- Гартман, - сказала она с упреком, и голос ее смягчился до нежности, - вы только что предлагали мне свою защиту, а теперь сами угрожаете мне. Что же мне ожидать от ваших товарищей, если вы так поступаете со мной. Я не поехала бы в лес, если бы только подозревала это.
Ее упрек, а еще более звук ее голоса образумили Ульриха! Его раздражительность прошла, как только он перестал слышать повелительный тон. Его правая рука еще держала повод, но левая, сжатая в кулак, постепенно разжалась, и угрожающее выражение исчезло с его лица.
- Я вас до сих пор совсем не боялась, - тихо продолжала Евгения, - несмотря на все дурное, что мне рассказывали о вас. Неужели вы хотите, чтобы я испытывала к вам страх? Мы находимся у самого обрыва, если вы не перестанете раздражать лошадь или произносить угрозы, то случится несчастье. Неужели человек, который, еще не зная меня, бросился под копыта лошадей, захочет сам погубить меня? Пропустите меня, Гартман!
Ульрих тихо вздрогнул, бросив взгляд на обрыв, от которого они находились совсем близко, медленно выпустил повод и нехотя, словно уступая непреодолимой силе, отошел в сторону, чтобы пропустить ее. Евгения невольно оглянулась: он стоял неподвижно, опустив глаза, не произнося ни слова, не прощаясь с ней, и беспрепятственно дал ей проехать.
Глава 10
Молодая женщина вздохнула свободно, когда Афра быстро умчала ее от опасности, несмотря на завидное самообладание, Евгению била дрожь. Она не была бы женщиной, если бы не почувствовала в странном поведении этого человека не только ненависть, о которой она уже давно догадывалась, но и нечто другое, более опасное. Пока он еще подчинялся ей, но был уже близок к тому, чтобы разорвать эти цепи. Теперь она убедилась, что "неукротимая стихия", с которой она однажды сравнила его, вырвавшись на свободу, не знает пределов своей ярости.
Достигнув долины, Евгения, помня о сделанном ей предостережении, хотела свернуть с большой дороги, как вдруг услышала конский топот и, взглянув в ту сторону, увидела быстро мчавшегося всадника, который через несколько минут очутился рядом с ней.
- Наконец! - воскликнул Артур, с трудом переводя дыхание и осаживая лошадь. - Какая неосторожность именно сегодня выехать одной! Ты, конечно, и не подозревала, какой опасности подвергалась!
Она с удивлением посмотрела на мужа, который, тяжело дыша и раскрасневшись от быстрой езды, ехал рядом с ней. На нем не было ни костюма для верховой езды, ни шпор, ни перчаток; очевидно, он внезапно помчался за ней.
- Только полчаса тому назад я узнал, что ты уехала, - продолжал он, несколько справившись со своим волнением. - Франц и Антон ищут тебя в разных направлениях; я первым нашел тебя. Мне сказали на хуторе, что ты проехала несколько минут тому назад.
Молодая женщина не спрашивала о причине такой обеспокоенности - она уже достаточно знала о ней, но поразилась его заботливости. Ведь он мог послать за ней слуг. Конечно, владельцу рудников было бы очень неприятно, если бы рабочие оскорбили его жену, и только поэтому он сам поспешил за ней.
- Я была там, наверху, - объяснила она, указывая на цель своей прогулки.
- На горе, где мы спасались от бури? Ты была там? Евгения сильно покраснела; она опять увидела в его глазах тот странный блеск, который давно уже не появлялся, И почему он спросил это так резко и прерывающимся от волнения голосом? Разве он не забыл уже давно тот день, воспоминание о котором так часто мучило ее?
- Я попала туда случайно, - торопливо сказала она, как бы оправдываясь, и от этих ее слов он сразу сник. Блеск в его глазах моментально исчез, и он снова равнодушно сказал:
- Случайно! Вот как! Я должен был и сам понимать, что такая прогулка по горам не могла входить в твои планы. Афра всегда неохотно взбирается на гору. Но ты могла также "случайно" попасть на дорогу, ведущую в М., этого я боялся больше всего.
