- Так говорили мистер и мистрисс Лесли, - сказал Ропер. - Но я скорее готов думать, что она им внука.
- Внука? - вскричал сквайр, пристально смотря на Ропера.
- Я скажу после, почему так думаю. Но странно, сэр, что вам не случалось ее видеть.
- То-то и есть, что очень странно! - сказал сквайр. - Сколько раз я бывал у мистрисс Лесли при покойном ее муже, и после, а никогда не слышал от нее ни слова о внуке; значит, она нарочно молчала об этом. Да откуда ж взялась у ней эта внука или племянница?
- Говорят, что фамилия отца Розы была мистер Мильдмэ; они жили в Комберлэндском Графстве, в Пенрите.
- В Пенрите! да ведь моя племянница тоже из Пенрита!
- Точно так, сэр. У мистрисс Лесли была дочь, если вы припомните, которая умерла в этом городе.
- Ну, да, - горячо перебил сквайр. - Но ведь дочь мистрисс Лесли умерла в девицах.
- Значит, Роза Вудбайн не может быть ее дочерью, - заметила Нелли, внимательно прислушившаяся к разговору.
- Не стану утверждать, что дочь мистера Лесли была замужем, - сказал Ропер, - но думаю, что Роза Вудбайн ее дочь.
- Думаете! - вскричал сквайр, - хорошо, мы с вами переговорим об этом завтра. И почему вы не сказали мне об этом прежде? Вы должны были сказать.
- Мне казалось, сэр, что рано еще было говорить; я действовал, сколько мог, к лучшему.
Сквайр вспыхнул и, казалось, был очень раздражен. Ропер также сидел на стуле не совсем спокоен.
- Не понимаю тут ровно ничего, - проворчала Нелли, - но постараюсь разузнать, что их так сильно занимает.
После некоторого молчания, сквайр сказал:
- Мне нужно видеть ее, и как можно скорее. Теперь идти к ней уж поздно, так пойду завтра.
- Завтра, сэр. Утро вечера мудренее, - прибавил управитель.
- Хозяин, - сказал Джоддок, начавший скучать, когда перестали обращать на него внимание, - в доме у вас ходят привидения; верно, о них есть какая-нибудь занимательная история. Расскажите-ка нам ее.
- Нет, - отвечал Иона, - я не люблю по ночам рассуждать об этом предмете: белая женщина может рассердиться за такие речи.
- Так не расскажет ли нам кто-нибудь другой анекдота о привидениях? - сказал сквайр, - это нас позабавило бы. Нас теперь целое общество; мы сидим в светлой комнате, за чашею пунша, и приятно посмеяться над привидениями. Другое дело, когда остаешься ночью один в огромной, мрачной, запустевшей комнате, о которой ходят страшные слухи: тогда, признаюсь, и я готов струсить. Да раз это и случилось со мною.
- Знаю, о каком случае вы говорите, ваша милость, - подхватила Нелли, - вы вспоминаете о ночи, которую провели в нашей комнате, где является белая женщина. Помните, я уговаривала вас не ложиться там, но вы посмеялись надо мною и сказали, что не боитесь этих чучел. Нынче ночует там доктор Плот и отвечал мне то же самое. Посмотрим, каким голоском заговорит он завтра.
- Надеюсь, он не увидит того, что видел или воображал видеть я, - сказал сквайр.
- Что ж видели вы? - спросил Джоддок.
- Об этом я не люблю рассказывать, капитан.
- Ах, джентльмены! мы живем в доме, где происходили странные, ужасные вещи, - сказал Иона, качая головою. - Неудивительно, если некоторые из прежних его владельцев не могут покойно спать в своих гробах. Не одна леди Джуга является, вставая из гроба.
- Как, не одна? Кто ж еще? Я никого не видела, кроме белой женщины, - с любопытством спросила Нелли.
- А я видел, - сказал Иона таинственным голосом, - однажды мне представилось привидение в мужской одежде с большою, кровавою раною на груди.
Нелли вскрикнула от страха.
- Кто ж такой был это? - спросил Ропер.
