Но он хотел Микаэлу. И прекрасно понимал, что она не принадлежит к тому типу женщин, которые способны дать и не попросить ничего взамен. Ей нужно было многое, она была ненасытна. Она уже сказала, что хочет понять его, узнать. На словах - достаточно благородные побуждения, но если он, Родерик, позволит ей это, она не сможет искренне любить его таким, каков он есть. Он увидит отвращение в ее глазах, шок и жалость, и это убьет его. Господи, как он ненавидел свою слабость! Он не подходит Микаэле, негодный отец для Лео, неспособен управлять Шербоном. Его отец был прав, пусть его душа пребывает в аду. Дорис Шербон спасла себя от многих лет боли и горя, лишив себя жизни, но Родерик не мог простить ее за то, что она оставила его одного в этом мире.
Никто не хотел его таким, каков он был. Никто, кроме его друга Хью и Лео. Только им он и мог доверять.
И поэтому он перенес весь свой гнев и крах своей личности на Алана Торнфилда, человека, у которого в доме жила та, которая была вне досягаемости Родерика и от которой Алан потом избавился. Самая темная часть натуры Родерика надеялась, что у Торнфилда не было денег, чтобы вручить их Хью, - Родерик готов был пойти на то, чтобы отрубить ему голову и насадить ее на стену замка Шербон. И эта мысль заставила Родерика наконец улыбнуться.
Он повернул голову на стук в дверь его комнаты. Скорее всего это Хью, который забыл о чем-то или хотел получить подтверждение немедленно отправиться в Торн-филд-Мэнор.
- Входи.
Дверь отворилась, и, к великому смущению Родерика, в комнату вошла Микаэла Форчун, а затем к нему бросился Лео.
Слава Богу, что Хью помог ему с сапогами перед отъездом.
Микаэле, когда она вошла, закрыв за собой дверь, казалось, было любопытно оглядеть комнату, но ее взгляд был прикован к Родерику. Он отчетливо вспомнил свое необдуманное поведение прошлым вечером, неожиданно поцеловав ее, когда она стояла босиком, и Родерик почувствовал, как его лицо запылало.
- Что вам надо? - грубо спросил он. - Я думал, вы знаете, что моя комната предназначена лишь для меня лично.
- Это… - Микаэла судорожно сглотнула. - Сегодня чудесный день, милорд. Мы с Лео будем очень рады, если вы присоединитесь к нам на прогулке вокруг замка.
Она совсем рехнулась. Снова приглашает его прогуляться, словно он полноценный человек. Прогуляться! Следующее, чего ей захочется, - это посоревноваться в ходьбе.
- Нет, благодарю, - отозвался Родерик. - Лео, не облокачивайся на мою…
- Ну пожалуйста! - Микаэла приблизилась к его креслу, и Родерику показалось, что в глубине этих голубых глаз затаилось отчаяние, какого он никогда не замечал прежде.
- Пожауста, папа! - подражая ей, попросил Лео. Чем меньше он будет находиться в обществе Микаэлы.
Форчун до их свадьбы, тем лучше. Черт, он просто не понимал, кем он был, оставаясь рядом с ней. И Лео все льнул, льнул к нему, словно…
- Хорошо. - Родерик услышал голос, звучащий до удивления как его собственный. - Но не больше часа. У меня сегодня очень трудный день.
День действительно выдался чудесным. Прохладная утренняя влажность исчезла под лучами ласкового зимнего солнца, а в защищенной чаше внутреннего двора камни стен вокруг замка отбрасывали на троицу слабое тепло. Крепостные торопились по тропинкам замка по хозяйственным делам, и несколько раз слуга чуть ли не падал, споткнувшись о собственные ноги, при виде огромной, закутанной в темный плащ фигуры, шагавшей среди них.
Когда они обошли половину замка, Микаэла решила сократить путь и замедлила шаги, чтобы поравняться с их спутником, но была удивлена, когда заметила, что его шаги были столь же быстры, как и ее, благодаря его длинным ногам. Лео бегал кругами вокруг них, иногда отбегая в сторону, чтобы поднять камешек, палочку, длинный стебель виноградного куста, прятавшегося под южной стеной, показывая свои сокровища по очереди им обоим.
