Правда, мисс Грей показывала мне очень много танцев и делала это чаще с Хэмишем, нежели со мной.
От Лилиас я получила письмо.
"Моя дорогая Девина – писала она, – я очень несчастна. Чувствую, что стала бременем для своей семьи. Порою не могу поверить в случившееся, и меня переполняет ненависть к тому, кто сыграл со мной подлую шутку – я уверена, это была злая подлая шутка. Кто-то, должно быть, ненавидел меня так же сильно, как я его ныне, хотя я не знаю, кого именно ненавижу.
Отец у меня чудесный. Заставляет меня молиться вместе с ним. И говорит, что я должна простить своего врага, но я не в силах, Девина. У меня чувство, что этот злобный человек разрушил мне жизнь.
Я знаю, ты веришь мне и это дарит мне великое утешение. Но теперь я все время дома, и никогда мне не суждено получить новое место. Ужасное клеймо будет на мне вечно.
Я помогаю Элис и Джейн по хозяйству, Элис вскоре станет гувернанткой… поэтому ко мне перейдут ее прежние обязанности в доме. Хотя близкие верят в меня, я несчастна. Я очень признательна им за веру и знаю, что заслуживаю ее, но не перестаю страдать от злого наговора.
Я повидала Китти на другой день после приезда. Она устроилась работать в лейкмирском пансионе, он расположен в одном из двух больших здешних домов – другой барский. Как мне показалось, дела у Китти идут хорошо. Нас опозорили обеих, но, думаю, она легче перенесет унижение, хотя и была в нем повинна, в отличие от меня, не повинной ни в чем.
Моя дорогая Девина, я всегда буду помнить тебя. Напиши и расскажи, как твоя жизнь. Кто знает, а вдруг нам однажды доведется встретиться.
Желаю тебе счастья. С большой любовью,
Лилиас".
Я написала ответ:
"Дорогая Лилиас, спасибо за письмо, которое я прочла с огромной радостью. Я много думаю о тебе. Я намерена найти и найду того, кто так зло поступил с тобой. Ты знаешь, кого я подозреваю, но я не могу найти доводов в подтверждение своих подозрений.
Я проклинаю его. Новая гувернантка сделала его моим партнером по танцам, которым она меня обучает. Больше никого подходящего нет, сказала мисс Грей. Мне полюбились бы эти уроки, если бы не он.
Мисс Грей – это и есть новая гувернантка. Она появилась очень скоро после твоего отъезда. Ее трудно описать, поскольку в ней уживаются несколько человек. Она красива в том смысле, что люди оглядываются на нее. У нее красноватые волосы и зеленые глаза. Моего отца она, кажется, устраивает. Это меня удивляет, так как у нас кажется, устраивает. Это меня удивляет, так как у нас нет таких, как принято, уроков. Она рассказывает мне, как одеваться… как ходить… и, конечно, учит танцам. Я думаю, что меня готовят к выходу в свет. Наверно, я становлюсь старше.
О Лилиас, как мне не хватает тебя! Я хочу, чтобы ты вернулась.
Всегда с любовью,
Девина".
Мисс Грей сказала, что больше я не должна носить черное.
– Это не твой цвет, Девина, – заявила она. – Ты слишком темная. Каштановые волосы и голубые глаза… хорошее сочетание, но не для черной одежды. Мне черное носить можно, хотя этот цвет не относится к моим любимым. Он чересчур мрачен. У меня белая кожа, ты сама видишь. Едва ли бывает кожа белее, чем у рыжеволосых. Поэтому я могу примириться с черным цветом… но к тебе это не относится.
– Миссис Керквелл сказала, что я должна быть в черном целый год.
Она подняла вверх руки в притворном ужасе.
– Однако я говорю черному нет… и черной одежды на тебе не будет.
Я не слишком огорчилась. Я ненавидела черные платья. Я и без них не забывала маму.
Конечно, миссис Керквелл была в очередной раз потрясена, однако отец не возражал.
