На третий день, совсем обессилев, Эшли заставила себя спуститься в кафе и заказать омлет с тостом и беконом. Она съела все до крошки, зная, что на сытый желудок невзгоды переносятся лучше. По крайней мере, жизнь научила ее быстро восстанавливаться после душевных травм. Она пережила достаточно провалов, из которых ей каждый раз удавалось выбраться. Разумеется, не без труда, хотя так трудно, как сейчас, не было еще никогда. Ее сердце и душа лежали в руинах, но какой у нее был выбор? Растаять и исчезнуть? Позволить несчастливой любви превратить себя в тень женщины без надежд и будущего?
Нет. Эшли не собиралась забывать Джека. Но она прошла слишком тяжелый путь, чтобы отказаться в память о нем от всего, чего достигла.
Сначала она хотела найти новое агентство по трудоустройству и начать все с чистого листа, потом решила не прерывать многократно проверенного с обеих сторон сотрудничества с Джулией из "Тампс". Эшли не сразу решилась нанести ей визит. Она все гадала, не связывался ли Джек с агентством, а если связывался, то зачем? Пытался разыскать ее или пожаловался, что она проявила непрофессионализм, когда ушла с работы, не предупредив никого заранее? Это испортило бы ее послужной список, потому что причину своего бегства Эшли не выдала бы даже под пытками.
Как выяснилось, ничего подобного он не сделал. У Джулии девушку ожидала вся положенная ей по контракту зарплата и блестящие рекомендации, которые Джек написал по собственной инициативе. К удивлению Эшли, она испытала что-то вроде разочарования. Да, она сама просила его разорвать отношения и забыть о ней, но в глубине души надеялась, что он не сдастся так быстро…
С другой стороны, что бы она стала делать, если бы он не сдался? Эшли становилось дурно даже при мысли об еще одном выяснении отношений, необходимости снова отказывать ему, гнать его от себя.
Агентство почти сразу устроило ее на новую работу с проживанием – помощницей менеджера небольшого эксклюзивного отеля в Дорсете на юге Англии. Ухоженный, декоративный ландшафт резко контрастировал с мрачной первозданностью болот, но Эшли нуждалась в смене обстановки. Дикая природа напоминала бы ей о Джеке, а этого она всеми силами старалась избежать. К тому же теперь девушка могла каждый день видеть море – его переменчивая красота и постоянный мерный шум волн успокаивали раненое сердце.
Через два месяца она поймала себя на том, что улыбается уже не так вымученно, как в первые дни после расставания с Джеком. Она давно усвоила, что улыбаться необходимо, иначе люди начнут спрашивать о причинах грусти. А распространяться на эту тему Эшли совсем не хотелось.
Она старалась утешать себя пусть банальными, но все-таки истинами, что жизнь продолжается, а время лечит. Сосредоточилась на работе, выполняла свои обязанности спокойно и эффективно, чем заслужила одобрение нового начальника. А потом пришла весна, из земли проклюнулась свежая зелень, в воздухе разлились тонкие ароматы первых цветов. У Эшли появилась надежда, что каждая смена сезона будет уносить с собой частичку боли от разлуки с Джеком.
Она записалась на вечерние курсы французского языка, начала брать уроки плавания в бассейне, обзавелась друзьями. Жизнь текла плавно и размеренно – именно этого Эшли и добивалась.
Первым из событий, которые все изменили, стал звонок юриста в агентство по трудоустройству. Джулия не спросила, зачем ему потребовалось связаться с Эшли, но передала девушке номер его телефона. После долгих колебаний она перезвонила, готовая бросить трубку, если речь пойдет о Джеке. Но оказалось, что это родня покойной матери решила разыскать ее давно исчезнувшую со всех горизонтов дочь.
Сидя в лондонском офисе дорогого адвоката, Эшли размышляла о том, как смерть иногда сглаживает и улаживает конфликты живых. Угрызения совести, настигшие бабушку на смертном одре, заставили ее вписать непризнанную при жизни внучку в завещание, чтобы хоть как-то компенсировать Эшли годы скитаний по приемным семьям. Умершая старушка оставила девушке в наследство солидную сумму и огромное количество незнакомых родственников, рассеянных по всей стране.