Краем глаза Микаэла взглянула на лорда Шербона. Сейчас его капюшон все еще был поднят, но в ярком свете она видела бледность его кожи, сжатую линию рта, сосредоточенную морщину.
В его зеленых глазах в свете дня отразилась усталость… или что-то, чему она не могла придумать название.
- Мы идем не слишком быстро? - поинтересовалась она.
- Разумеется, нет! - пролаял Родерик, с каждым шагом вдавливая конец своей трости в землю.
- Не нужно кричать на меня, - мягко заметила Микаэла. - Я не упрекаю вас за вашу обычную хромоту, милорд.
Родерик рассмеялся, но как-то невесело.
- "Обычная хромота", - она говорит, - пробормотал он.
Микаэла подняла брови, но когда не последовало дальнейшего объяснения, пожала плечами и опустила глаза на гальку и отпечатки копыт в земле, чтобы легче преодолеть тяжелый участок. Они приближались к северным воротам, где за конюшнями виднелся холм с могилами, а по краю утеса Шербона пролегала тропинка, которая вела к узкому каменистому побережью. Микаэла снова взглянула на спутника:
- Мы с Лео можем посидеть на скалах, глядя на море, - ему нравится бросать камушки в…
- Меня это не касается, - пробурчал Родерик, и Микаэла подумала о том, почему вообще он согласился сопровождать их, если собирается все время демонстрировать свое дурное расположение духа.
Однако она улыбнулась ему, и они вдвоем последовали за маленьким мальчиком через ворота, туда, где засохшая трава длинной гирляндой легла от леса вдоль дороги, где островерхие серые скалы стояли в ряд, словно часовые. Вверх по склону, ведущему к утесу, Родерик поднимался более осторожно, но Микаэла не проявила своей заботы, предоставив ему вместо этого возможность проделать путь самостоятельно, без зрителей. В нескольких шагах впереди она обнаружила относительно ровный пригорок и присела на него, согнув ноги и опершись на локоть.
Через мгновение Родерик догнал ее, но продолжал стоять, глядя на перекатывавшиеся под ветром волны безбрежного океана.
- Отойди от края! - рявкнул он, нахмурясь. - Лео!
- Холосо, папа! - долетел до них смягченный ветром ответ мальчика.
Микаэла улыбнулась про себя при этом проявлении заботы Родерика о сыне, затем вспомнила, что сказал ей Хью Гилберт этим утром.
"А как бы вы назвали женщину, которая привязала камень к шее и вошла в море? А? Нормальной?"
Какой же она была дурой, заставляя этого скрытного человека рассказывать о душераздирающей трагедии! Это было все равно что взобраться на холм и станцевать джигу на семейных могилах. Микаэла пришла в такой ужас от этого, что не могла заставить себя заговорить.
Его голос заставил ее вздрогнуть.
- Почему вы верите вашей матери?
- Извините, милорд?
- Эта ее история про Охотника, - пояснил Родерик. - Что убеждает вас в том, что эта история - правда?
- Для этого нужно знать мою мать, - сказала Микаэла, сорвав жесткую травинку рядом с собой. - Она… она самая благочестивая женщина из всех, кого я знаю. Любой, кто знаком с ней, скажет вам то же самое, хотя многим ее рассказ представляется несколько преувеличенным. Она посвятила себя Богу, благополучию другихлюдей. Она самая благородная женщина в наших краях. Ее не волнует, что люди злословят о ней за ее епиной. "Они не знают правды, в отличие от нас, Микаэла" - так она извиняет их всех. Всегда.
- Они считают ее сумасшедшей, не так ли?
Микаэла сдержала отрицание, прежде чем оно вырвалось у нее, снова вспомнив ужасные вещи, которые сэр Хью рассказал про Дорис Шербон.
- Да, - наконец спокойно произнесла Микаэла. - Некоторые действительно так думают.
- Но не вы. - Слова Родерика стояли между ними, словно вызов.
- Она никогда, никогда не лгала мне. И она так искренне верит в это. - Микаэла заколебалась лишь на мгновение, затем опустила руку в разрез платья и извлекла цепочку. - Как только я родилась, она надела мне ее на шею.
