- Брак вовсе не предполагает, что супругам будет всегда весело, - громогласно произнес Франческо.
- Именно этого я и боюсь, - заметил Гвидо.
- Пора тебе становиться настоящим мужчиной и перестать проводить все время с семьей Люччи. А то ты последнее время не вылезаешь из гондолы.
- Мне нравится кататься на гондоле.
- Не спорю, Люччи - превосходные люди, - признался граф. - Но у них один путь в жизни, а у тебя другой.
Улыбка сошла с лица Гвидо, и он заметно помрачнел.
- Люччи - мои друзья, и я буду тебе премного обязан, если ты не станешь об этом забывать.
- Никто не призывает тебя порывать с ними отношения. Дружи с кем хочешь, - продолжал убеждать его Франческо. - Но ты обязан жить своей жизнью, а не жизнью Федерико. Наверное, мне не следует разрешать тебе так часто видеться с ним.
- Мне не требуется от тебя разрешения, чтобы видеться с ним, - спокойно ответил Гвидо. - И не потребуется. Дядя, я очень тебя уважаю, но я не позволю диктовать мне, как надо жить.
Лицо графа приобрело жесткое выражение, а в глазах появился странный блеск, который заставил Гвидо насторожиться. Он понял, что нужно разрядить обстановку.
- В конце концов, в том, что я люблю работать веслами, нет ничего плохого, - заметил он миролюбиво. - Между прочим, это поддерживает меня в хорошей физической форме.
- Если бы ты только работал веслами… - снова заговорил Франческо. - Но мне рассказывали, ты еще поешь туристам "О sole mio".
- Им это нравится, - усмехнулся Гвидо. - Особенно англичанам. Они любят слушать пение и есть мороженое.
Графа было уже не остановить.
- Ну, и наконец ты позируешь фотографам. - Он показал Гвидо снимок, на котором тот, одетый гондольером, пел песню миленькой темноволосой девушке. - Мой племянник, - проворчал Франческо, - будущий граф Кальвани позирует фотографам в соломенной шляпе.
- Ужас! - с улыбкой согласился Гвидо. - Я запятнал семейную честь. У тебя есть выход: ты можешь жениться, жена тебе родит симпатичного мальчишку, и ты назовешь его своим наследником. Ведь говорят, что ты так же энергичен, как и…
Тут старый граф не выдержал и громко крикнул:
- Выметайся отсюда, раз ты не хочешь слушать моих советов!
Гвидо не надо было упрашивать дважды. С облегчением вздохнув, он оставил дядю в кабинете, а сам вышел на улицу и направился к Большому каналу. Добравшись до него, Гвидо увидел, как семь гондол, одна рядом с другой, плавно скользят по воде. Это было представление, задуманное для развлечения туристов. В лодке, двигавшейся в самом центре, Федерико, тот самый гондольер "с кудрявыми волосами и немного детским лицом", который был рядом с Гвидо на фотографии, мягким тенором выводил сладкую мелодию. Гондолы медленно подплыли к пристани, и Гвидо смог услышать, как дружно зааплодировали туристы, когда песня закончилась.
Высадив пассажиров, Федерико повернул гондолу и поплыл к Гвидо, который с нетерпением ждал его.
- Привет, Федерико! Если бы твоя английская signorina услышала, как ты сегодня пел, она бы согласилась идти за тобой хоть на край света.
В ответ Федерико лишь тяжело вздохнул.
- Что с тобой? - удивился Гвидо. - Она тебя разлюбила?
- Нет, Дженни по-прежнему любит меня, - твердо сказал Федерико. - Но ее папаша грозится, что, пока жив, он не допустит, чтобы мы с ней поженились. Он думает, мне нужны ее деньги, но это не так. Я люблю ее. Ведь правда она замечательная девушка?
- Конечно, - дипломатично согласился Гвидо, оставив при себе свое мнение, что Дженни просто хорошенькая куколка, которой недостает изюминки. Сам он предпочитал женщин, умеющих бросать вызов мужчине, женщин с сильным характером.
- Ты знаешь, что я всегда готов помочь тебе, - добавил он.