Я обнаружила, что мисс Грей живо интересуется нашей семьей. Она любила слушать рассказы о маме и всех наших родственниках. Я сказала ей, что, не считая тети Роберты, у меня нет родни. Я обнаружила, что говорю с мисс Грей совершенно искренне, поскольку она умела вызвать меня на откровенность. Очень скоро я рассказала о том, как тетя Роберта свалилась на наши головы после смерти мамы, как она обнаружила Хэмиша и Китти в одной из спален. Я надеялась, это даст ей понять, что Хэмиш негодный для меня партнер по танцам.
Она задумалась.
– Молодой дьявол, – изрекла она наконец.
– Да, все были поражены. Я была в тот день рядом с тетей Робертой. Она открыла дверь… и мы их увидели.
– Поймали на месте преступления! И ты была свидетельницей. О Девина, какое неподобающее зрелище для тебя! – Она захлебывалась от смеха с широко открытым жадным ртом, в зеленых глазах стояли слезы – так мой рассказ ее развеселил. – И крошке Китти указали на дверь: "И не смей переступать порог этого дома".
– Китти было не до смеха.
– Конечно, я понимаю.
– У Лилиас – мисс Милн – отец викарий. Он взял Китти к себе.
– Верный слуга господень?
– Он был добр к Китти и нашел ей место неподалеку от своего дома.
– Давай надеяться, что рядом с нею не окажется таких привлекательных молодых людей, как наш Хэмиш.
– Вы называете его привлекательным?
– В нем что-то есть. И это несомненно. Не думаю, что Китти – единственная, которая не могла сказать ему "нет".
Я не хотела говорить о Хэмише. Я чувствовала, что буду вынуждена сказать слишком многое и, между прочим, о том, что подозреваю его в краже ожерелья, с тем чтобы бросить тень подозрений на Лилиас. Но я не вправе была говорить так, не имея доказательств его вины.
Мисс Грей задавала мне множество вопросов о том, как проходили наши дни, когда была жива мама. Я рассказала, как мы ездили по магазинам и навещали друзей.
– Это ведь было совсем недавно, – заметила она.
Я обнаружила, что у себя в комнате моя гувернантка держит бутылку бренди. Она прятала ее в шкафчике, всегда запертом на ключ. Однажды она посвятила меня в эту тайну. В тот день она как раз отсутствовала за завтраком. Я не знала – с кем она встречалась, но время от времени она предпринимала таинственные экскурсии по городу – и тогда вернулась раскрасневшаяся и очень разговорчивая. Речь ее отличалась от обычной, а сама она казалась более ласковой, чем я привыкла ее видеть.
Я зашла к ней в комнату – не помню уж по какому поводу.
– Привет, Девина, – сказала она, – проходи, садись и давай поболтаем.
Я присела, и она сказала, что очень хорошо позавтракала в городе – в самом деле необыкновенно хорошо – со своим большим другом.
– Меня клонит в сон, – добавила она, – придется слегка взбодриться. Послушай-ка. Возьми в ящике ключ и открой маленький шкафчик. Там, внутри, бутылка и стакан. Тебе не трудно налить мне немножко? Именно это мне и нужно сейчас.
По запаху я определила, что бодрящим средством было бренди.
Я налила немного в стакан и протянула ей. Она быстро выпила его содержимое.
– Так-то лучше, – сказала она, – Поставь стакан куда-нибудь. Я вымою его позднее. Положи ключ назад в ящик. Теперь садись поудобнее и поболтаем. Еда была восхитительная… и вино мне очень понравилось. Мне по вкусу люди, умеющие выбирать вина. Этой науке я тоже должна тебя научить, Девина.
– Я не думала, что должна учиться таким вещам. Я совершенно не имею представления о винах.
– Когда ты будешь жить в большом доме с чудесным мужем и он пригласит гостей… тебе не обойтись без умения угостить их.
– И этому мне предстоит учиться?!
– А разве такое умение чем-то хуже других?
– Что вы имеете в виду?
