сквозь вой ветра Эйрик.
Джоанна сидела на спине ревущего верблюда, сложившись пополам, и прятала лицо от колкого ветра. Она слышала, как Иосиф и Эйрик говорили о том, что они могут сбиться с пути и погибнут, а Мартин отвечал им, что надо отъехать от Петры как можно дальше и что это ненастье им только на руку. Набиравшая силу буря вынудит преследователей не покидать Петру и засыплет песком следы беглецов, так что ищейкам Абу Хасана будет трудно выследить их, когда она утихнет. Да и не будет буря продолжаться долго, уверял он: здесь немало возвышенностей, местность неровная и это не открытая равнина, где пылевые ураганы губительны для целых караванов.
Они продолжали движение. Мартин спешился и тянул упрямого верблюда куда-то вверх по склону, обмотав ему голову своим плащом. Ослепленное, но защищенное от ударов колючего ветра животное двигалось послушно, пока из мрака не выплыла огромная, выглаженная ветрами скала. Ее верхняя часть, чуть наклоненная, образовывала нечто ниши, и Мартин сразу свернул туда. Затем он дернул верблюда за повод, и тот слепо подчинился - подогнув две передние ноги, опустился на землю, и Джоанна смогла сойти с него. Она размотала свое бедуинское покрывало, и лицо сразу обдало горячим ветром. Вокруг кружились колючие песчинки, в глазах резало, казалось, она попала в кошмарный сон, но когда Мартин сел подле нее и приобнял за плечи, Джоанна отстранилась. Он пытался вести себя, как и раньше, но женщина уже не считала его ни рыцарем, ни человеком чести и опасалась своей зависимости от него.
Джоанна заставила себя не терзаться и думать не о Мартине, а о том, что по ее следу идет упорный Абу Хасан. Она сидела под скальным навесом и так погрузилась в свои мысли, что не заметила, когда буря наконец утихла. Ветер еще завывал, но в какой-то момент небо прояснилось, выглянуло солнце. Мартин оказался прав, уверяя спутников, что долго это светопреставление не продлится.
Переступая через кучи песка, Мартин выбрался из укрытия и огляделся. Местность заметно изменилась: если еще недавно на склонах можно было видеть чахлые кустарники, то теперь все было покрыто желто-серым слоем песка. Но темные горы вокруг Петры казались еще близкими, и им следовало поторопиться. Джоанна слышала, как он объяснял Иосифу и Эйрику, что им придется идти в сторону Дороги Царей, которую они покинули три недели назад.
- Конечно, там тоже могут оказаться солдаты из Монреаля, - говорил Мартин, - однако нам все равно надо двигаться в том направлении, если мы хотим добраться до побережья. К тому же я надеюсь, что люди Абу Хасана в его отсутствие не так уж и усердствуют в поисках, особенно днем, когда стоит такая жара.
Жара и впрямь была удушающей, палящее солнце буквально обрушивалось на головы. Направляя животных прочь от горного кряжа Петры, они рассуждали так: если Абу Хасан и его спутники уже въехали в проход - а они наверняка поспешат в заброшенный город среди скал, чтобы укрыться от стихии, - то сперва они займутся поисками беглецов среди скальных гробниц и руин Петры и вряд ли заметят за возвышенностями удаляющуюся группу беглецов.
Путники поднимались по склону, верблюды шагали с приводящей в отчаяние неторопливостью, и хотя Мартин говорил, что после бури воздух не такой тяжелый, Джоанне казалось, что ее горло стало совсем сухим, слюны во рту не осталось, и даже привычное глотательное движение вызывало резь.
Мартин протянул ей флягу с водой.
- Сделайте несколько глотков, миледи, - произнес он почтительно, но без малейшего намека на ту теплоту, с какой всегда обращался к Джоанне. - Вам понадобятся силы, ибо нам надо уехать как можно дальше и мы будем в пути весь день и всю ночь.
Джоанна приняла у него воду, так и не сообразив, успокоило или огорчило ее то, что он больше не стремится сблизиться.
- Я уже однажды выдержала этот путь, смогу и теперь.