- Ты и так столько раз уже нам помогал… - ответил Федерико, - Ты разрешал нам встречаться у тебя в квартире, ты заменял меня на работе.
- Не думай об этом. И дай мне знать, если тебе все же понадобится моя помощь.
- Дженни вернулась в Англию, - грустно сказал Федерико. - Чтобы попробовать уговорить отца дать согласие на брак, но, боюсь, она никогда больше уже не вернется в Венецию…
- Если это настоящая любовь, то Дженни обязательно вернется, - постарался успокоить друга Гвидо.
Тот негромко рассмеялся.
- Много ты знаешь о настоящей любви! - с иронией сказал он. - Ты сегодня с одной, завтра с другой. Когда видишь, что у женщины возникает мысль о браке, ты тут же даешь ей от ворот поворот.
- Тсс… У моего дяди везде есть уши. - Гвидо осторожно огляделся. Но, не заметив ничего подозрительного, весело добавил: - Эй! Чего мы ждем? Лео и Марко сейчас в баре "У Луиджи". Пойдем!
* * *
Два дня спустя Далси Мэддокс прилетела в Венецию. С отсутствующим видом она стояла в аэропорту Марко Поло и ждала, пока ее багаж перенесут на маленькую моторную лодку.
Было самое начало июня, солнце светило вовсю да еще к тому же столь же ярко отражалось в воде, и Далси, сидя в лодке, несущейся по небольшой лагуне, широко улыбалась, напрочь забыв о преследовавших ее грустных мыслях.
- Смотрите, signorina, - обратился к ней лодочник с гордостью, обычной для всех венецианцев, когда речь заходит об их родном городе.
Сперва Далси увидела лишь сверкающие на солнце полусферы куполов. А затем перед ней возник и весь город, изящный, совершенный. От такой красоты у Далси даже перехватило дыхание, она замерла, не желая пропустить ни малейшей детали.
- Надо въехать в город очень мягко, - продолжил лодочник, - чтобы не создавать больших волн. Сначала мы попадем в канал Каннареджио, потом в Большой канал, а по нему уж доберемся и до гостиницы.
Когда лодка плыла по каналу Каннареджио, стало заметно прохладнее, чем раньше: высокие дома заслоняли солнце. Далем откинулась на спинку своего сиденья, смотря на узкую полоску неба над головой. Но как только лодка свернула в Большой канал, в глаза молодой женщине снова ударило солнце, и до самой гостиницы "Витторио", великолепного дворца семнадцатого века, оно, не переставая, изливало на нее свой горячий свет.
На пристани лодочник помог Далси выбраться на берег. Короткий путь до гостиницы превратился для молодой женщины в величественное шествие: она гордо вышагивала впереди, а за ней цепочкой двигались носильщики с багажом.
- Для вас забронирован люкс, - объявил ей служащий регистратуры.
- Люкс? - переспросила Далси с испугом. - Вы уверены?
Никакой ошибки не было. Ее отвели на третий этаж, где двойная позолоченная дверь была уже гостеприимно распахнута. Зайдя в свои шикарные апартаменты, Далси огляделась комната выглядела как жилище какой-нибудь императрицы: мебель восемнадцатого века, на стене портрет молодой и красивой Елизаветы Австрийской, нарисованный в те времена, когда Венеция являлась провинцией Австрии.
Кровать в спальне была так широка, что на ней спокойно уместилось бы четыре человека. Далси глубоко вздохнула, пораженная таким великолепием.
Появившаяся горничная принялась распаковывать багаж. Далси вовремя вспомнила напутствие Роско "слегка сорить деньгами" и дала такие чаевые, что девушка, привыкшая, казалось бы, к тому, что в этой гостинице скупых людей не бывает, удивленно вскинула брови.
Когда Далси осталась одна, она присела на кровать и несколько минут сидела молча, с грустью думая о том, что ей придется жить в этой гостинице одной, хотя она могла бы въехать сюда счастливой новобрачной.