- Его отец, сэр, - шепотом отвечал Иона, показывая глазами на сэра Джильберта, сидевшего у камина. - Покойный баронет, помните, был убит на дуэли сэром Вальтером Физвальтером.
- Ах, какой ужас! - вскрикнула Нелли.
- Да у вас дом населен мертвецами, как видно, - сказал Джоддок. - Надеюсь, по крайней мере, что в моей комнате они не являются.
- Не могу поручиться за это, - важно отвечал Иона, имевший в виду подействовать этим разговором на капитана, которого ему хотелось как-нибудь выжить из дому, - привидения злы и капризны; они часто забавляются тем, что пугают людей.
В эту минуту странный шум послышался на лестнице, которая вела из коридора в общую залу. Все обратили глаза в ту сторону.
V. Привидение
Все с волнением взглянули на лестницу и, к удивлению и ужасу зрителей, появилась на верхних ступенях ее высокая фигура, одетая в латы. Забрало было поднято и открывало бледное, окровавленное лицо рыцаря. Нелли лишилась чувств и упала на руки мужа, который сам, от страха, едва держался на ногах. Остальные собеседники были неподвижны от изумления.
Нет, глаза не обманывают. Призрак идет, грозно стуча доспехами; ступени лестницы трещат под его тяжелыми шагами. Крики Пегги и Дика, раздающиеся из коридора, усиливают впечатление зрителей. Не обращая на них внимания, призрак медленно сходит по лестнице. Ни у кого не достает смелости произнесть слово или сделать движение. Одна Нелли, переставшая кричать, потому что никто не занимался ее криками, шепнула мужу:
- Смотри, Иона, смотри: это один из Физвальтеров. Помнишь портрет в той комнате, где ночует старик?
- Помню, - отвечает Иона, дрожа от страха, - но привидение также очень похоже на Френка Вудбайна.
- Да, да, - сказала она, начав ободряться. Привидение продолжает сходить по ступеням.
Вдруг, сэр Джильберт де-Монфише, обнажив шпагу, бросился на него; но призрак, уже сошедший с лестницы, схватил шпагу своею одетою в железную перчатку рукою и, вырвав ее из руки смутившегося баронета, бросил на пол; потом взял за плечо сэра Джильберта и оттолкнул его на несколько шагов. Крик изумления вырвался у зрителей. Иона бросился бы бежать, если б его не удержала жена, начавшая догадываться в чем дело.
И для всех после схватки баронета де-Монфише с рыцарем стало очевидно, что призрак - не призрак, а живой человек, и всеми овладела досада на обманщика, успевшего наделать столько страха. Иона объявил, что с самой первой минуты догадывался об обмане; Джоддок кричал и грозил мнимому привидению. Флитвик, егерь сквайра, даже помог делом баронету, замахнувшись, чтоб ударить его противника по голове толстым концом хлыста; но шлем защитил молодого человека. Он вырвал хлыст у Флитвика и ударил его по спине.
- Разве не узнали вы меня, что хотели проломить мне голову? Так вот же вам за это, - прибавил он в виде пояснения, решившись явиться под своим настоящим именем, потому что убедился, что не мог пройти в качестве привидения.
- Ах, это вы, Френк Вудбайн! Не деритесь же так больно! - прокричал Флитвик.
- Френк Вудбайн! Так это он! Уничтожу его! - проревел расхрабрившийся Джоддок.
- Ваша милость, остановите капитана! - умоляющим голосом закричала Нелли. - Френк такой милый молодой человек! Не знаю, где он взял себе такой наряд, но, верно, у него не было на уме ничего дурного. Я могу вам объяснить, как он очутился здесь.
- Ты можешь объяснить, негодница? - прошептал Иона.
- Не смейте подходить ко мне! - кричал Френк Джоддоку, шедшему на встречу. - Хоть вы великан, а вам будет плохо. Я теперь не дам себя арестовать!
Но Джоддок был неудержим и наступал на него со шпагою. Френк принужден был употребить в дело хлыст и, обратив храбреца в бегство, остался победителем и шел к дверям, размахивая хлыстом, чтоб защититься от новых нападений. Он думал, что его хотят арестовать, как прежде, и принял Джоддока за помощника двум сторожам, с которыми имел дело.
