– Как бы в розы не полез, еще поцарапается...
– Да не переживай ты за свои розы! Ставь, ставь, вот так. Ну поцарапается, не беда – надо же начинать знакомство с миром!
Щенок сообразил не сразу, что стоит на твердой земле. Четыре толстые лапки – как неуверенные ножки шаткого мохнатого пуфика. Он помотал головой, попробовал подвигать хвостом, и из-под пуфика потекла лужа. Лапам стало мокро. Они вперевалку понесли пуфик к ногам Шарля. И вдруг! Ой, что же это такое? Оно только что было неподвижным и ка-а-ак прыгнет!
Щенок всем организмом проследил за лягушкой. Неуклюже приблизился. Лягушка пружинкой перелетела еще дальше. И еще! Еще! До чего же загадочное существо! Нет, я разгадаю загадку! Щенок, примериваясь, повертел задней частью туловища и прыгнул за ней. Ой, здорово! Я тоже умею так! – возликовал мохнатый хвостик. А это еще что? Оно живое? А как оно держится в воздухе? Ой, а вон еще одно такое! И еще! Да их много! Эй, давайте знакомиться! Не хотите? Куда же вы? Да я все равно вас поймаю!
Мы с умилением наблюдали за охотой на бабочек. Солнце играло на шелковистой черной шубке, щенок неумело тявкал перед каждым прыжком, бабочки порхали. Симон обнимал Марьет. Он всегда делает так, когда думает, что не видит никто. Шарль бы тоже мог! Чего он стесняется? Тем более сегодня. Все же наверняка знают, что мы обручились. Я незаметно повернула руку. Бриллиант вспыхнул радужными огоньками.
– Так что твоя командировка, Шарло? – спросил Поль. – Хоть теперь-то повысят?
– Уже повысили! – встряла Марьет, благовоспитанно отстраняясь от Симона. – Он у нас теперь патрон всего Марсельского филиала! Самый молодой за всю историю фирмы!
Поль приподнял брови.
– С понедельника, па. Я не хотел говорить, пока в понедельник перед всеми не объявят официально. Мало ли что еще может прийти руководству в голову?
– Ой, до чего же ты мнительный, братец! Ты ведь уже подписал в Париже все бумаги!
– Ну я...
– Мог бы и с родителями поделиться, – обиженно сказала Катрин. – Вечно у вас с Мари от нас секреты!
– Это не секреты, это сюрпризы, мамочка!
– Помолчи, – отмахнулась она от дочери. – Был в Париже, а ничего не сказал. Ты хоть догадался навестить тетушку Аглаю?
– Не было времени, мам. Побеседовал с руководством, подписал новый договор и обратно, в Гавр. Работы пропасть!
Мать поджала губы.
– Поздравляю, Шарль, – вовремя заговорил Симон и пожал ему руку. – Молодчина!
– Спасибо...
– Да, сынок, ты действительно молодец! Поздравляю! – Поль похлопал его по плечу. – Мы с мамой очень за тебя рады.
– Очень, Шарло. Умница! – Катрин приподнялась на цыпочки, поцеловала сына и добавила, стирая след помады с его щеки: – Но все-таки жаль, что ты не успел заглянуть к тетушке Аглае.
– Зато наш Шарло успел заглянуть к дедушке Картье! – И Марьет проворно задрала мою руку высоко вверх, как если бы я только что стала чемпионом на ринге. – Видали, какой бриллиантище?
– Неужели наша Вивьен решила переквалифицироваться в стекольщики? – с деланным изумлением спросил Симон. – А не тяжело? Руку не тянет?
– Бестолочь! Мой брат сделал ей предложение!
– А-а-а... – протянул бестолковый Симон. – Вивьен наконец-то сказала ему "да". Нет, ну я понимаю, я бы и сам сказал! – И как бы незаметно приобнял свою "половину". – Такая глыба! На полкило!
Он отпустил еще пару шуток про стекольщика, про размеры камня, Марьет добавила, дескать, сама знает: алмаз – вещь в домашнем хозяйстве незаменимая, а я поймала себя на мысли о том, что не сказала Шарлю никакого "да"! Он ведь просто сунул мне коробочку с кольцом на лестнице, потом мы выпили кофе, позавтракали, а перед выходом из дому я буднично надела бриллиант на палец. И все! Разве так делают предложение? Разве так ведут себя новоиспеченные жених и невеста?
