- Помнишь, в Мелроуз-корт ты говорил о том, что я совершила свою долю ошибок? Ты был прав. Я не должна была выходить замуж за Клайва. Я немедленно пожалела. Я пожалела о том, что сказала "да", уже через час после того, как он сделал предложение. И с тех пор я ежечасно жалею… - Она закусила губу. Ее взгляд был направлен в землю. В глазах стояли слезы. - Я должна была положить этому конец. Разбить все еще до того, как мы поженились. Но я любила отца Клайва, и мне не хотелось его огорчать.
- А еще тебе не хотелось свободы, потому что в этом случае в игру вступал бы я.
Крупные слезы повисли на ресницах Софи.
- Я не понимала, что за брак меня ждет. Не понимала, во что превратятся все оставшиеся мне годы.
Она смотрела вниз, на макушку Лона, на его черные волосы, отливающие глянцем в лучах солнца. Ей безумно хотелось прикоснуться к этим густым волосам, поласкать их. Но нет, она переплела пальцы рук, чтобы справиться с непреодолимым порывом. Быть снова молодой, снова любить и впервые в жизни получить возможность принять единственно правильное решение…
Ее сердце ныло от чувства пустоты. Когда-то она глубоко запуталась. Она все сделала не так и убила себя своей уверенностью в том, что поступает правильно.
- По-моему, я даже не поблагодарила тебя за то, что ты приехал на похороны, - продолжала она после паузы. - Я тебе ничего не сказала, но я была по-настоящему рада, что ты приехал. Без тебя я не смогла бы пройти через все это.
Лон поднялся.
- Я в любом случае приехал бы.
- Да, но ты прилетел на церемонию из Сантьяго или из Буэнос-Айреса, не знаю, где уж ты был тогда, а мы с тобой только поздоровались в церкви, а потом у нас не было возможности поговорить.
Между бровями Лона пролегла складка.
- Был тяжелый день.
Это верно. Графиня отчаянно рыдала. В церемонии принимали участие сотни знакомых. Толпы репортеров и фотографов сновали туда-сюда, а Алонсо приехал в собор измученный и бледный.
Сейчас, вспоминая тот день, Софи загрустила, но удушающего горя не было.
- Он очень старался быть мне хорошим мужем.
- Мог бы побольше преуспеть. - Губы Лона плотно сжались. - Ты заслуживала лучшего. Ты заслуживала большего.
Желудок Софи болезненно сжался.
- Он не хотел умирать. Он был молод. Он жил большими мечтами.
- И эти большие мечты были для него важнее тебя.
- Нельзя посвятить всю жизнь другому человеку. Клайв любил меня, но ему многое нужно было сделать. Перед ним были цели…
- Да ты слушаешь себя? - Лон положил ладони на плечи Софи. - Ты что, действительно веришь в этот бред, который сама для себя сочинила? Ты веришь, что, если бы Клайв покорил мир, это было бы важнее, чем время, которое вы могли бы провести вместе?
При этих словах Софи почувствовала удар в грудь. Нет, ей не ответить на эти вопросы.
- Я скажу тебе, что думаю я, - продолжал Лон и ласково встряхнул Софи. - Если бы ты была моей, я не променял бы тебя ни на что на свете. Я бы лелеял память о каждой минуте, проведенной с тобой. Если бы ты была моей женщиной, я знал бы все твои сны, твои чувства, твои нужды. И я сделал бы так, чтобы ты была счастлива. Любима. Довольна.
Софи закрыла глаза.
- Если бы ты была моей женщиной, - неумолимо продолжал Лон, - я не простился бы с тобой перед сном, не поцеловав тебя, не подарив тебе любовь. Я бы не ушел на работу, не повторив тебе, что ты для меня важнее всего в жизни, что без тебя моя жизнь была бы пустой. Без тебя моя жизнь была бы ничем.
Софи не могла сдержать слезы, настолько они были горячи. И они проникали сквозь опущенные веки.