- Чего же тебе бояться? - спросила Евгения, пытливо глядя на него.
В это время они свернули с большой дороги и поехали по лесной тропинке. Артур старался избегать ее взоров.
- Некоторых неприятностей, которые именно сегодня должны были там произойти. Рудокопы отправились в горы на чугунный завод, чтобы и там взбунтовать рабочих. Гартман совсем вскружил им головы своими безумными речами. Я получил известие, что вчера там уже начались волнения, а возбужденная толпа людей, возвращающихся с места беспорядков, способна на все. Они должны были как раз сейчас быть здесь.
- Я и без того свернула бы с большой дороги, - спокойно сказала молодая женщина. - Я уже получила предостережение.
- Предостережение? От кого?
- От самого Гартмана, которого встретила четверть часа тому назад в лесу.
Лошадь Артура взвилась на дыбы, испуганная сильным, судорожным движением, каким он натянул вдруг поводья.
- Гартман! И он осмелился приблизиться к тебе, заговорить с тобой после всего, что произошло в эти дни?
- Он сделал это, чтобы предостеречь меня, предложить мне свою защиту и просить позволения проводить меня. Я отклонила и то, и другое, думая, что это мой долг по отношению к тебе и твоему положению.
- Ты думала об обязанностях по отношению ко мне! - резко сказал Артур. - Я беспредельно благодарен тебе за такое отношение. Ты поступила совершенно правильно, потому что, если бы позволила ему проводить себя, то я, несмотря на стремление избегать любых столкновений, дал бы ему почувствовать, что зачинщик и руководитель мятежа не должен приближаться к моей жене.
Евгения молчала, она уже достаточно знала своего мужа, чтобы понять, что он, невзирая на свою кажущуюся холодность, страшно раздражен; она понимала, что означают крепко сжатые губы и это дрожание руки. Точно таким стоял он перед ней в первый вечер после их приезда сюда, но тогда она не догадывалась, что скрывалось под этим показным хладнокровием.
Они молча ехали по освещенному солнцем лесу; топот копыт глухо раздавался по мягкому мху. И здесь повсюду разливалось чарующее дыхание весны, и здесь сквозь вершины елей проглядывало ясное синее небо, и здесь ее охватила та же непонятная тоска, только еще более томительная и сильная, чем там, на горе. По узкой тропинке лошади шли совсем рядом, и тяжелые складки амазонки задевали кусты. При такой близости она не могла не заметить, что Артур очень бледен, так как легкая краска, покрывавшая вначале его щеки, была вызвана быстрой ездой. Правда, его лицо никогда не выглядело здоровым и цветущим, но то была бледность столичного льва, который проводит вечера в гостиных, а ночи за картами, а потом, утомленный и пресыщенный, целый день лежит на диване в комнате с опущенными шторами, потому что уставшие глаза не переносят солнечного света. Эта же бледность, вероятно, вызывалась той же причиной, что и мрачная складка на лбу, и озабоченное выражение лица, на котором до сих пор не отражалось ничего, кроме полнейшего равнодушия. Но Артур Берков много выигрывал от такой перемены, которая другому не пошла бы на пользу. Только теперь Евгения увидела, что ее муж может претендовать на то, чтобы считаться красивым, раньше она не хотела этого замечать: его всегда апатичный вид не позволял видеть его достоинств, которые ярко проявились теперь, когда он зажегся энергией, - энергией, которая ощущалась в его лице, в осанке, в манере поведения и которая всегда была ему присуща, только скрывалась, как и многое другое, под маской равнодушия. Да, подводный мир начинал всплывать на поверхность из глубины, и причиной тому являлась приближающаяся буря. Евгения с особенной горечью сознавала, что здесь нет ее заслуги, что она не обладала магическим словом, способным разрушить волшебные чары; он освободился от них самостоятельно, без посторонней помощи!
- Мне очень жаль, что я должен сократить твою прогулку: погода великолепная, - наконец, прерывая молчание, сказал Артур вежливо и холодно, как всегда, когда обращался к ней.
