- Кто вам это дал? - спросил он, подозрительно глядя на длинную полоску металла, лежавшую на полу. Ворча, Родерик поднял ее, неприязненно оглядел, затем снова бросил на пол, пробормотав: - Хью.
Микаэла поднялась на ноги и проскользнула мимо Родерика, чтобы тот не выпроводил ее из своей комнаты, но, похоже, у него не было желания избавиться от нее, поскольку он захлопнул за ней дверь.
- Что вам нужно, мисс Форчун? - проворчал он, со вздохом опускаясь в кресло. - Праздника? Чтобы мы все играли в шашки или катались на пони? Боюсь, я не составлю в этом конкуренцию ни мальчику, ни женщине.
- Я хочу узнать, почему вы так плохо обращаетесь с Лео.
Родерик повернул к ней голову с таким видом, словно она спросила, почему вода мокрая.
- Почему я… - начал Родерик.
- И… - перебила его Микаэла, - и почему я вам то нравлюсь, то вы отталкиваете меня.
Мгновение Родерик пристально смотрел на нее, затем отвернулся, пробормотав:
- Вы полоумная. Не понимаю, чего вы ждете от меня.
- Вы разрываете сердце Лео - он вас так любит! И все, чего он хочет от вас, - это немного вашего, времени и ласки. Он должен знать, что вы его любите!
- Разве я не обеспечил ему дом? Не нашел людей, которые заботятся о нем? Разве он не находится здесь в безопасности? Его что, плохо кормят? Его не бьют, не так ли?
- Он не щенок, милорд! Он маленький мальчик, чье сердце разбито, потому что его отец притворяется, будто его не существует на свете!
- В жизни есть более страшные вещи, - сказал Родерик.
- Вы обращаетесь с ним так потому, что точно так же с вами обращался Магнус, когда вы были маленьким?
Родерик выбрался из кресла, схватил свою трость, но вместо того, чтобы опереться на нее, принялся размахивать ею, словно дубинкой, шагая прихрамывая к Микаэле.
- Нет! Если бы отец только игнорировал мое существование! Но он буквально преследовал меня, унижал. Я не выдержал и отправился в то проклятое паломничество, которое почти стоило мне жизни.
Микаэла заставила себя стоять прямо и твердо, несмотря на дрожь в коленях.
- То, как вы поступаете, столь же плохо. - Голос ее дрогнул.
- Уверяю вас, это не так. - Теперь Родерик возвышался над ней, его капюшон был откинут назад, спутанные волосы лежали поверх плаща, глаза горели зеленым огнем. - К тому же я не тот, кого Лео может идеализировать. Я не могу научить его ездить верхом, сражаться, быть мужчиной. Вы это хотели услышать, мисс Форчун? Вы так же, как и Магнус, настаиваете на том, чтобы я признал мои недостатки?
- Я не ваш отец. И на мой взгляд, у вас нет недостатков. - Микаэла произнесла все это на одном дыхании. Он сам не знает о своих достоинствах. Глядя на него в этом свете, на его большое, могучее, нависающее над ней тело, словно он готовился поглотить ее, Микаэла хотела лишь одного - чтобы Родерик снова поцеловал ее, как это случилось у моря.
Поцеловал - и даже больше.
Его губы тронула насмешливая улыбка.
- Вы или дурочка, или же обманщица.
- Может быть, дура, но не обманщица. Почему вам так трудно признать, что я нахожу вас приятным мужчиной? Почему вы считаете, что вас нельзя любить?
- Вы слишком уж стараетесь, мисс Форчун. - Родерик фыркнул. - Когда мы поженимся, вы получите вашу долю денег. Так что нет нужды ухаживать за мной как за девицей.
- Я вовсе не ухаживаю за вами, вы, упрямец! - выкрикнула Микаэла и топнула ногой. - Но вы не умрете, если поухаживаете за мной!
- Вы зря теряете время, ожидая этого от меня.
- А как насчет Лео? - нажимала Микаэла, взяв его за плащ, поскольку он собрался отвернуться.
Родерик попытался стряхнуть ее руку, размахивая кулаком, в котором была зажата его трость.
