- Мадам де Монтеспан приходила к Рикарди за куда более важными вещами, чем кружева.
Молчание затянулось, и глаза их встретились. Герцог де Мальбре не имел возможности догадаться о том, что стоит за словами Мариетты, но был достаточно умен, чтобы не задавать ненужных вопросов. Было в поведении Мариетты что-то, от чего холодок пробежал у него по спине. Сегодня вечером им не мешало бы толком поговорить - подальше от жадных ушей Селесты.
Мариетта не была любительницей праздных сплетен и не стремилась привлечь к себе внимание пустословием. Она что-то знала о мадам де Монтеспан, однако шестое чувство герцога подсказывало ему, что Мариетта предпочитает держать это при себе. А что, если это и в самом деле имеет отношение к Элизе? Герцог вдруг ощутил твердую уверенность в том, что предпочел бы перевернуть небо и землю, но не допустить, чтобы этот светлый ангел был испачкан в грязи после того, как пообщается со своекорыстной Атенаис.
Но ведь оберегать Элизу - долг ее супруга, а не его долг. Он, герцог, может лишь давать советы, не более того. Житейский опыт избавил его от первоначального благорасположения ко всему сущему, от чувства благоденствия. Он жил в раю для глупцов. Если у него есть хоть капля ума, он должен вернуться ко двору немедленно, а не оставаться в Шатонне под предлогом ожидания свадьбы, которая теперь стала ему ненавистна.
Размышляя о том, что мужчины с возрастом глупеют - и чем дальше, тем больше, он налил себе еще вина.
Селеста, заметив, что интригующий сюжет о мадам де Монтеспан исчерпан, порылась у себя в голове в поисках другого. И отыскала, причем такой сюжет, который, по ее мнению, мог привлечь внимание Леона.
- Кто-нибудь слышал о том, что в Монпелье объявились охотники за ведьмами?
У себя за спиной она услышала громкий вздох и улыбнулась, весьма удовлетворенная. Не часто кому бы то ни было выпадал случай удивить Мариетту.
У Леона потемнели глаза.
- Кто сообщил тебе такой вздор?
- Арман, и это вовсе не вздор. Об этом все говорят. Они ищут очень могущественную и очень красивую ведьму. Арман говорит, что она любовница самого Люцифера и он будто бы послал ее в Лангедок, чтобы она уничтожила всех нас.
- Откуда же он ее прислал? - спросил герцог как бы даже нехотя.
- Из Парижа.
- Выходит, что наша колдунья француженка?
Герцог снова улыбнулся.
- Нет, разумеется, нет! - с негодованием запротестовала Селеста. - Она чужестранка, но у нее в запасе множество заговоров, всякие колдовские зелья, и она может наложить на вас заклятие. Поэтому парижские охотники за ведьмами и прибыли сюда, чтобы изловить ее.
Жанетта, понимая, каким болезненным может оказаться для Мариетты этот внешне безобидный разговор, решительно предложила:
- Давайте не будем больше о ведьмах и прочей чепухе. Селеста, вы собираетесь завтра навестить Элизу?
- Да, собираюсь. Но ведьмы вовсе не чепуха, - продолжала она. - Эта колдунья происходит из старинного рода ведьм. Инквизитор сжег ее бабку, а теперь день и ночь разыскивает и внучку, пока та не обманула весь юг и не наложила на всех нас заклятие.
- Вздор, - отрезала Жанетта, вставая с кресла. Лицо у нее было бледное. - Пожалуйста, помоги мне подняться по лестнице в спальню, Селеста, и перестань болтать о ведьмах, демонах и гоблинах.
Проходя мимо стула, на котором сидела Мариетта, она слегка потрепала ее по плечу в знак утешения и симпатии.
Мариетта была признательна ей за это. То, что было поначалу всего лишь подозрением, превратилось в пугающую уверенность. Охотники за ведьмами в Монпелье были охотниками за ведьмами из Эвре. И это она была колдуньей, о которой они говорили. Она была их желанной добычей.