Сквайр и все, кроме Монфише, хохотали над поражением великана; громче всех раздавался хохот Ионы, с истинным удовольствием думавшего: "Ну, молодец Френк; люблю его за это…"
- Каким же образом очутился здесь Френк? - сказал управитель.
- Я заперла его в подвал, чтоб утаить от ваших полицейских, - сказала Нелли, - и, верно, ему удалось найти из подвала ход сюда.
- Да, по длинным, темным коридорам, - прибавил Френк, - в одном из них я нашел это вооружение и надел его, думая, что найду в зале только хозяев и служителей, которые не узнают меня, приняв за привидение.
- Но на вас кровь! Вы ранены! - вскричала Нелли.
- Маленькая царапина, - отвечал Френк, снимая шлем.
- Пегги! скорее полотенце и воды! - сказала хозяйка, обращаясь к служителям, которые уж отважились появиться в зале. - Да принесите бальзам из моей комнаты.
- Сэр, удержите баронета и его друга, - сказал Ропер сквайру, - они готовы опять броситься на Френка. Скоро я вам объясню все.
Френк смыл с лица кровь; Нелли, заботливо суетившаяся около него, усадила его на стул, причесала ему волоса и лечила рану бальзамом; но лучшее лекарство было то, что отворилась дверь и вошла Роза, спрашивая трактирщика, не видал ли он ее мужа, или не знает ли, где он. Трактирщик указал ей на Френка.
Роза едва узнала его в странном наряде, и вдруг, с криком радости и беспокойства, бросилась к нему.
- Не могу тебя обнять, милая Роза, - сказал он, улыбаясь, - грудь моя слишком жестка. Не знаю, как обнимали рыцари своих жен.
И действительно, Френк казался истинным рыцарем - так шел к нему благородный костюм.
Узнав, как заботливо Нелли ухаживала за ее мужем, Роза искренно начала благодарить ее.
"Что за диво, она не ревнует его, - подумала Нелли. - Нет, я не могла бы так благодарить, если б была на ее месте".
- Но зачем же ты нарядился в латы? - начала расспрашивать Роза, убедившись, что рана мужа ничтожна. - И как они идут к тебе! И что тебя так долго задержало? - Но получив в ответ, что это длинная история, которую расскажет он ей после, Роза совершенно удовольствовалась этим ответом - новая причина удивляться для Нелли. И могла ли Роза не быть довольна и счастлива? Френк здоров, Френк опять подле нее - чего же больше может она желать, о чем беспокоиться или думать?
"Нет, если б мой Иона был так молод и хорош, - думала Нелли, - я допрашивала б его о каждой минуте, проведенной не на моих глазах! Вот странная женщина: нет в ней ни любопытства, ни ревности!"
Не узнав, что случилось с мужем, Роза тихо рассказала ему, что, относительно долга, он не должен беспокоиться, потому что это дело устроилось благополучно, благодаря какому-то доктору Плоту, приходившему к ней вместе с Ропером. Френк видел, что она хочет ему сказать еще что-то, но сказал жене, что успеют переговорить обо всем в подробности завтра.
- А меня уж совершенно успокоили твои слова, милая Роза, - прибавил он, - теперь я могу безопасно возвратиться домой, не боясь тюрьмы. Но ходить в латах неудобно, потому помоги мне снять их и отправимся домой. - Роза и Нелли помогли ему снять рыцарские доспехи. "Теперь ты опять мой прежний Френк", - смеясь, сказала Роза и обняла мужа.
Появление Розы произвело различное впечатление на присутствующих. Сэр Джильберт с капитаном Джоддоком поспешно ушли в свои комнаты. Сквайр смотрел на молодую женщину с восхищением и изумлением и едва удержался, чтоб тотчас же не подойти к ней и не помешать ее разговору с мужем.
- Я должен переговорить с нею, Ропер, - твердил он, - должен переговорить с нею.