Мы ведь даже не поцеловались! Мы не были вместе целую вечность, но ни одному из нас не пришло в голову вместо завтрака заняться любовью. Ладно, не вместо, а перед завтраком. Но ведь не пришло! И не поцеловались мы до сих пор... Забыли? Или теперь это не нужно? Но вот Симон обнимает же свою Марьет при первой возможности, и ей это нравится, и мне бы понравилось. Кстати, я ведь думала уже об этом! Нет, что-то с Шарлем у нас не так...
Тем временем Симон и Марьет давно закончили упражняться в остроумии, родители Шарля приступили к нормальному изъявлению радости по поводу нашей долгожданной помолвки, а щенок неожиданно для самого себя поймал и съел бабочку. И обиженно заскулил: куда она подевалась? Черная меховая физиономия еще хранила следы пыльцы.
– Ишь ты, охотник! – одобрительно сказал Поль. – Сколько ему, Шарло?
– В среду было четыре недели, па.
– А здоровый! С хорошего кота, – сказал Симон.
Щенок понял, что бабочки все равно не найти, пискнул в последний раз и с высунутым языком устало повалился на траву.
– Забирай его, Шарло, – сказала Марьет, – и пошли к столу. Мы накрыли в саду за домом. Мы с мамой такого наготовили! Давай скорее, а то налетят осы!
– Пьеро! Пьеро! – позвал Шарль и шагнул в траву к щенку.
Катрин потянула его за рукав.
– Оставь Казимира в покое. Пусть отдыхает. Ему все равно не выбраться за ограду. Пойдем, Вивьен. – Она подала руку мне. – Ты отлично выглядишь, как всегда, только немного бледновата сегодня. От жары, наверное?
– От жары она была бы красной, а бледность бывает от... – лукаво подкашлянув, недоговорила Марьет. – Сама знаешь, мам, от каких ночей девушки делаются бледными.
– Фи, Мари! – поморщилась Катрин. – Не будь пошлой.
– А что такого я сказала? Здесь все взрослые. Ты же не думаешь, мам, что они три года ждут первой брачной ночи? Сомневаюсь, чтобы даже вы с папой в семидеся...
– А вдруг? – безмятежно встрял дипломат Симон, перешагивая через еще не успевшую высохнуть на дорожке щенячью лужицу. – Мало ли какие могут быть у людей принципы?
– Да, – не сговариваясь, сказали мы с Шарлем в один голос.
– Ха! – сказал Поль. – А ведь это радует, господа!
Тут я вдруг обнаружила, что моя правая рука – за левую меня вела Катрин – в руке у Шарля и что он не просто держит ее, а еще и слегка щекочет пальцами мою ладонь.
– Мог бы и не декларировать, папа, – хмыкнула Марьет, – мы все давно знаем твои ветхозаветные принципы.
Палец Шарля перебрался к моему запястью, немножко потрогал там и игриво провел линию по моей ладони. Я сжала руку Шарля. Его палец еще более энергично засуетился внутри. Какая же я паникерша...
– При чем здесь ветхозаветные принципы и семидесятые годы? – возразил Поль. – Ты что, не слышала, как они сказали "да" хором? А мы вот с мамой Катрин до сих пор не умеем дружно держать оборону.
– Не придумывай, дорогой, – сказала мама Катрин и, шагнув к "дорогому", начала лохматить его волосы свободной от меня рукой.
Это была левая рука, и, чтобы достичь требуемого художественного беспорядка, маме Катрин приходилось стараться.
– Ма, ты бы отпустила Вив, – посоветовала Марьет. – Правой тебе будет удобнее. Еще лучше – двумя!
– От кого в нашей семье нужно постоянно держать оборону, так это от Мари! – не обращаясь ни к кому в отдельности, не отпуская меня и продолжая ворошить прическу "дорогого", заметила мама Катрин. – Ну вылитая тетушка Аглая!
"Дорогой" хмыкнул: непонятно – то ли от удовольствия, доставляемого его шевелюре, то ли от упоминания Аглаи.
– А ты еще хотела, ма, чтобы я навещал ее в Париже!
– Ну и навестил бы, Шарло, не умер. Твоя тетушка, не моя. И родная сестра твоего отца, между прочим.
Поль хмыкнул повторно.