- А что?
- Неужели вы не можете быть ласковее с ним? Разве вы можете не любить его? Если я. всего лишь средство для достижения ваших целей, если вы никогда не сможете полюбить меня, умоляю вас: разбейте это наследство ненависти, доставшееся вам от отца, Родерик! Лео - ваш сын!
Родерик метнул свою трость в очаг, где она разбилась, словно во взрыве, на тысячи осколков.
- Он не мой сын!
В комнате воцарилась тишина. Теперь он стоял спиной к ней, и у нее голова пошла кругом. Что он имел в виду? Почему он не признает Лео?
- Не понимаю, вы говорите, что…
- Я говорю… - Голос Родерика звучал так, как Ми-каэла никогда не слышала раньше: устало, печально, слом-ленно. - Я говорю, что Лео не мой ребенок. В нем нет моей крови. Он не мой сын.
- Но… - Микаэле захотелось присесть, но она не в силах была дойти до ближайшего кресла. - Все говорят… Сэр Хью…
- Все думают, что он мой сын, именно так и должно быть. Ради Лео, - объяснил Родерик. - Я познакомился с матерью Лео, когда впервые прибыл в Константинополь. Ее звали Аурелия. Она была шлюхой. Я переспал с ней.
От этого признания сердце Микаэлы вновь бешено забилось, что было непонятно ей самой, поскольку она знала, что Родерик должен был заниматься любовью с матерью Лео. Микаэла удивилась, ощутив укол ревности.
- Но настоящий отец Лео находился в том городе прежде, чем туда прибыл я. Знайте, что я встречал его, - он сражался в моей роте, хотя в то время я не знал его имени.
- Он их бросил? Ау… Аурелию и ребенка?
- Нет. Он не вернулся к Аурелии и не узнал о рождении Лео. Его убили в Гераклее, там погибло много людей. Выжили только Хью, я и горстка других, те, что способны были быстро двигаться.
- Но как тогда Лео оказался с вами и с Хью? И почему вы объявили сына другого человека своим собственным?
- Когда меня ранили… хирург не думал, что я выживу. Он не мог ничего сделать и только дал Хью наркотик, чтобы облегчить мои страдания. Хью отнес меня к Аурелии, и она спасла мне жизнь.
- А потом она отдала вам своего сына? - Микаэла услышала недоверие в собственном голосе.
- Аурелия горячо любила мальчика. Она и не думала, что когда-нибудь они расстанутся. Но у нее не было выбора.
- Почему?
- Она была при смерти. - Родерик наконец отвернулся от очага и снова упал в свое кресло, словно силы покинули его. - Когда Хью принес меня к ней, она уже угасала. Она подцепила какую-то разновидность лихорадки, и та распространилась… распространилась… - Родерик замолчал на минуту. - Однажды она расстегнула свой капот - когда увидела, что я буду жить, а она - нет. Ее… груди были черно-багровыми и распухшими. Белки глаз пожелтели. Она знала, что доживет лишь до того момента, как мы покинем Константинополь. И кто тогда будет заботиться о незаконнорожденном сыне проститутки? Никто. Аурелия прекрасно понимала это. Лео останется сиротой, выброшенным на улицу того города, станет добычей торговцев рабами. Когда я уезжал, она умолила меня взять его с собой и заботиться о нем как о собственном сыне. Это была плата за подаренную ею мне жизнь, и я с радостью согласился. То, как родился Лео, не было его виной. Он был младенцем, невинным младенцем. К тому же сыном одной из самых красивых и добрых женщин, каких я когда-либо встречал.
И если сегодня утром Микаэла подозревала, что, возможно, влюблена в Родерика, теперь она была в этом уверена. Ее сердце разрывалось от сочувствия и жалости к Лео, его несчастной матери, к Родерику.
- Но почему вы назвали его своим сыном? Разве было недостаточно того, что вы взяли его с собой? Дали ему место в своем доме?
