- Да ради Бога! - раздраженно сказала вдова, после того, как Амелия несколько секунд сверлила ее взглядом, – поднимайтесь тогда. Но не ждите, что я буду вести беседу.
- Да мы и не мечтали, - пробормотала Амелия. Она поднялась по ступенькам, а Грейс последовала за ней.
К несчастью для Амелии, и для Грейс, и для лорда Кроуленда, который после того, как они остановились напоить лошадей, решил поехать в карете, вдова все–таки решила вести беседу.
Вот только, беседа подразумевала некую обратную связь, которой в карете не существовало, в этом Амелия была уверена.
Указаний было множество, обид – вдвое больше. А вот для беседы почва была бедновата.
Отец Амелии выдержал всего полчаса, а потом забарабанил в переднюю стенку, требуя, чтобы его выпустили наружу.
- Предатель, - подумала Амелия. – С самого рождения он планировал ее переселение в дом вдовы, и больше чем на полчаса его не хватило?
Он сделал вялую попытку извиниться за обедом – не за то, что заставляет ее выйти замуж против воли, а только за свой утренний побег из кареты – но если ему и удалось вызвать у Амелии каплю симпатии, она вся испарилась, как только отец принялся читать ей нравоучения касательно ее будущего и своих решений в отношении оного.
Она получила передышку только после обеда, когда вдова и Грейс заснули. Амелия просто смотрела в окно на пробегающие ирландские пейзажи и слушала цокот копыт. И не переставала удивляться, как это все могло произойти. Она была слишком здравомыслящей, чтобы решить, что все это ей снится, но правда, как может жизнь так круто измениться за один день? Это просто невозможно. Еще на прошлой неделе она была Леди Амелией Уиллоуби, невестой Герцога Уиндхема. А теперь она…
Господи, да это почти забавно. Она ведь до сих пор Леди Амелия Уиллоуби, невеста Герцога Уиндхема.
Но все изменилось.
Она влюбилась. И, похоже, в неподходящего мужчину. А он ее любит? Этого она не знала. Она ему нравится, это точно. Он восхищется ей. Но любит ли?
Нет. Такие мужчины, как Томас не влюбляются внезапно. А если и влюбляются – если он влюбится – то не в такую, как она, не в ту, кого знает с детства. Вот так неожиданно влюбиться Томас мог бы в прекрасную незнакомку. Он бы увидел ее средь шумного бала, и его поразило бы чувство… знание, что это судьба. Страсть.
Вот так Томас мог бы влюбиться.
Если бы вообще влюбился.
Она сглотнула, ненавидя ком в горле, ненавидя запах внутри кареты, ненавидя пылинки, летавшие в солнечном луче.
Сегодня она много чего ненавидела.
Грейс, сидевшая напротив нее, начала потягиваться. Амелия наблюдала. В чужом пробуждении было что–то завораживающее, раньше ей этого видеть не доводилось. Наконец, Грейс открыла глаза и Амелия тихо сказала: "ты задремала". Она приложила палец к губам и кивнула в сторону вдовы.
Грейс подавила зевок и спросила:
- Как ты думаешь, нам еще долго ехать?
- Не знаю. Может час? Или два? - Амелия вздохнула и, закрыв глаза, откинулась на сиденье. Она устала. Они все выбились из сил, но ей хотелось немного побыть эгоисткой и сосредоточиться именно на своей усталости. Может, ей удастся подремать. Почему, интересно, некоторые преспокойно засыпают в каретах, а другие – и особенно она – не способны спать нигде, кроме кровати? Это нечестно и…
- Что ты будешь делать?
Это был голос Грейс. И как Амелии ни хотелось разыграть непонимание, она почувствовала, что не может. Да и какой смысл, ведь ответ все равно будет совершенно неудовлетворительный. Она открыла глаза. Грейс, похоже, жалела, что спросила.
- Не знаю, - сказала Амелия. Она снова откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Она любила путешествовать с закрытыми глазами. Так лучше чувствуется ритм движения. Он усыпляет. Обычно, во всяком случае. Но не сегодня. Не на пути к доселе неизвестной ирландской деревушке, где ее будущее решит запись в церковной книге.
