Все о чем думала Розмари - о том, что она лежит голая на кровати, а он, стоит ему протянуть руку… Она помотала головой. Даже думать об этом нельзя!
- Возьми пока халат, - сказал Алекс. - А потом я зажгу свечи и отправлюсь на поиски. Не дрожи. Я не собираюсь пользоваться ситуацией, не бойся.
- Ты так говоришь, что я чувствую себя неблагодарной, - всхлипнула Розмари. - А это не так. Спасибо тебе. Если бы не ты, я бы с ума сошла. Я до потери сознания боюсь темноты!
- Я заметил.
Даже в темноте Розмари чувствовала, что он улыбается. Чиркнула спичка, и через минуту комнату освещали свечи, которые Алекс установил на кофейных блюдцах, предварительно капнув на них расплавленного воска. Кутаясь в халат, Розмари задумчиво смотрела на пляшущее пламя.
- Ну вот, - с удовлетворением сказал Алекс. - Идеальная декорация для романтического ужина. Или для тихого вечера в кругу семьи.
- Ты неисправим! - вспыхнула Розмари.
С каким удовольствием она бы сказала ему, что не голодна! Но, поразмыслив, она сообразила: дело кончится тем, что он начнет, ужинать, а ей придется сидеть в этой же комнате и смотреть. Глупо, да и тяжело - есть ей ужасно хотелось.
С безразличным видом она уселась на стул, который он пододвинул для нее, и взяла салфетку. Он откупорил бутылку и разлил по бокалам шампанское.
- Тост! - провозгласил он, поднимая бокал. - За взаимопонимание!
Она пожала плечами и выпила шампанское.
- Не вижу необходимости во взаимопонимании, - съязвила она. - У нас так мало времени впереди!
Он прищурился.
- Ты так говоришь, словно я собираюсь раствориться, как дым. Я ведь буду продолжать работать в Концерне, и нам придется встречаться, хотя бы на заседании совета директоров.
- Еще неизвестно, как долго ты будешь в совете директоров, - протянула она.
- А ты что, замышляешь дворцовый переворот? - усмехнулся Алекс, протягивая ей сандвич.
- Я имела в виду другое. Дела теперь пошли лучше, так что тебе нет необходимости все свое время уделять работе Концерна. Ты можешь вернуться… ну, туда, где работал раньше.
- Рассказать тебе, где я работал раньше? - предложил Алекс.
- Нет, не надо.
- А тебе не кажется, что супруги должны интересоваться делами друг друга? - не унимался Алекс.
- Должны, наверное. Если это настоящая семья. Но к нам это не относится.
- Это верно, - тихо сказал он. - Но мне это не помешало интересоваться твоими делами. И я был удивлен, когда узнал, как выросли твои доходы за последний год.
Он что, издевается? - мрачно подумала Розмари. По сравнению с тем, что она получала в журнале, ее зарплата сократилась почти вдвое. На новом для себя поприще она сначала чувствовала себя, словно щепка, которую несет и вертит, и швыряет бурный поток. Постепенно она стала ориентироваться в деле, хотя Том до нее умудрился превратить связи с общественностью в стрельбу по движущимся мишеням: попадать ему удавалось редко, а вот распугать потенциальных клиентов оказалось очень легко. Так что на премиальные Розмари рассчитывать не приходилось.
- Этот год был очень трудным для меня, - в оправдание сказала Розмари. - Мне пришлось многому учиться.
- Да-да, я заметил. Ты оказалась очень способной ученицей, - скривил губы Алекс. - Но я думаю, что совет директоров найдет возможность облегчить тебе ношу.
Странно. На словах вроде бы он ей сочувствует. Но откуда тогда эти жесткие презрительные нотки? В его словах есть скрытый смысл, которого она не понимает. Тот же неуловимый подтекст, что почудился ей на пляже, когда Алекс так неожиданно заговорил с ней.
Розмари задумчиво сделала глоток вина, наслаждаясь изысканным вкусом. Она нервничала, но не хотела, чтобы Алекс видел это.
- Ты не слишком разговорчива, - заметил он.
