Но как тогда объяснить то, что Юта, вечно сидящая на морковно-творожной диете, беззаботно уплетает сочное мясо, а Робин, не мыслящий жизни без огромного блюда пирожков или пончиков с клубничным джемом, задумчиво грызет неаппетитную морковку?
Пит продолжал теряться в догадках, но никаких мыслей на ум не приходило. Без аппетита поужинав и поблагодарив миссис Пирс, он вышел из-за стола.
Пит никогда не подслушивал, но сейчас, уверенный в том, что в его отсутствие родители станут разговорчивее, он притаился за стеной, отделявшей гостиную от лестницы, которая вела на второй этаж. Кадка с пальмой была неплохим прикрытием. Пит протиснулся в узкое пространство между кадкой и стеной и прислонился к стене, которая немедленно обожгла холодом его красное от стыда ухо.
Пит оказался прав: стоило ему выйти из комнаты, хрупкое молчание, воцарившееся между предками, было тотчас же разбито. Первой вступила скрипка "ма", которая, к неописуемому удивлению Питера, заговорила… отцовским голосом:
– Разумеется, я знала, что ты бабник, Робин Макаути. Знала, что ты кретин. Но не знала, что и то, и другое возведено в квадрат!
– Спасибо, детка. Ты умеешь поддерживать в сложной ситуации, – раздался невозмутимый голос Юты, в котором улавливались отцовские интонации. – Вместо того чтобы зреть в корень, ты, как обычно, копаешься в мелочах.
– Ничего себе – мелочи! И прекрати называть меня деткой. Детки – те, с кем ты спишь и обедаешь в дурацких забегаловках!
– По-твоему, я должен грызть морковку и запивать ее обезжиренным молоком? Кстати, с чего это ты такая буйная? Обычно ты не кричишь, только исходишь ядом, как кобра…
– Если бы ты грыз морковку, не был бы похож на откормленного борова! И прекрати издеваться над моим телом! Не смей есть так, словно никогда не видел еды! Видишь ли, я не хочу уподобиться ходячему плакату: "Я питалась фаст-фудом"… Пока ты находишься в моем теле, будь добр, придерживайся моей диеты!
– По-моему, ты не в себе, Юта. Если думаешь, что я стану отказывать себе в пончиках…
– Да, я не в себе, а в тебе! В этом-то вся проблема! Поэтому ты будешь грызть морковку, мой дорогой, и пить легкое молоко. Пока все не встанет на свои места…
– И когда, по-твоему, это случится?
– В отличие от тебя, я не жду у моря погоды. Пока ты, ленивый медведь, обхаживал цыпочек в моем агентстве… можешь не возражать, я знаю, именно так все и было… я нашла телефон лучшего психоаналитика. И позвонила ему. Так что завтра утром мы будем решать свои проблемы…
– Слушай, а ты забавнее, чем я думал. Неужели ты всерьез считаешь, что нашу проблему могут решить врачи? То, что с нами случилось, детка, – за гранью их понимания. Это больше похоже на магию, чем на болезнь, нравится тебе это или нет…
– Не зови меня "деткой", Робин Макаути! Предлагаешь идти к гадалке?!
– Ну уж точно не к психоаналитику. Впрочем, я схожу с тобой, если тебе станет от этого легче. На тебя страшно смотреть – совсем расшатаны нервы.
– Зато ты потрясающе спокоен! Впрочем, чему я удивляюсь? Ведь тебя вряд ли волнует что-то кроме еды и баб! Только пойми одно, Робин: теперь, без своего отростка, ты им не нужен! Понимаешь, не нужен! Ни Брук Ширстон, ни другим потаскушкам…
– Поверь, я тоже был не в восторге от того, что твой усатый друг попытался сделать мне массаж…
– Алекс Маккормак?
– Маккормак-недокормок! Тощий лощеный типчик, так же, как и ты, живущий по расписанию. Динь! Пора вставать! Жидкий творог и порошковое молоко поданы! Динь! Пора на работу! Никаких опозданий, никаких сюрпризов, никаких случайностей! Динь! И все по графику! Мне интересно, вы такими рождаетесь? Запланированными и предсказуемыми на все сто?