Не сегодня, когда отец в течение всего обеда читал ей лекцию, заставляя ее чувствовать себя нашкодившей девочкой.
Не сегодня, когда…
- Знаешь, что в этом самое забавное? - вырвалось у Амелии.
- Нет.
- Вот я все время думаю: "это несправедливо, у меня должен быть выбор. Меня не должны продавать и обменивать, будто я товар." А потом я думаю: "А как иначе? Я была обещана Уиндхему много лет назад и никогда не жаловалась".
Она говорила все это в темноту, не поднимая век. Удивительно, так это приносило гораздо больше удовлетворения.
- Ты была совсем маленькой. - ответила Грейс.
- У меня было много лет, чтобы выразить недовольство.
- Амелия…
- Я сама во всем виновата.
- Это неправда.
Она, наконец, открыла глаза. По крайней мере, один.
- Ты говоришь просто так.
- Не просто так, - возразила Грейс. - Я все равно бы это говорила, но так случилось, что это правда. Ты не виновата. Тут вообще нет виноватых. А лучше бы, чтобы были. Так было бы проще.
- Чтобы было, кого проклинать?
- Да.
И тогда Амелия прошептала:
- Я не хочу за него замуж.
- За Томаса?
За Томаса? О чем она думает?
- Нет, - ответила Амелия. - За Мистера Одли.
Грейс от изумления открыла рот.
- Правда?
- Ты шокирована.
- Нет, конечно, нет, - быстро ответила Грейс. - Просто он такой красивый.
Амелия слегка пожала плечами.
- Да, наверное. Тебе не кажется, что он чересчур несколько обворожителен?
- Нет.
Амелия взглянула на Грейс с интересом. Ее "нет" звучало чуть более воинственно, чем ожидалось.
- Грейс Эверсли, - произнесла Амелия, понизив голос и быстро глянув в сторону вдовы, - ты влюблена в мистера Одли?
И тут же стало совершенно ясно, что это правда, поскольку Грейс начала бормотать, и заикаться, и издавать звуки, больше всего похожие на кваканье.
Амелия окончательно развеселилась.
- Ты влюблена.
- Это неважно, - промямлила Грейс.
- Это очень важно, - живо возразила Амелия. – А он в тебя? Не отвечай, я по глазам вижу, что да. Что ж, в таком случае мне определенно не стоит выходить за него.
- Ты не должна отказывать ему только из за меня, - сказала Грейс.
- Что ты сказала?
- Я не могу за него выйти, если он герцог.
Амелии захотелось ее стукнуть. Как она смеет отказываться от любви?!
- Почему это?
- Если он герцог, ему нужна будет подходящая партия. - Грейс серьезно оглядела ее. - Равная по положению, как ты.
- Не говори глупостей. Ты тоже не в приюте выросла.
- И так уже будет скандал. Он не должен усугублять его скандальной женитьбой.
- Скандально было бы жениться на актрисе. А о тебе будут шептаться не больше недели. – Она ждала, что Грейс ответит, но та выглядела такой взволнованной и такой… такой грустной. Амелия не могла этого вынести. Она думала о Грейс, влюбленной в мистера Одли, и о себе, плывущей по течению чужих ожиданий.
Ей бы хотелось, чтобы все было по–другому.
Ей бы хотелось быть другой.
- Не знаю, что на уме у мистера Одли, и каковы его намерения, - сказала она, - но если он готов всем рискнуть ради любви, то ты тоже должна быть готова. - Она наклонилась вперед и пожала Грейс руку. - Ты должна быть храброй, Грейс!
И улыбнулась. Грейс и себе в равной степени. И прошептала:
- И я тоже.
Глава семнадцатая
Поездка в Батлерсбридж проходила в точности так, как Томас ожидал. Он вместе с Джеком и лордом Кроулендом скакал на лошадях, чтобы насладиться прекрасной погодой. Они мало говорили; им не удавалось держаться на одной линии, чтобы поговорить. Все время кто–то из них либо увеличивал скорость скачки, либо отставал, и лошади обгоняли друг друга. Они могли только обмениваться формальными приветствиями.