- Я всегда чувствую себя немного скованно с чужими, - улыбнулась Розмари.
- Вот, значит, как ты о нас думаешь, - пробормотал Алекс.
- Честно признаться, о нас я вообще не думаю, - холодно возразила Розмари.
- И все же я - часть твоей жизни; а ты - часть моей. Так уж сложилось.
Снизу донесся звон разбитого стекла, шум и крики. Розмари взволнованно вскочила.
- Ураган! - взвизгнула она. - Здание рушится!!
- Стойка бара точно рушится, - усмехнулся Алекс. - Думаю, это беженцы решили со страху упиться до самозабвения. Так что в этой комнате тебе будет спокойнее.
- Я вполне способна о себе позаботиться! - гордо вскинула голову Розмари.
- Будем надеяться, что сегодня тебе не придется доказывать свою самостоятельность, - пожал плечами Алекс. - Но на всякий случай подкрепись. Вдруг тебе понадобятся силы!
И он протянул ей тарелку с паштетом. Розмари подозрительно взглянула на угощение, но взяла. Некоторое время они молча ели. Первой не выдержала Розмари:
- Как ты думаешь, сколько нам придется сидеть здесь взаперти?
- А тебе разве скучно? Я стараюсь как могу! Скажи, чем еще тебя развлечь, чтобы скрасить долгие часы ожидания?
Он даже не взглянул в сторону постели. Ему и не нужно было этого делать. Неуловимое движение уголком губ и сердце Розмари заколотилось, как бешеное, и кровь прилила к щекам. Она инстинктивно стянула полы халата и сразу же отругала себя за слабость - этот человек не должен знать, о чем она думает!
- Пожалуйста, не беспокойся из-за меня. Но… долгие часы ожидания - ты что, думаешь, что мы тут надолго?
- Откуда мне знать? По официальным прогнозам мы должны были бы уже лететь к Европе, но Минна, как все женщины, ведет себя непредсказуемо.
- Эта демонстрация мужского шовинизма совершенно неуместна.
- Извини. Но мне так нравится тебя дразнить. Неужели ты хочешь лишить меня этой единственной радости семейной жизни?
Но это же несправедливо! Розмари прикрыла глаза, чтобы он не видел блеснувшие в них слезы. Несправедливо! Это он сам отказался, отверг ее. И она теперь терзается воспоминаниями о самом страшном унижении в жизни! Неужели он забыл? Что ж, она не станет об этом напоминать.
Розмари решительно поднялась, запахивая поплотнее халат.
- Решила прогуляться? - сладко улыбнулся он.
- Хочу найти свою одежду, - коротко пояснила она.
- Зачем? - поднял брови Алекс. - Халат тебе очень идет.
- Я не привыкла среди дня шататься неодетая, - отрезала Розмари.
- По моим наблюдениям, ты боишься сделать лишнее движение. Но если полностью одетая ты будешь чувствовать себя свободнее, то, конечно, оденься.
- Я и не знала, что мне требуется твое разрешение.
- Разрешение не требуется, а вот добрая воля и расположение - пожалуй. И терпение, - тихо добавил он.
- Это что, угроза?
- Скорее, дружеское предупреждение. - Он улыбнулся уголками губ. - Мы оказались в необычных обстоятельствах, Розмари, так что не провоцируй меня.
- Ты сам устроил эти необычные обстоятельства! - выпалила Розмари.
- Ложное обвинение, господин прокурор! - Он шутливо воздел обе руки вверх, защищаясь. - Погода от меня не зависит!
- Какое упущение! - съязвила Розмари. - А у меня создалось впечатление, что ты можешь любого заставить плясать под твою дудку!
- Если бы это было так, - раздельно произнес он, - то мне не пришлось бы уповать на милость урагана, чтобы оказаться наедине с тобой.
Слова упали, словно камни в озеро, оставив на поверхности сознания неровную рябь. Сердце вновь беспомощно затрепыхалось, а внизу живота шевельнулось странное ощущение, от которого она непроизвольно стиснула бедра. Под плотной тканью халата ее груди напряглись. Только бы он не заметил!