Родерик несколько мгновений смотрел на нее и теплый металл между указательным и большим пальцами, потом поправил правую ногу и, укрепив себя с помощью трости, медленно опустился на землю рядом с ней. Не дожидаясь разрешения, он взял звено цепочки своими большими пальцами, его глаза рассматривали его, и в них отразилась туманность моря.
- Это кусочек послания?
Микаэла кивнула:
- Она сказала мне, что это подарок от главного лица, Охотника, и что я никогда не должна снимать ее.
Родерик снова внимательно рассмотрел кусочек металла, а Микаэла рассматривала его самого.
- Он старый, - определил Родерик. - Не английского происхождения. Выполнен очень изящно.
- Вы так думаете? - Микаэла пожала плечами. - Не знаю. И меня это не интересует.
Родерик кивнул, словно понял ее чувства, и позволил звену упасть на свое прежнее место.
- А. почему вы не должны ее снимать?
- О, что-то о двух предметах, находящихся во владении кого-то… Я почти все забыла, правда.
- Вы просто повинуетесь ей. Даже если это тот самый предмет, из-за которого, как говорят люди, вы прокляты.
Микаэла кивнула:
- Я люблю ее.
Казалось, Родерик долгое время обдумывал что-то, глядя на Лео, игравшего среди камней. Один раз малыш оглянулся на них и помахал сжатым кулачком:
- Эо нашел уйтку!
Микаэла улыбнулась и помахала в ответ.
- А что за второй предмет? - неожиданно спросил Родерик.
- Простите? - Микаэла забыла, о чем они только что говорили, сидя так близко от Родерика, ощущая его тепло, когда холодный ветер гнал волны, слушая веселую болтовню Лео.
- Вы сказали, что там было две вещи.
- Это не важно, - отмахнулась Микаэла. - Вторую так и не нашли. Подозреваю, она была давно утеряна.
- Но что это была за вещь? - настаивал Родерик и протянул руку, чтобы снова извлечь кусочек металла из-под корсажа ее платья, при этом его пальцы коснулись пряди ее волос.
Микаэла затаила дыхание. Его присутствие, сама его личность пленяли ее. Его голова склонилась к ней так близко, что она видела каштановые и золотисто-каштановые пряди его волос, льдинки в его зеленых глазах. Как же ей хотелось растопить эти льдинки!
- Башмак! - прошептала она, и рука Родерика застыла у нее на груди, поверх сердца.
- Что?
Микаэла откашлялась и подумала, не собирается ли он снова поцеловать ее. Ей очень этого хотелось.
- Башмак. Сапожок моей матери. Она потеряла его той ночью, его долго искали, но так и не нашли.
Глаза Родерика были прикованы к металлической штучке, лежавшей на ладони.
- И вы не знаете, что случится, если этот металл и тот потерянный башмак снова соединятся?
Хотя по телу Микаэлы побежали мурашки, она попыталась засмеяться, но фрагмент ночного кошмара, который она пережила прошлой ночью, промчался по успокаивающимся серым волнам и когтями вцепился ей в волосы.
- Полагаю, что явится Охотник и унесет меня с собой. - Она склонилась к нему, зная, что это слишком смело с ее стороны, но она нуждалась в его силе, огромной мрачной силе, чтобы ее нелепые страхи отступили. - Вы защитите меня, Родерик?
Он взглянул в ее глаза, и что-то испугало ее в его взгляде, испугало сильнее остатков древнего суеверия. Жесткость, тяжелый груз, опасные обещания. Он выпустил из рук цепочку, которая упала ей на лиф платья, и взял подбородок Микаэлы в свою большую ладонь.
- Конечно, - сказал он, нахмурившись. - Конечно, Защищу. - Его глаза остановились на ее губах, он медленно наклонился и с нежностью поцеловал их.
Микаэла осторожно прислонилась к его груди, положив руку на переднюю складку его плаща, и, тая, отдалась его поцелую. Он не был похож на два предыдущих - не был ни нерешительным, ни настойчивым - он был настоящим.