Иногда кто–то что–то говорил про погоду.
Лорд Кроуленд крайне интересовался местными птицами.
Томас попытался получить удовольствие от созерцания окрестностей. Все здесь было зелено, даже больше, чем в Линконшире, и он задумался над годовым уровнем осадков. Если уровень осадков здесь был высок, не отразится ли это также на урожае? Или же это просто отклонение – Стоп.
Сельское хозяйство, скотоводство – чисто теория сейчас. У него нет ни земли, ни скота, за исключением коня. Да, вероятно, он им тоже не владел.
У него не было ничего.
И никого.
Амелия…
Мысленно ему явилось ее лицо, непрошено, но очень кстати. Она была большим, чем он ожидал. Он ее не любил – он не мог ее любить, не сейчас. Но почему–то…он скучал по ней. Это было смешно, так как она была в экипаже, в двадцати ярдах позади. И он ее видел на пикнике в полдень. И они завтракали вместе.
У него не было причины скучать по ней.
И все же, он скучал.
Он скучал по ее смеху, который звучал на особенно приятном вечернем мероприятии с ужином. Он скучал по теплому блеску ее глаз, тому, как они выглядели в раннем утреннем свете.
Как будто он когда–либо видел их в раннем утреннем свете.
И не увидит.
Но он все время по ней скучал.
Он посмотрел через плечо на экипаж, и был почти удивлен, что он выглядит так же, как нужно, и из окон не рвется огонь.
Его бабушка была в прекрасной форме сегодня. По одному он точно теперь не будет скучать, лишившись титула. Вдовствующая герцогиня Уиндхэм была не просто тяжкой ношей на его спине, она была чертовой Медузой–Горгоной, и ее главной целью в жизни было сделать его жизнь настолько тяжелой, насколько это возможно.
Но его бабушка была не единственной обузой, от которой он был рад избавиться. Бесконечная бумажная работа. Он не будет по ней скучать. Отсутствие свободы. Все думали, что он действует, как ему заблагорассудится, - все эти деньги, и власть должны были давать человеку полный контроль. Но нет, он был прикован к Белгрейву. Но это было раньше.
Он подумал об Амелии, ее мечтах об Амстердаме.
Ну, черт. Завтра же он мог бы поехать в Амстердам, если пожелает. Он мог бы сразу уехать из Дублина. Он мог увидеть Венецию. Вест–Индию. Ничто не могло остановить его, ничто…
– Ты счастлив?
– Я? – Томас удивленно посмотрел на Джека, потом понял, что насвистывает. Насвистывает. Он не мог вспомнить, когда в последний раз так делал. – Да, я полагаю. Это очень приятный день, Вы так не думаете?
– Приятный день, – повторил Джек.
– Никто из нас не заперт в экипаже с этой злобной старой каргой, – заметил Кроуленд. – Мы все должны быть счастливы. – Потом он добавил, – Простите, - так как злобная старая карга все–таки приходилась бабушкой обоим его приятелям.
– Не стоит извиняться передо мной, – сказал Томас, чувствуя себя живым. – Я полностью согласен с Вашей оценкой.
– Я буду жить с ней? – Выпалил Джек.
Томас осмотрелся и усмехнулся. Разве не удивительно, что только теперь он осознал, насколько тяжелы ее обязанности? – Внешние Гибриды, приятель, Внешние Гибриды.
– Почему же Вы этого не сделали? – Спросил Джек.
– О, поверьте мне, я так и сделаю, если есть хоть малейший шанс, что я буду отвечать за нее завтра. А если нет… – Томас пожал плечами. – Мне потребуется какая–то работа, не так ли? Я всегда хотел попутешествовать. Возможно, я буду Вашим исследователем. Я найду самое древнее и холодное место на острове. Я повеселюсь от души.
– Ради Бога, – взмолился Джек. – Перестань так говорить.
Томас посмотрел на него с любопытством, но ничего не ответил. Не впервые он подумал, что же именно происходит в голове его кузена. Лицо Джека было изнуренным, а глаза холодными.