Денег оказалось достаточно, чтобы будущее Эшли перестало быть пугающе неопределенным. Конечно, на праздный образ жизни их бы не хватило, зато она наконец-то могла обзавестись собственным жильем. В любом случае она впервые ощущала себя обеспеченной и защищенной. Эшли нравилось это чувство и темп, с которым оно излечивало ее от застарелого комплекса неполноценности.
Свыкнуться с мыслью о внезапно обретенных родственниках оказалось сложнее. Сдержанная и замкнутая, Эшли поначалу восприняла мысль о знакомстве с большим количеством новых людей без энтузиазма. С другой стороны, черная дыра, оставленная в душе потерей Джека, требовала заполнения, и девушка сделала осторожный шаг к сближению. Шумное, бестолковое семейное торжество по этому поводу ошеломило и озадачило Эшли, однако, воодушевленная теплым приемом, она скоро привыкла и полюбила навещать родных – особенно маленьких племянников и племянниц. Ее программа на выходные все чаще включала в себя поездки в Глостершир, где обитали многие члены семьи. Непривычное знание, что у нее теперь есть семья и корни, было не менее приятным, чем уверенность в финансовой безопасности.
Но второй звонок из агентства потряс ее гораздо больше, чем неожиданное наследство. Джулия, которая не упустила случая пожаловаться, что не нанималась к Эшли в секретари, сообщила, что из Блэквуда звонила Кристин с просьбой связаться с ней как можно быстрее.
На сей раз Эшли почти не сомневалась. Джек был слишком горд, чтобы просить помощи домоправительницы в личных делах. Щепетильность не позволила ему даже навести об Эшли справки через агентство. Но что могла хотеть от нее Кристин?
Инстинктивный ужас скручивал внутренности девушки в узлы, когда она набирала номер из своего офиса в отеле. Она начала задыхаться от плохого предчувствия еще до того, как Кристин с дрожью в голосе сказала, что в особняке случилось несчастье.
– Какое несчастье?
– Пожар, Эшли, страшный пожар. – В трубке раздался всхлип. – Блэквуд разрушен.
Колени девушки подогнулись, стены офиса начали сползаться, грозя раздавить ее.
– А Джек? Что с ним? Он пострадал?
Казалось, зловещая тишина будет царить с той стороны линии вечно.
– Да. – Голос Кристин сорвался. – Он очень пострадал. Мистер Марчант теперь совсем слепой, Эшли.
Слепой? Ее возлюбленный ослеп? Только какая-то невероятная внутренняя сила, о наличии которой Эшли и не подозревала, помешала ей упасть в обморок или обрушиться с проклятиями на Бога, который со всей очевидностью оглох. Ей с трудом удалось набрать в легкие достаточно воздуха, чтобы спросить:
– Где он? Где он сейчас?
– В старом доме недалеко от поместья. Я еще работаю на него, бываю почти каждый день. В остальное время за ним присматривают сиделки.
Сиделки? Ее сильный, несгибаемый Джек, который получал награды за отвагу в боях, теперь во всем зависит от сиделок? Эшли сглотнула горький комок, представив себе реалии его нынешней жизни. Как он, всегда такой гордый, такой независимый, наверное, страдает от своей беспомощности!
– Кристин, – проговорила она медленно. – Я приеду к нему, но вы не должны его предупреждать. Ни в коем случае. Это не просьба. Вы понимаете?
Закончив разговор, Эшли отправилась к менеджеру отеля. Он был порядочным человеком, и девушка надеялась, что он не станет ее задерживать. Она твердо решила, что уедет в любом случае, у нее просто не было выбора.
– Мне нужно срочно съездить повидать близкого друга, который очень болен, – сказала Эшли, думая, что бросать работу без заблаговременного предупреждения входит у нее в привычку.
– Но ты вернешься?
– Не знаю, – честно ответила она.
Что-то в выражении лица девушки заставило менеджера отнестись к ней бережно и снисходительно, словно это она сама внезапно разболелась.
