Там Кэн и Маргарет сразу же вручили ей поднос с закуской, но Алессандра лишь пару раз потыкала вилкой в крабовый салат и даже не притронулась к бокалу шампанского. Минуты тянулись с агонизирующей медлительностью; Алессандра чувствовала, что скулы ее сводит от непрерывной улыбки, что голова качается, как у китайского болванчика, когда она кивала гостям, переходя от одной группы к другой, выполняя обязанности радушной хозяйки.
Несколько раз Алессандра перехватывала взгляд Камерона, наблюдавшего за ней; он слегка хмурился, вопросительно поднимая брови, и она отвечала ему улыбкой, которая должна была сказать, что все хорошо.
Однако Камерон, по-видимому, уловил что-то странное в поведении жены и начал медленно перемещаться в ее сторону.
Алессандра почувствовала себя загнанной в угол, пойманной. Если бы она могла немедленно улететь, она бы с радостью улетела. Маленькие капельки пота выступили у нее вдоль позвоночника, когда Камерон приблизился, вопросительно глядя прямо ей в лицо.
Он вежливо взял ее за локоть.
- Камерон, я разговариваю, - уклонилась она, кивая на менеджера по маркетингу и трех его сотрудниц, рядом с которыми стояла.
С улыбкой, которая могла завоевать сердце любой женщины, Камерон прошептал:
- А теперь моя очередь, можно?
- О, Камерон! - засмеялся менеджер. - Вы не можете все время держать вашу жену при себе! Позвольте и нам насладиться ее обществом.
- Я могу и буду, - улыбнулся Камерон, но стальные нотки в его голосе показали, что он говорит серьезно. - К сожалению, мне самому не удается достаточно часто видеть ее, не так ли, дорогая?
Камерон обнял ее за талию, и его рука начала медленно перемещаться вверх по спине, нежно и чувственно касаясь ее пальцами.
- Вы нас извините? - Он одарил их одной из своих победоносных улыбок и решительно увел ее прочь. - Давай выйдем на улицу и глотнем свежего воздуха.
- Но как раз сейчас начнется музыка, разве тебе не хочется потанцевать?
- Нет, черт возьми, я не люблю танцевать! И ты выглядишь такой хрупкой, что если бы я тебя покрепче обнял, то мог бы сломать!
- Камерон...
Больше всего ей не хотелось сейчас оставаться с ним наедине, но было уже слишком поздно. Алессандра почувствовала дуновение прохладного вечернего ветерка; звуки оркестра, играющего в танцевальном зале, слабо доносились сюда.
Ее глаза гневно вспыхнули в лунном свете, омывающем бледным мерцанием каменные плиты террасы. Повернувшись к Камерону, она встретила его сердитый взгляд.
- В чем дело, черт побери? - отрывисто спросил он.
Наверное, знает, что она подслушивала.
- Д-дело? - запинаясь, повторила Алессандра, внезапно почувствовав стыд за то, что ее поймали на месте преступления.
- Да, я спрашиваю, в чем дело, - повторил он нетерпеливо. - Кто-то что-то не то сказал или обидел тебя?
- Почему ты так думаешь? - спросила она тихо.
- Потому что ты весь вечер ходишь с кислой миной.
- Ничего подобного, я болтала с гостями, - возразила Алессандра, но он покачал темной головой.
- Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Я хочу знать, чем ты так расстроена.
Она отодвинулась подальше от него и медленно переспросила:
- Хочешь? Удивительно.
- Ради Бога, не говори загадками! Я не выношу женщин, которые бессмысленно играют словами!
Было что-то злое и презрительное в том, как он выделил слово "женщин": все представительницы слабого пола раздражают его, и только.
Алессандра, которая после подслушанного разговора с Кэном находилась на стадии медленного злобного кипения, вдруг взорвалась.
- Я слышала, о чем ты говорил с Кэном Ричардсом! - выпалила она. - Как ты мог обсуждать с ним такие интимные темы?
Камерон вдруг замер, как пантера перед прыжком.