- Нет. Если я умру, у Лео не будет никаких прав на Шербон. Он окажется в том же положении, что и в Константинополе, а может быть, даже в худшем. Я обещал это Аурелии, зная, что она, вероятнее всего, умрет прежде, чем мы с Хью и ее сыном достигнем Англии, и я буду верен этому обещанию до конца своих дней. Я готов поклясться перед самим королем Генрихом, что Лео мой сын. Вот так.
Родерик Шербон умолк. Ничего подобного Микаэла даже представить себе не могла. Микаэле казалось, что перед ней совсем другой человек. Жертва, которую он принес ради той женщины и ее сына - очаровательного, невинного, прекрасного Лео. Да, мальчик был настоящим сокровищем, и Микаэла полюбила его, это правда, но то, что совершил Родерик, он сделал, зная, что если у него самого родится сын, наследником Шербона все равно останется Лео.
Родерик Шербон любил Лео больше, чем Микаэла могла себе представить. Какой счастливый, счастливый мальчик!
- Лео должен это знать, - спокойнопояснила она.
- Что он не мой сын? - Родерик покачал головой: - Не думаю, мисс Форчун.
- Он - ваш сын. Вы - его отец. Вот так. - Микаэла подошла, чтобы встать позади Родерика, и нерешительно положила руку на его правое плечо. - Но ему обязательно нужно знать, что вы любите его.
- Я забочусь о нем, - пояснил Родерик, слегка поворачивая голову, и Микаэла знала, что он смотрит на ее руку у него на плече.
Микаэла кивнула, хотя знала, что он не мог увидеть ее движение. Его душа была так ранена, что он не мог найти простых слов, чтобы описать свои чувства. Надо дать ему время оправиться. Родерика Шербона можно вылечить - и его тело, и его сердце.
Микаэла положила вторую руку на его противоположное плечо, слегка сжав его.
- А наступит ли день, когда вы поймете, что можете заботиться и обо мне, милорд?
Ее рука почувствовала, как он сжался.
- Возможно, - сказал он. - Но если вы ожидаете объяснений в вечной любви, можете убираться отсюда. Это не в моих привычках.
- Понимаю, - заметила Микаэла. Она разминала напряженные мускулы его шеи и плеч, испытывая трепет от ощущения его огромности и твердости. Под его свирепой внешностью скрывалось щедрое, уязвимое сердце. Микаэла была рада, что Родерик не видит ее лица, потому что на нем отразились все ее чувства и эмоции. Скорее всего он вышвырнул бы ее из своей комнаты.
Но, к удивлению Микаэлы, Родерик схватил ее руку. Она переплела их пальцы, левой рукой коснулась его волос, расчесывая их пальцами и отводя назад с висков.
- Но я попытаюсь, мисс Форчун. С Лео. Если это доставит вам удовольствие.
Микаэла расплылась в улыбке, наклонилась и коснулась губами уха Родерика.
- Мне это доставит огромное удовольствие, милорд. Благодарю. - Она прижалась губами к высокому, грубому выступу его щеки, но тут же отпрянула, а Родерик повернул к ней лицо.
Он склонился и поцеловал ее в губы, нежно, едва касаясь их, и Микаэла высунула язычок, чтобы попробовать его губы.
Она едва смогла вздохнуть, когда Родерик, отпустив ее правую руку, повернул ее через подлокотник кресла и посадил к себе на колени. Она обвила его шею руками, словно плети дикого винограда, когда-то хозяйничавшего в Шербоне, и Родерик поцеловал ее так, словно готов был целиком поглотить ее. Микаэла лежала в его объятиях, как в колыбели, а его руки обхватывали ее плечи и ягодицы. Она запустила пальцы в его волосы и привлекла к себе.
Ей хотелось оказаться во власти этого зверя, принадлежать ему. Он обхватил ее ягодицы, его рука скользнула по ее животу, коснулась груди, и он начал гладить ее, как делала она с его мускулами. Только прикосновения Родерика не были направлены на то, чтобы она расслабилась. Под своим бедром Микаэла ощущала твердость его эрекции, и интуитивно ей захотелось сесть верхом на его колено. Она ощущала себя так, словно внутри ее пылал огонь, и тело Родерика было единственным средством спасения…
После того, как он превратит ее в пепел.
