Герцог должен быть в курсе всех деталей. Уиндхем был огромной ответственностью, с участками земли по всей Великобритании. Поймет ли это Одли? Станет ли он уважать это или переложит все решения на множество управляющих и секретарей? Как заметил Томас, так делали многие его современники, и результаты обычно были плачевными.
Мог ли человек заботиться о таком наследии, как Уиндхем, если он не родился в нем? Томас относился к нему с почтением, но, с другой стороны, у него была целая жизнь, чтобы узнать эти земли и полюбить их. Одли появился на прошлой неделе. Мог ли он понять, что все это значило? Или это было нечто врожденное, как если бы его нога ступила на землю Белгрейва, и он подумал: вот, это мой дом.
Вряд ли. Только не с их бабушкой, которая встретила его там.
Томас потер виски. Это его беспокоило. Все могло развалиться. Не сразу; для этого он слишком хорошо управлял своим имуществом. Но это сейчас. Одли, сам того не желая, мог все запустить.
- Это не будет моей проблемой, - громко сказал Томас. Он не будт герцогом. Черт, он вероятно даже не останется в Линкольншире. Не было ли в желании его дедушки своего рода божьего промысла? Купить участок и небольшой дом около Лидса своему младшему сыну. Он не хотел оставаться рядом и наблюдать, как Одли принимает на себя его роль. Он купит другие владения и покончит со всем этим.
Он снова глотнул бренди – бутылка почти опустела, и это приносило ему своеобразное удовлетворение. Было непросто добиться этого, и он не хотел упускать шанс. Однако физиология взяла свое, и он поднялся с кресла. В углу стоял ночной горшок, но он недавно провел в Белгрейве ремонт, установив новомодные сантехнические удобства. И будь он проклят, если откажет себе в удовольствии воспользоваться ими до того, как отправится в Лидс.
Он направился в большой зал. Было поздно. В доме было тихо и спокойно. Он справил нужду, восхищаясь чудесами современного изобретения, и пошел назад в свой кабинет, где намеревался провести ночь или, по крайней мере, оставаться там до тех пор, пока не закончится бренди.
Но на обратном пути он услышал звуки движения еще одного человека. Он остановился и всмотрелся в розовую гостиную. Свеча в подсвечнике на столе освещала комнату мерцающим светом. В дальнем углу Грейс с растерянным видом копалась в секретере, открывая и закрывая ящики.
Он сказал себе, что должен извиниться перед ней. Его поведение было отвратительным. Они слишком долго были друзьями, чтобы позволить всему вот так закончиться.
Он позвал ее по имени, стоя в дверях, и она, испугавшись, обернулась.
- Томас, - сказал она, - я и не знала, что Вы до сих пор не спите.
- Еще не слишком поздно, - ответил он.
Она слегка улыбнулась.
- Да, пожалуй, так и есть. Вдова уже в постели, но еще не спит.
- Ваша работа никогда не заканчивается, не так ли? – спросил он, входя в комнату.
- Нет, - ответила она, покорно пожимая плечами.
Он видел этот жест много раз. Ее лицо при этом выражало сожаление и неприязнь. В действительности он не мог понять, каким образом ей удается терпеть его бабушку. Он выносил ее только потому, что должен был.
Возможно, предположил он, у нее тоже не было другого выхода. Нежные молодые леди, которым не светило в жизни большое состояние, хватались за любую возможность получить работу.
- У меня закончилась бумага, - объяснила она.
- Для писем?
- Вашей бабушки, - подтвердила Грейс. – Мне некому писать письма. Думаю, Элизабет Уиллоуби однажды выйдет замуж и переедет… - Она задумалась на мгновение. – Я буду скучать по ней.
- Да–да, - пробормотал он, вспоминая, что говорила ему Амелия. – Ведь вы хорошие друзья?
- Да, - кивнула Грейс. Она взяла небольшую стопку бумаги и, скривившись, взглянула на него:
- Сейчас я должна идти писать письма Вашей бабушки.