- Не понимаю, в чем ты меня обвиняешь, - произнес он совершенно бесцветным голосом.
Его ледяное спокойствие раздражало Алессандру еще сильнее.
- Мне кажется, что ты передо мной виноват, Камерон! - возразила она, тряхнув головой так сильно, что половина шпилек из ее прически высыпалась на каменные плиты террасы, однако ни один из них не обратил на это внимания.
Он вопросительно поднял брови.
- В каком смысле?
- В таком, что, прежде чем объявлять всему миру, что у нас будет ребенок, ты должен был бы сначала посоветоваться со мной!
Недоверие в глазах Камерона сменилось холодным гневом.
- Не понимаю, о чем ты?
- Бессмысленно доказывать, будто ты не знаешь, о чем идет речь! - неистовствовала Алессандра. - Я была там! Я слышала!
- Ну, и что же ты слышала?
- Я сказала тебе! Кэн спрашивал, почему ты так редко привозишь меня на север, а ты ответил, что это связано с тем, что место моей работы слишком далеко!
- Дальше, - произнес Камерон со скукой в голосе.
- И затем, - добавила Алессандра торжествующе, - я слышала, как ты сказал, что есть надежда, что все очень скоро переменится. И мы с тобой оба знаем, что ты под этим подразумеваешь, разве не так? - Она почти выкрикнула последнюю обличительную фразу, но потом замолчала, приложив руку к сердцу, чтобы перевести дыхание.
- Мы знаем?
- Да, черт возьми, знаем!
- Вот и отлично, - негромко продолжил он. - Пожалуйста, не останавливайся! Продолжай, Алессандра. Я внимаю каждому твоему слову.
Она решила проигнорировать опасный сарказм в его голосе, но бурлящий водоворот эмоций выплескивался наружу:
- Ты хочешь, чтобы у меня был ребенок! И именно к этому ты и стремился вчера вечером - сделать меня беременной!
К ее яростному негодованию, Камерон вдруг запрокинул голову и расхохотался, но это был холодный, горький смех.
- Вот теперь все понятно! Ты считаешь, что причина твоего гнева - я, Алессандра? Боишься, что твое самое большое опасение сбудется? Что ты можешь оказаться беременной?
Вопрос Камерона звучал не так, как хотелось Алессандре, и она нахмурилась.
- Из твоих слов выходит, будто я исключаю такую возможность в принципе, что не совсем правильно. И когда я решу иметь детей...
- Ага, когда ты решишь, - ехидно вставил он. - Нет, когда мы решим, обращаю твое внимание. Просвети меня, Алессандра, когда же это свершится? Назначь точную дату в обозримом будущем. Мы ведь никогда не обсуждали возможность иметь детей по-настоящему.
- А теперь уже и обсуждать нечего, - заявила она, почти рыдая. - Я, наверное, уже забеременела!
- И в этом моя вина?
- Ну, больше некому!
- Давай уточним одну вещь. В чем, собственно, ты меня обвиняешь?
- Ты занимался со мной любовью вчера семь раз! - неуверенно проговорила Алессандра.
- Дорогая, говори чуть тише - ты можешь заставить многих женщин ревновать!
- Хорошо, но почему ты...
- Нет, ты, - перебил он. - Ведь это ты забыла свои таблетки.
- Пусть так, но тогда тебе не надо было...
- Что? - спросил Камерон. - Ты уверена, что выбрала самое подходящее время, чтобы выяснять отношения? И, если память меня не обманывает, наше удовольствие было взаимным.
- Но ты наслаждался, хотел заниматься любовью еще и еще!
- А разве это такое страшное преступление? - протянул Камерон. - Наслаждаться любовью - грех?
- Я не то имела в виду, и ты это знаешь!
- Нет? Тогда, может быть, ты уточнишь, что имеешь в виду? Тебе не по душе то, что мне нравится секс?
- Мне не по душе, что тебе понравилось рисковать, - сказала Алессандра тихо, с сомнением в голосе.