В тот же день Эшли поехала обратно на север с одной маленькой сумкой, которую успела собрать. Монотонность бесконечной дороги нарушали лишь задержки на станциях и перестук колес поезда, грохотавшего, как мешок с костями. Желудок оставался тяжелым как камень, поэтому за все проведенные в поезде часы она ничего не съела. Только пила теплый чай и изнывала от беспокойства, не в силах ничем себя занять, пока поезд не дотянул до станции Стоункэнтон.
На привокзальной площади Эшли сразу нашла такси. Водитель с любопытством поглядывал на нее в зеркало заднего вида, но она слишком устала и извелась, чтобы поддерживать беседу. Дорога к старому коттеджу в западной части владений Джека вела мимо особняка – повинуясь импульсу, Эшли попросила таксиста подъехать поближе и остановиться.
Издали Блэквуд-Мэнор выглядел таким же, каким она увидела его впервые – величественное здание, форпост цивилизации на северной границе суровых болот, которые Эшли успела полюбить. Но вблизи стало понятно, что за все еще впечатляющим фасадом скрываются закопченные руины. От столь любимого Джеком Блэквуда остался лишь мрачный скелет с выбитыми окнами и без крыши.
Слышать о трагедии и видеть ее последствия воочию – совсем разные вещи, от масштаба разрушений Эшли стало нехорошо. Слезы жгли глаза, но времени рыдать над развалинами особняка не было. Она велела таксисту продолжать путь, печально глядя из окна на запущенные лужайки и буйно разросшиеся кусты. По мере приближения к коттеджу сердце билось все быстрее. Что ждет ее там? Насколько изменили Джека выпавшие на его долю испытания и полученные травмы?
Незнакомая женщина, открывшая ей дверь, смерила Эшли вопросительным взглядом:
– Чем я могу вам помочь?
– Я… знакомая Джека. Услышала о том, что произошло, и приехала повидать его.
– Простите, но мистер Марчант не принимает посетителей.
– Я думаю, он будет рад меня видеть. Пожалуйста, позвольте мне войти.
Едва проговорив эти слова, Эшли осознала их горькую иронию. Если Джек и вправду ослеп, он ее не увидит.
Что-то во внешности и просьбе девушки, очевидно, тронуло сиделку.
– Вы выглядите вполне безобидной, к тому же я считаю, ему будет полезно поговорить с кем-то со стороны. Но недолго, имейте в виду. Проходите.
Женщина провела Эшли по длинному коридору и впустила в темную комнату, освещенную лишь пламенем в камине. Взгляд девушки сейчас же прикипел к сгорбленной фигуре в кресле у огня: Джек сидел понурившись, опустив плечи и голову. В такой позе Эшли не видела его никогда раньше. Казалось, с Джеком произошло то же, что и с его старым домом – словно кто-то высосал из них обоих всю энергию и жизненные силы, оставив нетронутой по-прежнему крепкую оболочку.
Собака, сидевшая у его ног, принюхалась к Эшли и с радостным взвизгом бросилась ее приветствовать.
– Сидеть, мальчик, – мягко сказала девушка, и Джек вздрогнул.
– Кто здесь? – Он склонил голову, как будто это помогало ему лучше слышать. – Мэри, это вы?
– Нет, это не Мэри. – Эшли сглотнула. – Ты меня не узнаешь? Кейси узнал.
Джек протянул к ней руку, и неуверенность этого жеста почти довела ее до слез.
– Кто здесь? – повторил он. – Неужели я все-таки сошел с ума? Пусть даже на миг, когда мне показалось…
Не в силах сдержаться, Эшли переплела свои пальцы с его.
– Что тебе показалось?
– Но ведь это ее голос, – сказал Джек мечтательно, словно в полусне, сжимая руку девушки. – И ее рука в моей. Эшли?
– Да, Джек.
– Ты мне снишься?
– Нет. Хотя это немножко похоже на сон, ты прав.
– Тогда дай мне потрогать тебя как следует.
Сначала Эшли подумала, что Джек хочет поцеловать или приласкать ее, но тут же поняла, что прикосновения теперь играют в его жизни совсем другую роль. Пальцы стали его глазами. Она наклонилась, позволив ему легко касаться контуров ее лица.
– Это и правда ты, Эшли Джонс. Вернулась ко мне?