- Ты не можешь сказать, что…
- Могу. Именно это я почувствовал, когда мы впервые встретились. Ты была неимоверно красива и дьявольски умна. Ты и представления не имела, какая ты умная и веселая. Ты объехала весь мир, повсюду сопровождая отца. Каждый раз, когда его переводили на новое место, он определял тебя в новую школу, и благодаря этому ты знала и умела все на свете.
- Я ненавидела эти перемены, - произнесла она и всхлипнула, пытаясь сдержать опять накатившие слезы.
- Но ты выдерживала. Ты сделала жизнь своего отца светлой и легкой. Ты сделала светлой и легкой жизнь Клайва. Они покинули тебя, и ты сама заботилась о себе. Ты находила себе занятия, старалась быть непринужденной и ласковой. Это убило меня и убивает сейчас. Почему же ты никогда не искала чего-то большего? Как ты могла не знать, сколь многого заслуживаешь? - Рука Лона приподняла волосы Софи, и его пальцы сжали ее затылок. - Ищи большего, Софи. - Его голос сделался тише. Пальцы продолжали гладить ее кожу. - Желай большего. Требуй большего. Ты не имела большего, потому что у тебя не было настойчивости. Ну скажи, что ты хочешь большего. - Большой палец легко и маняще ласкал ее разгоряченную кожу. - Скажи мне, что ты стоишь большего.
- Моя мать считала, что заслуживает большего, - прошептала Софи, - и взгляни, что из этого вышло для семьи. Она разошлась с моим отцом и в результате оказалась с новым мужем и новой семьей.
- Ты - не твоя мать.
Софи посмотрела на Алонсо снизу вверх. В его глазах отражались жар, решимость, такой избыток эмоций, какого ей не доводилось видеть в глазах мужчины. Но Алонсо не такой, как другие мужчины. Он яростный. Он сильнее. Он целеустремлен как никто.
- Ты этого не знаешь.
- Ты думаешь, я тебя не знаю. - Алонсо сел на землю. Его голос, такой низкий и сиплый, все-таки обволакивал ее теплым соком, проникал в ее вены. - Ты считаешь меня невеждой во всем, что касается тебя. - Его губы скривились. - Нет, я знаю тебя, и знаю, как люблю тебя. Я люблю, как ты смеешься над собой. Я люблю то, как глубоко тебя трогает судьба тех, кто оказывается возле тебя. Я люблю то, что ты даешь людям и второй, и третий шанс. Даже мне.
- Нет.
- Да. Вот в эти минуты ты даешь мне шанс.
Лон неожиданно улыбнулся. Сердце Софи подскочило и застряло в горле. Она уже забыла, какой опустошающей может быть улыбка Алонсо Хантсмена. Он бывает прекрасен, когда хочет.
И - незабываем.
- Нет. Я не могу. Я боюсь тебя.
- Да как ты можешь меня бояться? - Голос Лона сделался еще более глубоким. - Ведь я - один из твоих лучших друзей.
Выражение его лица смягчилось, и он как будто унесся куда-то, как будто вернулся в те далекие дни в Боготе.
Гнев Софи отчасти растаял, потому что она тоже вспомнила. Ей было неимоверно тяжело в Элмсхерсте. За прошедшие годы ей пришлось очень много переезжать с места на место. В Элмсхерсте она оказалась, когда ей исполнилось тринадцать, и она устала вечно быть "новенькой". Целый год она провела в Элмсхерсте, но так и осталась "новенькой", не своей.
А потом на осеннем балу в Лэнгли, элитной академии для мальчиков, она познакомилась с Клайвом и Алонсо. Клайв сказал что-то забавное о причудливом оформлении - о длинных желто-синих бумажных вымпелах на стенах и наполовину сдувшихся воздушных шарах. Софи рассмеялась.
"Гордитесь: везде цвета Лэнгли. Торжественный выход девушек в свет", - добавил Клайв, и Софи засмеялась опять.
Она не встречала никого, чей стиль поведения напоминал бы стиль Клайва. Клайв был умен, остроумен, язвителен. Эта встреча была для Софи настоящим отдыхом после чопорной атмосферы и строгой регламентации, мучивших ее в пансионе.
Она все еще смеялась, когда Алонсо обернулся, посмотрел на нее, и она почувствовала, как его голубые глаза вонзились в нее.
