А может быть, подумал он, расправляя галстук на груди и застегивая верхнюю пуговицу темно-синего пиджака, надо было разрешить Рамоне заняться своим бизнесом? Фрэнк держал свою винокурню, небольшую, он гнал мескаль для местного потребления. У него даже была своя распивочная, которую он торжественно называл рестораном.
В общем, конечно, Рамона, не так задумывала свою жизнь, когда ехала из Калифорнии учиться в Манчестер. Она собиралась сделать карьеру в фирме, которая занималась перевозками на самых мощных грузовиках в мире. Почему? Наверное, потому, что в детстве слышала от деда - если бы у него были такие грузовики, он мог бы заняться мескалем и текилой как следует, стать настоящим капиталистом.
Но кто в детстве не планирует свою жизнь так, словно она будет протекать в безвоздушном пространстве?
- Зачем тебе грузовики? - удивлялся Гай, когда жена рассказывала ему о себе и о своих мечтах.
Рамона смотрела на Гая, и он чувствовал, что она любуется им. Он знал, что хорош собой, несмотря на то что не слишком высок и не слишком могуч. Он изящный француз из старинного рода Гарнье. Еще в ранней юности он слышал, как девушки говорили о нем, что от него пахнет мужчиной. У Рамоны тоже обоняние в порядке. Как густо она покраснела, хотя они уже провели не одну ночь в постели.
- Зачем? Затем, что нет ничего прекраснее силы, - сказала она.
- Грубой мощной силы? - уточнил Гай, вскидывая брови и складывая губы в изящную улыбку. - Тебе нравится грубая сила?
Рамона поняла намек. А его собственное сердце подпрыгнуло.
- Разве можно назвать грузовик МЭК грубым? Мой "Эй-Си" просто могучий, вот и все.
- Я бы понял, если бы ты сказала, что тебе нравится "фольксваген-"жук".
- Ты считаешь эту машину грубой?! - воскликнула Рамона. - Смешно.
- А ты нет? Он ведь уродец, если присмотреться.
- Он точное повторение жука, самого настоящего, которого создала природа. А природа ничего ужасного не создает…
- Если речь идет о красивых женщинах… - начал Гай, прищурившись и оглядывая ее тонкую стройную фигуру, обтянутую голубыми джинсами и черной футболкой. Мокасины рыжего цвета задержали его внимание, он с недоумением уставился на них. - Послушай, женщине с такой ножкой невозможно всерьез восхищаться грузовиками. - Он засмеялся. - Тебе не нажать тормоза любимого МЭКа. А я не могу позволить своей жене ездить без тормозов.
- Да? - Рамона порозовела до корней волос, теперь уже от негодования. - Если ты хочешь знать, я на нем исколесила пол-Мексики еще подростком!
- И что же ты делала?
- Вывозила агаву с плантаций.
- Ты хочешь сказать… агаву, из которой делают текилу?
- А ты образованный, - бросила она тогда. - Обычно люди считают, что текилу делают из кактусов.
- Да. А золотистую - из копченых кактусов.
Оба расхохотались, Гай почувствовал, что с Рамоной он готов хохотать всю жизнь.
- Ты кто? - спросил он и, внезапно перестал смеяться, в упор посмотрел на нее.
- Ты сам знаешь, - игриво ответила она. - Ра… - все еще улыбаясь, произнесла она, - …мона, - договорила она, уже согнав улыбку с лица.
- Я знаю, как тебя зовут, я о другом. Ты шпионка? Террористка? Или ты из тех, в кого вселился дьявол?
Она смотрела на него так, будто он напробовался мескаля - самогона из агавной браги, которая называется пульке. Но Рамона не стала морочить ему голову подобными тонкостями.
- Ну а сам ты как думаешь?
- Почему ты не удивилась моему вопросу?
- Потому что я не впервые общаюсь с наглецами, - внезапно обидевшись, процедила Рамона сквозь зубы.
- Слушай, я не хотел тебя обидеть. Наверное, я слишком много смотрел фильмов, где женщина если заказывает в баре текилу, то она или шпионка, или террористка…
- …Или в нее вселился дьявол, - закончила за него Рамона.