- Я хочу вас, - сказала она, бормоча что-то, покусывая его, облизывая его. - Родерик, пожалуйста…
Его рука покинула ее грудь и начала скользить вниз, к тому месту, где платье было зажато между ее бедрами. Его ладонь проникла в это место, и когда он погладил ее там, через толстую шерсть, у нее внизу все сжалось.
- Да, - выдохнула Микаэла. - Родерик, возьмите меня в свою постель.
Он ничего не ответил, только вновь овладел ее губами, пока его пальцы собирали складки ее платья и медленно поднимали вверх тяжелую юбку, пока она наконец не собралась вокруг ее бедер. Его пальцы нащупали ее влажное лоно, и он снова тронул его, пока Микаэла выгибала бедра, шепча слова, смысл которых был непонятен даже ей самой. Он отвечал ей, но она тоже не понимала его. Через мгновение мир ее стал раскаленным добела, в ушах зазвенело, потом наступила мертвая тишина, когда пришел оргазм. Пережив высшую степень наслаждения, она покрыла лицо Родерика мелкими, с придыханием поцелуями, смеясь и, что было удивительно, вовсе не стесняясь того, что почти полуголая лежит у него на коленях.
Теперь положение дел в Шербонском замке должно коренным образом измениться, подумала Микаэла.
- Вы кончили? - спокойно спросил Родерик. Она запрокинула голову, чтобы взглянуть на него.
- Милорд? - Она улыбнулась ему. - Почему? Должно еще что-то произойти?
- Боюсь, нет. Но возможно, теперь вы перестанете вести себя как кобыла в жаркую пору, бесконечно цепляясь ко мне. Вставайте, мисс Форчун, у меня затекли ноги.
Если бы ее ударили ножом в сердце, это было бы менее болезненно, и Микаэла быстро вскочила на ноги. Она оставалась стоять на месте, глядя на него в надежде, что он улыбнется и обратит свои слова пусть в бестактную, но все же шутку.
Но все, что он сделал, - это вытер руку о свои брюки. Затем взглянул на нее, его лицо было красным.
- Что-нибудь еще?
- Нет, - растерянно ответила она.
Родерик поднял одну бровь и многозначительно посмотрел на дверь.
Микаэла вздернула подбородок и вышла из комнаты с такой долей достоинства, которое ей могли позволить ноги, все еще дрожавшие после данного им облегчения. Но, очутившись в коридоре, за плотно захлопнутой Родериком дверью, она обнаружила, что не в состоянии двигаться дальше. Она прислонилась спиной к холодным камням стены, потом соскользнула на пол, никогда еще она не чувствовала себя такой униженной и ненужной. Она была так ошеломлена, что даже не могла плакать. Она сидела так, глядя на дверь, казалось, целый час, и дрожала, дрожала от того, как он поступило ней.
Затем раздался ужасающий звук разбитого предмета, заставивший ее подпрыгнуть и закричать, но ее крик невозможно было услышать в последующем грохоте. Все выглядело так, словно в комнате лорда разыгралась настоящая битва, - до нее доносились звуки расщепляемого дерева, разбитой посуды и резкие вопли самого Родерика. Скрежет мебели по камню; звон металла, когда он отскочил от неизвестного предмета.
Нет, не битва - настоящая война, в которой Родерик Шербон исполнял роль обеих армий.
Микаэла поднялась на ноги и приблизилась к двери, подпрыгнув, когда какой-то тяжелый предмет встретил свою гибель, ударившись о толстую дубовую дверью. Девушка стояла перед ней, медленно подняв руку и положив ладонь на дверь, словно пытаясь почувствовать человека за ней.
Через несколько минут, удивленная тем, что шторм продолжает бушевать, когда, казалось, уже не осталось ничего, что можно было разбить, она отступила от двери и медленно пошла по коридору, мысли путались, причиняя ей боль, звуки душевных мук Шербонского дьявола преследовали ее, словно привидения.
Глава 19
Наследующее утро, сидя в своей комнате, слишком усталый, чтобы начать борьбу, точнее, натянуть сапоги, Родерик испытывал стыд до самых глубин своей темной души - чувство, которого он не испытывал уже много лет.