Она сказала каким-то не своим голосом:
- Вот поэтому я и ненавижу эту Минну.
Старательно делая вид, что совершенно спокойна, Розмари взяла свечу, прошествовала в ванную и закрыла за собой дверь.
Она прислонилась к кафельной стене, но прохлада не успокоила ее. Она дрожала так, что ей пришлось поставить свечу на пол. Когда она наклонилась, полы безразмерного халата распахнулись, скользя по ее бедрам. Она судорожно подобрала их и запахнула поплотнее. Грубая махровая ткань коснулась напрягшихся сосков, и она застонала от возбуждения, с которым больше не могла бороться. Она поспешно открыла воду, чтобы он ничего не услышал. Сбросила с плеч халат. Из сумрачной глубины зеркала на нее смотрело ее отражение. С разметавшимися волосами, с жадно приоткрывшимися губами, с розовыми сосками, от напряжения собравшимися в маленькие вишенки. Она закрыла глаза и сжала пальцами соски. Ощущение было настолько острым, что она чуть не закричала. Непроизвольно она опустила руку, ласкающими движениями коснулась полукружий груди, живота, завитков волос внизу. Она закусила губу, раскрывая бедра и позволяя своим пальцам проникнуть туда, во влажную глубину. Медленно, нежно она проводила ладонью почти по поверхности, туда и обратно. Ей не хотелось прекращать, но она боялась проникнуть глубже, рискуя не удержаться и добраться до самого края наслаждения, которого так хочет ее тело. Она отняла руку и открыла глаза. Вновь взглянула на свое отражение. Она красивая и желанная. И ее длинные волосы, и хрупкие, тонкие руки и ноги (аистенок мой, всегда говорила мама), и даже выпирающие ключицы. Она хороша, и это его беда, что он не захотел ее. С глубоким вздохом Розмари закрыла глаза. Ей некуда торопиться. Ее тело заслуживает долгой, терпеливой ласки.
Обе ладони она положила на груди и чуть сжала. У нее крепкие, округлые, упругие и совсем не маленькие груди. Как счастлив будет однажды какой-нибудь другой мужчина, не Алекс, трепетно сжимать их, как сейчас сжимает она. Или исступленно стискивать их, припадая к ним жадными губами. Она позволила своей правой руке вновь отправиться вниз. Однажды другой мужчина, не Алекс, властно разведет ей колени и кончиками пальцев коснется беззащитных нежных складочек, источающих влагу. И станет гладить ее, заставляя подаваться навстречу нежным умелым рукам и закусывать губы от едва сдерживаемой страсти, и закрывать глаза от возбуждения и стыда. И потом она почувствует, что он готов войти в нее, она почувствует его жаркий напор прямо у входа…
Пальцы Розмари, горячие и влажные, все быстрее и быстрее скользили по влажной распухшей плоти. Другой рукой она гладила свои груди, то тихонько сжимая их, то теребя соски, то поднимая руку и массируя их мокрыми от собственного любовного сока ладонями. Через мгновение (а может, через целую вечность) она почувствовала, что внизу живота внутри возникает и разрастается сладостная боль, что груди ее затвердели, будто каменные, и бедра непроизвольно сжимаются в сладкой судороге.
Обессилев, она прижалась лбом к холодной стене. Напряжение последних часов бесследно улетучилось. Она больше не чувствовала ни страха, ни неуверенности. Она женщина, которая отныне сама будет решать, что ей делать с собственной жизнью.