И он становился все глубже. Микаэла ощущала запах кожи Родерика Шербона, ей хотелось коснуться его прекрасного лица, пробежать пальцами по его волосам. Здоровой рукой Родерик обнял ее за плечи, так что она оказалась словно прикованной к нему. Она скорее чувствовала, чем слышала низкий глухой рокот глубоко в его горле, говорящий о его возбуждении и желании, и сердце Мика-элы готово было выскочить у нее из груди.
Он хотел ее.
А он разве уже не покорил ее сердце? Этот прекрасный, удивительный, израненный мужчина с прошлым, темнее, чем сам Шербон? Шербонский дьявол, у которого нет близких друзей, кроме человека, которого девушка подозревала в том, что им движут скрытые, эгоистичные мотивы? Родерик, который держался в стороне от собственного сына? Было ли это вызвано тем, как с ним обращался его собственный отец? Или отсутствием матери, которая бы любила их обоих?
Жар пробежал у нее по телу, гусиная кожа изумительно покалывала; она услышала свое собственное мурлыканье…
И вдруг оба они оказались лежащими на земле - это Лео, радостно смеясь, упал на них.
- Цеовать! Эо тоже цеовать!
Родерик заворчал и тихо выругался, когда упал на правую руку, и Микаэла быстро перетащила малыша на себя.
- Лео, перестань пинаться! Ты расквасишь мне нос!
В ответ мальчик лишь весело рассмеялся, затем обеими ладошками, мокрыми и перепачканными в песке от игры, обнял лицо Микаэлы и запечатлел быстрый влажный поцелуй где-то около глаза.
- Эо цеовать эди Микэ-а!
Микаэла рассмеялась и поцеловала малыша в щеку.
- Ты такой замечательный, Лео, - вздохнула она. - Я люблю тебя.
Мальчик поднял на нее широко-широко раскрытые карие глаза:
- Да?
- Да, очень.
- Холосо, - решительно заявил Лео, кивая, словно она дала ему правильный ответ на загадку. - И ты убишь папу, да?
Микаэла взглянула на Родерика, который все еще оставался на земле, и было видно, что ему не по себе.
Микаэла улыбнулась малышу и тихо ответила, словно доверив ему секрет:
- Да, я люблю твоего папу.
- И я! - прошептал Лео.
И тут Родерик с поразительной быстротой вскочил на ноги. Не глядя на Микаэлу, он поднял свою трость с земли.
- Ядолжен вернуться в замок. У меня масса… - Он оборвал фразу, по-прежнему избегая встретиться с ней взглядом. - Приятной прогулки вам обоим.
Микаэла сидела, держа Лео на коленях, и у нее вырвался тяжелый вздох. Он снова убежал от нее. Убежал от сына. Не так надо было начинать строить семейную жизнь.
Она смотрела вслед Родерику Шербону, пока он не исчез из виду.
- Нет, - тихо сказала она себе. - Нет, я не допущу этого.
- Што ты говоишь, эди Микэ-а?
Микаэла встала, отряхнула юбки и взяла мальчика за руку:
- Пойдем, Лео, мы сейчас догоним папу.
Глава 18
- Милорд! - услышал Родерик голос Микаэлы, когда влачил свое тело через зал, и был несколько встревожен тем, что она последовала за ним. Неужели эта женщина не знает, когда нужно остановиться? Ему не хотелось видеть ни ее, ни Лео. Не хотелось разговаривать с ними. Он мечтал уединиться в своей комнате.
Он почти приблизился к лестнице и не замедлил шага.
- Милорд! Родерик!
Услышав это обращение, он остановился, повернулся к ней и прорычал:
- Да, леди Микаэла? Вдруг возникло неотложное и важное дело?
Она быстро шла к нему, сжав запястье Лео, который пытался помахать отцу. Мальчик улыбался. На лице Микаэлы не было и тени улыбки.
- Да. Возникло. - Она остановилась перед ним. В слабом свете зала она, казалось, вся светилась: ее кожа, волосы, глаза. Словно она была фигурой с одного из витражей в бесполезной часовне.
"Да, я люблю твоего папу", - вспомнилось ему. Родерик устремил на нее, как ему казалось, самый угрожающий взгляд.
