Зоя подошла к окну.
Ей показалось, что она слышит гром пушек, но на самом деле сражение происходило слишком далеко от их дома. В своем воображении она слышала звуки разрывающихся снарядов, стоны и крики раненых, ощущала запах крови и пороха.
Зоя никогда не видела сражений, но инстинктивно ощущала их ужас. Она отвернулась от окна и направилась в маленький салон в передней части дома.
В четыре часа дня внезапно наступила тишина, и девушка поняла, что битва закончилась.
Было, однако, неизвестно, кто победил.
Зоя находилась в гостиной одна. На душе у нее было тревожно, ее мучило предчувствие беды.
Девушка отправилась искать Жака. Найдя его в кухне за чисткой серебра, она сказала:
- Я знаю, что пушки замолчали. Битва закончилась! Ах, Жак, узнай, пожалуйста, что же там произошло!
- Маэстро скоро вернется, - ответил Жак.
- Он сейчас со своим оркестром, - умоляла его Зоя. - Я не могу ждать, пока он вернется. Жак, пожалуйста, спроси, может быть, кто-нибудь знает, чем закончилась битва.
- Мне не хочется оставлять женщин одних в доме, - сказал он, - но раз вы так просите, мадемуазель, я постараюсь что-нибудь разузнать. Закройте за мной дверь на засов и никому, кроме маэстро и меня, не открывайте!
- Ну, конечно, не открою, - пообещала Зоя.
Однако ей было странно слышать такие указания от Жака.
Зоя пошла к Мари, но разговор не клеился, потому что мысли ее были заняты только исходом битвы и она страстно желала узнать, что же там произошло.
Прошло почти два часа, прежде чем вернулся Жак. Услышав стук в дверь, Зоя сбежала вниз по лестнице, посмотрела в боковое окошко и увидела Жака. Она отодвинула засов и открыла дверь. Жак вошел в маленький холл. Он улыбался, и Зоя сразу догадалась, что у него хорошие новости.
- Что там произошло? Что тебе удалось узнать? Слова опережали друг друга.
- Говорят, это великая победа, мадемуазель!
- Кто победил? Русские?
- Конечно! Они всегда говорили, что Кутузов не пустит французов в Москву.
- Значит, нам не о чем больше беспокоиться! - воскликнула Зоя и побежала наверх сообщить радостную новость Мари.
Когда вернулся домой отец, вид у него был совсем не такой довольный и радостный, как ожидала Зоя.
- Потери ужасные, - сказал он. - Некоторых раненых доставили в город, но за ними практически некому ухаживать.
- Но ведь не все уехали из города, папа! - воскликнула Зоя.
- По улицам бродят только бедняки и бездомные, - ответил Баллон. - А знаешь, сколько человек из оркестра пришли сегодня на репетицию?
- Сколько?
- Шесть!
Он швырнул ноты на стол и сказал:
- Оркестра больше нет! Я никому не нужен!
- Ах… папа!
Услышав в его голосе страдание, Зоя подошла к отцу и обняла его.
- Ты всегда будешь нужен, - уверяла она. - Если не в России, то в других странах. Ты и сам это прекрасно знаешь!
- Все было так хорошо, - прошептал Валлон. - Я думал, что здесь, среди соотечественников твоей матери, я буду ближе к ней.
Он разговаривал сам с собой. Зоя прижалась к его щеке и сказала:
- Где бы ты ни был, я знаю, мама всегда будет с тобой! Вы ведь были так близки, вы никогда не расстанетесь.
Она почувствовала, как руки отца обняли ее еще крепче, и поняла, что сказала именно то, что он хотел услышать в эту минуту. Потом, не в силах продолжать этот разговор, Валлон ушел в свою комнату - свое прибежище - и закрыл за собой дверь.
Зоя отправилась искать Жака.
- Жак, мне кажется, наступило время покинуть Россию, - сказала она. - А папе придется создавать свой оркестр в другой стране.
- Согласен с вами, мадемуазель, - ответил Жак. - Нам нужно только решить, куда мы отправимся. И еще нужно уговорить вашего отца уехать из этой страны.