Он ничего не сказал, предоставив Клайву поддерживать разговор, но уголки его губ приподнялись совсем чуть-чуть и оставили у нее странное впечатление: она его заинтриговала.
С этого вечера она почувствовала себя ровней Клайву и Лону: умной, веселой, отважной.
- Предполагалось, что все мы навсегда останемся друзьями, - заметила Софи - без всякого упрека, только с сожалением. - Мы должны были друзьями дожить до старости.
Новая волна обожгла глаза Софи, и она отвернулась, не желая, чтобы Лон заметил, что она опять плачет. Она стремительно теряла самообладание. Лон, что-то в нем… эта жара… огромное небо и красота роскошной тропической природы…
Как же тяжело! Ей все еще дорог Лон, она все еще хочет быть рядом с ним, но по-прежнему существовал Клайв… вопрос верности… преданности человеку, отношения с которым складывались небезупречно.
Софи нерешительно потерла лоб.
- Ты устала, - заговорил Лон. - Тебе необходимо поесть и поспать.
Его участливый тон отнюдь не помог Софи избавиться от комка в горле.
- Ты тоже не спал, - отозвалась она и сморгнула слезу.
Как сложатся их новые отношения с Лоном? Почему они опять не способны прийти к определенному решению?
Теперь он смотрел на нее ласково.
- Да, но я к бессонным ночам привычен. - Он отошел к рюкзаку, который висел на нижней ветке одного из деревьев, пошарил в нем и достал еще несколько упакованных в фольгу порций еды. - Присядь в гамак, съешь что-нибудь, а потом отдохни. - Он похлопал по скатанному по всем правилам спальному мешку. - Отдохни, а я покараулю.
Софи слишком устала, чтобы спорить. Она послушно сжевала белковую плитку и печенье, после чего растянулась в гамаке. Ни на мгновение она не забывала о том, что рядом с ней нашло себе место мощное тело Лона.
- У тебя потому нет проблем с правительством, что ты на правительственной службе? - спросила она сонным голосом.
- Кто тебе сказал? - Лон нахмурил брови.
- Клайв.
Клайв, мысленно повторил Лон. Конечно, Клайв.
Лон наблюдал, как засыпает Софи. Клайв, мерзавец, что же ты с нами сделал? Забыть тебя не в силах не одна Софи.
Лон пока не знал, каким образом сумеет утаить от Софи правду о Клайве. Проще всего было бы поставить ее перед фактами. В офисе Лона в Буэнос-Айресе имеются доказательства. Он может продемонстрировать Софи, как Клайв увязал все глубже, как продался Вальдесу, как сделался изменником; но все эти факты разобьют веру Софи.
Еще бы, ведь эти факты разбили его собственную веру.
Он понимал, отчего Софи хочет сохранить веру в Клайва.
Она любила его. Любила с самых ранних лет, а Лон понимал как никто другой, какую боль должна принести подобная утрата столь цельной натуре.
И не одна Софи любила Клайва. Клайв был братом, которого у Лона никогда не было. Клайв предложил ему безоглядную любовь, какой он не знал в собственной семье.
Лон со вздохом провел ладонью по волосам. Подумать только, иногда ему недостает Клайва. У него никогда не было такого друга, как Клайв, и едва ли он когда-нибудь еще обретет такого друга.
Бывало, что Лон хотел только одного: еще раз услышать смех Клайва. Замечательный смех, чистосердечный, искренний. Такой смех трудно было ожидать от графского сына, светловолосого и голубоглазого пятнадцатилетнего аристократа, который увлекается поло. Но Клайв не придавал этому значения. Клайв не придавал значения никаким сторонним мнениям.
Лон слабо улыбнулся. Возможно, именно последняя черта была причиной возникновения столь тесной взаимной привязанности между ним и Клайвом. Они оба в душе были бунтарями. Оба стремились самостоятельно определять свой жизненный путь.