- Она не пишет их сама? – удивился он.
- Она думает, что пишет. Однако ее манера облекать мысли в слова ужасна. Никто не может понять, что именно она хотела сказать. Даже у меня с этим бывают затруднения. Так что примерно половину каждого письма мне приходится додумывать самой.
Он усмехнулся. Грейс была такой замечательной, что он спрашивал себя, почему она так и не вышла замуж. Неужели джентльменов отпугивало ее положение в Белгрейве? Вероятно. Он подумал, что в этом была его вина. Он так старался удержать ее здесь в качестве бабушкиной компаньонки, даже и не думая о том, чтобы дать ей какое–нибудь маленькое приданое, которое освободило бы ее от обязанностей и помогло бы, наконец, найти себе мужа.
- Грейс, я должен извиниться, - сказал он, подходя к ней.
- За сегодняшний день? Нет, пожалуйста, не смешите. Ситуация была ужасной, и никто не обвиняет Вас…
- За многое, - отрезал он.
Он должен был дать ей возможность найти мужа. Если бы он сделал это, то ее бы здесь не было, когда приехал Одли.
- Пожалуйста, - сказала она, ее лицо исказила страдальческая улыбка. – Вы не сделали ничего, за что бы теперь должны были принести свои извинения. Но даже если бы и было что–то, уверяю Вас, что великодушно простила бы Вам все.
- Спасибо, - поблагодарил он. Он думал, что должен был бы почувствовать себя лучше, но этого не произошло. И затем, чтобы скрыть очевидное, добавил:
- Мы уезжаем в Ливерпуль через два дня.
Она медленно кивнула:
- Очевидно, Вам необходимо многое сделать до отъезда.
Он задумался. Вообще–то нет. Он провел последние четыре дня в полной уверенности, что вернется в Англию ни с чем, поэтому работал как безумный, чтобы убедиться в том, что каждый уголок в поместье Уиндхем находится в надлежащем состоянии. Он не хотел, чтобы хоть кто–нибудь мог сказать, что он подставил нового герцога.
Он все закончил. Просмотрел заказы на зерно, проследил за работой персонала, а все остальное…
Его дни как герцога были сочтены.
- Почти ничего, - ответил он Грейс сорвавшимся голосом.
- О, - удивилась она, но не его ответу, а тому, как он его озвучил. – Это должны быть приятные перемены.
Он наклонился вперед. Он видел, что ей становится неудобно, однако в нем было достаточно спиртного, чтобы насладиться этим моментом.
- Вот видите, я учусь, - сказал он.
- Учитесь? – она сглотнула.
- Быть ленивым джентльменом. Возможно, я должен взять пример с Вашего мистера Одли.
- Он не мой мистер Одли, - быстро вставила она.
- Ему не стоит волноваться, - продолжал он, не обращая внимания на ее протест. Они оба знали, что она лжет. – Я оставил все дела в идеальном порядке. Все контракты просмотрены, каждая цифра в каждой колонке на своем месте. Если имение придет в упадок, это будет на его совести.
- Остановитесь, Томас, - сказала Грейс. – Не говорите так. Мы не знаем, что герцог – он.
- Неужели? – Господи, кого она пытается обмануть? – Бросьте, Грейс. Мы оба прекрасно знаем, что найдем в Ирландии.
- Не знаем, - настаивала она, но ее голос не выражал уверенности.
И он это знал.
Он шагнул к ней:
- Вы любите его?
Она замерла.
- Вы любите его? – повторил он, теряя терпение. – Одли.
- Я знаю, о ком Вы говорите, - резко сказала она.
Он едва не рассмеялся.
- Полагаю, что знаете.