- Боюсь, что тебе прогулка на свежем воздухе более необходима, чем мне. Ты очень бледен, Артур!
В голосе молодой женщины невольно прозвучала тревога.
- Я не привык к работе! - сказал он насмешливо. - Это происходит от изнеженности! Я не могу так трудиться, как трудится ежедневно каждый из моих служащих.
- А мне кажется, что ты работаешь сверх всяких сил! - быстро возразила Евгения. - Ты целый день не выходишь из кабинета, а по ночам я вижу, как у тебя до самого утра горит огонь.
Молодой человек покраснел при этих словах.
- С каких это пор ты обращаешь такое внимание на окна моего кабинета? - спросил он спокойно, но с глубокой печалью. - Я не думал, что они вообще существуют для тебя.
Теперь наступила очередь покраснеть Евгении, но она быстро овладела собой и сказала решительно:
- С тех пор, как я узнала, что опасность, которую ты так решительно отрицаешь, приближается с каждым днем. Зачем ты обманываешь меня, скрывая всю важность этого противостояния и его возможных последствий?
- Я не хотел тебя беспокоить.
Она сделала нетерпеливое движение.
- Я не робкий ребенок, которого надо окружать такими заботами и так щадить. И если что-нибудь грозит нам…
- Нам? - прервал ее Артур. - Извини, пожалуйста, опасность угрожает только мне. Я никогда и не думал обращаться с тобой, как с ребенком, но считал своей обязанностью не беспокоить баронессу Виндег тем, к чему она так равнодушна и что скоро будет ей так же чуждо, как и имя, которое она теперь носит.
Он отвечал ей таким же ледяным тоном, каким она сама часто говорила с ним, когда считала необходимым дать ему почувствовать свое высокое происхождение и то, что только крайняя необходимость заставила ее выйти за него замуж. Теперь Артур платил ей тем же. Темные глаза молодой женщины, устремленные на мужа, гневно сверкнули.
- И поэтому ты отказываешься информировать меня о своих делах?
- Если желаешь, я могу сообщить тебе… Евгения боролась с собой минуту.
- Ты отказался исполнить требования рудокопов? - спросила она наконец.
- На что можно было согласиться и что рудокопы требовали по собственному побуждению, на то я согласился. Что же касается безрассудных требований Гартмана, то выполнить их абсолютно невозможно: это повлекло бы за собой разрушение всякой дисциплины, полную анархию… Да и вообще его требования слишком оскорбительны. Он едва ли посмел бы их заявить, если бы не знал, что именно поставлено для меня на карту в этой игре!
- А что именно поставлено на карту? - спросила Евгения прерывающимся голосом. - Состояние?
- Больше, чем состояние! Само существование!
- И ты не уступишь?
- Нет!
Молодая женщина с безмолвным удивлением смотрела на своего мужа, который менее трех месяцев тому назад не мог выносить ни одной "сцены" с ней, потому что это расстраивало его "нервы", а теперь спокойно вступал в борьбу за свое существование. Но разве он действительно остался таким, как был? Его "нет" было сказано таким тоном, который обнаруживал железную волю, и она чувствовала, что он с таким же непоколебимым упорством будет противиться всякой, даже самой безумной угрозе.
- Я боюсь, что Гартман доведет борьбу до крайности! - сказала она. - Он ненавидит тебя.
Артур презрительно улыбнулся.
- Знаю! Это чувство взаимно.
Евгения вспомнила, как дико сверкнули глаза Гартмана, когда она произнесла имя своего мужа, и ею овладел внезапный страх.
- Ты не должен недооценивать ненависти этого человека, Артур! Его энергия просто ужасна, когда им овладевает какая-нибудь страсть!
Артур устремил на нее долгий изучающий взгляд.