- Ты быстро схватываешь, - похвалил Гай.
- Да уж не сплю на ходу, - заверила его Рамона.
- Я люблю девушек, которые не спят на ходу, а спят…
- Меня очень интересует твое мнение на этот счет. - Рамона улыбнулась, и он прижал ее к себе.
Вспоминая эту сцену, Гай печально улыбнулся. Слова, слова, в каждом из которых и он, и она находили совершенно новый смысл. Этакая игра в пинг-понг. Ну конечно, от него пахло так, как должно пахнуть от настоящего мужчины. Потому что и от нее пахло, как от самой прекрасной женщины.
Рамона Сталлер удивила его, поразила. Ему было неважно, что хочет она от жизни, в жизни. Ему было важно другое: он хочет ее, а она - его.
Гай застегнул пиджак на еще одну пуговицу. Значит, закончил он свою мысль, я должен сделать что-то, чтобы Рамона снова меня захотела.
Глава четвертая
Адреналин в крови
Солнце слепило глаза, и Рамона решила выйти из-за столика парижского кафе. Она расплатилась за пирожные и чай. Официантка наверняка осталась довольной нетронутыми франками - Рамона не взяла сдачу, хотя знала, что обслуживание включено в счет.
Она шла в сторону Эйфелевой башни мимо домов, увитых плющом и девичьим виноградом. Шелестя шинами, проносились по шоссе маленькие машины, самые подходящие для узких парижских улочек.
Воспоминания о счастливых днях, соединенные с приятным ощущением в желудке и на губах - Рамона погладила себя по животу и облизала губы, все еще сладкие от пирожных, - подняли настроение. Она посмотрела в совершенно синее небо и удивилась: надо же, сто лет не видела такого.
Еще бы, посмеялась она над собой, в последнее время ты смотришь только на себя или под ноги.
- Я взяла бы и завела любовника, - вспомнила она резкий голос старинной подруги и коллеги по журналу для домохозяек.
- Еще одного? - изумилась Рамона.
- Нет, совсем нового. Причем не я, а ты.
- То есть как?
- Если бы была на твоем месте.
Они сидели в ночном клубе, куда затащила Рамону конечно же Тереза.
- Я не могу смотреть, как на моих глазах погибает красивая девушка, - тараторила Тереза.
- Немолодая женщина, - насмешливо поправила ее Рамона.
- Да ты посмотри во-он на того молодого человека. Видишь? - Она едва заметно кивнула в угол зала.
- У него плохо со зрением.
- Думаю, не слишком. Но если он подойдет поближе, то ему еще больше понравится то, что он увидел издали.
Официант принес им по коктейлю, Рамона заказала кампари с апельсиновым соком, а Тереза водку с соком лайма.
- Я должна соответствовать крепости твоей натуры, - заявила она.
Насторожившаяся Рамона с еще большим удивлением взирала на подругу.
- А… что ты хочешь этим сказать?
- Я хочу сказать тебе… правду. - Тереза отпила из бокала и посмотрела Рамоне в лицо. - Поверь мне как ведущей рубрики "Советы для жен".
Рамона откровенно расхохоталась.
- Я всегда поражалась, как ты можешь вести эту рубрику! Ты никогда не была замужем дольше года.
- Неправда! Когда я выходила в третий раз, это длилось… длилось…
- Полтора, - подсказала Рамона. - Но только потому, что ты никак не могла отыскать своего благоверного и сообщить ему радостную весть о разводе.
Тереза повернула растерянное лицо к Рамо не, она не знала, как ей поступить: принять слова подруги за шутку или обидеться. Рамона ждала. Тереза решила не обижаться, но высказать то, о чем давно думала.
- Знаешь, Рамона, ты сама виновата.
- В чем же я виновата?
- Ты подчинилась мужу с самого начала, целиком. Ты задавила в себе свои желания, а без исполнения собственных желаний, даже самых ненормальных на взгляд постороннего человека, жизнь становится ужасно монотонной. Краски меркнут, все приедается, даже любимый мужчина! - Она засмеялась. - Только мне надоедает все это быстрее, чем кому-либо.