Иосиф с Эйриком только переглянулись, слыша их разговор, рыжий даже насмешливо фыркнул. Но они ничего не сказали и продолжали ехать в сторону заката. Дорога все поднималась вверх. Джоанна подумала, что в Петре от жары всегда можно было укрыться в каменных нишах жилищ, да и вода имелась, можно было смочить одежду и лицо. Теперь же от жары их спасали только холщовые бурнусы. Но она пообещала, что выдержит путь, значит, должна.
К вечеру воздух стал прохладнее, порывы ветра осушали испарину на их лицах и заставляли дрожать во влажной от пота одежде. Путников окружала каменистая пустыня с выступавшими то тут, то там причудливыми скалами, похожими на голые черепа, выглаженные ветром. За горизонтом готовилась взойти луна, и они двигались навстречу ее призрачному сиянию, мерцавшему из-за кривой линии скал. Но свет этот скорее мешал, чем помогал им в пути: тени становились нечеткими и там, где глаза видели ровную поверхность, неожиданно мог оказаться крутой склон, который уходил в низину, а там, где впереди виднелась яма, которую они намеревались обогнуть, вдруг оказывался ровный прямой отрезок пути. Было удивительно тихо, только под копытами животных хрустели песок и камешки. Путники двигались молча, зная, как далеко разносится звук в пустыне.
Какие бы чувства ни испытывала в душе Джоанна к Мартину, она полностью доверяла его искусству проводника. Усталая и молчаливая, она даже расслабилась, стала подремывать в седле на спине высокого верблюда, пока Мартин шел впереди, ведя животное в поводу. И все же езда на верблюде не нравилась Джоанне: слишком жесткая спина, слишком раскачивающийся шаг, да и высота такая, что, если и впрямь задремать и свалиться, сломанная ключица может показаться наименьшей неприятностью.
Утро в пустыне настало стремительно - сразу вдруг стало светло и ясно. Вокруг возвышались рыжие горы, линия далеких холмов закрывала горизонт, солнце всплывало, раскаляя небо, и вскоре опять сделалось нестерпимо жарко.
Мартин сказал, что им надо сделать привал и переждать жару, иначе они рискуют просто свариться в этой жаркой пустынной местности. Он устроил лагерь в длинной расселине, которая протянулась с востока на запад, а в конце ее была видна плоская открытая местность. Мартина устраивало, что отсюда был хороший обзор, к тому же высокие стены окрестных скал укрывали от полуденного солнца и большая часть ложбины оставалась в тени.
Джоанна заснула, свернувшись калачиком подле одного из валунов. Во сне она грезила о купальне с благоухающей розовым маслом водой, о прохладном шербете и жареной куропатке. Англичанка проголодалась, но никто из ее спутников не предложил ей поесть, а она не стала требовать. Пусть она и знатная дама, но происхождение - это не только возможность жить в лучших условиях, но и умение показать, что благородство - черта натуры, а не только громкий титул. Так ее учили, и она дала себе зарок, что не будет обузой людям, рисковавшим, чтобы вызволить ее из плена. Пусть с одним из них она достаточно рассчиталась собственным телом в знак благодарности - так теперь Джоанна на это смотрела.
В полдень она проснулась от резкой боли. Оказалось, что солнце стояло как раз в зените, его раскаленные лучи проникали прямо в расселину и опалили ее лоб, с которого сползло покрывало. Женщина, пошатываясь, поднялась, ища места в тени. Ее спутники спали, неподалеку лежали верблюды, беспрестанно шевеля обвисшими губами, будто что-то жевали. Светлый мул Иосифа стоял, понурив вислоухую голову и натянув как можно дальше повод, так как и к нему подбиралось палящее солнце. Джоанна отвела его в сторону, и, когда она проходила мимо спавшего Мартина, тот моментально проснулся и резко сел.
- Что случилось?
Не отвечая, она закрепила повод животного между камней в тени, а сама нашла укрытие под навесом немного в стороне. Безмерно хотелось пить. Мартин, будто угадав ее желание, подошел и протянул флягу с водой. Он не произнес ни слова… и Джоанне вдруг захотелось, чтобы он приголубил ее, пожалел, приласкал… Минутная слабость. Вернув флягу, она отвернулась, легла, ощущая, как горит обожженный солнцем лоб. Наверное, вскоре он покраснеет, как панцирь вареного рака. И почему-то хотелось плакать. Какое расточительство - проливать слезы в пустыне, когда каждая капля влаги на счету. Наконец сон пришел к Джоанне как избавление.
