- Мне показалось, что сегодня я заняла место какой-то сногсшибательной красавицы…
- Тебе показалось, - сухо сказал Андрей. - Довольно смазливая девица, не более того. И своего места у нее в этом доме нет.
- Извини.
- Жанна? Почему ты меня бросила? Я до сих пор не могу понять, чем оказался виноват перед тобой.
Вот так - головой в омут. Иначе они будут вести светскую беседу до бесконечности.
- Я? Это ты вынудил меня уйти. Специально уехал в Америку…
- Что значит - специально?
- Через месяц после твоего отъезда этот самый, как его, Иван Иванович, сказал, что Аделаида Николаевна просила его со мной поговорить. Сама она не решилась. Она тогда получила от тебя письмо… В общем, ходила сама не своя. И попросила…
- Какое письмо?
- То, в котором ты просил ее избавить тебя от моего присутствия в доме. И сообщал, что не вернешься, пока "эта девица" в нем находится. Что ты совершил ошибку, глупость, у тебя не хватило воли оборвать все сразу, а теперь ты не желаешь сам влезать в объяснения, потому что ненавидишь их…
- Я ничего не понимаю! Я не писал матери такого письма! Я вообще ей тогда не писал - только звонил.
- Но я видела письмо своими глазами! Когда я его прочитала, Иван Иванович сказал, что теперь я все должна решить сама, выбор за мной, и если я решу уйти, то получу три тысячи долларов и смогу взять все, что захочу. Но я взяла только свои вещи и в тот же вечер ушла к маме. Даже с Алевтиной не попрощалась. Андрей, что с тобой?
- Тебя обманули, Жанна. Это письмо было написано лет за пять до встречи с тобой. Мать подыскала мне какую-то девицу и решила, что мы должны обязательно зарегистрировать брак. А я ее просто возненавидел с первого взгляда. Но мама поселила ее у нас в доме, и тогда я… сбежал. К друзьям в Питер. Оттуда и прислал это письмо.
- Но почему ты даже не попытался меня вернуть?
- Потому что мне сказали, что ты тайком сбежала, прихватив три тысячи долларов и кое-что по мелочи.
- И ты поверил?!
- Поверила же ты, что я мог написать то клятое письмо. Разве там не было даты?
- Не было. Только твой росчерк.
- Мать все предусмотрела, - пробормотал Андрей. - Она дергала нас с тобой за ниточки, как марионеток, а мы подчинялись. О, она хорошо знала, как управлять людьми! Держу пари, что дяде Ване она пригрозила отлучением от дома, если он не поможет. А он всю жизнь был в нее по уши влюблен, по пять раз в год руку и сердце предлагал.
- О боже! - прошептала Жанна. - Как же твоя мать меня ненавидела! Что плохого я ей сделала?
- Ничего. Она испугалась молодой, красивой соперницы в доме. Не она тебя выбирала. И…
- И панически боялась стать бабушкой, - завершила Жанна. - Ну, в чем-то она была права, царствие ей небесное.
- Я когда вернулся и узнал… В общем, несколько месяцев была страшная обида. А потом понял, что все равно не могу без тебя, что должен хотя бы знать, почему ты так поступила. Но ты как в воду канула…
- Видишь ли, когда я примчалась домой, мама была не одна. Накануне в Россию приехал мой отец…
- Твой - кто?
- Мой отец. Он француз, приезжал девятнадцать лет тому назад в Москву на какой-то международный семинар. А мама работала горничной в гостинице, убирала его номер. Ей было чуть больше восемнадцати…
- И он не знал, что у него в Москве ребенок?
- Нет. Он вообще был женат, но у его жены детей не было. А когда он овдовел, его мать заставила его выяснить, что случилось с той русской девушкой, горничной из отеля. Бабушка Марина утверждала, что сердцем чувствует - это обязательно нужно сделать.
- Марина? Это не французское имя.
- А она русская, то есть украинка. Попала в начале войны с новорожденным сыном сначала в Румынию, а потом каким-то чудом во Францию. Сначала бедствовала, но потом встретила одного адвоката, он помог ей получить деньги, которые держали в одном из банков родственники ее мужа, уже покойные. Муж остался в Москве.