Мариетте стало дурно, голова у нее кружилась, и ей понадобилось собрать все силы, чтобы не расплакаться от страха. Все эти толки о заклятии, якобы угрожающем мирным обитателям Лангедока, суть не что иное, как попытка заручиться помощью городских и деревенских обитателей Лангедока. О любом приезжем человеке, будь то мужчина или женщина, немедля донесут охотникам за ведьмами, особенно о женщине молодой, привлекательной и к тому же умеющей готовить лекарства…
Стараясь не смотреть на Леона, она дрожащими руками сложила работу и, пожелав доброй ночи ему и герцогу, вышла из комнаты.
Губы ее, накануне пострадавшие от неистовых поцелуев Леона, снова начали кровоточить, после того как она в страхе закусила их до боли. В уединении своей спальни Мариетта прижала к ним платок и увидела на нем кровь.
Именно ее крови хотели облаченный во все черное инквизитор и его разодетый в пух и прах приятель. Ее крови.
Дрожащими руками Мариетта разделась и натянула на себя чистую ночную рубашку.
До сих пор ее никогда не пугала темнота, а теперь ей было очень страшно.
Мариетта зажгла свечу, однако ее слабый огонек не создавал ощущения уюта и спокойствия; движущиеся по стенам тени только усиливали чувство страха. Она услышала, как Леон, Рафаэль и герцог пожелали друг другу спокойной ночи, услышала их размеренные шаги, когда они расходились по своим комнатам, а потом наступила полная тишина.
Мариетта старалась уснуть, но не могла. Сколько времени пройдет до того, как местные жители объявят ее ведьмой? Может, стоит немедленно убраться из этих мест или уже слишком поздно? От вопросов, не имеющих ответа, у Мариетты начала болеть голова.
Она должна поговорить с Леоном, но в замке очень много чутких ушей. Было бы практически невозможно провести с Леоном такой важный разговор, не опасаясь, что их подслушают. Она должна поговорить с ним сегодня ночью. Наедине.
Мариетта набросила на плечи цветастое шелковое покрывало и осторожно приоткрыла дверь. Несколько свечей еще горело в коридоре, когда она проходила мимо комнаты Селесты, потом мимо спальни Жанетты и дальше - в самый конец коридора, где были расположены апартаменты Леона.
Из-под тяжелой резной двери пробивался слабый свет. Это значило, что Леон у себя и он тоже не может уснуть.
Мариетта осторожно повернула ручку и толкнула дверь. Комнату освещали свечи, вставленные в металлические консоли на стенах. За окнами со свинцовыми переплетами Мариетта разглядела темные силуэты подстриженных деревьев по обеим сторонам аллеи. Возле кожаного кресла с высокой спинкой поблескивал обитый листами меди сундук. Едва смея дышать, Мариетта закрыла дверь и вошла в комнату.
Большая тяжелая штора закрывала проход под аркой, из-за шторы доносились звуки какого-то движения. Мариетта осторожно отодвинула штору в сторону - и застыла на месте.
Леон был полуодет. Блики света от горящих свечей играли на его широких плечах и на бицепсах. Перед ним стояли кувшин с водой и оловянный таз для умывания. Вода в тазу еще плескалась, отражая мерцающий свет. Почувствовав чье-то присутствие, Леон обернулся. И уже по первому его взгляду Мариетта поняла, какую глупость совершила: как она не подумала, что может застать его полуобнаженным?
Женщина могла нанести подобный визит лишь по одной причине, а тем более если на ней самой была только ночная рубашка, прикрытая пестрым шелковым покрывалом.
- Ох, прошу прощения! Я не подумала…
Не договорив, она густо покраснела и отпустила занавеску. Но Леон уже выскочил из-за нее и преградил Мариетте путь к отступлению.
- Не уходи, Мариетта…
Она едва не касалась лицом его широкой груди, заросшей курчавыми черными волосами.