К вечеру, когда стало прохладнее, она очнулась и заметила, что осталась в ущелье только с Иосифом.
- Мартин и Эйрик отправились проведать дальнейшую дорогу, госпожа, - пояснил еврей. - Мартин велел не тревожить вас, чтобы вы подольше отдохнули, ведь нам предстоит долгий путь. А сейчас давайте поедим. Правда, теперь нам приходится питаться самой малостью, как настоящим бедуинам, а эти жители пустынь довольствуются лишь несколькими финиками и горстью ячменной муки, разведенной в ладони небольшим количеством воды. Но из ладони я вас есть не заставлю, - улыбнулся Иосиф, доставая из переметной сумы небольшой котелок.
Джоанна отметила, что, когда этот не очень привлекательный еврей улыбается, он сразу же преображается - такой становится милый, столько душевности и тепла появляется в его лице.
Джоанна принялась есть, хотя сухая пища ее не особо привлекала, а вот воды она выпила довольно много.
- Пейте сколько пожелаете, - говорил Иосиф, - в пустыне важно избегать обезвоживания. Если же жажда станет донимать в пути, то лучше только смачивать губы или изредка делать небольшой глоток. Хотя о чем я говорю! Мы ведь будем передвигаться только ночью, ибо днем можно просто изжариться на таком солнце. Луна уже пошла в рост, и будет довольно светло. Надеюсь, что не настолько, чтобы нас заметили стражи на Дороге Царей. И я не говорю еще о разбойниках бедуинах. Взять с нас им толком нечего, вся наша ценность - мы сами, однако законы рабства в пустыне никто не отменял. А мне как-то не хочется всю оставшуюся жизнь чистить коней кочевников. Бедуины почти не имеют понятия о выкупе, им рабочие руки важнее какой-то мистической сделки на стороне.
Пока он разглагольствовал, Джоанна успела доесть свою скудную пайку, и теперь ее заботил ожог на лбу. Казалось, она уже могла бы привыкнуть к солнцу здешних мест, но сейчас кожа горела и болела так, что к ней невозможно было притронуться. Иосиф постарался помочь: у него в переметной суме были кое-какие снадобья, и он предложил спутнице натереть обожженный участок мазью из розового масла, смешанного с корицей и выжимкой из мускатного ореха. Правда, кожа от этого сделалась желтой, зато жжение уже не донимало.
На пурпурном закатном небе, словно драгоценные камни, засияли первые звезды. Вокруг было пустынно и тихо.
- Не слишком ли долго отсутствуют наши спутники? - спросила Джоанна.
- Они опытные парни и будут осторожны. Мартин сказал, что им надо выбрать место, где безопаснее всего можно миновать Дорогу Царей. Когда же мы углубимся в пустыню, нам уже ничего не будет угрожать.
- Но ведь вы пугали меня рассказами о жестокосердных бедуинах!
- Пугал? Гм. Наверное, это так и прозвучало. Но я продумал, как мы будем ехать, чтобы избежать встречи с дикими кочевниками. Для этого нам надо уйти подальше от мест, где расположены колодцы, подле которых обычно и устраивают свои засады разбойники.
- Но ведь без воды мы вряд ли сможем продержаться в пустыне, - заметила Джоанна.
Иосиф засмеялся и достал из сумы одну из свернутых рулоном карт.
- Смотрите сюда, миледи. - Он развернул карту так, чтобы на нее падал отблеск заката. - Видите эти маленькие черные крестики? Это обозначены колодцы. Причем не те, вдоль которых проходит караванная тропа, а те, что находятся в самом сердце пустыни. О них мало кто знает, поэтому считается, что путей тут нет. В пустыне так: где нет колодцев, нет и дороги. Однако, когда эти края находились у крестоносцев, они вырыли эти колодцы среди песка и привели в порядок. Так они рассчитывали установить более короткий и прямой путь в Иерусалим. Ведь старый караванный, - провел Иосиф пальцем по темной изогнутой линии на карте, - ведет по Дороге Царей через пустыню Негев и только потом сворачивает к Святому Граду. Тот же путь, где указаны крестики, - это более короткий, который идет через самую жаркую часть пустыни Арава, мимо южной оконечности Мертвого моря. И хотя бытует мнение, что после завоевания Заиорданья Салах ад-Дином эти колодцы пришли в негодность, меня убедили, что ими вполне можно пользоваться. Вот так мы доедем до самого Хеврона и - да смилуется над нами Небо! - доберемся туда без всяких происшествий. Поверьте, благородная дама, мне немало пришлось заплатить за эту карту! - внезапно закончил он почти с отчаянием в голосе.