Когда он направил свой гнев на предметы обихода прошлой ночью, он сказал себе, что сердит на Микаэлу Фор-чун за то, что она потворствовала его бессилию, притворяясь, что желает его. За то, что выступила в роли шлюхи, демонстрируя свой сексуальный опыт. Или за то, что она вытянула из него правду о Лео и Аурелии, которую хотел сохранить в тайне.
Но в холодном утреннем свете, когда жар эмоций трусливо покинул его, Родерик понял, что винить во всем может только себя самого. Свой страх, свою гордыню. Ему хотелось заняться любовью с Микаэлой, и когда она почти умоляла его об этом, решил, что так и поступит, не думая о последствиях. Но, видя ее распростертой перед ним на пике удовольствия, ощущая атласную кожу ее ног, мягкость и округлость ее форм, когда она отбросила осторожность и застенчивость, Родерик словно оледенел.
Он пришел в ужас от мысли, что может ее потерять. Если не как свою жену, то просто ту ее безудержную, неконтролируемую часть, которая жаждала его тела. Теперь, когда она увидела его всего, целиком, она больше не захочет близости с ним, даже не взглянет на него как на мужчину. Ни одна женщина не смотрела на него так, как Микаэла Форчун, - ни до той трагической битвы, ни, разумеется, после. Сломленная часть Родерика нуждалась в тех взглядах, тех словах, хотя он и боялся этого, чтобы выжить в той оставшейся части жизни, которую он проведет в Шербоне. Он не смог обрести физическую близость с ней, но знал, что это не ее вина. Да он и не хотел, Господи! Она прекрасна, само совершенство, даже то, как она спотыкалась и падала, роняя любой предмет, которому не повезло оказаться в этот момент у нее в руках. Лео полюбил ее, она превосходно выполняет обязанности хозяйки замка. Стоило ему оказаться рядом с Микаэлой, как он забывал обо всем на свете. Он старался оскорбить Микаэлу, унизить, заставить ее страдать. Быть может, она не выдержит и покинет его.
Родерик не видел выхода из создавшейся ситуации. Он хотел обладать Микаэлой больше, чем Шербоном. Это желание превосходило все его прежние желания.
Он должен немедленно жениться на ней. После того как брак будет заключен, даже если она по какой-то причине покинет его, у него останется Шербон - место, где он сможет прожить остаток своей проклятой жизни. Место, где Лео будет находиться в безопасности до того, как сможет отправиться на поиски более яркого будущего, чем то, что выпало на долю Родерика.
Может быть, если он попытается доставить Микаэле другие удовольствия после того, как они поженятся, ей этого будет достаточно. Например, общение с Лео. Мика-эла сказала, что любит его, Родерика, в чем последний сомневался. Впервые с тех пор, как он лежал в госпитале в Константинополе, Родерик жаждал проявления высшей силы, которая послужила бы ему проводником.
Нужно дождаться возвращения Хью, возможно, он сможет найти того, кто дал бы ему разумный совет.
А что ему делать с тем смешным старым башмаком, который лежит в ящике в его гардеробе? Из всех предметов в комнате Родерика, разбитых и сломанных, уцелел лишь этот старый ящик на полке. Может быть, отдать его Микаэле в качестве свадебного подарка? Или же доказать ей, что ей нечего бояться старой, полной предрассудков истории, рассказанной ее матерью? Она сможет снять с шеи цепочку с металлическим звеном, которое так отчаянно ненавидит, - предмет, сделавший ее мисс Форчун.
Это будет отличным подарком, решил он. Его извинением. Единственным, что он должен сделать для нее.
Родерик посмотрел на пол, на то место, где стояли толстые, тяжелые башмаки, которые он был приговорен носить в замке, и он решил надеть их вместо своих сапог для верховой езды. Да! Он наденет их, хотя ему и потребуется помощь кого-то из конюхов, чтобы сесть на лошадь, но он возьмет сегодня мисс Форчун и Лео на конную прогулку и тогда же отдаст ей тот башмак.