- Черт возьми, да, Алессандра, - я признаю твои обвинения! Я наслаждался! Был риск, и это возбуждало меня! Я мог позволить себе рисковать только с тобой, и ни с какой другой женщиной, и, да, если тебе так хочется, мне это было особенно приятно. Но мы женаты, ты - моя жена.
- Даже если наш брак неудачен?
Его рот уродливо скривился.
- Я надеюсь, что не настолько, - раздраженно проговорил Камерон. - Неужели тебя так страшит возможность забеременеть от собственного мужа?
- Беременность не должна быть ошибкой! - протестовала Алессандра. - Она должна быть запланирована!
- И я уверен, что будет, - с горечью заметил он. - Как и все в нашем опрятном и чистеньком маленьком мирке! Даю голову на отсечение, наш ребенок не явится результатом взрыва страстей или желаний! - Он говорил как одержимый, как совершенно незнакомый ей человек. - Так?
- Нет ничего плохого в планировании! - горячо возразила Алессандра. - Я слишком много видела других примеров, помнишь?
Уголки его губ грустно опустились вниз.
- О, да, твоя плодовитая и безответственная мать! Которая имела больше детей, чем могла справиться, но ей это нравилось. Которая жила просто, но была счастлива! Которая совершила роковое преступление, пойдя на поводу своих чувств, победив тщеславность и жадность!
- Что ты об этом знаешь? - кипятилась Алессандра. - Мы никогда не видели два пенни одновременно! Это звучит ужасно, но так было на самом деле, мы не всегда представляли, что будем есть в следующий раз. И поверь мне, Камерон, мне отлично известно, что такое "романтика бедности"!
- Именно этого ты боишься? - В голосе Камерона появилось участие.
Алессандра не хотела говорить мужу, даже не могла признаться в этом себе, - в глубине души она боялась, что похожа на мать значительно больше, чем ей казалось, - что, заведя ребенка, она растворится как личность, вместе со своей замечательной карьерой. Боялась, что, как только поднесет ребенка к груди, она станет неповоротливой растрепанной женщиной, которых всегда презирала, женщиной, совсем не похожей на ту, что любил Камерон.
- Я... я опасаюсь, что кто-то будет управлять моей судьбой, - нерешительно пролепетала Алессандра.
- А ты не думаешь, что наши судьбы связаны? Теперь, когда мы с тобой женаты, я имею в виду, - заключил он скептически.
Горячая волна гнева снова обдала Алессандру.
- Пусть будет так!.. - Слова, казалось, срывались с ее губ против воли, и внутренне она сознавала, что их очень трудно вернуть назад. Но это не могло остановить ее. - Я понимаю, что тебе хочется чаще видеть меня, и наши желания совпадают.
- Ну-ну-ну, - проговорил Камерон. - Начало ободряющее.
Она решила проигнорировать его замечание.
- Но я не хочу, чтобы мной манипулировали, не хочу неожиданно оказаться беременной. - Ее слова были справедливы, но она облекала их в такую форму, что они звучали непререкаемо, жестоко и неуважительно. Пока он слушал, на его скулах начали играть желваки.
Ошеломленная, Алессандра замолкла и хотела было попросить его немедленно забыть все, что она наговорила, но увидела ледяное презрение во взгляде серо-голубых глаз.
- Это действительно так? - вкрадчиво спросил Камерон. - Хорошо, мне тоже не нравится роль манипулятора, моя дорогая.
Он смотрел на нее, и пренебрежение было написано на его лице.
Взяв ее безвольную руку, он медленно поднес ее к губам, пародируя романтический жест. В душе Алессандры все перевернулось. Как же он великолепен! - совершенно не к месту подумала она.
- Лучше разобраться во всем этом раньше, пока не стало слишком поздно, - прошептал Камерон и отпустил ее руку. - Раньше, чем кому-то придется идти на компромисс. Или взять на себя руководящую роль. - Он криво усмехнулся и склонил темную голову, прислушиваясь к звукам музыки, смеху и возгласам, доносившимся из дома. - А теперь, - равнодушно заключил Камерон, - извини, меня ждут гости.