- Ты думаешь? - Рамона почувствовала, как забилось сердце. Она готова была согласиться с подругой, но не позволила себе признаться в этом.
- Я уверена.
- Что же делает человек в таком случае? - спросила Рамона не слишком заинтересованно, словно делала одолжение Терезе, позволяя той высказаться.
- Он поступает очень просто. Когда ему надоедает скучная жизнь, берет и что-то в ней меняет. Вот я, например, - Тереза пожала плечами, на которые был накинут темно-сиреневый шарф, - меняю мужчин. А почему бы тебе не завести любовника?
- Любовника? - Рамона усмехнулась. - А что мне с ним делать? Мне не хочется.
- Не понимаю… - Тереза покачала головой. - Вот этого я не понимаю. - Она еще отпила из бокала. - Это такое удовольствие. Такие ощущения… Не понимаю… И ты так замечательно выглядишь…
- Я выгляжу ужасно. Даже думала сделать подтяжку.
- Но, если ты не хочешь заводить любовника, тогда зачем такие мучения? - изумилась Тереза.
- Потому что я не могу смотреть на себя в зеркало! Вот почему! - разозлилась Рамона.
Темные глаза Терезы замерли на подруге.
- Если бы ты задала мне вопрос как читательница, я тебе ответила бы: таким, как ты, нужна хорошенькая встряска. И, если жизнь тебе не подкинет чего-то такого, ты должна ее устроить сама себе… Кстати, а с кем это я видела Гая по телевизору? Очень, очень похожа на тебя…
Рамона отодвинула в дальний угол памяти заключение, сделанное Терезой, и оказалась под сводами башни. Она закинула голову и увидела, как крошечные фигурки дотошных туристов суетятся вверху, поднимаясь и спускаясь по железной лестнице. Как всем хочется высоты, как всем хочется чего-то такого, от чего захватывает дух…
Всем хочется адреналина в крови. Рамона вздохнула - она и без Терезы знает, что ей самой не хватает адреналина в слишком размеренной, устоявшейся жизни.
Особенно остро Рамона почувствовала это, когда вырос Патрик и стал жить самостоятельно. Она поёжилась, вспоминая отъезд сына, слишком поспешный на этот раз. Он чувствовал ее раздражение на отца, на весь мир и переносил отчасти на себя.
- Мам, мне позвонили, - сказал Патрик через четыре дня после отъезда Гая в Париж. - Мне позвонили из клуба, меня ждут на Сейшелах… раньше.
Он смотрел на нее слишком искренним и нарочитым наивно-детским взглядом. Рамона видела перед собой собственные глаза, читала по ним, как обычно говорила, без словаря. Она сама точно так же разговаривала со своей матерью, когда хотела заморочить той голову. Но сейчас, в подавленном состоянии, Рамона даже обрадовалась, сделала вид, будто верит каждому слову сына.
- Патрик, ты снова уезжаешь, и надолго… - произнесла она фразу, которую полагалось произнести матери, тоскующей перед разлукой с сыном.
- Да, но ты не скучай. Осенью встретимся.
Неужели Гай ему сказал об уговоре насчет разлуки в полгода? Но Рамона не хотела ничего выяснять.
- Ты прилетишь сюда? - спросила она.
- Не получится. - Патрик напряженно улыбнулся. - Я прилечу в Париж.
- Понятно. - Рамона кивнула, она знала, новая девушка сына учится в Сорбонне.
Что ж, все хорошо. Она наконец остается в доме одна. Ей никто не будет мешать. Она поцеловала сына в щеку, получила ответный поцелуй, испытывая отвратительное чувство - абсолютной бесчувственности.
И Рамона осталась одна в большом доме в Сакраменто. В нем было тихо-тихо - так, как хотелось ей. Она бродила по комнатам, ничего не делая, выходила в сад, скользя взглядом по любимым цветам. Клематисы, фиолетовые и красные, увивали дальнюю стену. К ним почти вплотную подступали пышные флоксы, оранжевые и сиреневые. Чуть ниже ростом были большеголовые ромашки… Аромат цветов, который обычно волновал Рамону, сейчас оставлял ее совершенно равнодушной. Как будто она утратила обоняние, которое у нее всегда было тонким.