- Прости, я не ожидала застать тебя вот так, врасплох, - заговорила она, не смея поднять на него глаза. Их разделяло лишь несколько дюймов. На мгновение она почувствовала, что готова броситься к нему в объятия, забыв о гордости, забыв об Элизе, забыв обо всем на свете, кроме неистового влечения.
- Я пришла поговорить с тобой об этих охотниках за ведьмами в Монпелье, - объяснила она, изо всех сил стараясь умерить свое волнение, однако умерить бешеные удары сердца она не могла.
- А, вот оно что… охотники за ведьмами в Монпелье.
Леон, прищурив глаза, посмотрел на нее. Она пришла к нему, как всегда, не ради любви, а в поисках защиты. Для любви она предпочитала объятия Рафаэля.
- Тебе незачем их бояться.
- Благодарю.
Ей хотелось спросить его еще об очень многом, но только не теперь, когда она чувствовала его дыхание у себя на щеке, когда она вдыхала запах его сильного мужского тела.
Мягкие очертания ее груди легко были различимы под тонким шелковым покрывалом и ночной рубашкой, и Леон был уже не в силах держать свое желание в узде. Он медленно наклонил голову, и Мариетта резко отпрянула до того, как их губы соприкоснулись.
- Неужели я тебе так противен? - спросил он с горечью. - Одно время я думал, что ты отвергаешь мои авансы только из-за Элизы. Теперь-то я знаю, что твое сердце отдано другому, хотя ты по-прежнему обращаешься ко мне за помощью и защитой. Тебе следовало бы находиться сейчас в спальне у твоего любовника, а не у меня.
- У меня нет любовника, - ответила Мариетта.
- Де Мальбре утверждает иное.
- Я не могу отвечать за то, что утверждает кто бы то ни было. Я говорю от своего имени. У меня любовника нет.
- Значит, ты выходишь замуж из-за денег? - Леон невесело рассмеялся. - Матерь Божья, мне бы следовало сразу это понять. Ты утратила интерес ко мне, узнав, что я обручен, но Рафаэль подвернулся тебе как другая возможность, не так ли? Я сделал доброе дело для тебя, Мариетта, привез тебя в Шатонне. Пришло время расплатиться со мной.
На этот раз Мариетта не уклонилась от поцелуя, крепкого и страстного. Она больше, не в силах была этому противиться. Всхлипнув в экстазе, она обняла Леона и ответила на его поцелуй не менее страстно, чем он. Потом, чересчур поспешно, Леон оттолкнул ее от себя, тяжело дыша.
- Если бы я хотел овладеть тобой сейчас, я мог бы это сделать, не задавая вопросов, верно? И ни слова о человеке, за которого ты намерена выйти замуж…
Взгляд Леона болью отзывался в ее сердце. Это было хуже, чем ее страхи в Эвре, хуже, чем страх перед людьми в Монпелье.
- Нет, - воспротивилась Мариетта. - Ты не понимаешь.
- Я все отлично понимаю. - Его слова были для Мариетты как удары ножом. - Ты шлюха, Мариетта Рикарди. Красивая, возбуждающая, умная маленькая шлюха!
- А ты болван! - скорее прорыдала, чем проговорила она, вцепившись рукой ему в волосы, после чего провела со всей силой ногтями по щеке Леона. - Я собираюсь выйти за Рафаэля не больше, чем за тебя самого!
Она без оглядки бросилась вон из комнаты, громко захлопнув за собой дверь, а ошарашенный Леон застыл на месте, прижав пальцы к окровавленной щеке.
Глава 8
Мариетта бежала со всех ног по коридору и едва не столкнулась с Рафаэлем, который вышел из своей спальни с намерением налить в графин бренди, чтобы выпить стаканчик на сон грядущий. Волосы Мариетты были растрепаны, губы распухли после поцелуя Леона, тело было едва прикрыто измятым ночным одеянием. Рафаэль оценил ситуацию одним взглядом и гневно прищурился. Он схватил Мариетту за руку и остановил ее неистовый бег.