Алессандра растерянно смотрела в его спину. Неужели он ушел? Просто так взял и оставил ее?
- А как же я? - Вопрос вылетел раньше, чем Алессандра успела подумать. Самая последняя вещь, которую ей хотелось бы сделать, это просить мужа вернуться.
Она медленно побрела за ним. Камерон задержался на дорожке и повернулся к ней.
- Ты? - На лице его отразилось удивление, как будто он ожидал увидеть кого-нибудь другого.
- Да, я! - подтвердила она с отчаянной надеждой, что ее возглас не прозвучал как прощание.
Камерон пожал плечами.
- Ты можешь делать все, что тебе придет в голову, Алессандра.
Она отчаянно замотала головой.
- Боюсь, что не смогу ни с кем разговаривать. Не сейчас. Пожалуйста, принеси за меня извинения.
Его лицо казалось загадочным в слабом лунном свете.
- Как хочешь.
Он сделал движение, чтобы уйти, но Алессандра взглядом остановила его. Они не могли расстаться просто так.
- Это что... что, Камерон? Конец нашим отношениям?
Губы Камерона скривились в иронической улыбке.
- Конец? - переспросил он. - Но это предполагает, что у нас что-то должно было начаться. В чем, надо сказать, я совсем не уверен.
И он, молча повернувшись на каблуках, ушел к своим гостям, оставив ее одну.
Глава восьмая
В оглушающей тишине Алессандра наблюдала, как Камерон исчезает в широких стеклянных дверях дома, колени ее начали угрожающе дрожать, и ей пришлось схватиться за железную балюстраду, окружавшую большую террасу.
Я не поддамся, сказала она себе, и ее ногти до боли впились в холодный металл. Я не упаду здесь, куда в любой момент может выйти кто-нибудь из его гостей. Никто не увидит моих слез, даже Камерон. Особенно Камерон.
Как можно скорее нужно оказаться в их комнате. В бледном свете луны она, как вор, пробиралась через сад, пока не очутилась перед боковой дверью, и тихо проскользнула по винтовой лестнице в спальню Камерона.
С бьющимся сердцем она закрыла за собой дверь и прислонилась к ней на секунду, чтобы прийти в себя перед тем, как посмотреть на часы.
О возвращении в Лондон сегодня ночью следует забыть. Уже больше десяти, а последний рейс из Манчестера в Хитроу был час назад. И Алессандра, конечно, не собиралась брать такси и мчаться на юг. Значит, она будет вынуждена остаться в Манчестере, а билет на первый утренний рейс в Лондон она купит завтра.
Алессандра подняла телефонную трубку и, набрав номер информационного отдела, забронировала себе номер в гостинице. Она облегченно вздохнула, заказала такси, условившись, чтобы оно ждало ее в конце аллеи через пятнадцать минут.
Времени на сборы оставалась мало. Стянув с себя белое атласное платье, Алессандра презрительно бросила его на ковер и переоделась в простой твидовый костюм и теплый хлопчатобумажный свитер. Затем начала швырять свою одежду в чемодан, выкинув из него все причудливое и экстравагантное нижнее белье, которое привезла с собой на уик-энд. Она никогда сюда не вернется!
Конечно, обидно, говорил ей здравый смысл. Но не лучше ли примириться с горькой правдой и признать, что их брак был неудачным? Пусть все закончится теперь, как сказал Камерон, прежде чем кто-то из них будет вынужден сдаться. Или заставит сдаться другого.
Так почему же ей хочется упасть на пол и утонуть в море безутешных слез?
Ей показалось, что в коридоре раздался какой-то шум, и она долго прислушивалась, испуганно глядя на дверь, но никто не вошел. Камерон, конечно, не бродит вокруг, пытаясь ее удержать.
С чемоданом в руке Алессандра грустно прошла по аллее, дрожа от холода, хотя стоял еще только сентябрь и ночи не были холодными. Надо было взять с собой что-нибудь теплое, но она никак не предполагала, что ей придется вот так потихоньку сбегать от мужа.