- Ты так хорошо его знаешь? Впрочем, этот герой с самого начала казался тебе достойным удивления. Хороша энергия!.. Настаивать на невозможном, предпочитая втянуть в беду сотни людей, чем послушаться благоразумного совета! Но ведь и Гартман может наткнуться на стену, которую тщетно будет стараться пробить своей упрямой головой; от меня во всяком случае он ничего не добьется, даже если бы мне пришлось погибнуть в этой борьбе…
Он вдруг остановил лошадь; то же самое сделала и Евгения. Там, где тропинка пересекала большую дорогу, они увидали то, чего им хотелось избежать: на дороге, по-видимому кого-то ожидая, стояла толпа рудокопов. Артур нахмурил брови.
- Кажется, нам не избежать этой встречи!
- Не повернуть ли назад в лес? - тихо спросила Евгения.
- Слишком поздно! Они уже заметили нас, уклониться от встречи невозможно, а повернуть назад - значило бы бежать. Плохо то, что мы на лошадях: это еще больше раздражит их. Что бы то ни было, мы не должны обнаружить робости, смелее вперед!
- Значит, ты боялся этой встречи? Артур с удивлением взглянул на нее.
- Я? Нет. Тебе не следовало встречаться с ними. Теперь, конечно, этого не избежать, но по крайней мере ты не одна. Держи Афру покрепче за поводья и постарайся быть ближе ко мне. Возможно, обойдется без столкновения.
Они медленно поехали вперед к большой дороге, откуда их давно уже заметили.
Артур оказался прав: ничего не могло быть хуже подобной встречи… Рабочие были возбуждены и озлоблены только что увиденным на заводе, и теперь вдруг увидели перед собой отказавшегося выполнить их требования хозяина верхом на прекрасной лошади, возвращавшегося со своей знатной супругой, как они думали, с прогулки, и это на глазах у людей, которые борются с нуждой! В толпе раздался громкий ропот, кое-где послышались довольно чувствительные угрозы и оскорбительные слова; хотя они и умолкли, когда всадники выехали на большую дорогу, но вся толпа, как бы сговорившись, сбилась в плотную массу, по-видимому, чтобы преградить им путь.
Волнение Артура выдавало только легкое подергивание губ, его рука нисколько не дрожала, когда он взял Афру на всякий случай под уздцы, чтобы удержать ее рядом со своей лошадью.
- В добрый час!
На его приветствие не последовало ответа; никто из толпы не отозвался на него; со всех сторон на них устремилась неприязненные взгляды, стоявшие впереди придвинулись к ним еще ближе.
- Разве вы не хотите нас пропустить? - спокойно спросил Артур. - Вы испугаете лошадей, если будете так тесниться. Дайте дорогу!
Евгения, сознававшая опасность положения, с удивлением посмотрела на мужа. Он впервые говорил таким тоном: сдержанным и повелительным. Такое обращение Артура, хотя и несколько рискованное в данную минуту, могло бы безусловно принести успех: если бы у толпы не было вожака, она непременно исполнила бы требование Артура. Теперь же, напротив, глаза всех рудокопов обратились в одну сторону, словно ожидая оттуда сигнала к уступке или сопротивлению. Там стоял Ульрих Гартман, только что спустившийся с горы, - его-то они, по-видимому, и поджидали. Он стоял неподвижно, скрестив руки на груди и устремив глаза на Беркова и его супругу; в этом взгляде светилось что-то недоброе.
Взгляд Артура последовал по тому же направлению.
- Вы и сегодня во главе, Гартман? В таком случае позаботьтесь, чтобы нас пропустили. Мы ждем.
Независимо от того, звучало ли в его словах приказание или он произнес бы их как просьбу, и то, и другое явилось бы искрой в бочке пороха… Ульрих, кажется, только и ждал этой искры.
Холодно выраженное требование позаботиться о порядке, словно это входило в его обязанности, и вместе с тем признание его авторитета поразили Гартмана, но нисколько не изменили расположения его духа. Он медленно приблизился к ним и сказал:
- Итак, вы желали бы проехать здесь, господин Берков?
- Конечно. Ведь вы видите, что нам надо ехать в ту сторону.
На губах Ульриха мелькнула презрительная усмешка.