- Отпустите меня! Это не то, о чем вы подумали, Рафаэль.
- Этого достаточно. Я знал, что вы были его любовницей, но теперь, когда я предложил вам стать моей женой…
- А я вам отказала!
- Из-за Вильнева? - Синие глаза Рафаэля потемнели. - Он намерен жениться и не выразил протеста при мысли, что теряет вас. Он не любит и никогда не полюбит вас. Все в Версале, где он провел годы, считали и говорили, что Лев Лангедока не способен на любовь. Он похож на Генриха IV. Пьет. Сражается. Занимается любовью, но не любит. Спросите об этом любую из сотни женщин. Одна только ангельская вдова Сент-Бев владеет его сердцем, но даже она его не получит.
Взгляд синих глаз Рафаэля стал беспощадно жестоким. Он внезапно отпустил Мариетту, быстрым шагом вернулся в свою спальню и выхватил из ножен свою шпагу.
- Нет! Рафаэль! Выслушайте меня!
Мариетта повисла у него на руке, пытаясь удержать. Лицо ее побелело от страха.
- Это вовсе не то, о чем вы думаете, Рафаэль! Поверьте! Между нами ничего не было. Я знаю, что Леон никогда не любил меня.
- И тем не менее вы пробрались к нему в спальню среди ночи? - язвительно спросил Рафаэль.
- Не за тем, чтобы заниматься любовью! Матерь Божья, если бы вы только знали! Как раз теперь, когда я обратилась к нему за помощью, он оттолкнул меня! Леон всегда обращался со мной, как обращается любой знатный мужчина с самой ничтожной из своих крестьянок.
- И вы это терпели?
Рафаэль вдруг ощутил приступ такой острой ревности, на какую не считал себя способным.
Голос Мариетты едва не сорвался в рыдание.
- Нет, только нынче ночью. Всего на минуту… а потом он назвал меня шлюхой.
- С чего бы это, если вы всегда ему отказывали?
- Из-за вас, - ответила она. - Потому что он считает, будто я приняла предложение выйти за вас замуж.
- А вы не приняли?
- Нет. - Глаза ее были полны такой боли, что у Рафаэля де Мальбре дрогнуло сердце. - Поймите, я люблю Леона. Я всегда буду любить только его.
Гнев Рафаэля утих. Даже ревность его поблекла. Он понял, что получил чистую отставку.
- Бедная вы моя малютка! Я больше не причиню вам боли, даю слово! Идите и ложитесь в постель. Вы вся дрожите.
- А Леон? - спросила Мариетта, и в глазах у нее промелькнула искорка страха.
Рафаэль позволил себе улыбнуться - кривовато, если сказать по правде.
- Я не стану пронзать его шпагой, если вы именно этого боитесь. Спокойной ночи, дорогая.
Он наблюдал за тем, как Мариетта идет к себе в комнату по коридору, полному теней, - одинокая фигурка с поникшими плечами. Потом захлопнул дверь своей спальни и направился к комнате друга.
Леон стоял и смотрел на темные стекла окна, когда вошел Рафаэль. Он еще не был готов улечься в постель. Тело его блестело от света еще не погашенных свечей, и Рафаэль, глянув на его массивные плечи и мощные бицепсы, вздохнул с облегчением: хорошо, что он явился сюда не с намерением сразиться.
Леон обернулся, и лицо его помрачнело. Рафаэль де Мальбре был последним из тех, кого он сейчас хотел видеть. Слова Мариетты все еще звучали у него в ушах, полные такой жестокости и правды, что он не мог не поверить им.
- Я хотел бы поговорить с тобой, друг мой, - заговорил Рафаэль, непринужденно усаживаясь в кожаное кресло и наливая себе бренди. На столике поодаль он заметил несколько пустых графинчиков. Выходит, не только он захотел при помощи спиртного заглушить свои чувства.
Леон молча ждал, расправив плечи.
- Кажется, мне не удастся соблазнить очаровательную Мариетту титулом герцогини де Мальбре.
