Кое-что действительно беспокоило Эшли, но она не назвала бы это жалобами. Скорее – чередой мелких фрустраций, о которых она в любом случае не рискнула бы заикнуться. Все равно в мире пока не существует суда, куда можно было бы подать протест на чрезмерную сексуальную привлекательность работодателя.
Как и на всех прошлых работах, она быстро приспособилась к порядкам на новом месте. Привыкла к огромному дому и к прислуге, которая готовила ей еду, убирала комнату, меняла постельное белье и цветы в вазочке на окне. Эшли больше не смущал драматический ландшафт и факт, что она работает на владельца этих мест. Неразрешенной осталась лишь та проблема, что заключалась не в богатстве Джека, а в нем самом. Никогда раньше Эшли не испытывала влечения к работодателям, но Джек Марчант мог ввести в искушение святую. И дело было не только в превосходной физической форме, которую он приобрел в армии и сохранил после отставки. И не только в своеобразной привлекательности грубоватых черт лица, так легко менявшего выражение с каменного на оживленное. Эшли в нем подкупало все. Колючее чувство юмора. Развитый ум. Проявления доброты и сочувствия – как в то утро, когда она рассказала о своих финансовых неприятностях.
Эшли догадывалась, что в жизни Джека есть тщательно оберегаемая тайна, но загадочность лишь добавляла ему очарования. Порой сердце девушки разрывалось от желания спросить, что за беда жжет его изнутри, лишает покоя, заставляет бродить по особняку до самого рассвета? Очень часто, разбуженная скрипом половиц в ночной тишине, Эшли размышляла о возможных причинах бессонницы Джека. Но он не давал ей повода заговорить об этом с того дня, когда поинтересовался, верит ли она в призраков. И это была не та тема, которую она могла бы поднять невзначай в застольной беседе.
Дни текли по установленному распорядку. Джек считал, что работать можно и при искусственном освещении, а жить нужно при естественном, поэтому в полдень отпускал секретаршу на перерыв. Сам он использовал свободное время для верховой езды, а Эшли, закутавшись потеплее, отправлялась гулять по парку. Впервые в жизни она открывала для себя красоту дикой природы и удовольствие жить вдали от суеты большого города. Возможно, она перенесла чувства, которые испытывала к Джеку, на дорогие его сердцу места…
Работа возобновлялась в четыре часа дня, когда за окном начинали сгущаться ранние зимние сумерки, и продолжалась до ужина. Иногда Эшли ела вместе с Джеком, иногда Кристин накрывала для нее отдельный стол в Садовой комнате.
В один из дней Джек явился к обеду мрачным, с опозданием и впервые на памяти Эшли налил себе красного вина в светлое время суток.
– Что-то случилось? – спросила она.
– Моя верховая прогулка отменяется. – Джек мрачно посмотрел на нее поверх бокала. – Нерон заболел.
Нероном звали огромного жеребца, принявшего такое непосредственное участие в их знакомстве.
– Ох. Надеюсь, ничего серьезного?
– Ветеринар приезжал сделать ему укол. Велел несколько дней держать его в тепле и покое.
– И слава богу. – Эшли понадеялась, что успокаивающие интонации хоть немного сгладят его очевидное недовольство. – Всего несколько дней – и вы снова в седле.
– Да. – Джек стукнул донышком бокала об стол.
На его взгляд, все было далеко не слава богу. Он предвкушал прогулку и уже тосковал по ощущению свободы и силы, которое переполняло его, когда он мчался на коне по пустынной долине. Кроме того, с недавних пор ежедневные физические нагрузки стали необходимы Джеку, чтобы подавлять вожделение. С каждым днем он желал Эшли все сильнее – это было совершенно естественно, но абсолютно недопустимо.
Джек поднялся. После часа в обществе Эшли тело звенело от напряжения, а сердце билось в груди тяжелыми гулкими толчками. Он снова и снова задавал себе вопрос: как безыскусная простушка сумела до такой степени разогреть его кровь и завладеть мыслями? Может, она не так проста, как ему кажется? Может, мастерски имитируя невинность, она сознательно будит в нем желания, которые сводят его с ума?