Клайв никогда не испытывал желания вступить в семейный бизнес: он любил повторять, что банки - это для зануд. Лон заулыбался еще шире, потому что Клайв в конце концов поступил на службу в Банк Англии, где добивался определенных успехов, во всяком случае поначалу. Но он не переносил рутины, отсутствия риска, служебного расписания. Он хотел быть хозяином собственной судьбы. Наконец, он хотел работать исключительно на себя.
И Клайв, храни Господь его душу, сделал столько неудачных инвестиций, сколько мог. В то время перспективной отраслью представлялась разработка и ввод в эксплуатацию коммуникационных систем. Но затем в данной области начался упадок, и Клайв потерял отнюдь не только вложенные им средства.
Это "не только" послужило причиной его краха. Это "не только" образовывали не его личные средства, а Мелроуз-корт, сбережения матери, страховка, выплаченная по смерти отца. И Клайв рухнул.
Он согласился бы существовать в бедности вместе с Софи. Но как он сообщит матери, горделивой графине, что потерял все, что принадлежало ей?
И тогда Клайв заключил сделку с Вальдесом. Его вкладом стали безупречные семейные связи, влияние в правительственных структурах и финансовых институтах. Клайв знал, когда будут переводиться деньги на особые правительственные счета в Латинской Америке, когда индивидуальные клиенты планируют снимать деньги со счетов в различных латиноамериканских филиалах. За три миллиона фунтов Клайв продал Вальдесу информацию о наименованиях и местонахождении тех отделений своего банка, которые контролировались секретными правительственными агентами.
По миллиону за каждого агента.
Лон был одним из этих агентов МИ-6.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Софи проснулась посреди ночи. Только луна светила во мраке. Софи потянулась и повернулась на бок, чтобы увидеть Лона. Он сидел рядом с ней, как и обещал.
Гамак качнулся, когда она переворачивалась.
- Сколько времени?
- Почти половина пятого.
Софи протерла глаза. Она действительно уснула. И проспала добрых шесть, а то и семь часов.
- Ты, наверное, измучился.
- Я в порядке.
Он ни за что не пожалуется, подумала она, и ей вдруг захотелось защитить его. Ей пришлось несладко в Элмсхерсте, но ему в Лэнгли было еще хуже.
Староста и префекты преследовали Алонсо. Им было известно, что мать Лона не была замужем, когда он родился. Им было известно, что мистер Маккенна всего лишь заменяет ему отца. Они издевались над Лоном, а он ничего не отвечал и увлеченно занимался спортом. И музыкой.
Никто не превосходил Лона в игре на ударных инструментах. При желании он мог бы стать профессиональным ударником. Но он предпочел поступить в университет, а затем пойти на службу в военную авиацию.
- Ты еще играешь на барабане? - спросила его Софи, садясь. - Никогда не забуду, как ты играл для меня, когда я приезжала в Лэнгли. Ты любил этот набор барабанов.
- А директор конфисковал его, не прошло и недели после твоего отъезда.
- Но ты играл на чем угодно. - Софи откинула одеяло. - Ты играл на всех инструментах, какие тебе попадались. Это сводило Клайва с ума.
- Он завидовал, ведь у него не было музыкальной жилки.
- Да, он завидовал тебе, - спокойно подтвердила Софи. Она выскользнула из гамака, встала на колени возле Лона и подняла рукав его рубахи. Верхний слой бинта был белым. Софи вздохнула с облегчением: бинт не пропитался свежей кровью. - Ты же сам понимаешь, он бесился из-за того, что тебе все так легко удавалось.
- Легко? Мне ничто не доставалось легко. Мне приходилось из кожи вон лезть, чтобы получить свое. У меня постоянно были неприятности. Каждый префект в школе, каждый староста, каждый директор…
- Это из-за того, что ты сильный. Ты личность. У тебя свои ценности. Свой взгляд на жизнь. - Она пригладила ладонью волосы. - Лон, ты внушаешь людям страх. - (Он улыбнулся, не скрывая гордости.) - Это людей и раздражает, - добавила Софи, грозя ему пальцем. - Тебе нравится играть в плохого парня.
- Это бывает забавно. И помогает не слишком доверять людям.
- Ну, мне, может быть, ты доверишься. Моя очередь караулить. - Она передала ему сложенное одеяло. - Поспи.