Это ненормально, билось в ее мозгу, меня раздражало даже присутствие сына в доме. Это ненормально, если я ощущаю облегчение, когда муж надолго уезжает по делам.
Вечером, лежа в постели с открытыми глазами, Рамона думала, что ей осталось жить на земле не так уж и долго - большая часть жизни прошла. Но от этой мысли она испытывала не тоску и печаль, а облегчение: все кончится само собой, нужно только подождать…
Она сворачивалась клубочком и утыкалась носом в подушку.
Прежде она утыкалась носом в плечо Гая, а он обнимал ее, и она засыпала. Но сейчас ей не хотелось даже этого. Неужели той горячей женщиной, которая готова провести бессонную ночь, занимаясь любовью с мужем, была она?
- Как мне повезло с тобой… - лез в уши горячий шепот Гая. - Я не ошибся, женщина, которая знает вкус текилы, знает вкус настоящего секса. Признайся, ты ведь обманула меня? Да? Обманула?
- Но в чем? - спрашивала Рамона, смеясь и краснея от удовольствия.
- Ты ведь на самом деле шпионка? Или террористка?..
- Да, я… сексуальная террористка, - отвечала она ему в тон, а ее рука спускалась вниз по его животу.
- Н-нет, в тебя наверняка вселился дьявол, если ты заводишь меня, как никто и никогда.
- А разве тебя кто-то еще пытался завести? - спрашивала Рамона, поддерживая игру и впиваясь в губы Гая, стараясь заглушить внезапно возникшую ревность. Его никто не может завести, кроме нее!
- Соленые, - мычал он, - какие соленые…
- Лизни, глотни, закуси, - тихонько бормотала Рамона со смехом. - Этот слоган придумали для текилы.
- Я уже лизнул.
- Теперь… глотни и закуси…
- Не шути, - угрожающе прорычал Гай и с трудом проглотив слюну, впился в ее сосок.
- О-о-о, - стонала Рамона, и он чувствовал, как она дрожит всем телом…
Это все было. Рамона ощутила, как капельки пота выступили на лбу. А… теперь? Теперь кто-то может его завести?
Неужели может?
А почему нет? Она ведь не хочет Гая, она отталкивает его.
Но что она может сделать с собой, если его кожу она больше не чувствует кожей другого человека. А когда он кладет руку ей на бедро, она не испытывает прежней дрожи - просто ощущает тяжесть крепкой мускулистой руки. Рамона заставляла себя откликаться на его желание, но этот отклик оставлял у нее чувство неудовлетворенности. Ничего похожего на прежний жар страсти…
Но… ведь Гай - мужчина в расцвете сил. Ему чуть больше сорока. Ему нужна женщина, а если жена гонит его из дому, разве он не найдет, куда пойти?
Рамона дрожала от негодования. Как же так - они жили все эти годы вместе! С необыкновенной ясностью Рамона внезапно осознала уже приходившую на ум мысль: она не будет жить вечно. Она уже никогда никем не станет. Ей остается только стареть. Муж, которого явно раздражало ее новое состояние, наверняка найдет себе любовницу. Он месяцами сидит в Париже.
Так почему же она чувствует себя у разбитого корыта, а он - на коне?
В ночь перед отъездом в Париж, совершенно измученная мыслями, она выскочила из постели и бросилась в кабинет Гая.
Она отыщет доказательства того, что Гай добивался, чтобы в их жизни все пошло так, как сейчас!
Разве нет? Он давно перестал допускать ее до своих дел, предлагая заниматься Патриком.
Он заставил ее пойти на ненавистную работу в журнал, потому что это полезно для его дела.
Он морщился, когда она ехала в гараж и занималась своим МЭКом.
Когда она перебирала в сотый раз двигатель и надраивала его до блеска, он со смехом спросил:
- Ты думаешь, это твоя золотая карета? Это мужское дело, Рамона. Мы никогда не уступим свое место за рулем жизни.
- Но если я так хочу… - спорила Рамона. - Если я умею…
- В этой жизни, дорогая моя, каждый собирает свою мозаику из кусочков. Но у каждого свой набор. Женщина никогда не соберет мозаичный рисунок, предназначенный мужчине.