Перехватив направленный на нее взгляд Джека, Эшли испугалась, что чем-то его разозлила.
– Раз так, мы могли бы продолжить работу. – Она поспешила сменить тему. – Вчера и сегодня утром вы внесли больше правок, чем обычно. Я хотела бы убедиться, что поняла их правильно.
– Нет, – сказал Джек. – Я сыт чертовой книгой по горло. Мы хорошо поработали утром и заслужили порцию свежего воздуха. Пойдемте погуляем.
– Погуляем?
– Не нужно так пугаться, Эшли. – Джек усмехнулся. – Разве вы не гуляете каждый день после обеда?
Девушка посмотрела на него с сомнением. По какой-то непонятной причине ей вдруг захотелось найти причину для отказа, какое-то непреодолимое обстоятельство, которое помешало бы прогулке с Джеком.
– Да, но… Я хожу медленно.
– Я не принуждаю вас гулять наперегонки. Идите за пальто, Эшли, – сказал Джек тоном, исключающим дальнейшие споры.
В прихожей, завязывая шнурки ботинок, девушка пыталась понять, с какой стати Джеку вздумалось тащить ее с собой, особенно сейчас, когда он в таком отвратительном расположении духа. Натягивая берет, она заметила, что пальцы у нее дрожат.
Джек ждал ее под столетним дубом, раскинувшим могучие корявые ветви над краем газона. Как ни странно, мужчина не терялся в тени исполинского дерева, напротив, они выглядели как два равноправных шедевра природы, выставленных бок о бок для лучшего восприятия.
– Куда вы хотите пойти? – спросил Джек, когда девушка приблизилась.
– Мне все равно. – Скрывая нервозность, Эшли сжала кулачки в карманах пальто. – У вас есть любимый маршрут?
– Разумеется. Но я хочу узнать ваш.
– Давайте поднимемся на холм за домом. Оттуда самый красивый вид на долину.
Эшли немного задохнулась во время подъема. Она с трудом поспевала за своим спутником. Ей казалось странным идти рядом с ним среди деревьев, словно они были… парой. Слишком легко в голову закрадывалась мысль, что ей приятно гулять с Джеком Марчантом в молчании, исподволь любуясь тем, как естественно он вписывается в аскетичный, холодный пейзаж. Ей приходилось напоминать себе, что их прогулка – всего лишь следствие болезни лошади и сиюминутного каприза ее босса. У нее не было повода питать надежду, что за его приглашением кроется что-то большее.
На вершине холма они остановились. Искоса взглянув на Джека, Эшли еще раз поразилась тому, что даже бесформенное теплое пальто не способно скрыть его атлетическое телосложение, замаскировать дремлющую в нем силу. По сравнению с ним она выглядела Дюймовочкой, и это было неожиданно приятно. Но она тут же снова одернула себя:
незаконнорожденной нищей сироте вряд ли стоит всерьез задумываться о какой бы то ни было совместимости с состоятельным мужчиной из хорошей семьи.
С усилием оторвавшись от созерцания Джека, Эшли постаралась сосредоточиться на открывавшемся с вершины холма виде. Отсюда хорошо просматривался Блэквуд-Мэнор и бугристая, болотистая долина, по-своему невероятно красивая, но суровая и мрачная. Эшли задумалась, какую роль сыграл этот бескомпромиссный ландшафт в формировании личности Джека. Личности, о которой она знала так мало, несмотря на их вынужденную близость.
– Вы всегда жили здесь? – спросила она.
– За исключением тех лет, когда учился в школе и в университете, а потом служил в армии, – отозвался Джек после паузы.
– Наверное, в армии вам пришлось очень тяжело. – Смутившись, Эшли пожала плечами. – Простите за банальность. Просто я никогда не думала об этом, пока не начала читать вашу книгу.
– Это художественное произведение, Эшли, – напомнил он.