Лон хмыкнул, однако слегка улыбнулся и улегся в гамак.
- Наверное, мне стоит забрать тебя сюда, к себе…
- Пожалуй, в этом нет необходимости.
- Маленький трусливый страус. - Лон тихо засмеялся.
- Бесполезно. У меня выработался иммунитет к этой дразнилке.
Софи уселась на песок там, где только что сидел Лон, и обхватила руками колени, не сводя глаз с него. У него жесткие, мужественные черты. Брови чуть гуще, чем надо. Челюсть широковата. Слишком замкнутое выражение лица.
Он не красив в классическом понимании. Его никто не назвал бы идеалом красоты. Его лицо выглядело так, словно кто-то высек его из камня и изрядно обтесал, чтобы придать ему пропорции.
- Софи…
Охрипший, сладострастный голос Алонсо заполз в ее сердце. Она закрыла глаза, задержала дыхание. Она знала, знала где-то очень глубоко, что он всю жизнь хотел ее.
- Ты, кажется, спал, - с усилием произнесла она.
- Мне не хочется спать.
Она помотала головой, стараясь вытрясти из нее Лона, заставить его замолчать, потому что боялась услышать его следующие слова.
- Нам нельзя это делать, - прошептала она неожиданно пылко. Ее кожа натянулась, все тело налилось незнакомой тяжестью. - Лон, это не сработает. Такое никогда не работает.
Лихорадочный поток слов сменился молчанием. Софи с силой переплела пальцы. Она чувствовала каждую косточку, каждый изгиб.
Очень медленно она подняла голову. Лон ждал. Наблюдал. Наверное, она уже не сможет встретить его темный взгляд, не сможет прочитать то, что может быть написано в этих глазах. Лон ничего не делает легкомысленно или в шутку. Его чувства глубоки. Его целеустремленность пугает. Он готов сдвинуть горы, чтобы завоевать ту, кого любит.
Он отправит в тартарары целый мир, но отыщет свою половину.
Она - его недостающая половина.
Но сколько же она чувствует, находясь рядом с ним, сколько волнений и эмоций переживает, сколько в ней жажды, отчаяния, негодования, адреналина. Он не такой, как другие.
Он не такой, как ее отец.
Не такой, как Клайв.
Быть с Лоном для нее - все равно что гореть в жерле вулкана. Ей жарко, горячо, она охвачена неодолимой силой.
- Лучше перестань, - чуть слышно выдохнула она.
Мгновение назад ее сердце билось как сумасшедшее, а теперь оно стучало слишком медленно. Пульс тяжелый до головокружения. Все тело тает.
Лава, подумала она. Он делает из меня лаву. Это опасно.
Он опасен.
Лон опустил голову, его губы слились с ее дрожащими губами, а его пальцы легли на уголки ее рта.
- Что плохого может случиться? - шептал Лон, не отрываясь от губ Софи. - Если я сделаю с тобой то, что хочу сделать, сделаю то, что и тебе нужно, что произойдет?
Мне это очень понравится, мысленно ответила Софи. Кости ее размягчались из-за того, что его губы ласкали ее губы, раздувая в ней внутреннее пламя. Тысячи стрекоз наполнили ее, их красновато-золотые крылья трепетали. Ее била лихорадка. Она перестала быть собой.
Если Лон будет так целовать ее, то она захочет, чтобы он целовал ее шею, впадину между грудями, ее ноющие соски. Ее пальцы вопьются в его густые черные волосы, она прижмет к себе его голову и страстно вольется в него.
Я опять окажусь внутри вулкана.
Он сожжет меня. Он растопит меня.
Заставит меня подчиниться.
Я не живу. Я всего лишь существую. Я больше не знаю себя.
Но Лон по-прежнему знает ее, по-прежнему - несмотря ни на что - желает ее. Он по-прежнему видит в ней юность, огонь, он видит прежнюю пылкую девушку из Америки.
Он не забыл ее смех, не забыл ее ум. И она нужна ему. Просто быть желанными - вот ключ к каждому из них. Желанными физически. Эмоционально.