И подумал про себя, что они обречены. Они оба. Амелия была для него потеряна, а Грейс взяла и из всех людей влюбилась в Одли. Ничего не изменится. Он знал, что мог бы жениться на ком–то вроде Грейс, но Одли – никогда. Если уж он стал герцогом, то его долгом было жениться на какой–нибудь девушке с лошадиным лицом только потому, что ее происхождение было таким же высоким, как и его. Слишком много вокруг было скептиков и болтунов. Новому герцогу придется сделать блестящую партию, чтобы доказать обществу, что он достоин титула. Кроме того, Одли был безответственным дураком и совершенно не заслуживал такой женщины, как Грейс.
- Как давно Вы здесь? – спросил он, стараясь пробраться сквозь туман в своем мозге.
- В Белгрейве? Пять лет.
- И за все это время я ни разу… - Он потряс головой. – Не понимаю, почему.
- Томас, - насторожилась она, - о чем Вы толкуете?
- Будь я проклят, если знаю. – Он горько рассмеялся. – Что с нами будет, Грейс? Вы же знаете, мы обречены. Оба.
- Я не понимаю, о чем Вы говорите.
Он не мог поверить, что у нее есть силы притворяться, будто она не понимает его.
- О, бросьте, Грейс. Вы слишком умны для этого.
Она посмотрела на дверь.
- Я должна идти. – Однако он преграждал ей путь. – Томас, я…
И он подумал: почему бы и нет? Амелия была недосягаема, а Грейс – красивая, замечательная, надежная Грейс была здесь. Она была довольно привлекательна, он всегда так думал, и любой мужчина вполне мог не устоять.
Даже мужчина без гроша в кармане.
Он взял в руки ее лицо и поцеловал ее. Это был отчаянный поцелуй, рожденный не желанием, а болью, и он целовал ее, надеясь, что если будет больше и дольше стараться, что–то изменится, что–то вспыхнет между ними, и он забудет…
- Остановитесь! – Она толкнула его в грудь. – Зачем Вы это делаете?
- Не знаю, - он беспомощно пожал плечами. Эта была правда. – Я здесь, Вы здесь…
- Я ухожу, - но он до сих пор держал ее за руку.
Он должен был отпустить ее. Он знал, что должен был, но не мог. Она могла не быть его избранницей, но может быть… она была не так и плоха. И, возможно, у них могло бы что–то получиться. Вместе.
- Ах, Грейс, - произнес он. – Я больше не Уиндхем, и мы оба это знаем. – Он почувствовал, что пожал плечами и протянул ей руку. Казалось, что он, наконец, сдался перед неизбежным.
Она с любопытством взглянула на него:
- Томас?
А затем – кто знает, откуда это взялось? – он сказал:
- Почему бы Вам не выйти за меня замуж, когда все это закончится?
- Что? – ужаснулась она. – Томас, Вы сошли с ума.
Но она не оттолкнула его.
- Что скажете, Грейси? – он коснулся ее подбородка, вынуждая посмотреть на него.
Она не дала согласия, но и не отказала. Он знал, что она думает об Одли, но сейчас ему было на это наплевать. Для него она была последней надеждой, последним шансом поступить разумно.
Он наклонился, чтобы снова поцеловать ее, остановившись на миг, чтобы напомнить себе о ее красоте. Густые темные волосы, великолепные голубые глаза – его сердце должно было бешено биться в груди от этой красоты. Если он прижмет ее к себе, крепко и требовательно, ответит ли его тело желанием на эту близость?
Однако он не стал этого делать. Не хотел. Это казалось неправильным. Сама мысль об этом казалась ему недостойной. Грейс отвернулась и прошептала:
- Я не могу.
И он не сделал ничего, чтобы остановить ее. Вместо этого он коснулся подбородком ее макушки, держа ее в объятиях так, как мог бы обнимать сестру. Его сердце сжалось, и он прошептал:
- Я знаю.
* * *
- Ваша милость?
На следующее утро он поднял взгляд от своего стола, думая о том, как долго еще к нему будут так обращаться. Дворецкий стоял в дверях, ожидая, когда его заметят.
- Здесь лорд Кроуленд, он желает Вас видеть, - доложил Пенрит. – Он с леди Амелией.