– Я знаю. Но тот эпизод в пустыне, когда офицер выходит из машины, и его…
Эшли замолчала, понимая, что не воссоздаст драматическую сцену взрыва бомбы более живо и убедительно, чем это сделал Джек на страницах романа. Ослепительная вспышка и ужасный тошнотворный шум, который сначала слышится словно сквозь вату, но нарастает по мере того, как проходит временная глухота. Органы чувств отходят от шока именно в тот момент, когда этого совсем не хочется. В ноздри бьет запах паленой плоти, уши заполняют стоны умирающих, глазам некуда деться от картин кровавой бойни.
– Этот офицер… герой книги… вы же описываете себя, правда?
– Думаете, это важно, Эшли?
Он говорил жестко, и девушка пожалела, что не прикусила вовремя язык.
– Наверное, нет.
– Прошлое – мое или чье-либо еще – не имеет значения. Мы живем здесь и сейчас, у нас нет ничего, кроме настоящего момента. Вы понимаете? Бессмысленно смотреть назад, вспоминать и сожалеть о том, что мы не в силах изменить. Мы можем только научиться жить с этим.
Эшли кивнула, потому что действительно понимала, о чем он. Она бы давно тронулась рассудком, если бы позволяла себе слишком часто возвращаться мыслями в несчастливое детство.
– Я думаю, вы правы.
Как обычно, ее спокойный голос бальзамом пролился на душу Джека. И, как обычно, сердце сбилось с ритма, стоило ему посмотреть на нее.
– Вы знаете, что ваше лицо идеально подходит для зимнего пейзажа? – внезапно спросил он. – Кожа белая как снег и волосы цвета земли на проталинах.
Эшли испугалась было, что Джеку вздумалось подшутить над ней, но не увидела на его лице ни следа насмешки – только напряженное внимание, которое наполнило жизнью суровые, словно вырезанные из гранита черты. Можно было решить, что Эшли вдруг стала самым интригующим и привлекательным человеком на свете. И на сей раз она была на сто процентов уверена, что не выдает желаемое за действительное – летающие между ними искры почти обжигали.
Воображение напомнило ей соблазнительную картину, которую так часто рисовало в безопасном одиночестве ее спальни, пока Эшли лежала, прислушиваясь к шагам Джека. В этих ночных мечтах он сжимал ее в объятиях – она всем телом чувствовала крепость его мышц, читала желание в блестящих темных глазах, ощущала прикосновение чувственных губ.
Собрав волю в кулак, Эшли отогнала сладкие видения. Джек был ее работодателем, эта работа ей очень-очень нужна, и ею не следовало рисковать ни за что на свете.
– Нам пора возвращаться, – пролепетала девушка, хотя ее ноги, судя по всему, пустили корни и не желали никуда двигаться.
– Почему?
– Потому что…
Он обнял ее без предупреждения и охнул сквозь зубы, впервые ощутив мягкую податливость ее тела.
– Потому что нас тянет друг к другу, и мы ничего не можем с этим поделать?
– Джек!
– Джек – что?
Выражение его черных глаз стало твердым и острым как кремень, но глубоко внутри Эшли разглядела затаенную боль. Это удивило ее. Разве так мужчины смотрят на женщин, которых собираются поцеловать?
– Джек, мы не должны.
– Должны, должны, – возразил он, отдаваясь на милость чувства, победившего в неравном бою и здравый смысл, и угрызения совести. – Я почти уверен, что в противном случае сойду с ума.
Какой-то инстинкт требовал, чтобы Эшли отстранилась, но она не могла. В любом случае было слишком поздно. Совсем как в запретных фантазиях, Джек наклонился и поцеловал ее.
Глава 5
Джек впивался в губы Эшли, исследуя языком нежные глубины ее рта, жадно и нетерпеливо, словно измученный жаждой путник, добравшийся до источника в центре пустыни. Целуя ее, он едва слышно постанывал, и в этом звуке было столько неконтролируемого удовольствия, что девушка не сдержала ответный стон. Она слепо зашарила руками по его плечам, испугавшись, что иначе не удержится на ногах. Чем более жаркими и лихорадочными становились поцелуи, тем сильнее ноготки царапали плотную ткань пальто.