- Это будет не так-то просто, - заметила Зоя, - но я поговорю с ним сегодня же вечером после обеда.
- Хорошо, мадемуазель. Вы поговорите с ним, а я приготовлю сегодня на обед все его самые любимые блюда.
" Да, хороший обед поднимет настроение, - подумала Зоя, - а я постараюсь убедить отца, что его талант в другой стране будут ценить гораздо больше. А потом мы опять отправимся в свои странствования ".
Думая обо всем этом, Зоя вдруг поймала себя на мысли, что ей хотелось бы еще хоть раз увидеть герцога.
Ей хотелось знать, известно ли ему, что она уехала из Санкт-Петербурга. Может быть, он вернулся, чтобы попросить ее еще поиграть для него, и узнал о ее отъезде.
Ей даже не обязательно было закрывать глаза, чтобы увидеть перед собой его красивое лицо, серые как сталь глаза. Она помнила выражение его лица, когда он говорил о том, какие удивительные чувства испытал, слушая ее игру.
- Он понял папину музыку, - тихо сказала Зоя, как бы уверяя себя в том, что это правда.
Воспоминание о том мгновении, когда их руки встретились и что-то таинственное, необъяснимое произошло между ними, было незабываемым.
Зоя медленно поднималась по ступенькам, раздумывая, какое платье ей надеть к обеду, который должен был стать совершенно особым и, как она чувствовала, очень важным. Отец любил, чтобы Зоя была хорошо одета, как раньше он требовал этого и от ее матери. Как все французы, он ценил в женщинах не только красоту, но и элегантность. Придя в свою комнату, Зоя открыла шкаф и стала перебирать висевшие там платья.
Там не было ни одного платья из тех, что она носила в Санкт-Петербурге. Те платья измялись в сундуках, и Мари отнесла их в другую комнату, где она должна была сначала погладить их, прежде чем повесить в шкаф в комнате Зои.
Но в шкафу было несколько красивых платьев, которые она не брала с собой, среди них одно, особенно любимое отцом.
" Надену это платье ", - решила Зоя и тут же подумала, понравилось бы это платье герцогу, если бы он увидел ее в нем.
" Герцог вряд ли вообще обратил бы внимание на мой туалет ", - сказала себе Зоя.
Из рассказов княгини она знала, что красивые женщины вьются вокруг герцога не только в Санкт-Петербурге, но и в Лондоне, где он играет весьма важную роль в жизни светского общества.
От таких мыслей Зоя совсем пала духом.
" Он никогда и не вспомнит обо мне, - подумала она. - Да и с какой стати?"
Тяжело было сознавать свою незначительность, казалось, даже солнце светит уже не так ярко.
Прошло почти четыре часа. Зоя переоделась к обеду. Сегодня обед будет гораздо позже, чем обычно, потому что Жаку понадобится много времени, чтобы приготовить все, что он задумал.
Зоя заканчивала свою прическу, когда в парадную дверь постучали.
Она вздрогнула, в голову ей сразу же пришла мысль, что это князь Борис.
Обычно слуги великого князя, такие же надменные и властные, как и их хозяин, день за днем и даже час за часом стучали в ее дверь до того, как она уехала из Москвы.
" Как он мог узнать о моем возвращении?"- в отчаянии подумала Зоя.
Но потом она успокоила себя, что вряд ли князь остался в городе, в то время как все другие аристократические семейства покинули Москву.
Стук в дверь повторился. Зоя, сидевшая перед туалетным столиком, встала и направилась к лестнице.
Сверху она увидела Жака, поспешно снимавшего длинный белый передник, в котором он готовил еду, и натягивавшего свою ливрею. Жак поспешил через холл к входной двери.
Он открыл дверь, и Зоя услышала, что он говорит с кем-то по-русски.
Она не могла расслышать, о чем говорили внизу, даже наклонившись через перила лестницы. Потом Жак отвернулся от двери, взглянул наверх и, как будто догадываясь, что она там, закричал:
- Мадемуазель, спуститесь сюда, пожалуйста!