- Неправда! Я хочу…
- Но, если женщина соберет чужую мозаику, она будет глубоко несчастной.
А если женщина глубоко несчастна, собрав мозаику, предназначенную ей? - думала Рамона, роясь в бумагах Гая и в столе.
Чем дольше она шуршала блокнотами, бумагами, тем сильнее охватывало ее незнакомое чувство. Поначалу Рамона не могла точно определить, что это за чувство. Злость? Ненависть?
Месть! - поняла она наконец.
Рамоне хотелось, чтобы мужчинам было так же плохо, как ей сейчас. Тем самым мужчинам, которые от рождения считают себя хозяевами жизни.
Это они определяют, какой должна быть жизнь женщины. Это они ищут себе любовниц, если жена отказывает им в ласке, и не пытаются понять причину.
Так, может быть, Тереза права? Ей, Рамоне, тоже стоит действовать мужскими методами?
Она метнулась к зеркалу в кабинете Гая. Тереза уверяла, что она хорошо выглядит. Рамона скривила губы. Хорошо? Да неужели?
Она всматривалась в свое лицо так пристально, как мастер в косметическом салоне, который отыскивает самую малую погрешность на коже. Рамона увидела перед собой живое лицо с безупречно чистой, разгладившейся кожей. Щеки горели румянцем. Глаза блестели. Губы распухли, будто их целовали до рассвета.
Тереза знает, что говорит, согласилась с подругой Рамона и тотчас вспомнила взгляды, устремленные на нее в ночном клубе. Она понимала смысл таких мужских взглядов.
И что же? Почему бы ей не поехать в Париж? Не заняться любовью с кем-то, под тем же небом, что и Гай?
Она оглядела себя - сквозь тонкую ткань оливковой ночной рубашки просматривалась изящная, девичья фигура. Внезапно Рамона увидела рядом с собой мужскую фигуру, такую знакомую… Гай.
Рамона вздрогнула, повела плечами, словно хотела отодвинуть ее от себя и вообразить другую… Но ничего не получалось. Гай Гарнье был единственным мужчиной в ее жизни.
Но она не была его единственной женщиной.
Сердце толкнулось в груди от нахлынувшей обиды. Наверняка нет. По крайней мере, до свадьбы у него были другие женщины. Не могло не быть. Он слишком умелый… А теперь, когда она отослала его на полгода из дома?
Из глубины души поднялась тягостная тоска, горло сдавило от уверенности: у Гая есть любовница. Та женщина, которую Рамона увидела рядом с ним на экране телевизора. Женщина, похожая на нее, но моложе лет на двадцать.
Поэтому почему бы ей самой не поехать в Париж?
- Ха-ха-ха! - истерично рассмеялась Рамона и кинулась в гардеробную.
Сейчас она соберет вещи. Закажет билет в Париж. Она будет в одном городе с Гаем. Она будет заниматься любовью в одно и то же время с ним. Женщинам есть за что мстить мужчинам, причем с самого рождения! - лихорадочно билась в голове мысль, когда Рамона швыряла в чемодан вещи. За то, что они родились мужчинами…
Вспоминая ту горячечную ночь, Рамона все ближе подходила к густой толпе туристов, которые "отмечались" возле башни, снимаясь на ее фоне. Этот кадр называется "Я и башня Эйфеля". Она радовалась, что прилетела сюда, в эту гущу толпы со всего мира. Обводя взглядом мужчин, Рамона пыталась отыскать хотя бы одного, кто заинтересовал бы ее хоть как-то.
Бездумные лица, обращенные к небу, безвольные, расслабленные, праздные позы. Немолодые отцы семейств со всего света. Такие же скучные, как она сама.
Они занимаются сексом с женами по утрам, иногда снимают девочку. Наверняка они уже наведались на парижскую улицу Сен-Дени, улицу красных фонарей, и если пожалели денег, то, конечно, насмотрелись на выставленные напоказ пышные и менее пышные прелести девушек, которые словно часовые стоят по обе стороны дверей магазинов, ресторанов, секс-шопов. Эти мужчины не волновали Рамону. Нисколько.