- То есть твой отец - тоже русский?
- Можно сказать и так. Но гражданство у него французское, образование он получил в Сорбонне, первая жена была француженка. По-русски он, конечно, говорит, но с очень смешным акцентом. И, знаешь, когда я его увидела - у меня сердце зашлось. Вы с ним очень похожи, только он пожилой уже и не такой красивый. И зовут его Андре.
- Он тебя удочерил?
- Конечно! Он женился на маме и удочерил меня. Получилась нормальная семья с ребенком. Правда, интересно?
- Необычайно, - не без иронии отозвался Андрей. - И как же тебя теперь зовут?
- Жанна Дарси.
- Красиво.
- Нормально, - пожала плечами Жанна. - Но во Франции - это уже что-то. На моих кукол уже делают предварительные заказы.
- Что ты изучала?
- Историю искусств, в основном. И немецкий язык. Немцы написали о фарфоре столько - уму непостижимо.
- Насколько мне известно, во Франции есть свой, севрский.
- Да, есть, и глину я беру такую же, какая нужна для него. Но технология у меня своя. Я ночами не спала, пока, наконец, не нашла единственный подходящий способ. А потом еще пришлось изучать анатомию, потому что мои модели - "движущиеся". Они могут принимать любую позу, а не просто сидеть или стоять.
- Я смотрю, ты настоящим академиком стала. Кукольных дел мастерица. А одежки откуда берешь?
- Сначала мы с мамой и бабушкой Мариной шили. Ездили на блошиный рынок, покупали там лоскуты старинные, чуть ли не лохмотья. Или старые платья из панбархата или гипюра. Теперь у меня две помощницы, все делаем сами: и чулочки, и туфельки, и шляпки, и перчатки. Только парички отдельно заказываем, иначе слишком хлопотно получается, и цена оказывается непомерной.
- И что, кукла целиком фарфоровая?
- Нет, туловище из папье-маше, руки и ноги сгибаются на шарнирах… Господи, да что я тебе на пальцах объясняю! Кукла, которая сидит в спальне у твоей мамы, наверняка именно так и сделана.
- Вижу, что она произвела на тебя неизгладимое впечатление, - усмехнулся Андрей. - Ты даже фасон платья в деталях запомнила.
- У бабушки Марины есть точно такая же, - негромко сказала Жанна. - Только без ожерелья из стразов, оно потерялось…
- Где?!
- Бог его знает! Бабушка не слишком охотно рассказывает об отце своего сына. К тому же он давно умер. Кстати, мой отец пошел в него - тоже архитектор и довольно известный. Он мне и помогает доставать ингредиенты для фарфора. И мастерскую помог организовать. В общем, я ему всем обязана.
Андрей молча отвернулся к окну и замолчал, причем надолго. Что-то будоражило его в рассказе Жанны, вызывало какие-то странные ассоциации, но он не мог понять - какие именно. Он вспоминал, как часто перелистывал в отсутствии матери отчего-то запретную для всех старинную книгу о фарфоре на французском языке, которую Аделаида Николаевна хранила в особом тайнике. Только теперь он сопоставил прочитанное урывками с самими произведениями матери: именно оттуда шли ее "оригинальность" и "самобытность".
Особое предпочтение в определенный исторический период отдавалось цветным глазурям, образующим на изделии оригинальные по цвету и рисунку декоративные сочетания. Вначале стремились получить глазури одного цвета, равномерно покрывающие поверхность. Наибольшей известностью среди них пользовались изделия, покрытые темно-красной глазурью, получаемой из меди и известной в Европе под названием "sang de boeuf" ("бычья кровь").
Наряду со сплошной заливкой фона, художники, следуя образцам японского декоративного искусства, стали увлеченно обыгрывать "эстетику непроизвольного" - несимметричные формы, случайные потеки и пятна глазури. Кроме того, добавляя в состав глазури в незначительном количестве кобальт, керамисты получали изделия светлых, чуть голубоватых оттенков, - их называли "clair de lune" ("лунно-белые"). Кристаллические образования проступали в блестящей глазури неповторимым узором.