– Вот именно, – поддержала Катрин, – навестил бы. Хоть бы она поучила тебя уму-разуму.
– Мне для поучений одной сестрички хватает. Слушай, Симон. А не перебраться ли вам в Париж тоже?
– Чтобы Мари сосредоточила свои управленческие потенции на мне одном? Даже не мечтай, Шарло!
– Ну-ну, – подытожила Катрин, и мы этакой цепочкой, огибая дом, направились в сад.
Впереди шел взлохмаченный Поль, заключив левую руку супруги себе под мышку и для надежности придерживая ее там своими обеими. Правой рукой Катрин вела меня за левую, в моей правой ладони резвился палец Шарля. Симон и Марьет замыкали шествие. Интересно, в обнимку? Я обернулась. Естественно. А щенок сладко спит в траве. Язык – набок, шерсть блестит на солнце. Мы завернули за угол, и его не стало видно.
Глава 10, в которой действительно досаждали осы
Стол ломился. После аперитива Поль, Симон и Марьет закурили. От жары есть никому не хотелось.
– Мам, а у тебя найдется кофе? – спросил Шарль.
– Не придумывай, Шарло. Какой еще кофе перед обедом?
– А какой обед, мам? Начало первого, мы с Вив плотно позавтракали в десять. Да еще жарко.
– В саду нежарко. Очень даже прохладно в саду. И зачем вы завтракали? Знали же, что мы вас ждем, готовим обед.
– Мам, но вы же никогда не обедаете раньше семи! Ну в шесть. В крайнем случае. Ты просила, чтобы мы приехали пораньше, вот, мы приехали. Но ведь ты не сказала, что затеешь обед с утра! Я же не провидец, ма!
Катрин поджала губы и принялась накладывать салат в свою тарелку. Один серебряный черпачок, второй, третий... Миска пустела, гора на ее тарелке росла.
– Ой, а можно мне? – Я протянула ей свою тарелку. – Выглядит так аппетитно! Вы мне потом дадите рецепт?
Ее рука с серебряным черпачком на мгновение замерла, плюхнула порцию в мою тарелку и продолжила опорожнять фарфоровую миску. Показались пасторальные пастушки на дне. Поль кашлянул.
– Перестань, Катрин. Никто не хотел тебя обидеть. Просто жарко, аппетита нет. Выпей вина, дорогая. – Он наполнил ее фужер. – Давай, за наших детей, за их счастье...
– Я пойду сварю кофе. – С поджатыми губами его супруга встала из-за стола. – Шарль предпочитает кофе.
И ушла.
– Идиот! – взорвалась Марьет. – Ты что, не мог, Шарло, съесть ложку салата? А ты тоже хороша: "Выглядит аппетитно! Дайте рецепт!" Не видите, что ли, в каком она состоянии?
– В каком, Мари? – Поль с кряхтеньем отодвинул плетеное кресло и начат подниматься. – Ты сама ее все время провоцируешь, а теперь вдруг Шарло виноват?
– Ну не я же? Я помогала ей готовить, а Шарло с Вив, будь они поумнее, начали бы уплетать за обе щеки и расхваливать на все лады!
Поль махнул рукой и пошел к дому.
– Задача ясна, господа? – весело спросил Симон. – Уплетать и расхваливать!
– Живо, живо! – Марьет начала проворно накладывать еду на наши тарелки. – Чтоб к ее возвращению корочкой подчистили!
Симон налил вина в самые большие фужеры.
– За вас, Вив и Шарло!
Мы растерянно кивнули. Все выпили, занялись едой.
– Шарль, может быть, нам лучше уехать? – прошептала я. – Мне кажется, это из-за меня. Я чувствую себя виноватой.
– Глупости. Ты-то тут при чем? На маму и без тебя периодически находит. Ешь, не обращай внимания.
– Раньше не было ничего такого! Она всегда хорошо относилась ко...
– Больше двух говорят вслух, – сказала Марьет.
– Вив неважно чувствует себя, – соврал Шарль. – Голова кружится. Жарко.
– И ночь не спали. – Марьет многозначительно повела глазами.
– Я спала! Это он не спал... из-за щенка!
– Да, – подтвердил Шарль. – Он скулил всю ночь. Пойду-ка схожу за ним, мне не нравится, что он там совсем один.
– Я с тобой!
– Вив, я быстро. А то мама обидится, что все разбежались.