Герцог в карете, запряженной шестеркой лошадей, и в сопровождении небольшого отряда солдат с необыкновенной скоростью приближался к Москве.
Царь, как князь Всевольский и другие аристократы, держал на пути из Санкт-Петербурга в Москву своих лошадей, но расстояния между постами его императорского величества были гораздо короче, чем у его подданных. А значит, чаще меняя лошадей, герцог мог проделать путь гораздо быстрее, чем кто-нибудь другой.
Он вспомнил, что императрица Екатерина как-то доехала до Москвы всего за три дня, но тогда лошадей меняли каждый час.
Герцог был опытным путешественником, и покачивание кареты нисколько не мешало ему. В дороге он иногда спал, а в оставшееся время погружался в мысли о Зое. Действительно, он не переставал думать о ней даже когда пытался сосредоточиться на ситуации, ожидающей его в Бородине.
Около четырех часов дня герцог прибыл в Бородино. Гром пушек, который он слышал в течение последнего часа, стих.
Герцог знал, что великая битва уже состоялась. Подъезжая, к югу от дороги он видел мрачную картину: простирающееся до горизонта поле битвы, покрытое телами убитых и раненых солдат. Зрелище было настолько ужасным, что герцог с трудом верил в то, что это не фантазия, а реальная действительность.
Выйдя из кареты, он увидел группу офицеров генерального штаба, собравшихся на склоне у дороги. Внизу лежали десятки тысяч мертвецов, раненые пытались отползти подальше от своих убитых товарищей.
К счастью, среди офицеров находился генерал Кутузов. Герцог тотчас представился ему. Кутузов говорил спокойно, в его голосе не было ликования, но, без сомнения, он понимал, что одержал значительную победу.
Герцог подождал, пока Кутузов закончит диктовать депешу царю и передаст ее молодому офицеру, который доставит ее в Санкт-Петербург.
После получения этой депеши в Санкт-Петербурге раздастся звон церковных колоколов, загремят фейерверки, на берегах Невы зажгутся фонари, а каждое судно в порту будет украшено иллюминацией и флагами.
Герцог был уверен, что Кутузов получит титул князя и, без сомнения, маршальский жезл.
Он также подумал с облегчением, что теперь Зоя в безопасности, и если он не задержится слишком долго с генералами, то успеет увидеть ее уже сегодня вечером.
Ему было приятно, что именно он сообщит Зое и ее отцу, что теперь они и их дом в безопасности.
Герцог поздравил Кутузова и его штаб и отправился искать сэра Роберта Уилсона.
Сэр Уилсон оказался неподалеку и был рад встрече с герцогом.
- А мне сказали, что вы в Санкт-Петербурге, ваша светлость, - сказал он. - Я гадал, как скоро смогу увидеть вас здесь, на фронте.
- Увы, я прибыл слишком поздно, чтобы от меня была какая-нибудь польза, - улыбнулся герцог. Сэр Роберт, однако, не ответил на его улыбку.
- Надеюсь, генерал Кутузов в своей депеше не сообщает царю об окончательной победе?
- Именно об этом он и написал, - ответил герцог. Заметив, что сэр Роберт нахмурился, герцог добавил:
- Вы хотите сказать, что такое предположение преждевременно?
- Думаю, что так.
- Почему?
- Потому что цена победы слишком высока. Герцог огорчился.
- Какие потери?
- Пока невозможно сказать, сколько человек убито, - заметил сэр Роберт, - но, по приблизительным подсчетам, русская армия потеряла убитыми тысяч сорок, - Невероятно! - задохнувшись, произнес герцог.
- Может быть, я ошибаюсь. Дай бог, чтобы я ошибался, - сказал сэр Роберт. - Но стоит только взглянуть на , поле битвы, и вы увидите эту ужасную картину. Пушки стреляли с шести утра.
- Значит, это продолжалось около десяти часов! - подсчитал герцог.
- Точно! - согласился с ним сэр Роберт.
- А каковы потери французов?