Он не хотел идти домой. Нет, он боялся идти домой.
Томас почувствовал какую–то искру в груди. Сочувствие, предположил он, к человеку, которого ему следовало презирать. Но ему нечего было сказать. Нечего спросить.
И поэтому он ничего не сказал. Вообще молчал весь остаток пути. Прошли часы, и воздух вокруг него стал холоднее с приближением ночи. Они ехали мимо очаровательных деревенек, через Кевен Таун, город побольше и пошумнее, и, наконец, через Батлерсбридж.
Томас подумал, что это должно выглядеть зловеще. Тени должны были быть длинными и деформированными, и должны были слышаться странные животные звуки, звучащие в ночи.
Вот здесь его жизнь должна была быть выдернута из–под него. Казалось неправильным, что окрестности выглядели настолько живописными.
Джек был немного впереди, и он достаточно замедлил ход. Томас поехал рядом, потом заставил лошадь замедлить ход, чтобы ехать ровно. – Это та дорога? – Тихо спросил он.
Джек кивнул. – Прямо за поворотом.
– Они Вас не ждут, не так ли?
– Нет, – Джек пришпорил лошадь и поехал рысью, но Томас продолжал придерживать свою и ехать шагом, позволив Джеку ехать вперед. Иногда нужно было позволить человеку сделать кое–что наедине с собой.
По крайней мере, он мог бы попытаться задержать вдову, пока Джек возвращался домой. Он стал ехать настолько медленно, насколько мог, так что экипаж тоже снизил скорость из–за коня Томаса. В конце подъездной дороги, он увидел, как Джек спешился и прошел по ступенькам, постучал во входную дверь. Когда она открылась, показался луч света, но Томас не услышал, чтобы они обменялись словами.
Экипаж остановился в стороне от подъездной дорожки, и вдова уже выходила, воспользовавшись помощью грума. Она стала идти вперед, но Томас быстро соскользнул с седла, и схватил ее за руку, чтобы удержать.
– Отпусти меня, – прорычала она, попытавшись освободиться.
– Ради любви к Господу, женщина, – в ответ рявкнул Томас, – дай ему минутку с его родными.
– Мы его родные.
– У вас что, не осталось ни капли чувствительности?
– На кону вещи поважнее, чем это…
– Нет ничего, что не могло подождать пары минут. Ничего.
Ее глаза сузились. – Я уверена, что Вы так и думаете.
Томас выругался и совсем не про себя.
– Я уже далеко зашел, не так ли? Я обращался с ним цивилизованно, а недавно стал испытывать уважение. Я наслушался вашего сарказма и беспрестанных жалоб. Я проехал по двум странам, спал на дне лодки, и даже – и я должен сказать, что это действительно оскорбление, - отступился от своей невесты. Я считал, что готов к тому, что мне приготовило это место. Но ради всего святого, я не потеряю те остатки человеческой порядочности, которые у меня остались после того, как вырос в одном доме с Вами.
Через плечо он увидел Грейс и Амелию, которые раскрыли рты и смотрели на него.
– Этот человек, – сказал он, стиснув зубы, – имеет право провести пару чертовых минут со своей семьей.
Его бабушка смотрела на него одну долгую, ледяную секунду, а потом сказал, – Не ругайтесь в моем присутствии.
Томас был ошеломлен тем, как она полностью проигнорировала все, что он сказал, что он ослабил хватку, и она вырвалась, поспешив ко входу, прямо за Джеком, который обнимал женщину, которая была его тетушкой, как понял Томас.
– Гм, – фыркнула вдова так, как только она могла фыркнуть.
Томас прошел вперед, готовый вмешаться, если потребуется.
– Вы должно быть его тетя, – сказала вдова, обращаясь к женщине на ступеньках.
Миссис Одли просто посмотрела на нее. – Да, – наконец, она ответила. – А Вы…?
– Тетушка Мэри, – вмешался Джек. – Боюсь, мне нужно представить Вам вдовствующую герцогиню Уиндхэм.
Миссис Одли отпустила его и присела в реверансе, отступив, когда вдова прошла мимо. – Герцогиня Уиндхэм? – повторила она. – Святые небеса, Джек. Ты не мог прислать мне хотя бы записку?