- Не теперь, не нынче, прошу вас, - отвечал управитель. - Я приглашу ее с мужем завтра быть у вас, тогда и переговорите обо всем; но предварительно надобно объясниться мне с доктором Плотом. Вы знаете, почему.
- Ничего не знаю; знаю только, что вы меня мучите, Ропер; но будь по-вашему. Если завтра она будет у меня в доме, я подожду; но, понимаете, только под этим условием. Ах, как она мила! Как похожа на мать! Но уйду поскорее. Если не уйду, не удержусь, заговорю с нею. Так до завтра, Ропер, но помните, непременно завтра.
- Непременно, - сказал управитель.
И, не простившись ни с кем, сквайр ушел вместе с Флитвиком; за ними ушел и доктор Сайдботтом, в веселом расположении духа от выпитых пяти стаканов пунша.
Тогда Ропер подошел к Вудбайнам и сказал, что сквайр просит их прийти завтра к нему. Френк охотно согласился. Роза также отвечала, что придет, но покраснела и смутилась. Ее волнение было замечено управителем; но муж, прощавшийся в это время с Неттельбедами, не заметил ничего.
Ропер ушел. За ним ушли и Вудбайны; им было о чем порассказать друг другу дорогою.
Через полчаса все спали в гостинице "Золотого Окорока".
Не спал только доктор Плот.
VI. Голос из-за могилы
Медленно, задумчиво шел он по темному коридору. В раздумье остановился он перед дверью комнаты, столь хорошо ему знакомой, как бы колеблясь отворить ее, и вздохнул, переступая через порог.
Прошедшее воскресло в душе его с поразительною живостью действительности, когда он вошел в комнату. Он увидел себя в полном цвете лет, пылким, страстным юношею, обладателем руки любимой женщины; безмятежное блаженство ждало его. Вот и она, его невеста, его молодая супруга; она в подвенечном платье; сколько красоты, сколько очаровательности в юных чертах ее лица! сколько нежности, сколько любви в ее голосе, в ее взоре! А теперь этот взгляд горьким упреком колет его сердце. Он не думал, что его рана может раскрыться так мучительно.
Но его страдания не кончились. Вот она стоит перед зеркалом, причесывая свои черные волосы; он не может без восхищения смотреть на ее величественную красоту. Зачем нельзя возвратить прошедшего, или изгладить всякое воспоминание о нем? О, если б люди могли вновь переживать свою жизнь, чтоб исправить свои ошибки, насладиться погибшим счастием! Он закрыл лицо руками, как бы желая отогнать от глаз прекрасное, но тяжелое видение; но оно неумолимо носилось перед его памятью. В невыносимой тоске он упал на стул. Мстительные фурии терзали его. Он рыдал; у него вырывались отчаянные восклицания. Он встал и начал неверными шагами бродить по комнате. Он хотел убежать из этого дома; он называл себя безумцем за то, что вошел в него. Нет, он не отступит перед страданьем: быть может, оно утолится. Увы! оно не утоляется. Он подошел к камину. Сколько лет прошло, как он стоял тут… Тогда он был молод и крепок душою, теперь он изможденный старик, изменник без рода и имени. Нет у него детей, не слышал он сладкого имени "отец".
Но это горе еще отвратимо. Гордость восстает против такого решения. Он не будет слушать ее голоса. Смирись, гордец, признай свою вину, проси пощады. Решившись на это, он несколько успокоился; но его угрызения пробудились с новою силою при виде платка, которого он до сих пор не замечал на полу. Подняв его, он вздрогнул, как уязвленный змеею. Он знал, чей это платок, чьею кровью он смочен. Вот и его вензель, вышитый ее рукою!