Я смотрела ему вслед. Он обернулся и пошевелил в воздухе растопыренными пальцами. Я ответила тем же.
– Что ни говори, Вив, а наш Шарло очень красивый, – сказала Марьет. – Так как вы вчера помирились?
– Что?
– Да ты не бойся, Симон все знает. Он не проболтается, но я же не могла не рассказать ему историю с котом? Он их обожает!
– Котов?
Симон кивнул.
– Кошек тоже. Ладно, история про примирение в другой раз. Вон, – он кивнул в сторону дома, – старики на подходе. Сосредоточились, едим! Поактивнее, поактивнее... Это просто фантастика, Катрин! Вы так готовите! Просто Лукуллов пир!
– Да что ты, милый Симон! Это все Марьет! – В руках мать Шарля вертела маленькую продолговатую коробочку; в таких обычно держат драгоценности. – Она у меня такая кулинарка! Такая талантливая! Такая способная!
– Ах нет, Катрин! Дома от Мари яичницы не дождешься! Она способная кулинарка только под вашим чутким руководством! Это просто божественно! Как это называется? Фрикасе? Так это и есть фрикасе? Ну никогда бы не подумал! А это что? Пудинг? Восхитительно!
– О, Симон! Как очаровательно ты умеешь льстить! – Катрин положила коробочку на стол и рассеянно постукивала по ней пальцами.
– О чем вы, Катрин? Какая лесть? Это чистая правда! Я открою вам секрет: я и женился-то на Мари ради ваших непревзойденных воскресных обедов!
Марьет открыла было рот, но Поль молниеносно хлестнул ее взглядом.
– Как приятно слышать, что кому-то еще нравится моя стряпня! В твоем обществе, Симон, я просто отдыхаю душой! – Тем не менее пальцы Катрин нервно барабанили по коробочке. – Кстати, где Шарль? – Она пристально посмотрела на меня.
– Пошел за щенком, – пролепетала я.
– А. – В полной тишине она повертела коробочку. – Ладно, обойдемся без него. – С лучезарной улыбкой Катрин открыла коробочку, полюбовалась чем-то внутри и протянула ее мне. – Я считаю своим долгом, Вивьен, сегодня подарить тебе это. Именно сегодня, потому что сегодня ты входишь в нашу семью.
Коробочка содержала золотую брошь в виде двух сердец, нанизанных на стрелу. За исключением явно благородного металла, ничем иным шедевр не радовал глаз.
– С-спасибо, Катрин, – тем не менее благодарно смогла произнести я, не решаясь прикоснуться к коробочке.
– Бери, не стесняйся, моя девочка. – Она вложила коробочку в мою руку, для надежности зафиксировав ее там двумя своими. – В день моей помолвки с Полем эту брошь подарила мне его мать, той же – ее свекровь в день ее помолвки, соответственно, свекрови – свекровь предыдущая, которой, в свою очередь, эту брошь тоже в день помолвки подарила ее свекровь. Полагаю, Вивьен, нашей, так сказать, эстафетной палочке лет двести, не меньше. Надеюсь, что и ты однажды... – Она многозначительно замолчала, убирая свои руки.
– Спасибо вам, Катрин, я очень тронута, Катрин...
– Ха, так вот в чем дело! – фыркнула Марьет. – Теперь я понимаю, мамочка, почему ты вечно торопила Шарля с женитьбой! Тебе не терпелось избавиться от этого уродства!
На лице Катрин застыла улыбка. Стало слышно, как осы ползают по торту. Поль и Симон дружно жгли взорами мятежную Марьет, но бунтарка вовсе не думала униматься.
– Ты и родила-то его исключительно с этой целью! Не будь этой безвкусицы, у меня была бы старшая сестра! Умная и красивая, а не бестолковый братец!
Поль яростно закашлял. Катрин обвела всех снисходительным взглядом, подправила улыбку на лице.
– Вот и хорошо, Мари. Теперь у нашей Вив есть стимул: как можно скорее обзавестись невесткой и тогда в ближайшие двадцать пять – тридцать лет она сумеет избавиться от этой, как ты говоришь, безвкусицы. А умные мужчины из семьи Бутьи никогда не женились на девушках с дурным вкусом.
Симон зааплодировал.
– Браво, Катрин!
Поль тоже произвел парочку сухих хлопков и поцеловал жене руку. Марьет обиженно ковырялась в своей тарелке.