Ее настроение немного улучшилось, когда она увидела, что такси уже ждет, по крайней мере она была избавлена от тоскливого ожидания. После того как водитель убрал ее чемодан в багажник, она села в автомобиль, бросив последний прощальный взгляд на дом, на яркие огни, которые делали его таким теплым, сверкающим и гостеприимным.
Внезапно сердце Атессандры сильно забилось и во рту стало сухо; подавшись вперед, она приникла к окну. Это просто игра ее лихорадочного воображения, спросила себя Алессандра, или она на самом деле видит вдали высокую, слабо освещенную фигуру Камерона, наблюдающего, как отъезжает автомобиль?
Атессандра расправила плечи и гордо задрала подбородок, ее темные глаза сверкали. Пусть смотрит!
Ей вдруг стало страшно. Как легко она навсегда уходит, исчезает из жизни Камерона. И еще пугало странное ощущение, что их брака вообще никогда не было.
Утром она прибыла в Манчестер, заехала на квартиру Камерона и собрала свои вещи. Сборы не отняли у нее много времени.
Не осталось никаких следов ее пребывания, исчезли безделушки и фотографии - только пара журналов и несколько книг. И как только она упаковала одежду и туалетные принадлежности, квартира стала выглядеть так, как будто она никогда не жила в ней.
Понадобилось две поездки на такси, но к обеду Алессандра уже устроилась в своей старой квартирке. Она хотела чувствовать себя как дома, но расслабиться не получалось. Квартира была не из дешевых, но совсем не напоминала квартиру Камерона - она поймала себя на том, что постоянно сравнивает их, несмотря на желание обо всем забыть.
А дальше, с каждой неделей, становилось все хуже и хуже, особенно когда она окончательно поняла, что ее замужество кончилось.
Алессандра ничего не сказала боссу об их разрыве, просто старалась держаться как обычно, а Эндрю был настолько поглощен собой, что не обратил внимания на ее бледность, на то, какой тихой она стала и что всякая еда потеряла для нее свою привлекательность. В моменты жестоких сомнений она начинала задаваться вопросом, было ли отвращение к пище только следствием ссоры с мужем. Она чувствовала себя такой больной и опустошенной, что у нее появлялось искушение проверить свои опасения. Но не хватало на это сил.
Не нужен ей ребенок для того, чтобы скрасить ее одиночество.
Алессандра знала, что Камерон не будет звонить ей на работу, после всех их яростных споров о карьере, но каждый вечер как дурочка мчалась домой, чтобы посмотреть, не оставил ли он что-нибудь на автоответчике.
Однако Камерон ничего не оставлял, и сколько она ни пыталась убедить себя, что это к лучшему, обрести долгожданное спокойствие не удавалось.
Кроме того, у нее исчезло чувство уверенности и безопасности, которое она всегда испытывала.
В квартире ниже этажом жил парень лет тридцати, которого звали Бриан. Особым воспитанием он не отличался и обычно стучался в дверь по самым мелким поводам, например попросить сахару. Однажды Бриан пригласил ее в кино. Она отказалась. Бриан был обаятелен и даже довольно красив, и он, конечно, не представлял никакой угрозы; другое дело, что он обладал проницательностью, а Алессандра болезненно боялась любых вопросов. Она не хотела, чтобы ее спрашивали, где ее муж.
Это ей казалось недопустимым, как и то, что ни один посторонний мужчина не имел права интересоваться ее возрастом. Потому что она была замужем.
Если не считать, что теперь она замужем лишь формально.
Алессандра презирала себя, потому что все время хотела позвонить Камерону. Периодически снимала трубку и набирала номер, но потом с сердитым вздохом клала трубку на место.
Все кончено. Она приняла решение, и было совершенно ясно, что он тоже. В свое время он свяжется с ней по поводу развода, возможно, через своего адвоката.
Однажды ночью она наконец сняла свадебное и обручальное кольца, засунула их на самое дно ящика комода и, рыдая, забылась сном, чтобы снова проснуться среди ночи и оказаться лицом к лицу с горем, которое теперь стало реальностью.