Она колебалась. Я видела, что она засыпает. Казалось, она с трудом преодолевает дремоту.
– Я просто болтаю. Мне нравится с тобой разговаривать, Девина. Думаю, мы станем друзьями… и это замечательно. Именно этого я и хочу. Ты очаровательная девушка, очаровательная невинная девушка, такими юные девушки и должны быть, ведь так?
– Думаю – да.
– Как чудесно ты жила, Девина, долгие годы, – продолжала она. – Жила в своем доме… с доброй мамой и строгим отцом, достойным банкиром, столпом общества в большом городе. – Она засмеялась. – Ты должна увидеть Лондон.
– Мне бы этого хотелось.
– Там есть громадные дома. Больше, чем даже ваш. Но есть дома и не такие большие.
– Но так ведь и здесь. Мне думается, так везде.
– В больших городах контрасты острее.
– Эдинбург – большой город.
– Я думаю о Лондоне.
– Ваш дом там? – спросила я. – Почему же вы приехали сюда?
– Я приехала ненадолго и решила побыть здесь… по крайней мере пока.
Голос у нее стал совсем сонным.
– Вы и раньше были гувернанткой?
– Гувернанткой? – она рассмеялась. – Неужели я похожа на гувернантку?
Я покачала головой.
– Я была актрисой, – сказала она.
– Актрисой?
Она снова рассмеялась.
– В мюзик-холле, – она говорила невнятно, – пела и танцевала. Номер имел успех какое-то время… как всегда бывает с такими номерами. На самом деле – довольно долгое время.
– Значит, вы выступали на сцене?
Она сонно кивнула.
– Чудесные были деньки…
– Почему же тогда вы приехали сюда?
– Мне нравятся перемены. – Она пожала плечами. – А потом… впрочем, какая разница. Я выступала в Глазго, нас называли "Веселые рыжеголовые". Нас было трое… и все рыжие. Отсюда и название номера. Мы выходили на сцену с распушенными волосами – шокировали для начала зал. Людям все приедается. В этом главная трудность. Они хотят чего-нибудь новенького. Мы гастролировали в провинции, потом приехали в Глазго. Имели успех. Хотя работали до изнеможения. Временами казалось, что ты выжата…
– Вам и сейчас так кажется, мисс Грей?
– Пожалуй, – пробормотала она.
– Тогда я уйду, а вы поспите.
– Нет-нет, не уходи. Мне приятно слушать, как ты говоришь. Ты хорошая девочка, Девина, и нравишься мне.
– Спасибо. Я не могу представить вас на сцене.
– Правда, дорогая? Это потому, что ты маленькая невинная девочка.
В ней опять что-то неуловимо изменилось, но голос стал еле слышен. Я не сомневалась, что она засыпает.
– Увидев вас впервые, я подумала, что не видела женщины, менее похожей на гувернантку, чем вы, – сказала я.
– Спасибо, дорогая. Это – комплимент. Ну и как я тебе?
– Что вы имеете в виду?
– В роли гувернантки.
– Вы очень необычная гувернантка.
– Да?
– Вы совсем не похожи на мисс Милн.
– На ту, которая украла ожерелье?
– Она не делала этого. Кто-то подложил ожерелье в ее комод.
Она открыла глаза и сбросила с себя сонливость.
– Ты хочешь сказать, кто-то спрятал в ее комнате краденое?
– Нет – кто-то сделал это нарочно, чтобы досадить ей.
– Кто тебе сказал?
– Никто, я сама знаю.
– Откуда ты можешь знать?
– Мисс Милн не могла украсть ничего.
– И это все, что тебе известно?
Я кивнула.
– Я хочу докопаться до истины.
– Людей невозможно понять, дорогая. Они позволяют себе очень странные поступки. Никогда не знаешь, что у них в душе. Живет себе человек, живет… по заведенному образцу, а потом вдруг выкинет такое, чего ты и предположить за ним не могла.
Она снова начала задремывать.
– Мне кажется, вас мало интересует обыденное, – сказала я.
– Например, дорогая?