В мгновение ока она натянула на себя одежду, плеснула холодной водой на лицо, прошлась щеткой по волосам. Бросила быстрый взгляд в зеркало. Что-то в ней неуловимо изменилось. Все совершают ошибки. Но умные люди умеют на них учиться. А она не дурочка. Что бы Алекс ни говорил, как ни играл бы глазами - он не хочет ее. Это истина, о которой ей не следует забывать. По каким-то неизвестным ей причинам он играет с ней в непонятные игры. Но она не может позволить ему вовлечь в эти игры ее. Достаточно с нее подчиняться правилам, которые устанавливают другие. Для Алекса она, возможно, просто-напросто представляет из себя загадку - единственная на земле женщина, которая не желает иметь с ним ничего общего. Вот он и пытается при первом удобном случае потешить свое мужское самолюбие. Доказать ей, что она в его власти - только руку протяни. Однако руку он так и не протянул…
Опасно, конечно, продолжать пикироваться с ним. К чему сводить с ним счеты? К тому же счет все равно каждый раз не в ее пользу…
Поскорее бы добраться до Англии! Дома и родные стены помогают! Там она сможет собрать волю в кулак и играть с ним на равных. А когда они наконец оформят развод, она найдет в себе силы забыть его и начать строить жизнь заново. Теперь же нужно по возможности без потерь выйти из этой ловушки вынужденной близости. Или даже повернуть ее себе на пользу. Сгладить противоречия, так сказать. Перестать по-детски огрызаться, потому что это его еще больше заводит. Вести себя трезво и разумно.
Она сделала глубокий вдох и шагнула в комнату. Алекс, как прежде, сидел, развалившись в кресле. Перед ним стояла нетронутая чашка кофе, а сам он задумчиво смотрел куда-то вдаль, и то, что он там видел, ему явно не нравилось.
- Алекс, - бодро сказала Розмари. - Я хочу извиниться за то, что я тут наговорила.
Он медленно повернул голову.
- Боже милостивый! - проговорил он. - Тебе что, было видение? Почему такая резкая перемена?
- Из-за этого урагана я чувствую себя не в своей тарелке. Просто сама не своя. А эта комната - просто спасение. Какое счастье, что ты был так предусмотрителен. Я тебе очень благодарна.
- Не стоит, - поскучневшим голосом произнес Алекс. - Не извиняйся. Нам обоим есть о чем жалеть. К счастью, жалеть осталось уже недолго.
Розмари растерянно кивнула.
- Наверное, это единственно разумный взгляд на то, что произошло.
- Думаю, разум не имеет никакого отношения к тому, что произошло, - возразил Алекс.
Он окинул взглядом наряд Розмари - простые брюки и яркую, но неброского покроя свободную рубашку.
- Спасательный жилет, - усмехнулся он. - Теперь ты в безопасности.
И улыбнулся - быстрой, милой, доброй улыбкой.
- Думаю, я буду чувствовать себя спокойно, только когда сойду с самолета на британскую землю, - неуверенно отшутилась Розмари.
- Ах, как я мог забыть! Пресловутая семейная порука! - поморщился Алекс.
- Не понимаю, почему тебя в такое раздражение приводит верность семейным устоям, - защищаясь, промолвила Розмари.
- Это зависит от того, каких жертв требует семья ради своего благополучия, - пожал плечами Алекс и поднялся на ноги. - Я понимаю, что рискую разрушить внезапное шаткое перемирие, но не кажется ли тебе, что пора экономить свечи? Кто знает, как долго это продлится. Как ты, сможешь пережить темноту?
- Ну конечно, - нервно засмеялась Розмари. - Я вообще-то давно избавилась от детских страхов! Просто в незнакомой обстановке чувствую себя неуверенно.
- И когда рядом никого нет, - напомнил Алекс.
- Да, пожалуй, - прошептала Розмари.
- Ну, тогда тебе нечего бояться, - бодро продолжал Алекс. - Я рядом, и пусть Минна вытворяет, что ее душеньке угодно. Я уступаю тебе постель. Там поудобнее, чем на стульях, и ты сможешь поспать. Вот и время пролетит.
- А как же ты?
Розмари старалась говорить спокойно, как бы между делом, но на самом деле это был самый животрепещущий для нее вопрос!
- Я буду вести себя как джентльмен, - улыбнулся Алекс. - Пусть даже у меня позвонки сместятся!
- Но ведь ты даже читать не сможешь!
- Ничего. Мне есть о чем серьезно подумать. Кое-какие новые мысли… Планы… И не бойся, я не собираюсь на тебя покушаться.
- Да я ничего такого… - вспыхнула Розмари.
- И не ври. У тебя это плохо получается.