- В такое время? – Он моргнул и взглянул на часы, которые непонятно насколько отставали.
- Сейчас половина девятого, сэр, - ответил Пенрит, - а эти часы неисправны.
Томас потер переносицу – кажется, она приняла весь удар вчерашней бутылки бренди на себя.
- Похоже, вчера я совершенно выжил из ума, - пробормотал он. И, честно говоря, отстающие часы были самым незначительным тому доказательством.
- Они в розовой гостиной, сэр.
Там, где он расстроил Грейс всего несколько часов назад. Великолепно.
Томас подождал, пока Пенрит выйдет, и с досадой закрыл глаза. Боже милостивый, он поцеловал Грейс! Сцапал вот этими руками бедную девушку и поцеловал. О чем, черт возьми, он думал? Хотя он не особенно жалел о своем поступке. В тот момент это казалось замечательной идеей. Если он не мог получить Амелию…
Амелия.
Ее имя вернуло его к реальности. Амелия здесь, и он не должен заставлять ее ждать.
Он встал. Она здесь с отцом, а это – плохой знак. Томас хорошо знал лорда Кроуленда, но не мог придумать ни одной причины, почему ему вздумалось бы нанести столь ранний визит. Он даже не мог вспомнить, когда граф был здесь в последний раз.
Господи, только бы он не привез своих гончих. Для этого у него просто раскалывалась голова.
Он быстро добрался до розовой гостиной и, войдя в комнату, сразу увидел Амелию, которая сидела на диване с таким видом, словно мечтала оказаться подальше отсюда. Она улыбнулась ему, но улыбка больше походила на гримасу, и он подумал, хорошо ли она себя чувствует.
- Леди Амелия, - проговорил он, хотя по правилам должен был сначала поприветствовать ее отца.
Она встала, слегка присев в реверансе.
- Ваша милость.
- Как Вы себя чувствуете? – поинтересовался он и слегка наклонил голову, изучая ее глаза. Они снова были зелеными с маленькими коричневыми крапинками по краям. Однако она не выглядела, как обычно.
С каких пор он узнал ее настолько хорошо, чтобы замечать такие тонкости в ее внешности?
- Со мной все в порядке, Ваша милость.
Но ему не понравился ее тон, покорный и официальный. Он хотел, чтобы вернулась другая Амелия, – та, которая была с ним, склоняясь над старым пыльным атласом, и чьи глаза светились новым знанием. Та, которая смеялась с Гарри Глэддишем, поддразнивая его. Забавно. Он никогда не думал, что будет высоко ценить готовность жены дразнить его, но сейчас так и было.
Он не хотел быть вознесенным на пьедестал. Только не ею.
- Вы уверены? – спросил он, чувствуя, как растет его интерес. – Вы бледны.
- Я всего лишь правильно пользуюсь шляпкой, - ответила она. – То же самое Вы могли бы сказать и Вашей бабушке.
Они улыбнулись друг другу, и Томас повернулся, чтобы поздороваться с ее отцом.
- Лорд Кроуленд. Простите мне мою невнимательность. Чем могу служить?
Лорд Кроуленд не дал себе труда быть вежливым или хотя бы ответить на приветствие.
- Моему терпению пришел конец, Уиндхем, - резко сказал он.
Томас взглянул на Амелию, ища объяснений, но она не смотрела в его сторону.
- Боюсь, что не понимаю, о чем речь, - проговорил Томас.
- Амелия рассказала мне, что Вы уезжаете в Ирландию.
Амелия знала, что он собирается в Ирландию? Он удивленно моргнул. Вот это новости!
- Я подслушала Ваш разговор с Грейс, - страдальчески выдавила она. – Я не нарочно. Простите. Я не должна была ничего говорить. Я не знала, что отец так рассердится.
- Мы ждали достаточно, - бушевал Кроуленд. – Вы держали мою дочь, связанную обязательством, много лет, и теперь, когда мы решили, что Вы, наконец, соизволите назначить дату, я узнаю, что Вы бежите из страны!