– Математика, география, английский, история. Мисс Милн очень любила историю. Моя мама – тоже. Она столько всего знала о прошлом и часто рассказывала мне о том, как все было. Это необыкновенно интересно! Раз я была в Холируде.
– Что это такое? Я была поражена.
– Вы наверняка о нем слышали. Это старинный замок. В нем жила Мария, королева Шотландии, там убили Риччо. А неподалеку стоит еще один замок, где родился король Джеймс… Шестой шотландский и Первый английский. Его матерью была Мария, королева Шотландии.
Она почти спала. И вдруг запела:
Разве не жаль королевы Марии?
В ее сердце жили страсти земные,
А ее заключили в Фотерингей,
Не нашли местечка повеселей
Для любимой своей королевы Марии.
Я слушала в изумлении. Потом подумала, что она пьяна. Как мог отец, строгий и сдержанный человек, позволить такой женщине, как мисс Грей, остаться в доме и, более того, позволить ей занять особое положение?
Конечно, он никогда не видел, как она лежит на кровати и поет о шотландской королеве. В его присутствии мисс Грей менялась. На ней часто было черное платье. Мне казалось, у нее особый талант приноравливаться к обстоятельствам. Потом мисс Грей вспомнила о своих откровениях. – Не знаю, зачем я тебе столько наговорила, дорогая. Видишь ли, я завтракала с близкой подругой. У нее были неприятности… любовные, а потом вдруг все наладилось. Я так порадовалась за нее. Она хотела немного выпить. Рассказала мне, как все было… сначала о том, как любовь едва не умерла, а потом – как неожиданно воскресла снова. Было шампанское… в честь такого события, понимаешь. Она вынудила меня присоединиться к ней. Боюсь, что шампанское не для меня.
Я подумала о бренди в запертом буфете, она, должно быть, угадала мои мысли, поскольку быстро продолжила свои объяснения:
– Вообще говоря, я держу кое-что в буфете на случай плохого настроения. Я знаю, что выгляжу здоровой, но у меня есть больное место. Это – душа, дорогая. Мне мгновенно становится плохо, если что-то получается не по-моему, а капля моего лекарства приводит меня в чувство. В тот день мне пришлось пить с подругой вино. Отказаться я не могла – это было бы неблагородно. Ты меня понимаешь?
– Да, конечно, – уверила я ее.
– Я, наверно, наговорила тебе множество глупостей?
– Вы пели песню о королеве Марии.
– Это было… ужасно?
– Там есть шутливые слова о Фотерингее, но это в действительности очень печальное место. И вообще песня показалась мне странной.
– Забудь о ней. Это просто глупая старая песня из мюзик-холла. А что еще? Я говорила тебе о чем-нибудь еще?
– Только о том, что выступали в трио "Веселые рыжеголовые".
Вид у нее стал немного озабоченный.
– Люди болтают много глупостей, когда по слабости характера поддаются на уговоры и выпивают чересчур много вина. Мне очень жаль, Девина. Постарайся забыть все, что я говорила тебе, хорошо?
Я снова кивнула и оказалась в ее надушенных объятиях.
– Я все сильнее тебя люблю, Девина, – сказала она. Я почувствовала беспокойство, и на меня навалилась отчаянная тоска по прежним дням, проведенным рядом с Лилиас.
Вскоре после этого, когда мы поехали за покупками на Принсис-стрит, мисс Грей обратилась ко мне:
– Здесь просто чудесно, не правда ли? А замок выглядит величественно? Как-нибудь ты должна во всех подробностях рассказать мне его историю. Я люблю слушать.
Поистине мисс Грей была самой необычной гувернанткой.
В тот день она купила платье, зеленое, с плотно облегающим корсажем, узкой талией, как она любила, и пышной юбкой, окантованной ярко-красным бархатом.
Она надела платье и прошлась передо мною и продавщицей.
– Мадам… просто неотразима! – воскликнула продавщица.
Я должна была признать, что мисс Грей выглядит необыкновенно привлекательно.