Особенностью новой подглазурной росписи, обусловленной составом красителей и их изменением при обжиге, стали холодные, блеклые тона, некоторая акварельная размытость, вполне отвечавшие вкусам нового стиля.
"И вот разгадка всей шарады… Штучные изделия, которые просто технически невозможно "поставить на поток". Тяга самой мамы ко всему вычурному и в то же время холодному. Тайна, которой она окутала свои производственные секреты. И все это появилась из сундука бабушки Юзефы, и было надежно перепрятано. Думаю, даже отец не догадывался об истинном источнике ее вдохновения. Но талантлива она была бесспорно, только изобретатель - никакой…"
- О чем ты задумался, Андрюша? - услышал он за спиной голос Жанны. - Я тебе наскучила своими кукольными историями? Тогда давай попрощаемся…
- То есть как попрощаемся? - стремительно обернулся к ней Андрей. - Ты думаешь, что я позволю тебе исчезнуть во второй раз? Даже не мечтай.
- А что ты предлагаешь? - холодно поинтересовалась Жанна. - Если тебе интересно, то я замужем.
- Как?
- В общем-то, фиктивно, но развода мне никто не даст. Отец выдал меня замуж за друга своей матери, того самого адвоката, который помог ей наладить жизнь. Очаровательный старик, который относится ко мне, как к дочери. И я не считаюсь матерью-одиночкой…
- Что?!!
- Месяц назад Андре исполнилось девять лет.
Девять лет! Вереница дат мгновенно пронеслась в голове Андрея. Десять лет тому назад, точнее чуть меньше десяти лет, они познакомились с Жанной. Сейчас март, значит, ребенок родился в феврале. А это может значить только одно…
- Ты была беременна, когда ушла от меня? - почти грубо спросил он.
- Я и сама еще толком не знала. Все выяснилось окончательно уже во Франции, и ни о каком аборте речи быть не могло. Бабушка Марина придумала комбинацию с моим браком. И из мадемуазель Лозье я превратилась в мадам Дарси. Приличия были соблюдены, к тому же я - единственная наследница своего супруга, а мой сын имеет все права на французские капиталы и собственность семьи Лозье.
- Тоже благодаря твоему замужеству?
- Нет. Благодаря тому, что Андре - твой сын. А мой отец - твой единокровный брат, то есть одновременно приходится дядей собственному внуку.
Андрей буквально упал в кресло и ошарашено уставился на Жанну. Он никак не мог понять, что за хитрая паутина судеб сплелась в их семье, какие потрясающие парадоксы преподносит жизнь мирным обывателям. Оказывается, у него был старший брат. Оказывается, отец уже был женат однажды, но почему-то скрыл это ото всех, даже от мамы. И его первая жена почему-то оказалась во Франции.
- Ничего не понимаю, - простонал он. - Объясни все толком, иначе это какая-то бразильская мыльная опера получается.
- Объясню. Только давай все-таки оденемся и выйдем в гостиную. А еще лучше - в твой кабинет.
- Мы пойдем в комнату моей матери, - неожиданно для самого себя заявил Андрей. - Я не был там после ее смерти. А в мастерской взял только то, что предназначалось для вчерашней выставки. Кстати, нужно будет узнать, все ли продано.
- Насколько я заметила, почти все. Что ж, пойдем в чертог Снежной Королевы. Надеюсь, чары давно развеялись.
- Ты до сих пор ненавидишь ее? - грустно спросил Андрей.
- Сейчас уже нет. Давно нет. Мне ее… жалко. Она ведь прожила от начала до конца выдуманную жизнь. И, слава Богу, так и не узнала, что никогда не была по-настоящему законной женой твоего отца, не могла гордиться тем, что она - Лодзиевская…
Андрей открыл белую лакированную дверь, и Жанна увидела комнату, которая иногда виделась ей в кошмарах. Тот же холодный отблеск перламутра, те же приглушенные тона, тот же полусвет, полумрак.