- И для этого вы призываете на помощь меня? Ведь вы "хозяин" своих заводов, а следовательно, и рабочих, так прикажите, чтобы вам дали дорогу! Или, может быть, - голос его звучал глухо и угрожающе, - вы теперь считаете, что хозяин здесь я и что стоит мне сказать одно слово, чтобы вас… чтобы доказать вам это?
Евгения побледнела и подвинула свою лошадь еще ближе к лошади мужа. Она знала, что эти сверкающие глаза угрожали не ей, не за себя она боялась. У нее не хватало духу воспользоваться той властью, перед которой смирялся Ульрих. Она чувствовала, что эта власть окажется бессильной, пока рядом с ней будет ее муж.
- Сотня всегда сильнее одного, если доходит до столкновения, - холодно сказал Артур. - Но ведь вы, Гартман, конечно, не думали об этом? Разве вы не чувствовали бы себя в безопасности, если бы вдруг очутились случайно один среди моих служащих? Надеюсь, что здесь я в такой же безопасности, как и у себя дома.
Ульрих ничего не ответил; он мрачно смотрел на молодого человека, который так твердо сидел на лошади и так же открыто глядел на него своими ясными темными глазами, как и в тот день, когда только началось их противостояние. Правда, тогда он был в своем доме, под защитой окружавших его служащих, а теперь находился один среди возбужденной толпы, ожидавшей только сигнала, чтобы разразиться оскорблениями или даже применить насилие, однако, несмотря на это, ни один мускул не дрогнул на его лице, осанка была такой уверенной, а взгляд таким невозмутимым, будто он считал себя и здесь полным хозяином.
Это спокойствие и самоуверенность подействовали на толпу, привыкшую подчиняться. Теперь все дело было в том, кому она окажет повиновение. Взоры всех опять обратились к Ульриху, который все еще стоял молча. Он еще раз взглянул на Артура, на бледное лицо Евгении и отступил на несколько шагов.
- Расступитесь! Дайте проехать лошадям. Эй, вы там, отойдите влево!
Его приказание исполнили с такой поспешностью, которая ясно свидетельствовала о том, что в данном случае все повиновались очень охотно. Менее чем через минуту путь был свободен, и Берков с женой беспрепятственно двинулись вперед. Они пересекли шоссе и, свернув опять в лес, исчезли за деревьями.
- Послушай, Ульрих! - добродушно, хотя и с легким упреком, сказал Лоренц, подходя к товарищу. - Ты только что нападал на меня за то, что я на заводах уговаривал товарищей не бунтовать, а что же ты сделал сам?
Ульрих все еще пристально смотрел в чащу леса; теперь, когда исчезло обаяние личности молодого хозяина, он, казалось, раскаивался в своем внезапном великодушии.
- "Сотня всегда сильнее одного", - пробормотал он с досадой, - "и я чувствую себя в безопасности среди вас!" Конечно, у них никогда не бывает недостатка в красивых фразах, когда они струсят, а мы всегда попадаемся на эту удочку.
- Что-то не похоже на то, что он струсил! - уверенно сказал Лоренц. - Вообще он не такой, как его отец. Ульрих, нам бы следовало…
- Что следовало бы? - вспылил Ульрих. - Уступить, что ли? Пойти на попятную, чтобы вы могли опять жить мирно и спокойно и чтобы он потом поступил с нами еще хуже, нем отец, что и произойдет, как только он поймет, что ему все сходит с рук? Я пропустил его сегодня только потому, что он был не один, а с женой, и потому…
Он вдруг оборвал свою речь. Гордый, скрытный человек скорее откусил бы себе язык, чем признался бы товарищам, какая сила заставила его пощадить Беркова.
Между тем Артур и Евгения молча ехали по лесу. Сблизила ли их пережитая опасность, только они продолжали ехать совсем рядом, хотя дорога была уже достаточно широка. Артур все еще держал Афру под уздцы, несмотря на то, что угроза миновала, а заботиться о такой смелой наезднице, как Евгения, было совершенно излишне.
- Понимаешь ты теперь всю опрометчивость твоего сегодняшнего выезда? - наконец спросил он.
- Да. Но я вижу и сложность твоего положения.