И никогда не получалось, обреченно подумала она.
Розмари легла поверх покрывала и стала наблюдать, как он одну за другой задувает свечи. Когда погасла последняя, он неслышно вернулся к своему креслу, а она повернулась на бок.
С тревогой она прислушивалась к завываниям ветра за окнами. Ураган и не думает утихать. Неужели они так и останутся в этой ловушке под названием "Мари Роз"?
Она не станет спать, разумеется. Это будет просто глупо. Потому что во сне она может забыть, где находится, и проснется в кромешной тьме, и закричит, и Алекс бросится к ней, и опять…
Но ей нельзя об этом думать.
Сам дьявол разбушевался за окнами, но здесь, в комнате, тишина вдруг стала такой осязаемой, что Розмари стало трудно дышать.
Она не различала в темноте Алекса, и не могла уловить ни малейшего движения или звука. Но она знала, что он здесь, в нескольких шагах. Потому что каждый нерв в ее теле вибрировал от его близости. Ему надо подумать, сказал он. Обдумать планы. И когда он воплотит эти планы, чьи-то еще судьбы окажутся изломанными, как ее собственная жизнь.
Ей не надо было соглашаться ехать с ним во Францию. Нужно было твердо сказать, что ни о каком медовом месяце договоренности не было. И ей безразлично, что подумает бабушка и остальные. Даже в аэропорту она еще могла бы отказаться. Взяла бы такси и вернулась домой.
Так зачем же она поехала? Теперь-то она отчетливо понимала, что это было. Ее всегда легко было убедить. Или припугнуть. Как бы она ни сопротивлялась, в итоге всегда оказывалось, что она поступает не так, как хотела сама. Взять хоть ту историю с подружками в баре…
Но не это было главное. После того поцелуя по дороге в церковь в ней неожиданно проснулось женское любопытство. Почему он это сделал? Почему никогда не пытался повторить? Ей захотелось поиграть с огнем. Нелепая детская шалость…
Этот дом, помнится, произвел на Розмари колоссальное впечатление.
Изящный, несмотря на размеры, особняк из серого камня, который высился среди вековых лип в конце аллеи. И никого вокруг.
- Здесь очень тихо, - сказал Алекс, пока дворецкий, встретивший их в аэропорту, вносил в дом чемоданы. - Но если тебе надоест, всегда можно выбраться в Париж.
Розмари с волнением прошептала:
- Какой красивый дом! И какой большой!
Алекс сердечно улыбнулся:
- Может, нам за неделю ни разу не доведется встретиться - размеры позволяют!
Розмари едва заметно кивнула. Все это время ее так и подмывало спросить, выделят ли ей отдельную спальню. Теперь же, после замечания Алекса, она немного успокоилась.
В эту минуту из дома выпорхнула полненькая, но подвижная женщина средних лет. У глаз ее были добрые лучики морщинок, на щеках ямочки:
- Это мадам Дюруа, бабушкина экономка, - успел сказать Алекс, которого тут же принялись тискать, похлопывать по щеке, целовать и тормошить. Алекс со смущенной, но радостной улыбкой тоже расцеловал женщину в обе щеки.
Оставив в покое Алекса, женщина окинула Розмари с ног до головы приветливым, но критическим взглядом.
- Худышка какая! - заворковала она. - Ну не беда, мы ее быстро откормим! Ей нужно получше кушать, тогда детки будут здоровенькие и красивые.
Розмари, пунцовая от смущения, боялась встретиться с Алексом взглядом. Беда с этими старыми слугами. Они искренне считают себя, членами семьи и не стесняются откровенно высказываться.
Вскоре Розмари убедилась, что мадам Дюруа: не только член семьи, но и надежная опора дома. С помощью приходящей прислуги, которую она немилосердно шпыняла, ей удавалось содержать дом в идеальном порядке, а также баловать гостей обильной и вкусной едой. Муж ее, садовник, а при необходимости и шофер, следил за садом и землями, прилегающими к усадьбе. У него были свой помощники. На досуге он делал домашнее вино, а кальвадос у него был лучший в округе.