Перед тем как спуститься к обеду в столовую, она в новом платье заглянула ко мне.
– Как ты меня находишь? – спросила она.
– Вы прекрасны.
– Подойдет ли мое новое платье к сегодняшнему обеду? Что, по-твоему, скажет твой отец?
– Я думаю, он ничего не скажет. Кажется, он вообще не замечает, что на ком одето.
Неожиданно она поцеловала меня.
– Ты прелесть, Девина.
Через несколько дней мисс Грей вновь была за столом в этом платье, и я заметила у нее на пальце прекрасное кольцо с рубином.
Я не могла оторвать от него глаз, поскольку была уверена в том, что видела его прежде. Оно в точности походило на кольцо мамы.
– Я заметила у вас на руке вчера вечером чудесное кольцо, – сказала я на другой день.
– Да? Мое кольцо с рубином? – переспросила она.
– Чудесное кольцо. У мамы было очень похожее. Когда-нибудь оно станет моим. Отец считает, что пока мне рано носить его.
– Да… я понимаю его.
– Я не думаю, что это то же самое кольцо. Просто оно очень похоже на него.
– Я полагаю, похожие кольца существуют. Ты ведь знаешь, что существуют определенные модели колец?
– Неужели?
– Вероятно, можно говорить о кольцах, сделанных в определенное время.
– Это очень интересно. А можно мне посмотреть ваше кольцо?
– Конечно – почему нет?
Она подошла к комоду и вынула коробочку.
– И коробочка в точности как мамина, – сказала я.
– Разве эти коробочки не похожи все друг на друга? Я надела кольцо на палец. Оно было слишком большим для меня. Я помнила, что однажды мама надела кольцо с рубином. Мне оно очень понравилось, она сняла его со своей руки и примерила на мою. "Однажды оно станет твоим, – сказала она. – Твои пальчики к тому времени немного потолстеют".
Мисс Грей взяла у меня кольцо и положила в коробочку.
– Рубин подходит по цвету к отделке вашего платья, заметила я.
– Да, я думала об этом, – сказала она. – Именно поэтому его и надела.
Она закрыла комод и улыбнулась мне.
– Я думаю, нам следует заняться танцами.
Когда в следующий раз мисс Грей предстала в зеленом платье, кольца с рубином у нее на руке не было.
Временами мне казалось, что я заброшена в незнакомый мир. После смерти мамы все вокруг очень изменилось. Стали другими слуги – в их поведении сквозили отчуждение и порицание. При маме казалось, что жизнь идет так, как она шла из поколения в поколение. Теперь все было иначе.
С отъездом Лилиас ход перемен ускорился. Лилиас была настоящей гувернанткой. Мы с нею стали близкими подругами, но это не означало, что каждая из нас в своей жизни не следовала установленным для себя правилам. Какими естественными и упорядоченными… как и положено в жизни, следующей традициям… были прежние дни… с воскресным посещением церкви… воскресным завтраком… чтением молитв поутру… благожелательными, но точно выверенными взаимоотношениями между верхней и нижней частями дома.
Ныне же словно вихрь налетел на дом и превратил в руины весь прежний обиход.
Отец продолжал ежеутренне читать молитвы, на них присутствовали все: мисс Грей, сдержанная и скромная, молилась вместе со всеми. Однако даже этот ритуал стал иным. Отец по-прежнему направлялся по воскресениям в церковь, и я вместе с ним, а мисс Грей – как это делала Лилиас – сопровождала нас. Но теперь мы не останавливались поболтать у дверей церкви и ограничивались только словами приветствия случайным знакомым.
На кухне росло возмущение, которое зачастую в открытую выражали Керквеллы. Они понимали не больше моего, почему мисс Грей позволено было остаться в доме или почему она возвышена над другими слугами. Она выступала в роли разрушительницы не столько из-за манеры поведения – на самом деле она как будто хотела иметь со всеми добрые отношения – сколько из-за того, что была другой, а люди подозрительны ко всему, что не укладывается в привычные для них рамки.