Похоже, настроение Иосифа при воспоминании о потребовавшихся тратах испортилось, и он, свернув карту, убрал ее, а потом угрюмо молчал, кутаясь в свой бурнус. Так они и сидели у выхода из расселины, наблюдая, как угасают последние лучи заката. Джоанна размышляла о том, что где-то в той стороне, на западе, сейчас находятся уже принадлежащие ее единоверцам города - Акра, Кесария, Яффа, Аскалон. О, когда же она наконец попадет к своим, станет не беглянкой, а знатной дамой, пользующейся всеми благами своего положения! Тогда она сможет найти в Яффе свою дочь. О том, как она будет объясняться с Обри насчет ребенка, Джоанна уже продумала по пути: невольница из гарема может забеременеть и без участия венчанного супруга. Одновременно она решила, что настоящему отцу Хильды, Мартину, в их жизни не будет места.
Уже совсем стемнело, появилась луна. Иосиф, сидевший все это время неподвижно, вдруг выхватил кинжал и сделал быстрое движение рукой. Джоанна ахнула - на кончике острия извивался огромный мохнатый паук.
- О Пречистая Дева! - воскликнула женщина, наблюдая, как еврей аккуратно положил мохнатое чудовище на плоский камень и прихлопнул сверху другим.
Джоанна подскочила, стала отряхивать подол и шаровары.
- И много тут таких тварей?
- Если бы я знал.
Джоанна теперь боялась даже присесть. Стояла, глядя на простиравшуюся впереди равнину, залитую лунным светом. Иосиф смотрел на нее снизу вверх, и она чувствовала его внимательный взгляд в темноте.
- Что?
- Вы очень красивы, миледи Джоанна де Ринель, - неожиданно произнес он с какой-то грустью. - Но моя сестра Руфь тоже была красавицей. Не такой, как вы, но все же люди считали ее прекрасной.
- Почему вы говорите о ней так, словно она и для вас уже в прошлом? - спросила Джоанна.
Иосиф молчал какое-то время, поправляя на голове куфию, какую носил поверх тюрбана по обычаю бедуинов. Наконец он негромко произнес:
- Моя сестра Руфь умерла. Ее убили.
В его голосе сквозила такая печаль, что, несмотря на то что упомянутая им еврейка была ее соперницей, Джоанна не смогла не выразить Иосифу соболезнования. И добавила, что Мартин не сообщил ей о смерти Руфи.
- Наверное, ему просто было горько об этом говорить, - заметила она.
Сама же думала: что же должен чувствовать Иосиф, если согласился отправиться помогать другу спасать женщину, которая заменила в сердце Мартина его сестру?
Словно угадав ее мысли, Иосиф сказал:
- Если бы Мартин женился на Руфи… Порой мне кажется, что ему была нужна не столько она, сколько дом, семья, близкие люди. Но должен признаться, что в любом случае этот брак сулил множество трудностей, ведь у евреев свои традиции, свои законы, какие не годится нарушать. А потом появились вы. Я видел, как Мартин смотрит на вас, - наверное, так мог смотреть царь Давид на Вирсавию - очарованно, словно он уже не мог принадлежать себе. На Руфь он никогда так не глядел. И я тогда подумал - может, это и к лучшему… Но в любом случае его надеждам связать свою жизнь с Руфью не суждено было сбыться. Я виню в этом своих близких… своего отца. Он очень некрасиво поступил с Мартином, который столько сделал для нашего народа. Поэтому, чтобы хоть как-то исправить вину моего родителя, я и решил помочь своему другу освободить вас. Ведь он так одинок. И вы очень нужны ему, миледи.
- Но у меня тоже есть семья, родные, которым такой, как Мартин, вряд ли будет угоден, - отозвалась Джоанна с невольным высокомерием. - К тому же не стоит забывать, что я замужняя женщина.
Иосиф вздохнул.