В ответ последовало молчание.
- Кажется, сердце ее принадлежит другому, и это очень преданное сердце. Жаль, что с ним обращаются столь жестоко, дружище.
Леон медленно перешел в центр комнаты и посмотрел на Рафаэля.
Тот покачал головой и продолжил:
- Господи Милостивый, да ты просто глупец, Леон! Жениться на таком стариковском утешении, как Элиза, в то время как ты мог бы взять в жены Мариетту. Ты что, спятил? Элиза никогда не станет хозяйкой Шатонне, а Матильда только и может, что привести твой дом в упадок, лишить его порядка и уюта. - Рафаэль выразительно передернул плечами. - Сколько лет мы с тобой знаем друг друга? Двадцать? Двадцать два? Я знаю, чего ты хочешь от жизни. Воспитывать своих детей здесь, под солнцем юга. Ездить вместе с ними на соколиную охоту. А Элиза доверит своих детей плаксивой няньке, а потом им придется жить в каком-нибудь аристократическом доме в Париже. Ни на что иное Элиза не способна. Она устает, протанцевав всего один танец. Она устает от езды верхом очень скоро, не говоря уж о соколиной охоте. Она утомляется даже от игры в шахматы.
Немного погодя, хоть и не сразу, он готов был добавить, что Элиза с легкостью откажется и от интимной близости. Однако есть вещи, о которых говорить не положено, и Рафаэль сообразил, что едва не переступил допустимую границу. Он налил себе еще бренди.
- К чему, собственно, такая стойкая привязанность к Элизе Сент-Бев, если есть женщина, которая тебе гораздо больше подходит? Женщина, которая тебя глубоко любит.
Леон прижал пальцы обеих рук к пульсирующим вискам.
- Боже милостивый, Рафаэль, это продолжалось шесть лет! Долгие шесть лет я бережно хранил память об Элизе. Она воплощала в себе все, чем я дорожил. Шатонне… Лангедок… Я строил планы нашей совместной жизни здесь… - Леон вдруг умолк, и на лице его появилось выражение такой душевной муки, что Рафаэль протянул ему свой стаканчик бренди. - Если бы я не встретил Мариетту, я женился бы на Элизе.
- И умер бы от скуки, - закончил вместо Леона фразу его друг.
Леон улыбнулся, но улыбка эта была полна горечи.
- Несомненно, - сказал он. - Я и теперь в ужасе от нескончаемых разговоров о моде и прочей чепухе, которые мне приходится вести в Лансере. Чем занимается король, знает ли королева о связи его величества с мадам де Монтеспан - меня это никогда не занимало и не будет занимать.
- Тогда зачем на ней жениться?
- Я и не женюсь. Завтра же поеду в Лансер и сообщу ей об этом. Элизе это причинит непереносимую боль, но иного выхода у меня нет. Я понимаю теперь, что не люблю ее и никогда не любил. То была мечта… или мираж, назови как хочешь.
- В таком случае я предлагаю, - сказал Рафаэль, вставая, - чтобы ты сообщил Мариетте об этом факте, а также еще об одном.
- Каком же?
- Что ты любишь ее.
С этими словами он вышел из комнаты Леона, думая о том, что друзья при дворе не поверят этой истории. Он, Рафаэль де Мальбре, отказался от такого приза, как Мариетта Рикарди, даже без намека на борьбу. Он сам этому удивлялся, но вдруг припомнил, с какой душевной мукой смотрела на него Мариетта своими блестящими зелеными глазами, когда произнесла: "Я люблю Леона и всегда буду любить только его".
Возможно, один этот бескорыстный поступок зачтется ему во искупление того, сколько женских сердец он разбил, скольких мужей обманул.
Мысль была забавной, и Рафаэль усмехнулся, задув свечу и укладываясь в постель. Уже засыпая, он подумал о том, что Селеста тоже хорошенькая девушка и что глупо горевать о любви, которая недоступна.