Перед глазами сразу возник образ Саймона, и сердце сжалось от боли. Ее неудачливый жених почему-то решил, что леди Далси Мэддокс, дочка лорда Мэддокса, должна обладать внушительным состоянием, и принялся за ней ухаживать, окружив ее любовью и заботой. Но чувства его оказались не крепче мыльного пузыря.
Саймон, не задумываясь, тратил на Далси деньги, но, как потом выяснилось, все покупал в кредит. Вначале ее не заботила мысль о деньгах, она думала только о его любви, но, увы, любовь оказалась на самом деле всего лишь иллюзией.
Как-то вечером, сидя в ресторане, Саймон показал ей рекламный проспект гостиницы "Витторио" и со сладкой улыбочкой сказал:
- В этой гостинице я зарезервировал нам номер люкс на свадебное путешествие.
- Но это же будет стоить целое состояние! - воскликнула Далси.
- Ну и что? - спокойно спросил Саймон. - Деньги на то и существуют, чтобы их тратить.
Далси попыталась переубедить его:
- Ты можешь немного поэкономить. Деньги ведь не самое главное в жизни.
Саймон насмешливо улыбнулся в ответ:
- Не самое главное, но без них никуда.
И тут у Далси невольно вырвалось (ее до сих пор мучило воспоминание о последовавшей за этим неприятной сцене):
- Надеюсь, ты не думаешь, что я выхожу за тебя замуж из-за денег. Мне нужен ты, а не твои деньги. Если бы ты был так же беден, как и я, это не изменило бы моего решения.
В глазах Саймона мелькнуло беспокойство, и от него вдруг повеяло каким-то страшным холодом.
- Что за шутки? - резко спросил он. - Леди Далси Мэддокс и бедность - все это как-то не вяжется между собой.
- Титул и деньги - разные вещи. У меня за душой нет ни гроша.
- Я слышал, твой дедушка спустил на скачках двести тысяч долларов за один день.
- Это правда. Мой отец жил точно так же. Именно поэтому мы и разорились.
- Но у тебя же остались ценные бумаги! Все это знают. - Саймон никак не мог поверить в свое фиаско.
Перед Далси уже тогда могла открыться правда, но молодая женщина постаралась не заметить ее.
- Разве я похожа на человека, сидящего на куче золота? - спросила она.
Саймон долго еще не мог поверить в столь неприятный для себя поворот дел, а когда Далси все же удалось убедить своего возлюбленного в том, что она не шутит, он быстро вытащил из кармана кредитную карточку и бросил ее на стол перед молодой женщиной с горькими словами:
- Ты знаешь, сколько я потратил на тебя денег? И ради чего? Все, с меня довольно! Я ухожу!
Он бросился вон из ресторана, даже не заплатив за ужин. Больше Саймона она никогда не видела.
* * *
Далси постаралась прогнать прочь неприятные воспоминания. Ей надо взять себя в руки. У нее есть важное дело, и им нужно начать заниматься без промедления.
Она направилась в ванную комнату и стала думать, что ей надеть на первый раз. Остановилась на оранжевом шелковом платье, которое дополнил золотой кулон. Кроме того, Далси вдела в уши золотые серьги, а на ноги надела позолоченные туфельки. Возможно, с золотом она переборщила, но ей ведь надо произвести впечатление.
Закончив одеваться, Далси бросила последний взгляд на фотографию, которую ей вручил Роско. Она постаралась запомнить до мельчайших подробностей лицо человека, играющего на мандолине. Да, он улыбался Дженни весьма сладкой улыбкой. Каков негодяй! Все мужчины из одного теста сделаны!
Конечно, найти в Венеции какого-то гондольера было делом нелегким, но Далси уже разработала план действий. Узнав, что по Большому каналу постоянно курсируют небольшие суденышки для туристов, она села на одно из них, выбрав место на самом носу, и, вооружившись мощным биноклем, начала поиск коварного незнакомца, обманывающего легковерных девушек.
Битых два часа проплавав по каналу и не продвинувшись ни шаг в своем расследовании, Далси уже была почти готова сдаться и отложить поиск до завтра, когда внезапно увидела того, кого искала. Попросив высадить ее на берег, она бросилась к мостику над небольшим отводным канальчиком, куда, как ей показалось, сворачивал нужный ей гондольер, и стала ждать. Вскоре невдалеке действительно показалась гондола, но лица гребца видно не было, его скрывала широкая соломенная шляпа. Далси с нетерпением смотрела, как лодка медленно приближается к мосту.