- Итак? - проревел он.
- Вы обещали провести с нами час, - напомнила ему Микаэла. - И с вашей стороны было грубо покинуть нас так, как вы это сделали.
- Покинуть вас? - насмешливо повторил Родерик. - Вы определенно уже не ребенок, Микаэла, чтобы я не мог оставить вас и заняться делами замка. У вас есть Лео, а у него - вы.
- Но мы хотим побыть с вами, милорд, - настаивала Микаэла. Услышав это, Родерик не знал, смеяться ему или же чертыхнуться из-за того, что она такая дура.
Лео освободился от Микаэлы и сделал шаг к Родерику, протягивая к нему пухлый кулачок:
- Эо пинес уитку. Вот, папа.
- Она мне не нужна. У меня нет времени играть с грязнулями вроде тебя, Лео. - И Родерик вдруг услышал в своем голосе интонации Магнуса Шербона.
Личико мальчика сморщилось, глаза наполнились слезами.
- Папа не хочет уитку Эо?
Родерик почти физически ощутил волну гнева, исходившую от девушки, стоявшей перед ним.
- О, этого вполне достаточно, - процедила она сквозь зубы. - Пойдем, Лео, мы зайдем на кухню и посмотрим, нет ли у кухарки чего-нибудь вкусненького для тебя перед обедом.
Хотя Родерик и испытал некоторое облегчение, все же он был подавлен.
- До свидания, - сдержанно сказал он, когда Микаэла повернулась, крепко сжимая руку мальчика.
Она взглянула на Родерика:
- Я еще не закончила с вами, милорд. Когда найду кого-то, кто позаботится о Лео, присоединюсь к вам в вашей комнате.
- Не думаю, - мягко сказал Родерик. - У меня…
- Меня не интересует, какие воображаемые дела вы придумали себе в вашем укрытии. Мы должны поговорить.
- Не командуйте мной, леди Микаэла, - предупредил Родерик.
Она выгнула бровь, затем повела Лео к кухне, шелестя юбками, а ее слова были адресованы Родерику, когда она обращалась к мальчику.
- О нет, Лео, конечно, твой папа любит тебя. Он просто до смерти боится улиток.
Родерик снова повернулся к лестнице и начал подниматься наверх так быстро, как позволяла его искалеченная нога. Может быть, ему удастся добраться до своей комнаты и запереть дверь до появления леди.
Затем он сможет съежиться внутри, как жалкое, бесхребетное, несчастное существо, каковым он и являлся.
С сильно бьющимся сердцем Микаэла постучала в дверь комнаты Родерика.
- Это я, милорд. Пожалуйста, откройте. Ответа не последовало.
Она дрожала от страха и гнева. Существовала вероят-. ностьтого, что, бросив вызов этому непредсказуемому человеку, она обрекала себя на крушение собственных планов и надежд, но ради Лео - и ради их общего будущего в Шербоне - Микаэла должна быть храброй. Она еще раз постучала в дверь, другой рукой сжимая длинную тонкую полоску металла. Осмелится ли она воспользоваться ею?
- Милорд! Я не уйду, пока вы не поговорите со мной, так что вам лучше впустить меня.
По-прежнему никакого ответа.
Она взглянула на металлическую полоску, которую держала в руке. Ее ей дал сэр Хью, когда отправился в Торнфилд-Мэнор, - в случае если Лео закапризничает и закроется на щеколду в своей комнате. Микаэла была уверена, что тот и подуматьле мог, что она воспользуется ею, чтобы попасть в комнату лорда.
Родерик, несомненно, даст нагоняй сэру Хью по его возвращении.
- Я вхожу! - предупредила она, давая ему - а скорее, себе - последний шанс.
В припадке отчаянного гнева Микаэла просунула кусок металла в щель между дверью и стеной и покрутила его, словно мешала в горшке с кашей. Толкнула.
Ничего.
Она снова подвигала тонкой металлической пластинкой, услышала обнадеживающий щелчок, но прежде, чем она попыталась снова толкнуть дверь, та неожиданно распахнулась, вырвав пластинку из ее руки и потянув Микаэ-лу через порог, где она упала к ногам Родерика Шербона.