– Ну знаешь… По-твоему, лучше жить сиюминутными впечатлениями и растрачиваться на одноразовые связи? По крайней мере, Алекс Маккормак – мужчина, на которого можно положиться. Я в нем уверена, Робин. Если бы я вышла за него, я точно знала бы, с кем он и где. Я чувствовала бы себя любимой, защищенной женой, а не матерью с двумя беспутными детьми! Один из которых – ты, между прочим!
– Ради бога, выходи за Маккормака. Но можешь не рассчитывать, что он займется воспитанием Пита. Своего сына я воспитаю сам!
– Угу… Будешь кормить его хот-догами и водить в стриптиз-бары. Отличная школа для ребенка, Робин!
– Во всяком случае, он поймет, что жизнь – это не только лишения и самоистязания.
– Да-да. Добрый папочка объяснит ему, что жизнь – бордель, в котором можно каждую секунду получать то, чего хочется. Не отходя, так сказать, от прилавка…
– "Если вы добродетельны, это не значит, что на свете не должно быть пирожков и пива"…
– Не цитируй Шекспира, Робин. Маска интеллектуальности не идет тебе.
– Как тебе – маска аскетизма, которую ты цепляешь на себя всякий раз, когда речь идет о жизни и постели…
– В которой ты не был уже несколько лет?
– Не преувеличивай. Всего-то полгода…
– Похоже, речь идет о постели твоей предыдущей любовницы, той, что была до Брук Ширстон… Ну хватит. Я устала, Робин. Мне кажется, нет смысла обсуждать уже решенный вопрос. Как только все закончится, мы разведемся.
– И ты выйдешь за Недокормка?
– Я что-нибудь придумаю. Не забудь, завтра мы идем к психоаналитику.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
– В отличие от тебя, Роб. Я не привыкла плыть по течению.
– Ох, прости. Ты привыкла жить по расписанию. Это очень насыщенная жизнь…
Пит услышал звук отодвигаемых стульев и выбрался из своего укрытия. Щеки его алели. Только что он заглянул во взрослую жизнь, куда его никогда не пускали. Перед ним приоткрылась завеса той неприглядной тайны, которую он, возможно, и не хотел знать. И в этой тайне, охраняемой двоими, его родителями, ему не было места. Они не знали его так же, как он не знал их. Неужели для того, чтобы сделать это открытие, ему нужно было поменять их телами?
Пит поплелся в комнату, полный самых отчаянных мыслей. Он перепутал заклинание, которое все-таки подействовало. Он поменял родителей телами, что только укрепило их взаимную неприязнь… Он должен вернуть им собственные тела, но потом… потом они разведутся. Хотя… есть ли у него выбор? Не может же он, в конце концов, так издеваться над предками только потому, что они приняли свое взрослое решение? И потом, книгу надо вернуть. Ведь он украл ее у самой что ни на есть настоящей колдуньи… Теперь у него были все основания верить ей…
Терзаемый сомнениями, Пит залез под тумбочку, где вчера оставил книгу, заложенную треклятым листком. Но, к его ужасу, книги там не было. Она исчезла столь же странным образом, что и появилась в доме… Если бы он помнил заклинание! Но оно было таким мудреным, что Пит не смог бы его вспомнить, даже если бы речь шла о жизни и смерти…
Глава 5
Битва у Дуба секретов
Руперт зря сказал, что для Лиланда и Пэйна они превратились в невидимок. Как сглазил. На следующий же день хрупкая завеса, ограждавшая друзей от задир-одноклассников, испарилась, как будто ее и не было. Лиланд и Пэйн снова вспомнили об их существовании. Как будто у Пита без них было мало проблем.
Началось все с того, что Пит не без удовольствия выполнил просьбу Дженнифер Китс – то, что Дженни обратилась к нему с просьбой, само по себе было фактом, достойным внимания, – она попросила его помочь с анализом одного из шекспировских сонетов.
Несмотря на хроническую неуспеваемость по прочим предметам, Пит был самым сильным учеником по литературе. Учительница литературы, тридцатилетняя красавица Лиз Добсон – предмет поклонения всей мужской половины учащихся – часто говорила о Пите: "Это просто удивительно. В тебе сочетается тонкое чутье поэта и разум прагматика. Поверь, это такая редкость…" Пит, еще толком не сознававший, что это значит, все равно гордился. Но не без смущения ловил на себе взгляды завистников, которые бы отдали полжизни за такой комплимент из уст Лиз Добсон.