Кровь пела в венах Эшли, сердце танцевало в груди, когда она прижималась к телу Джека, которым так долго восхищалась издали. Пальцы мужчины зарывались в ее волосы, расстегивая заколки. Несколько выбившихся из прически прядей щекотали ее лицо и шею. Желание растекалось внутри горячим медом, заставляя чувствовать одновременно и напряжение, и свободу, и нежность, и страх. С одной стороны, Эшли пугало нарастающее возбуждение Джека, которое уже не могли скрыть от нее слои одежды, с другой – ей казалось, что она ждала этого момента всю свою жизнь.
– Эшли, – выдохнул он в ее приоткрытые губы.
– Джек, – шепнула она в ответ и повторила, словно убеждая себя, что все это ей не снится: – Джек.
Расстегнув пуговицы пальто, Джек положил ладонь на ее грудь. Даже через плотный свитер неожиданное интимное прикосновение отозвалось в теле Эшли сладкой судорогой удовольствия. Его ищущие пальцы проникли под дешевую шерстяную ткань и захватили в плен жесткий бугорок соска, так больно упиравшийся в кружево бюстгальтера, словно Эшли за несколько секунд переросла нижнее белье на несколько размеров. Она поймала себя на желании немедленно убрать все преграды между своей плотью и руками Джека.
– Тебе нравится? – прошептал он.
Эшли никогда не испытывала ничего подобного – ни один мужчина еще не касался ее так, как сейчас Джек. Она позволила пьянящему вожделению омыть ее изнутри и нетерпеливо заерзала в его объятиях, всем существом стремясь к еще большей близости.
– Пожалуйста… – словно со стороны услышала Эшли собственный шепот, – пожалуйста, продолжай…
– С удовольствием, – промурлыкал Джек.
Эшли показалось, что он лукавит, потому что все удовольствие мира без остатка принадлежало ей. Тело ее горело, и только Джек мог потушить этот огонь. Инстинктивно она двинула бедрами навстречу его бедрам – и пришла в себя, как будто реальность больно щелкнула ее по лбу.
Что же такое она делает? Пытается отдаться своему начальнику прямо на верхушке холма с видом на бесконечные ледяные болота?
Задохнувшись, Эшли выкрутилась из объятий Джека, посмотрела ему в лицо и едва не вскрикнула. Она еще никогда не видела его таким – грозным и темным, больше похожим на дьявола во плоти. Сексуальный голод превратил гордого аристократа, которого она знала, в опасного незнакомца.
– Что это вы себе позволяете?!! – Девушка торопливо одернула свитер на ноющей груди.
Джек с усилием вздохнул. Когда он смог заговорить, невыносимое разочарование наполнило его голос горечью.
– Не перебарщивайте, Эшли. Этот поцелуй назревал давно, и я знаю, что он понравился вам не меньше, чем мне. Поверьте, мужчине крайне неприятно быть отвергнутым в момент, когда все зашло так далеко. Вряд ли стоит усложнять ситуацию лицемерием.
Эшли открыла было рот, чтобы вернуть Джеку его несправедливые обвинения с процентами, но со стыдом осознала – ей нечего ответить. Что-то действительно назревало между ними, и Эшли бросала на него не меньше красноречивых взглядов и полувзглядов, чем он на нее. Она не могла скрыть возбуждение, которое охватывало ее в присутствии Джека. И да, она хотела сближения, но не предполагала, что это может быть взаимно.
Эшли смутилась и растерялась, бегство было единственным выходом, который пришел ей в голову. Она повернулась и бросилась вниз по дороге, скользя на прихваченной корочкой льда грязи.
– Эшли! – гневно зарычал Джек ей вслед, но она не обратила внимания на его возглас и не остановилась.
В прихожей особняка она сбросила запачканные ботинки и метнулась в свою комнату. Большое зеркало отразило растрепанную особу с дикими глазами, в задравшемся с одного бока свитере под расстегнутым пальто, в которой Эшли отказалась признать себя. Могло ли случиться так, что поцелуй изменил до неузнаваемости не только Джека, но и ее саму?