- Этого мы не знаем. Должно быть, тоже большие, очень большие!
Было ясно, что сэр Роберт не может ничего больше добавить. Герцог попрощался с ним и направился к своей карете, ожидавшей его среди толпы солдат. Солдаты строились, раненых грузили на носилки, лошадей запрягали тащить пушки.
Герцог уже собрался сесть в карету и сказать, чтобы его везли в Москву, как вдруг увидел приближающийся экипаж и узнал ливрею сидевшего на облучке кучера.
Когда четверка лошадей приблизилась, герцог понял, что не ошибся - это была карета князя Всевольского. Теперь герцог был уверен, что именно с этой каретой Зоя уехала в Москву.
Он направился навстречу карете и, подняв руку, приказал кучеру остановиться.
Кучер узнал герцога. Он спрыгнул с облучка, еще один человек из группы, сопровождавшей карету, тоже спешился.
Слуги почтительно приветствовали герцога. Он спросил:
- Вы привезли мисс Зою Баллон к ее отцу в Москву?
- Да, ваша светлость!
- Вы можете дать мне их адрес?
Кучер хотел ответить, но в этот момент тащившие пушку лошади заставили их разойтись.
Несколько сопровождавших пушку солдат заговорили одновременно. Герцог видел, что они покрыты пылью и грязью и устали до изнеможения.
Колеса застряли прежде, чем лошади смогли двинуться дальше. К солдатам подошел офицер:
- Что вы тут делаете? Куда вы тащите эту пушку?
- Нам приказано оттащить ее в сторону. В стволе застрял снаряд, стрелять из нее нельзя.
- Что значит - нельзя стрелять? - агрессивно спросил офицер.
- Ее заклинило, господин офицер.
- Стреляйте! Нельзя убирать пушки с позиций, вдруг французы нас опять атакуют!
Глядя на море мертвых тел между позициями русских и французов, герцог подумал, что новая атака вряд ли возможна, но офицер приказал:
- Стреляйте из пушки! Стреляйте по врагу! Чем больше проклятых захватчиков будет убито, тем лучше!
Один из солдат послушно вставил пальник в ствол пушки и сказал:
- Мы уже много раз пытались это сделать, сэр, снаряд никак не выходит.
- Ну так попытайся еще раз! - накинулся на него офицер.
Солдаты подчинились приказу.
Раздался взрыв, и герцогу, наблюдавшему за происходящим, вдруг показалось, что все вокруг превратилось в бушующее пламя…
Зоя открыла входную дверь. На ступеньках стояли двое слуг, которые сопровождали ее в поездке.
Она очень удивилась, увидев слуг здесь, потому что была уверена, что они уже на пути в Санкт-Петербург.
Зоя улыбнулась:
- Добрый вечер! Что случилось?
- Мы просто не знали, что нам делать с его светлостью, мадемуазель, - на ломаном французском сказал старший из слуг.
Зоя не поняла его, и Жак пояснил:
- Мадемуазель, они говорят, что этот месье сообщил им, что хотел навестить вас, когда взорвалась пушка. Трое солдат погибли. Убит один из слуг его светлости и его лошадь, а еще камердинер месье. Сам месье тяжело ранен.
Сердце Зои сжалось, и ей стало трудно дышать.
- Кто этот месье? - спросила девушка, хотя уже знала ответ.
Она сбежала вниз по ступенькам и перешла через улицу.
Бок кареты был серьезно поврежден обломками взорвавшейся пушки. Заглянув в открытую дверцу кареты, Зоя увидела окровавленного герцога, лежавшего на заднем сиденье.
- Дом его светлости здесь, в Москве, закрыт, и там никого нет, - извиняющимся тоном произнес один из слуг. - Мы не знали, куда его еще можно отвезти.
- Правильно сделали, что привезли его сюда, - успокоила его Зоя.
Затем она обратилась к Жаку:
- Скажи им, чтобы они поднимали его очень осторожно, как можно осторожнее!
После того как мужчины внесли герцога вверх по лестнице и положили на кровать в единственной свободной спальне, Зоя с отчаянием спросила Мари:
- Он…не умер?