– Давайте выпьем за умных мужчин и прекрасных женщин Бутьи. – Симон принялся наполнять самые большие бокалы.
– И присоединившегося к ним умного мужчину Симона Курлена, – добавила Катрин, поднимая свой бокал.
– Ой, мамочка! – очнулась Марьет. – Неужели ты выпьешь и за тетушку Аглаю? Она ведь одна из прекрасных женщин Бутьи.
– Не одна, – пробасил Поль. – Вас таких у нас две!
– Каких, папа?
– Эй, господа родственники! – раздался голос Шарля. Все обернулись. Мой жених очень вовремя вышел из-за угла дома с щенком на руках. – Что это вы пьете без меня?
– А ты гуляй подольше! – крикнул Поль. – И кончай таскать собаку на руках. Пусть сам ходит. Четыре ноги все-таки.
– Мы и пошли на четырех ногах. – Шарль любовно погладил щенка. – Только у нас еще очень медленно получается. Да еще бабочки, дуры, отвлекают. На четырех ногах мы бы и до вечера не дошли, правда, Пьеро? Так за что пьем, господа?
Симон объяснил.
– И за тетушку Аглаю в том числе, – добавила Катрин.
– Ага, правильно. – Шарль кивнул, устраивая щенка на своих коленях поудобнее.
Все выпили. Но лично я – с большим трудом, меня и так уже всю распирало, мой организм не способен принимать такое количество пищи. Особенно в жару. Ох, только бы не исторг обратно разносолы обидчивой Катрин... Я постаралась как можно незаметнее расстегнуть на юбке пояс и молнию. Если бы еще освободиться от бюстгальтера! И зачем я надела такой тугой...
– Несомненно, как же иначе, – тем временем с чем-то согласилась Катрин. – А ты, Вив, как считаешь?
– Да, конечно, – не особенно уверенно поддакнула я, из-за мук в животе потеряв нить разговора.
– Шарло всегда любил животных, – настаивала Катрин, – а мы их не держали. Все ты, Поль, со своей экономией! Сколько он съест, такой малыш?
– Да перестань, Кати. При чем здесь съест, не съест? Вырастет – съест много! Но дело-то не в этом. Животное – не игрушка. Такое же уважающее себя существо, как человек. Ему нужно реализовывать себя: охотиться или, скажем, пасти овец. А так что? Лишняя мебель в доме? Для такой собаки городская квартира – это клетка!
– Ладно, Поль, хватит. – Его супруга поморщилась и взмахнула рукой. – Кстати, о клетках. А ты знаешь, Вив, что Шарло в детстве чуть не сбежал с бродячим цирком из дому?
– Нет...
– Ну ладно, мама! В другой раз.
– Нет, ты сейчас расскажи! – потребовала Марьет. – Вив, ты даже не представляешь, это такая дивная история! Расскажи, расскажи, Шарло.
– Что там рассказывать, Мари? Когда это было? Да я уж и не помню толком.
– Тогда пусть папа расскажет! Он давно не рассказывал эту историю, – заговорщицки сообщила мне Марьет. – Прелесть! Ты ведь все помнишь, папа?
Поль ухмыльнулся.
– Да, я очень хорошо помню. Тебе было лет десять, Шарло, когда ты познакомился с этим, как его?.. Ну, циркач-мальчишка?
– Да нет, папа, восемь, а ему – семь.
– Так вот, представь себе, Вивьен, в один прекрасный день наш сынок появляется с каким-то Гаврошем и заявляет: папа, это мой друг и наставник, я уезжаю вместе с ним в Женеву на гастроли! А Гаврош от горшка два вершка, и кнут в руках!
– Поль, ну зачем ты называешь его Гаврошем? – вмешалась Катрин. – Очаровательное создание! Как сейчас помню: хорошенький-прехорошенький, золотые кудри до плеч. Я даже подумала, что это девочка.
– Ха! Хороша девочка с кнутом! – Поль подмигнул мне. – Так вот, Вивьен...
Он рассказывал именно для меня, но я лишь старательно делала вид, что слушаю, и кивала, из последних сил сохраняя на губах заинтересованную улыбку. От междоусобицы в моем желудочно-кишечном тракте меня уже познабливало и, пожалуй, даже слегка плыло перед глазами. Голос отца Шарля звучал издалека.