Джек мрачно улыбнулся. – Так лучше, уверяю Вас. – Он повернулся к Томасу. – Герцог Уиндхем, – сказал он, указав на него рукой. – Ваша Светлость – моя тетя, миссис Одли.
Томас поклонился. – Я польщен нашим знакомством, миссис Одли.
Она что–то пролепетала в ответ, явно в замешательстве из–за приезда герцога.
Джек закончил представления, и леди присели в реверансе, когда миссис Одли отвела его в сторону. Она шептала, но в ее голосе было столько паники, что Томас слышал каждое слово.
– Джек, у меня не хватает комнат. У нас ничего нет достаточно большого…
– Прошу Вас, миссис Одли, – заметил Томас, склонив голову в знак уважения, – не волнуйтесь из–за меня. С нашей стороны было непростительно приехать, не сообщив заранее. Я не ожидаю от Вас ничего, требующего больших усилий. Вероятно, только самую лучшую комнату для моей бабушки, – он попытался, чтобы это не прозвучало жалко, добавил, – Так будет лучше для всех.
– Конечно, – быстро ответила миссис Одли. – Прошу, прошу, здесь холодно. Вы все должны войти внутрь. Джек, мне нужно сказать тебе…
– Где у Вас церковь? – требовательно спросила вдова.
Томас почти простонал. Она что, не могла подождать, пока их хотя бы проведут внутрь?
– Наша церковь? – переспросила миссис Одли, посмотрев на Джека в сильном замешательстве. – В такое время?
– Мне не нужно молиться, – рявкнула вдова. – Я бы хотела посмотреть записи.
– Викарий Беверидж все еще заведует приходом? – спросил Джек, ясно пытаясь прервать вдову.
– Да, – ответила его тетя, – Но он определенно сейчас в постели. Сейчас полдесятого, мне так кажется, а он ранняя пташка. Возможно, утром, я…
– Это вопрос династической важности, – встряла вдова. – Мне все равно, даже если время после полуночи. Мы…
– А мне не все равно, - заговорил Джек. - Вы не станете вытаскивать викария из постели. Вы и так долго ждали. Можете подождать, черт побери, до утра.
Томас хотел зааплодировать.
– Джек! – миссис Одли запнулась. Она повернулась к вдове, – Я его не учила таким выражениям,
– Нет, не учили, – ответил Джек, но смотрел на вдову.
– Вы были сестрой его матери, не так ли? – сказала вдова, обращаясь к миссис Одли.
Она была крайне ошеломлена переменой темы. – Да, правда.
– Вы присутствовали на ее свадьбе?
– Нет.
Джек с удивлением повернулся к ней. – Нет?
– Нет, я не могла присутствовать. Я была на постельном режиме. Я никогда тебе не говорила. Младенец родился мертвым. – Ее лицо смягчилось. – Это была одна из причин, почему я была так счастлива, получить тебя.
– Мы пройдем в церковь утром, – заявила вдова. - Первым делом мы найдем бумаги и на этом закончим.
– Бумаги? – переспросила миссис Одли.
– Которые подтверждают факт бракосочетания, – вдова практически зарычала. – Вы что, глупы?
Это было слишком. Томас ринулся вперед и отодвинул ее, что было лучше для нее, потому что, судя по Джеку, он прямо жаждал добраться до ее горла.
– Луиза выходила замуж не в церкви Батлерсбриджа, – ответила миссис Одли. – А в Магвайрбридже. В регионе Фермене, где мы выросли.
– Как далеко это отсюда? – спросила вдова, пытаясь освободить руку.
Но Томас держал ее крепко.
– Двадцать миль, Ваша Светлость, – ответила миссис Одли, а потом повернулась к племяннику. – Джек? Что происходит? Зачем тебе нужны доказательства, подтверждающие замужество твоей матери?
Джек минуту колебался, потом прочистил горло и ответил, – Мой отец был ее сыном, – и кивнул в сторону вдовы.
– Твой отец, – запнулась миссис Одли. – Джон Кэвендиш, ты говоришь…