Неудивительно, что она задала этот вопрос, ведь в лице герцога не было ни кровинки, он выглядел совершенно неподвижным. Казалось, жизнь покинула его.
- Он не умер, мадемуазель, - живо ответила Мари, - и если будет на то воля божья, мы его спасем.
Она немедленно принялась ухаживать за раненым в той практичной манере, которая так свойственна француженке, столкнувшейся с трудной ситуацией. Француженка считает, что ситуация не безнадежна до тех пор, пока можно делать что-то конкретное.
Слугам князя Всевольского было приказано разыскать доктора. Жак дал им несколько адресов, полагая, что многие врачи, как и прочие жители, уже покинули Москву.
Зою отправили на кухню кипятить воду, а Мари и Жак раздели герцога, чтобы осмотреть его раны.
Когда Зоя вернулась с горячей водой, тазом и льняными полотенцами, герцог уже лежал в постели, укрытый простынями. Девушке показалось, что теперь он стал еще бледнее.
К этому времени домой вернулся отец. Его хладнокровное отношение к случившемуся успокаивало больше, чем любые слова.
- Доктор скоро будет, - ответил он на немой вопрос Зои. - Не все же они уехали из Москвы. Я знаю, что в пустующих домах размещают раненых.
Едва он произнес эти слова, как в дверь постучали.
После одиннадцати Зоя и ее отец сели наконец перекусить в столовой. Раньше некогда было думать о еде - нужно было ухаживать за герцогом.
- Ты познакомилась с его светлостью в Санкт-Петербурге? - спросил Баллон.
- Да, он был с визитом у княгини, когда мы с Таней танцевали в маленьком театре.
Баллон посмотрел на дочь. Они всегда были очень близки друг другу, и по ее тону он понял, что правильно истолковал взгляд, которым Зоя смотрела на герцога там наверху, в спальне.
- Вы не безразличны друг другу? - спокойно спросил он.
- Очень странно, папа, но… когда я его… увидела, то сразу… поняла, что таких людей я… никогда прежде не встречала.
- Чем же он так отличается от остальных?
- Во-первых, он понял твою музыку. Когда я играла ему, он… видел то же… что и мы с тобой.
К этому ничего не нужно было добавлять. Валлон понял то, что она не могла выразить словами.
- Ты уверена в этом? - спросил он.
- Совершенно уверена, папа. Ты же знаешь, что в этом я не могла бы ошибиться. А потом, на следующий день, когда он пришел, я осталась в доме одна. Он спросил меня, что я… с ним сделала. Он сказал, что никогда в жизни не чувствовал… ничего подобного…
- Это очень странно! - пробормотал Валлон.
- Странно, что он мог так чувствовать?
- Странно, что это произошло с герцогом Уэлминстером, - ответил отец. - Я встречал его светлость в Лондоне и Вене. Судя по тому, что я о нем слышал, а говорят о нем разное, я и представить себе не мог, что он окажется таким, как ты рассказываешь.
Зоя улыбнулась.
- Ты же знаешь, что я никогда не ошибаюсь, папа.
И до сих пор я думала, что никто, кроме тебя, не способен так глубоко и тонко чувствовать музыку. Валлон ответил не сразу:
- Ты знаешь, дорогая, я никогда не сомневаюсь в том, что ты говоришь мне только правду, и не вмешиваюсь без нужды в твои отношения с молодыми людьми. Но если бы была жива твоя мать, уверен, она объяснила бы, что тебе не стоит мечтать о герцоге Уэлминстере. Его положение в обществе слишком высоко.
- Я… думала об этом, папа.
- Будет лучше, - задумчиво сказал Баллон, - если завтра я позабочусь о том, чтобы его светлость перевезли в госпиталь. Можно найти такой, где уход за ним будет лучше, чем у нас.
Зоя помолчала, потом сказала:
- Папа, я чувствую себя в некотором роде ответственной зато, что случилось. Слуги его светлости сказали, что перед тем, как взорвалась пушка, он спрашивал мой адрес.