- Давай зажжем камин, - вдруг предложила она. - Я люблю живой огонь.
- Хочешь изгнать ее призрак? - усмехнулся Андрей. - Подожди, я прикажу принести еще кофе.
Он нажал кнопку звонка и через несколько минут появилась горничная. Выслушала приказание и бесшумно удалилась.
- А где Алевтина? - спросила Жанна.
Андрей помрачнел.
- Через три года после твоего отъезда у нее случился тяжелый инсульт. Маме удалось устроить ее в прекрасную больницу, но…
- Но она не захотела выздоравливать, - закончила его фразу Жанна. - Бедная Аля! Неужели Аделаида Николаевна не могла нанять сиделку и оставить старуху дома?
- Мама не выносила больных людей, - пробормотал Андрей. - Она говорила, что они отнимают у нее жизненную энергию.
- А как же твой отец? Он никогда не болел?
- Ему было некогда. Он умер скоропостижно от инфаркта. Прямо в своей мастерской.
- Повезло, - сухо прокомментировала Жанна. - Иначе не миновать бы и ему больницы. А, вот и кофе. Ну, что ж, слушай, история интересная, хотя и немного запутанная. Так что будь готов к неожиданностям.
- Я уже понял, что никакой я не Лодзиевский, а внебрачный ублюдок…
- Ты ничего не понял, Андрюша, - мягко сказала Жанна, слегка прикасаясь к его руке. - Впрочем, ты совершенно не знаешь бабушку Марину. Она никогда не причинила бы зла ни твоему отцу, ни твоей матери, ни тебе. Просто сохранилось ее свидетельство о браке с твоим отцом, и благодаря господину Дарси ей с папой не пришлось умирать с голоду. Во Францию ее с новорожденным сыном привез из Крыма капитан какого-то итальянского корабля - за ее единственную и последнюю драгоценность: бриллиантовые серьги, свадебный подарок твоего отца. Рожать она приехала в Киев, к родителям, а пришлось всем вместе бежать в Крым. Родители погибли по дороге. Бабушке повезло: она выжила, добралась до Ялты, попала на корабль. В пеленках моего отца был спрятан ее единственный документ - свидетельство о браке с твоим отцом. Архивы в Киеве сгорели, так что других доказательств этого брака не было.
- Почему же она после войны не вернулась в Россию? То есть в СССР к мужу…
- Нам с тобой трудно представить себе те времена. Твой отец был очень знаменит и обласкан властями, но если бы узнали, что его законная жена несколько лет прожила во Франции, да еще добилась наследства семьи Лодзиевских… Они оба погибли бы в лагерях, а мой отец попал бы в детский дом - совсем под другой фамилией. Нет, она боялась даже написать ему с верной оказией. А потом узнала, что он снова женился и у него родился сын. Ты, Андрюша. И для тебя ничего не изменилось: ты по-прежнему знаменитый архитектор, сын знаменитого отца. А за родственников за границей теперь не преследуют. Впрочем, ты формально и не родственник, твой сын носит совсем другую фамилию.
- Вот это-то меня и бесит, пойми! - закричал Андрей, вскакивая на ноги. - Нас разлучили обманом, и меня, и тебя оболгали и унизили в глазах друг друга…
- Заметь, - негромко сказала Жанна, - мы оба этому поверили. И даже не попытались встретиться или написать письмо, чтобы прояснить ситуацию. Смертный грех гордыни…
Андрей хотел было что-то сказать, но внезапно осекся. Если Жанне предъявили пусть и фальшивое, но все-таки его собственной рукой написанное отречение от любви, то он поверил на слово. Правда, это было слово его матери, а он никогда и мысли не допускал, что Ада Николаевна может солгать. Промолчать - да, приукрасить действительность - бесспорно, устроить маленькую мистификацию для усиления собственной загадочной притягательности - да сколько угодно! Но лгать… Его мать никогда не лгала.
Или - лгала всю жизнь и всей своей жизнью, чтобы сохранить ее достойный, в понимании самой Ады, уровень?