И восстало новое видение, грознее, мучительнее первого. Туманная заря тускло освещает двух людей, которые дерутся на шпагах. Их секунданты беспокойно следят за каждым ударом, радуясь каждому отраженному нападению, надеясь, что легкая рана окончит бой. Но не того хочет один из дерущихся, мрачный, дышащий только мщением. Он сделал ложный удар - соперник обманулся, открыл себя, и шпага до эфеса погрузилась в его грудь. Он упал; хотел что-то сказать и не мог; он только обратил умоляющий, кроткий взгляд на своего убийцу; но убийца с мстительным торжеством смотрел на умирающего противника, спокойно отирая дымящуюся кровью шпагу. Потом он вырвал листок из своей записной книжки, начертил на нем карандашом несколько слов и, завернув записку в окровавленный платок, отправил эту посылку своей жене; а между тем раненный умер; разошлись свидетели дуэли.
Говорят о наказаниях преступникам. Чем же наказать такого преступника? Всякая казнь мала ему. А люди прощают его! О, как пахнет кровью этот платок! Прочь, прочь платок!
А это что такое? Письмо и чашка. Ужели это также обвинители убийцы? В чашке был опиум. Она отравилась этим ядом - неужели из этой чашки? Письмо адресовано к нему: на адресе ее почерк. Печать цела. Он ломает ее, начинает читать. Голова его кружится; лист надает из его рук. Опомнившись, он пожелал смерти. "Нет, еще рано: мой долг еще не исполнен; мне нужно прежде совершить его". Он начал перечитывать письмо.
"Простите, простите навеки, сэр Вальтер. Не жалейте обо мне: когда вы будете читать эти слова, всякое сострадание будет уже напрасно. Я выпила яд, чувствую, что вечный сон одолевает мною. Невыносимая скорбь заставила меня искать смерти. Умираю, молясь о том, чтоб этот поступок был прощен мне, чтоб прощены были и вы. Да будут услышаны мои мольбы! В последнюю минуту не упрекаю вас; пусть я одна буду виновна в своей смерти. Не в упрек вам говорю и то, что ваши подозрения были несправедливы. Но вы должны знать истину, чтоб ваше заблуждение не погубило и сына, как погубило мать. Я была верна вам, сэр Вальтер; не только делом, ни одной мыслью не изменяла вам жена. Я любила вас, несмотря на вашу оскорбительную подозрительность, несмотря на вашу жестокость. Совесть моя чиста от бесчестия, которым было бы опозорено ваше имя. Но были у меня недостатки, которые казались мне простительны и которых не оправдываю теперь, при дверях гроба, потому что они привели меня к нему. Прежде они казались мне ничтожны; теперь я смотрю на них иначе, и жалею от глубины души, что так поздно поняла их важность. Я была капризна, я слишком полагалась на свое могущество, я любила блистать; я слушала лесть, которую презирала, которая была мне скучна. Мои вкусы сходны были с вашими, но я не показывала вид, что люблю общество, потому что мне хотелось заставить вас повиноваться мне, жертвовать вашими привычками моему желанию. Я была избалована воспитанием; я думала, что мужчина должен быть рабом жены-красавицы, должен покоряться всем ее прихотям, вести образ жизни, какой велит ему вести она. Не оправдываюсь тем, что не знала вашего характера. Я надеялась на твою любовь ко мне, на силу своей красоты, я не предвидела опасностей. Увидев опасность, я не хотела сознаться, что ошибалась, не хотела обнаружить этого перед тобою. Так возник между нами раздор, и ошибки мои стали причиною неисправимых бед. О, пусть моя судьба послужит уроком для других! Но меня можно извинить тем, что я не понимала всей опасности несогласия, основанного на таких ничтожных поводах. Я думала, что твое огорчение - минутное неудовольствие; что, примирившись, ты с новою силою полюбишь меня. Но час примирения не приходил; в твоем сердце пробудились неисцелимые подозрения.
Извиняя себя, я должна извинять и других. Не хочу растравлять твоей раны; но истина требует очистить от подозрений память того, кто был истинным другом твоим и моим, но особенно твоим, сэр Вальтер. Он всегда старался объяснить мне твои прекрасные качества, защищал, если я в чем-нибудь обвиняла тебя. Он не колеблясь указывал мне мои ошибки, говорил, какой вред могут принести они. Он всегда старался примирить нас, и жертвовал собою для нашего сближения, зная, какой опасности подвергает его твоя подозрительность.