Девушка закрыла глаза, но это не помогло избавиться от воспоминаний о миге острого наслаждения, когда пальцы Джека касались ее груди. И о радости, которую доставила ей проявленная им страсть.
Она попыталась привести мысли в порядок, рассмотреть ситуацию с точки зрения перспектив. Эшли не считала себя пуританкой и признавала, что секс – неотъемлемая часть жизни. Однако она не стремилась поскорее приобрести сексуальный опыт, еще в подростковом возрасте решив подождать настоящей любви – или веского доказательства, что ее не существует. Эшли знала слишком много случаев, когда девушки теряли невинность по совершенно не заслуживающим этого поводам. Может, чужие ошибки и не уберегли бы ее от собственных, но, говоря по правде, ни один мужчина до Джека не сумел разжечь в ней хотя бы искру интереса. Зато влечение к Джеку оказалось сродни пожару, угрожавшему спалить ее дотла.
Проблема заключалась в том, что испытывать к нему такие чувства было… неправильно. И не только из-за того, что Джек платил Эшли зарплату. В ее представлении богатые аристократы не имели привычки вступать в серьезные отношения с юными воспитанницами сиротских приютов. Чтобы такое чудо произошло, сиротка должна была обладать лицом греческой богини и ногами от подмышек. Девушки, привлекательные одной лишь юностью, годились сильным мира сего только для постели, да и то ненадолго, пока не пропадет очарование новизны. Эшли, уверенно причислявшая себя ко второй категории, считала, что оно того не стоит.
"Но тебе же понравилось, не так ли? – спросил внутренний голос. – Очень понравилось. Для такой высокоморальной молодой особы ты капитулировала на удивление быстро. Возможно, ты похожа на свою мать больше, чем тебе хотелось бы думать".
Закалывая волосы, Эшли сказала раскрасневшемуся от стыда отражению:
– Нет! У меня нет ничего общего с моей матерью!
Стук в дверь заставил ее вздрогнуть от ужаса, потому что стучать мог только один человек.
– Эшли!
Ледяные нотки в голосе Джека приморозили ее к месту.
– Эшли, ответь мне, я знаю, что ты там. Открой эту чертову дверь!
Оглушенная собственным сердцебиением, она нерешительно посмотрела на разделявший их дубовый барьер, гадая, возможно ли его выломать.
– А если я не открою?
– Тогда я очень сильно разозлюсь.
"Судя по голосу, сильнее уже некуда", – подумала Эшли. Но какой у нее выбор? Построить баррикаду и провести за ней остаток жизни, словно какая-нибудь сказочная принцесса в башне? Рано или поздно все равно придется выйти и объясниться с Джеком…
Эшли осторожно приоткрыла дверь. Настроение Джека, отраженное в черных глазах, показалось ей противоречивым. Само собой, во взгляде читались и злость, и досада, и громы, и молнии, но Эшли была бы полной дурой, если бы не заметила, как сильно все это приправлено вожделением.
– К чему столько драмы? Какого дьявола ты пустилась наутек?
– Разве непонятно?
– Нет. Если только тебя не обуяло внезапное и непреодолимое отвращение ко мне.
Эшли опустила глаза. Видеть обиду на лице Джека было невыносимо, к тому же не хотелось случайно дать ему понять, что неудовлетворенное желание мучает не его одного.
– Вы знаете, что это не так.
– Конечно знаю.
Непростой оборот, который приняло их романтическое приключение, разогрел его кровь, заставив на время позабыть чувство вины. Джеку требовалось все самообладание, чтобы удержаться от соблазна стиснуть Эшли в объятиях и поцелуями стереть с ее личика выражение шокированной добродетели.
– Так почему ты убежала? – снова спросил он. – Испугалась, что я посягну на твою честь прямо на вершине холма вне зависимости от того, хочешь ты или нет?
– Нам нельзя так поступать. И мы оба это знаем.