Подними голову, негодяй, умоляла она про себя мужчину, взгляни на меня.
Гондола уже почти поравнялась с мостом, еще один момент - и было бы поздно. В порыве отчаяния Далси сдернула с ноги туфельку и бросила ее вниз. Описав небольшую дугу, она приземлилась точно на шляпу гондольера, сбила ее, а затем упала на дно лодки.
Гребец поднял голову, и Далси увидела лицо человека, игравшего на мандолине, ради которого она и прилетела в Венецию. Его искрящиеся голубые глаза смотрели прямо на Далси, а на губах заиграла улыбка. Все в нем притягивало молодую женщину, и внезапно она поняла, что улыбается ему в ответ.
- Buon giorno, bella signorina, - вдруг услышала она.
Глава вторая
Не успел гондольер произнести эти слова, как снова исчез из поля видимости Далси: его лодка проплывала под мостом. Молодая женщина бросилась к другой стороне моста и увидела, что гондола повернула к берегу. Вытащив из сумочки фотографию, Далси быстро взглянула на нее - да, это в самом деле был тот самый мужчина, что, улыбаясь Дженни, играл на мандолине.
Слава богу, у него не оказалось пассажира, подумала Далси. Прихрамывая, она спустилась с моста и направилась к тому месту, где остановилась гондола.
- Простите меня, - как можно более доброжелательно произнесла молодая женщина. - Я сделала резкое движение ногой, и туфелька упала… прямо вам на голову. Я очень надеюсь, что не сделала вам больно.
Гвидо, а это был именно он, усмехнулся, протягивая ее туфельку с высоченным каблуком.
- Вы сделали мне больно, очень больно. Правда, болит у меня не голова, а… - Гвидо галантно поклонился Далси, приложив руку к сердцу.
Ничего другого она от этого венецианского соблазнителя и не ждала.
А он сошел с лодки и сел на одну из ступенек причала.
- Садитесь, - предложил Гвидо. - Я надену вам туфельку.
Далси присела и тотчас же почувствовала, как теплые пальцы мужчины обхватили ее лодыжку. Секунда - и туфелька снова обхватывала ногу Далси.
- Спасибо вам, Федерико, - поблагодарила она. Он слегка вздрогнул.
- Федерико?
- Это написано здесь, - прервала его Далси, указав на воротничок рубашки Гвидо.
- Да-да, конечно, - поспешно согласился он. У Федерико и отец, и два дяди, и два брата работали, как и он сам, гондольерами, и его мать, чтобы не было неразберихи, вышивала на их белых рубашках имена. Гвидо подумал, что нужно сказать сидящей перед ним женщине, как его зовут на самом деле, но, когда он взглянул в ее слегка насмешливые глаза, его мысли приняли совсем другое направление. Не все ли равно, как его зовут?
- Вы недавно в Венеции? - спросил он.
- Только сегодня прилетела, - ответила Далси.
- Видно, что вы совсем не знаете города, - продолжил Гвидо. - У нас не слишком удобно ходить на таких высоких каблуках.
- Это была не самая блестящая идея, - согласилась Далси, покраснев. - Но я же не знала. Венеция, оказалось, сильно отличается от всех других городов мира… И я не знаю никого, кто мог бы мне о ней рассказать. - Далси постаралась, чтобы в ее голосе прозвучала легкая печаль.
- Это ужасно, - сказал Гвидо. - Молодой красивой женщине быть одной никак нельзя. Но быть одной в Венеции - настоящее преступление против природы.
Хорошо, что я внутренне подготовилась к встрече, подумала Далси. А то, неровен час, могла бы и влюбиться в этого проходимца.
- Думаю, мне следует вернуться в гостиницу. Если я не переобуюсь, со мной может произойти еще что-нибудь и похуже. Вы не возражаете? - спросила она Гвидо, чья рука по-прежнему лежала у нее на лодыжке.