– Да. Я вернулась.
– Не стоило беспокоиться, – сказал он с внезапной злостью, выпуская ее руку. – Тебе было бы лучше остаться там, куда ты уехала, и забыть обо мне.
– О чем ты говоришь?
– Ради бога, Эшли, – почти зарычал Джек. – Не позволяй состраданию заслонить от тебя реальность. Ты посмотрела на меня – теперь уходи.
– А если я не хочу уходить?
– Это не имеет значения. Я прошу тебя уйти. Или ты полагаешь, я заслуживаю тебя после того, что сделал? – Он покачал головой и продолжал выплевывать слова, словно они были пропитаны ядом: – Я никогда не был мужчиной, который тебе нужен, а сейчас я ко всему прочему еще и инвалид. Может, Господь наказал меня за то, что я лгал тебе и лишил тебя невинности, не думая ни о чем, кроме собственного удовольствия. Не волнуйся, Эшли, никто не подумает о тебе плохо, если ты не станешь возиться с незрячим бывшим любовником. Особенно я сам. Можешь считать, что я тебя уволил.
Эшли стало трудно дышать, словно стены снова съехались, выдавив из комнаты воздух, а сердце сжал чей-то жесткий, безжалостный кулак.
– А если я не согласна? Если твоя слепота меня не пугает и не отталкивает? Ты все еще Джек, мой Джек, всегда был и всегда будешь. Что, если все это время я сама чувствовала себя инвалидом, потому что тебя больше не было в моей жизни?
– Замолчи! Замолчи сейчас же! Разве не видишь, что я не в состоянии выносить утешения? Все кончено, Эшли, я смирился с этим. Однажды ты сказала, что больше никогда не сможешь доверять мне. И еще – что никакие отношения нельзя строить на лжи. Я готов подписаться под каждым словом.
– Но сердце подсказывает – ты больше никогда не обманешь меня.
– Ты говоришь это из сострадания, – сказал Джек сквозь стиснутые зубы. – Я слеп, и ты жалеешь меня.
– Джек, разве я когда-нибудь была с тобой неискренней? За исключением, может, одного случая…
Он ничего не ответил. Секунды – или даже минуты – проходили в тишине, горло Эшли от волнения стало сухим, а глаза, наоборот, влажными. Внезапно мужчина потянулся к ней, рука скользнула с плеча на талию, оттуда – на изгиб бедра. В жесте, которым он привлек ее к себе и усадил на колени, Эшли почудилось что-то от прежнего Джека.
– Значит, ты сказала мне правду?
– Я готова повторить под присягой каждое слово. – Эшли бережно отвела иссиня-черную прядь с его лба, пересеченного уродливым свежим шрамом. Посмотрела в темные глаза, когда-то яркие и блестящие, теперь – замутненные и незрячие. Ее душу переполняли горе и сожаление, но любви все равно было больше. Чистой, глубокой, которая не замечала шрамов. – Джек, – выдохнула она. – Мой дорогой, мой любимый Джек.
– Поцелуй меня. Хотя бы один раз, позволь мне убедиться, что я не сплю – и не проснусь с пустыми руками и остывшими воспоминаниями.
Эшли подставила ему губы и вскрикнула от почти нестерпимой сладости первого за долгое время поцелуя, который рассказал ей все, что нужно было знать. Он излечивал и соединял, успокаивал и давал новую жизнь. Эшли гадала, чувствует ли Джек это единение двух потерянных душ, которые снова обрели друг друга.
Но вместе с тем она понимала, что эти моменты могут определить их будущее, поэтому заставила себя вернуться из розового тумана в жестокую реальность.
– Что же все-таки случилось, Джек?
– Как я лишился зрения? Разве ты не слышала?
Эшли покачала головой, но спохватилась, вспомнила, что с ним бесполезно разговаривать языком жестов.
– Нет. Я узнала о пожаре, о том, что ты пострадал, и сразу же приехала.