Для анализа он выбрал свой любимый сонет:
Ее глаза на звезды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа
И черной поволокой вьется прядь…
Стихотворение заканчивалось его любимыми строками, которые Пит, если бы ему представилась такая возможность, непременно адресовал бы Дженнифер Китс:
Но милая уступит тем едва ли,
Кого в сравненьях пышных оболгали.
Ему было немного не по себе, оттого что Дженнифер могла подумать, что выбор сонета как-то связан с его отношением к ней. Но Пит все равно решил остановиться именно на нем. Даже если и так, пусть знает, что он любит ее. Любит так сильно, как не смог бы полюбить никого другого…
Перемена, последовавшая за уроком географии, была для Питера самой восхитительной и самой ужасной одновременно. Он был удостоен чести сидеть рядом с самой Дженнифер Китс, вдыхать исходивший от нее упоительный аромат душистой воды, восторгаться чудными золотистыми колечками ее локонов, наслаждаться ее движениями – уверенными, исполненными грации. Пит с удивлением обнаружил, что Дженнифер – кокетка, которая использует свои чары даже с ним, простым смертным. Ее облик, слова, интонации – все было проникнуто желанием очаровать сидящего рядом, и Питу показалось, что ей не столь важен объект, сколь приятен процесс. Она наслаждалась своей властью, своим умением покорять сердца, и это настолько бросалось в глаза, что чуть было не отравило Питу всю радость чудесных минут, проведенных рядом с мечтой его жизни.
Срывающимся от волнения голосом Пит пытался объяснить Дженнифер Китс, почему лирический герой в сонете Шекспира не жаждет уподобиться собратьям по перу и приукрасить образ своей возлюбленной.
– Видишь ли, Дженни… Иногда людям надоедает приукрашивать действительность. И им хочется правды. Это… это как неограненный бриллиант. – Всегда, когда Пит говорил о том, что ему близко и интересно, привычное смущение уходило, будто его смывало волной. – Кому-то он нравится после обработки у ювелира, а кому-то – просто так, таким, какой он есть… Или как пейзаж… Кому-то нравятся ухоженные парки и фонтаны, а кому-то – леса и заросшие пруды, дикие, но красивые места… Вот и лирический герой Шекспира…
Дженни вскинула на него свои небесно-голубые, далекие от понимания глаза:
– Кто, прости?
Пит осекся и посмотрел на нее с удивлением.
– Шекспир?
Дженни улыбнулась.
– Конечно же нет, Мышонок. Лирический герой.
– Ах, это… – Неужели она совершенно не слушала Лиз Добсон, когда та целый урок распиналась о лирическом герое? – Это просто. Кто пишет стихи, Дженни?
– Разумеется, поэт, – как-то неуверенно отозвалась та.
– Верно, поэт, – кивнул Пит. Он не глядел ей в глаза, но чувствовал, что ее взгляд сверлит его, как крошечная отвертка с алмазным сверлом. Сверлом с напылением из голубых алмазов. Таких же голубых, как ее бездонные глаза… Эта мысль так сильно зацепила его, что он покраснел. Вдруг Дженни знает, о чем он думает в тот момент, когда рассуждает о Шекспире? Чтобы изгнать смущение, он торопливо продолжил объяснять: – Но поэт не всегда описывает то, что чувствует именно он…
– Разве? – перебила его Дженни. – А зачем писать о том, что чувствуют другие?
Этот вопрос чуть было не поставил Пита в тупик. Сам он прекрасно знал на него ответ, но как объяснить это Дженни?
– Актеры ведь не играют самих себя, – улыбнулся он. – Они вживаются в роль других персонажей, очень часто совсем не похожих на них самих.
– Да, – согласилась Дженни. Ее глаза сосредоточились на его лице, словно пытаясь найти в нем ускользавшую от нее истину. – Но ведь актеры – не поэты. Им платят деньги…
– Поэтам тоже когда-то платили, – усмехнулся Пит и с удивлением почувствовал, что начинает раздражаться. Неужели Дженни не в состоянии понять таких простых вещей? Или он – плохой учитель? Пит постарался взять себя в руки. – Что-то хорошее, что-то настоящее не обязательно делать за деньги, Дженни. Это призвание. Тебе это необходимо, без этого ты не живешь. И потому пишешь…
– Я?