- Простите меня. - Он быстро убрал руку. - Можно я отвезу вас в гостиницу?
- Я полагала, что гондольеры не занимаются подобными вещами, а только плавают себе по каналу туда-сюда.
- Вы совершенно правы, - кивнул Гвидо. - Мы не работаем как таксисты. Но сейчас я готов позволить себе маленькое исключение из правила.
С этими словами он встал и предложил Далси руку. После некоторого колебания молодая женщина приняла ее и с помощью Гвидо села в гондолу.
- Садитесь сюда. - Гвидо указал на одно из сидений - лицом против хода лодки. - Вам лучше не смотреть вперед, - объяснил он. - А то солнце будет светить прямо в глаза.
Гвидо, конечно, умолчал о том, что к тому же это позволит ему видеть ее лицо.
- Я сяду туда, куда вы скажете, - согласилась Далси. Она подумала о том, что солнце все равно будет светить ей в глаза, едва гондольер завернет в какой-нибудь другой канал, но, разгадав замысел Гвидо, вполне ее устраивающий, решила воспользоваться ситуацией с выгодой для себя. Вообще-то она собиралась соблазнять своего венецианского плейбоя с помощью денег, но если применить и кое-какое оружие, подаренное ей природой, вреда от этого явно не будет. Далси откинулась на спинку сиденья и вытянула свои длинные, стройные ноги так, чтобы Гвидо мог без труда ими любоваться.
Гвидо оттолкнулся веслом от причала и направил гондолу к центру канала. Пока лодка плавно скользила по голубой воде, Далси с интересом посматривала по сторонам. Вот они проплыли под небольшим мостиком, и она удивленно отметила про себя, что мост перекинут через канал напрямую от дома к дому. Далси постепенно осознавала, насколько Венеция отличается от всех других городов мира.
Внезапно молодая женщина поняла, что с того момента, как они сели в гондолу, ее спутник не произнес ни единого слова. А этот гондольер - неглупый человек, - решила она. Он наверняка догадался, что она находится под впечатлением от неземной красоты города и не хочет ненужными разговорами нарушать очарование момента. Стояла почти полная тишина, которую прерывали только мягкие всплески воды из-под весла Гвидо. И мало-помалу приятная истома овладела Далси. Венеция окружила се своим волшебством, заставив забыть обо всем на свете, кроме себя самой.
- Здесь все совсем по-другому… - прошептала она. - Такое ощущение, будто я на другой планете.
- Да, - ответил он. - Так оно и есть.
Молодой женщине казалось, что время замедлило свой бег, тысяча впечатлений, одно ярче другого, потрясали ее. Но внезапно где-то в глубинах ее сознания забилась вполне разумная мысль, что отнюдь не в поисках красоты она приехала в Венецию, ей нужно было разоблачить гнусные замыслы человека, который стоял прямо перед ней и с такой ловкостью управлял гондолой.
Далси принялась разглядывать Гвидо. Да, на такую честную и наивную девушку, как Дженни, подобный тип должен был произвести неизгладимое впечатление.
Тут гондола повернула направо и плавно вошла в довольно широкий канал. Солнце, больше не скрытое домами, стало сильно печь Далси голову. Видимо догадавшись об этом, гондольер снял соломенную шляпу и бросил ее Далси.
- Наденьте это, - сказал он. - А то у вас будет солнечный удар.
Далси послушно натянула на голову шляпу и продолжила рассматривать мужчину. Тот был весь залит солнечным светом, горячие лучи ласкали его грудь и голову. Какие у него голубые глаза, подумала Далси, а когда он улыбается, по углам образуются маленькие морщинки.
- Мы уже близко? - поинтересовалась Далси.
- Близко? - переспросил Гвидо. - От чего?
- От моей гостиницы.
- Но вы же не сказали мне, в какой гостинице остановились, - с усмешкой напомнил ей Гвидо.
- А вы не спрашивали, - парировала молодая женщина. - Так откуда мне знать, что мы плывем в правильном направлении?
Он только пожал плечами, и весь его вид говорил: какое это имеет значение?