- Я намерен вернуться.
Лицо Кроуленда покраснело. Очевидно, сухое остроумие не лучшая идея.
- И каковы же Ваши намерения, сэр? – Рявкнул он.
Томас медленно и глубоко втянул носом воздух, заставляя себя сохранять спокойствие.
- Мои намерения, - повторил он.
До какой черты должен дойти человек, чтобы решить, что с него хватит? Особенно если он изо всех сил старался быть вежливым и поступать правильно? Он обдумал события последних дней. Так или иначе, он считал, что неплохо справлялся. Он никого не убил, хотя, видит Бог, ему этого хотелось.
- Мои намерения, - снова произнес Томас. Его рука сжалась в кулак, и это был единственный внешний признак его состояния.
- Относительно моей дочери.
Все, хватит. Томас одарил лорда Кроуленда ледяным взглядом.
- У меня нет никаких намерений относительно чего бы то ни было Вашего.
Амелия задохнулась, и он должен был почувствовать раскаяние, но не почувствовал ничего. За последнюю неделю его напрягали, избивали, толкали, принуждали – он думал, что уже должен был сломаться. Еще один маленький удар, и он…
- Леди Амелия – послышался новый, высокий и неприятный голос. – Я и не знал, что Вы почтили нас своим великолепным присутствием.
Одли. Разумеется, он был здесь. Томас засмеялся.
Кроуленд наблюдал за ним с растущим отвращением. За Томасом, не за Одли, который только что вернулся с прогулки верхом, взъерошенный и похожий на разбойника. По крайней мере, так думал Томас. Он понять не мог, что леди находят в этом мужчине.
- Э–э, отец, - торопливо проговорила Амелия, - позволь представить тебе мистера Одли. Он гостит в Белгрейве. Мы познакомились, когда я навещала Грейс.
- А где Грейс? – громко спросил Томас.
Все были в сборе, и ее отсутствие здесь казалось неправильным.
- Она внизу, в большом зале, - ответил Одли, с любопытством глядя на него. – Я как раз шел…
- Уверен, так и было, - перебил Томас. Он снова повернулся к лорду Кроуленду. – Итак, Вы хотели узнать, каковы мои намерения.
- Сейчас не самое подходящее время, - нервно сказала Амелия.
Томас с усилием оттолкнул раскаяние. Она думала, что таким образом предотвращает его отказ, тогда как правда была намного хуже.
- Нет, - произнес он, растягивая слог, будто на самом деле обдумывает этот вопрос. – Другой возможности может не быть.
Зачем он хранил это в тайне? Что он надеялся изменить? Почему бы прямо сейчас, черт побери, все не рассказать?
Появилась Грейс:
- Вы хотели меня видеть, Ваша милость?
Брови Томаса удивленно приподнялись, и он оглядел комнату.
- Неужели я сказал это так громко?
- Лакей услышал Вас… - Ее голос затих, и она направилась в зал, где, должно быть, до сих пор прятался подслушивающий слуга.
- Присоединяйтесь к нам, мисс Эверсли, - сказал Томас, рукой приглашая ее войти. – Вы тоже должны поучаствовать в этом фарсе.
Бровь Грейс беспокойно дернулась, но она вошла в комнату и встала у окна. Подальше от остальных.
- Я требую, чтобы мне объяснили, что здесь происходит, - сказал Кроуленд.
- Разумеется, - ответил Томас. – Как грубо с моей стороны! Где мои манеры? У нас тут была весьма захватывающая неделя. Даже в своих самых страшных фантазиях я и представить себе такого не мог.
- Что это значит? – Строго спросил Кроуленд.
Томас хитро посмотрел на него:
- Ах да. Вероятно, Вы должны знать. Этот человек, - он махнул рукой в сторону Одли, – мой кузен. И он, видимо, и есть герцог. – Все еще глядя на Кроуленда, он надменно пожал плечами, явно довольный собой. – Хотя мы в этом пока не уверены.