– Нет же, Дженни. Поэт…
– Ну да…
Глаза Дженнифер выдали ее с головой. Она не понимала. Она совершенно не понимала того, что Пит пытался ей растолковать. Его охватила паника. Что же делать? Как объяснить этой златокудрой девчушке, зачем люди пишут стихи? Как объяснить то, что можно только чувствовать? А ведь ему казалось – Дженни гораздо более тонкая натура… "Но милая уступит тем едва ли…" Что, если это для нее – звук пустой? Пит похолодел. Он никогда не представлял, что такое возможно…
Но незадавшийся урок был прерван внезапным вмешательством злопыхателей, а незадачливый учитель, не успев понять, что с ним произошло, оказался на полу.
– Черт! – Пит приподнялся и потер ушибленную голову. Наверное, будет шишка. Но эта мысль беспокоила его меньше всего. Над ним, угрожающе выставив кулаки, стоял Лиланд, позади которого маячила фигура Пэйна. – Да что вам опять от меня понадобилось?! – выкрикнул он, краснея.
Голубые испуганные глаза Дженнифер, все еще сидевшей на стуле, заставили его почувствовать себя маленьким, незначительным и смешным. Впрочем, к этому Пит привык уже давно. Его унизили в присутствии Дженнифер – вот что было ужасно!
– Вставай, Мышонок! Или ты в штаны наложил? – ухмыльнулся Лиланд. – Звякни бабуле, пусть купит тебе памперсы!
Оскорбительная фраза и шакалий смех Пэйна заставили Пита превозмочь боль и подняться с пола. Он старался не глядеть на Дженнифер, но чувствовал, что она смотрит на него. И, наверное, ждет геройского поступка, на который Пит, увы, не чувствовал себя способным.
Он подошел вплотную к Лиланду и стиснул кулаки.
– Давай, Лиланд. Давай. Только один на один, а не как обычно – на пару с Пэйном. Или ты храбрый только в паре со своим шакалом?
Лиланд усмехнулся.
– Какого черта ты лезешь к Дженни? Разве не ясно – она моя…
– Я только попросила его помочь с сонетом… – пробормотала Дженнифер. – И потом, с чего ты взял, что я твоя девчонка? У нас не было ни одного свидания…
– А ты помолчи, – огрызнулся Лиланд. Дженнифер испуганно умолкла. – Ну так что, Мышонок? Может, ответишь на мой вопрос?
– Дженни уже ответила. Ты не ее парень. И не смей затыкать ей рот.
– Ишь, как заговорил… Это тебя бабуля надоумила? Ну ладно же, я проучу тебя, неудачник!
Тяжело сопя, Лиланд двинулся к Питу, и тот приготовился к обороне. Пэйн тоже не стоял в стороне. Увидев, что его приятель наступает на Пита, он последовал за Лиландом.
Но битве не суждено было состояться. За спинами наступавших Пит разглядел внушительную фигуру мистера Уормса, к которому боязливо прижался Руперт, точь-в-точь как маленькая рыбка-чистильщик к огромному киту.
– Хотел бы я знать, что тут творится? – грозно поинтересовался Уормс. – Может, вы объясните мне, мистер Крисби?
Выражение лица Лиланда тут же изменилось. Воинственный вид сменился трепетом зайца, увидевшего голодные волчьи глаза. Пит заметил, что Пэйн медленно и осторожно отходит от их компании: раз дело запахло жареным, ему здесь не место. Избави Бог от таких друзей! Впрочем, у Руперта тоже свои представления о дружеской взаимовыручке. Но с ним он поговорит чуть позже…
– Я… Мы… Э-э… – заблеял Лиланд. Он судорожно пытался выдумать причину потасовки, но скудное воображение, как обычно, его подвело.