В результате его собственный сын уже наверняка ходит в школу, только под другой фамилией и зовет отцом другого человека, а настоящий отец только сегодня вообще узнал о его существовании. Любимая женщина замужем за другим, а развод у католиков - дело канительное, да и хочет ли сама Жанна что-то менять в своей устоявшейся жизни?
Ах, мама, мама, что же ты наделала! И все равно от судьбы не ушла: скончалась в точно предсказанный срок, правда, молодой и прекрасной.
- Что же нам делать? - вслух спросил он, ни к кому не обращаясь.
- Жить, наверное, - пожала плечами Жанна. - Работать, творить, любить…
Она осеклась. Напрасно было сказано последнее слово, Андрей может понять его совершенно неправильно. Какой бы он ни был, она до сих пор любила его, теперь она это четко понимает. Именно поэтому не ладилось у нее с личной жизнью там, во Франции, потому что ее любовники, точнее, один мимолетный любовник, ничем не был похож на Андрея. Но признаваться ему в своих грешках она не собирается, это ее личное дело. Да и он вряд ли вел тут без нее монашескую жизнь…
- У тебя кто-то есть… там?
Ну вот, так она и знала.
- Конечно. Мать, отец, бабушка, ее друг он же мой муж, мой сын.
- Я не об этом.
- А-а-а… Андрюша, я, как выяснилось однолюб. Но тебя это ни к чему не обязывает, это мои абсолютно личные трудности. Впрочем, если бы у меня не было нашего сына… возможно… кто знает? Уж фиктивного-то брака точно бы не было.
- А был бы настоящий?
- Андрей, ты неподражаем. Если бы мы не столкнулись тогда, в институтском дворе, то наверняка я бы встретила кого-то еще, со временем полюбила бы, вышла замуж. Но случилось так, как случилось. И потом я ведь не спрашиваю тебя, как ты прожил эти годы.
Андрей слегка покраснел. Конечно, в брак он не вступал, но от этого его отношения с женщинами вовсе не были фиктивными, да и женщин, если честно, было достаточно. Совсем забыть Жанну он не мог, но постепенно приучил себя думать о ней исключительно в прошедшем времени и вспоминать только хорошее. А девочка перед ним ни в чем не виновата, разве только в том, что не сообщила о рождении сына. Но могла ли она желать этого после того письма, которое ей показали? При ее-то гордости?
Гордыня тут не при чем, это она пересолила. Взаимное непонимание, чудовищное недоразумение. Но сейчас ему больше всего хотелось, чтобы Жанна осталась с ним, чтобы его сын тоже был рядом и чтобы вообще все вдруг, по мановению волшебной палочки, стало прекрасно и изумительно.
- Ну и выдам же я Ивану свет Ивановичу, - со внезапной злостью произнес он. - Лучший друг семьи называется! Так испоганил мне жизнь, да и тебе чуть не сломал…
- Не вини его, - отозвалась Жанна. - Он без памяти любил твою мать и до конца надеялся, что она все-таки выйдет за него замуж. Он был просто орудием в ее руках. Слепым от безумной любви орудием…
Тут она подняла глаза и увидела над камином поднос с карточной композицией.
- Что это? - с почти суеверным ужасом спросила она. - Зачем ты это повесил в своей комнате?
- Это одна из маминых работ, - с удивлением ответил Андрей. - Правда, она почему-то очень ее не любила и никому не показывала, держала чуть ли не в чулане. Это уже после ее смерти я сюда повесил. А что в этом такого страшного?
- Этот расклад называется раскладом польского короля. Здесь пасьянс в той стадии, когда он обязательно должен сойтись. А это значит, что человек перестает отличать реальный мир от выдуманного и целиком уходит в свои иллюзии и фантазии. Иногда безобидные, иногда - не очень.
- Сходит с ума, проще говоря?
- Нет, все не так просто. Становится рабом собственного воображения и не придает никакого значения желаниям и судьбам окружающих его людей. А потом умирает странной смертью - иногда в преклонном возрасте, иногда - очень молодым.
- Откуда ты это взяла?