– С чего же мне начать? – Джек задумчиво накручивал прядь ее волос на пальцы, как обычно делал после занятий любовью. – С очевидного, полагаю. После твоего отъезда жизнь стала… Вряд ли я смогу подобрать для этого одно слово… Пустой. Ущербной. Мучительной. Я никогда не испытывал ничего подобного, даже когда служил в армии. Словно я потерял часть себя. Но хуже всего было осознание, что это произошло по моей вине, что ты могла бы все еще быть со мной, если бы я сказал тебе правду с самого начала. – Он прерывисто вздохнул. – С другой стороны, с твой чистотой и добродетелью ты никогда не стала бы моей любовницей, зная, что я женат.
Эшли снова погладила его по голове, отметив, что волосы сильно отросли. Потом поцеловала разделенную шрамом бровь и заметила, как губы Джека дрогнули в мимолетной улыбке.
– Ты знаешь, что моя жена умерла? – спросил он внезапно.
– Нет, – отозвалась Эшли, каменея в его объятиях.
– Но ты все равно вернулась?
Честно говоря, она об этом даже не думала – все ее мысли до сих пор вертелись только вокруг Джека, его здоровья и благополучия, не убегая далеко ни в прошлое, ни в будущее. И тем не менее, едва увидев его, Эшли приземлилась в его объятия, как почтовый голубь, словно Джек был ее единственным домом, единственным возможным будущим. Только сейчас она поняла, что здравый смысл в этом процессе не участвовал…
– Как это произошло?
– Тем утром, когда ты уехала, мне позвонили из больницы. Она умерла ночью во сне, без страданий, без боли.
Эшли вспомнила трель телефона, провожавшую ее из спящего дома, которую она проигнорировала в стремлении поскорее разорвать все связи с Блэквудом.
– Я хотел сообщить тебе, но понял, что это ничего не изменит. Я больше не был частью твоей жизни и не имел права в нее вмешиваться. Но сердце у меня болело, я плохо спал – хуже, чем когда-либо. Как ни странно, работа над книгой шла хорошо, и я нашел в ней утешение, как это часто бывает. Писал по ночам, задерживался все позже и позже, оттягивая момент, когда нужно было ложиться в пустую, холодную постель. Однажды я заснул в кресле у огня – и уголек из камина поджег ковер. Когда треск горящей ткани и запах дыма разбудили меня, пожар уже бушевал вовсю.
– О, Джек…
– Огнетушитель, который я держал в холле, не справился. Я вызвал пожарных, потом подключил шланг снаружи и тушил огонь, пока на меня не обрушилась горящая балка. Я очнулся в больнице с повязкой на глазах, и мне сказали, что Блэквуда больше нет.
– Ты видишь хоть что-нибудь?
– Свет от огня. – Джек послушно напряг глаза. – И очертания пианино вон там.
– А меня?
– Нет, мой ангел. Но прикасаться к тебе и слышать тебя мне достаточно.
Эшли еще раз взглянула на него, думая, как он похудел и побледнел.
– Тебя неплохо было бы причесать.
– Неужели я тебе не отвратителен, Эшли?
Она сделала вид, что размышляет над его вопросом.
– Нет, но будешь, если начнешь оправдывать своей слепотой все на свете.
Джек засмеялся и тут же в изумлении покачал головой.
– Колдунья! Я думал, что забыл, как смеяться и улыбаться. Но десять минут с тобой – и мне снова весело.
– Замечательно, но я не могу обещать, что смех, шутки и веселье станут лейтмотивом всей нашей совместной жизни. Ты так скоро с ума сойдешь.
– Давай сделаем вид, что я этого не слышал, – произнес Джек после паузы.
– Я не согласна. Мне может показаться, что ты меня игнорируешь, а я не для того проделала весь этот путь.
– То есть ты хочешь жить со мной?
– Конечно. До конца моих дней. Мысль о жизни без тебя кажется мне невыносимой. Иначе зачем бы мне сидеть у тебя на коленях, целуя тебя при каждой возможности?
– Теперь я понимаю смысл фразы "любовь слепа", – насмешливо сказал Джек.
Эшли подавила улыбку. Раз для него по-прежнему не оставалось запретных тем для неделикатных шуток, значит, испытаниям все-таки оказалось не под силу усмирить стихийное бедствие по имени Джек Марчант. Она поцеловала его в кончик носа, ощутила щекой тепло его кожи.