– Мы просто говорили, мистер Уормс, – ответил за него Пит. – Видите ли, Дженни нужно было помочь с литературой. Но Лиланд плохо разбирается в поэзии, поэтому я решил просветить Дженни насчет шекспировских сонетов…
Лиланд бросил на Пита взгляд, полный неприкрытой ненависти и явной угрозы. Будто метнул шаровую молнию. А директор Уормс скептически усмехнулся. Мышонок был ему по душе, но он никогда не выражал своих симпатий и предпочтений явно, чтобы никто не подумал, что у него есть любимчики.
– У вас странные представления о сонетах, молодые люди… – произнес он. – И я надеюсь, в следующий раз вы будете гораздо цивилизованнее проводить литературные дискуссии. Вы все поняли, Лиланд?
Лиланд кивнул. Когда директор вышел, он повернулся к Питу и бросил:
– После уроков на заднем дворе. Надеюсь, ты не струсишь, Мышонок…
Дженнифер вздохнула, словно в ответ своим мыслям, и снова нырнула в книгу с сонетами. Пит хотел сказать ей что-нибудь ободряющее, но подходящие слова почему-то не шли в голову. Он отвернулся в поисках Руперта. Друг стоял, понуро опустив голову. За его спиной промелькнули черные как смоль волосы Колючки.
– Руп, ну за каким чертом ты поперся к Уормсу? – не унимался Питер. – Мало у меня проблем, что ли? Теперь все решат, что я – стукач, ябеда. А нам с тобой и без того не сладко.
Друзья пробирались к заднему двору школы и постоянно оглядывались: не замаячит ли где-нибудь фигура директора Уормса или кого-нибудь из учителей. Задний двор пользовался дурной славой. Туда частенько приходили для того, чтобы поиграть в карты, подраться, а ученики старшей школы – чтобы попить пива, выказав тем самым шик пренебрежения к школьным устоям. Если бы кто-нибудь увидел там Пита, Руперта или еще кого-нибудь из учеников младшей школы, им пришлось бы несладко. Директор Уормс не любил, когда нарушали законы его государства, и наказывал виновников со всей строгостью, присущей его характеру отставного вояки.
То, что Лиланд осмелился дать бой на заднем дворе, удивляло и настораживало Питера. Лиланд не был таким уж храбрецом и всегда старался выглядеть в глазах учителей пай-мальчиком. Такой подвиг был совсем не в его духе. И Пит не сомневался: его заклятый враг придумал что-то особенное.
Но сейчас куда больше, чем предстоящие синяки и ссадины, Пита занимали другие проблемы: его родители и исчезнувшая книга, которую надо было найти, использовать по назначению и вернуть на место. Но как это сделать?
– Тебе страшно? – почти шепотом спросил его Руперт, по-своему истолковав задумчивость друга.
– Немного, – ответил Питер. – Меня другое волнует.
– Другое? – восхищенно переспросил Руперт. У него в голове не укладывалось, как Питер может думать о чем-то еще, кроме предстоящей драки. – И что же?
Пит задумчиво посмотрел на Руперта. Друг не очень-то умел хранить секреты. Стоит ли открывать ему свою тайну? И поверит ли он в то, во что еще совсем недавно Пит и сам бы не поверил?
– Предки разводятся… – Пит решил ограничиться полуправдой. – А я… я могу задержать их развод. И – не могу в то же время…
– Чего-чего? Ты сам-то понял, что сказал? – обалдело поинтересовался Руперт.
– Еще как. Только все очень сложно. Я и сам с трудом понимаю, что происходит… Гляди-ка, Лиланд и Пэйн…
Впереди, неподалеку от Дуба секретов, красовалась неразлучная парочка. Они оживленно о чем-то болтали и, кажется, не думали волноваться насчет предстоящей драки. Еще бы! – с досадой подумал Пит. Кулаки у них вон какие крепкие! А у него только Руперт, который вечно всего боится…
– Отдубасят, – упавшим голосом проговорил Руперт, подтверждая невеселые мысли Пита. – Как есть отдубасят…
– Если ты хоть раз в жизни перестанешь ныть и хоть в чем-то мне поможешь, то не отдубасят, – огрызнулся Пит. – Послушай меня, Руп. Тебе нужно запрыгнуть Пэйну на плечи и висеть на нем, сколько будет сил. А я тем временем попробую свалить Лиланда. Сам по себе Пэйн не опасен. Только когда с ним Лиланд. Понял?