- Если подведешь меня, тебя разденут догола и выбросят за стены замка. К утру внутренний двор, личные покои лорда - мои комнаты, - подчеркнул он, - и комнаты для Хью и Лео должны быть прибраны и приведены в состояние, подходящее дли проживания, я позабочусь о том, чтобы каждый слуга понес наказание.
- Понятно, милорд, - злобно ответила Харлисс, но не двинулась с места.
- Чего ты ждешь, женщина? - спросил Родерик. - Отправляйся!
- Я только хотела спросить, милорд, - объятая гневом, она могла лишь прошептать, - позволите ли вы ухаживать, - холодные глаза обратились к плащу Родерика, - за ребенком вашего благородного друга. Ведь я няня в Шербоне.
- Он не сын Хью, - сообщил Родерик.
- Тогда за этим сиротой, - раздраженно сказала Харлисс.
- Лео - мой сын, - проворчал Родерик. - И не вздумай своими когтистыми лапами приближаться к нему, в противном случае я прикажу отрубить их. Отныне ты работаешь на кухне. А теперь проваливай.
- Фу! - не удержался от возгласа Хью. - Ха! Харлисс покинула зал, с шумом наступая на засохшие плети растений.
- Ты изменился, Родерик, - тихо и печально произнес брат Коуп.
- Наконец ты это заметил, брат, - ответил Родерик и оглянулся, чтобы взять Лео за руку. Его лошадь двинулась по залу дальше и теперь облизывала стол, где ей удалось перевернуть кувшин монаха.
- Прежде чем я уйду, - сказал монах, протягивая Родерику свернутый кусок пергамента. - Воля усопшего. Милорд, чтобы вы могли владеть Шербоном…
- Да, Коуп, ты уже сообщил, что я должен жениться.
- До того, как вы достигнете тридцатилетнего возраста, милорд. Если этого не случится, его унаследует ваш кузен, лорд Алан из Торнфилд-Мэнора.
Несколько секунд Родерик пристально смотрел на монаха, думая о своих шрамах, хромоте и ненависти ко всему, что олицетворял Шербон. Он сжал в кулаке завещание, горячо желая, чтобы это была шея Магнуса Шербона.
- Отправляйся в свою никчемную церковь, брат Предатель, - произнес Родерик.
- Родерик, я не участвовал в этом, поверь мне…
- И если ты дорожишь своей жизнью, не появляйся в этом зале без моего приглашения.
Брат Коуп отвесил поклон и молча удалился.
- Добро пожаловать домой, Рик. - Хью тяжело вздохнул. Пожалуй, лучше было бы остаться в Константинополе.
- Нет, - ответил Родерик, сначала спокойно, пока оглядывал разрушенный зал, одной рукой по-прежнему сжимая пухлую ручку Лео, а другой - завещание и трость. - Нет. Мой отец не возьмет верх надо мной. До того времени, как я достигну возраста, назначенного Магнусом, - почти год.
- Ты поддашься этому безумию? - недоверчиво поинтересовался Хью.
- Завтра же, если ты мне поможешь, Хью, мы разошлем весть.
- Какую весть, Рик?
- Что Шербонский дьявол вернулся и ищет невесту.
Глава 3
Пять месяцев спустя
Торнфилд-Мэнор
- Милорд, леди Джульетта из Оспри!
При этом сообщении Микаэла и-Элизабет повернули головки друг к другу с одинаковым выражением ужаса и неприязни на лицах. Затем тихо захихикали, снова вернувшись к еде.
Женщина ворвалась в столовую, прервав ужин жестким стуком каблуков и шелестом юбок.
- Лорд Торнфилд, мои извинения за то, что ворвалась в ваш дом без предупреждения, но я чувствовала, что должна немедленно приехать к вам! - Она остановилась перед возвышением с обеденным столом, задыхаясь, потом, сладко улыбаясь, присела в реверансе перед Элизабет: - Моя дорогая.
С противоположного конца стола от Элизабет и слева от Микаэлы поднялся лорд Алан, вытирая усы салфеткой.
- Леди Джульетта, мы всегда рады приветствовать вас в Торнфилд-Мэноре. Скажите, в чем причина вашего волнения?
Джульетта издала глубокий, драматический вздох и протянула вперед руку с зажатым в кулаке куском пергамента. Слуга взял из руки леди пергамент и передал Алану, который, стоя, развернул его с заинтригованным выражением на красивом добром лице и молча прочел.
Микаэла и Элизабет тайком обменялись взглядами.
Темноволосая женщина прошлась вдоль стола.
- Мисс Форчун, - наконец узнала она Микаэлу. - Надеюсь, вы получаете удовольствие от вашего приза?
Микаэла чуть было не утратила присущее ей чувство юмора при напоминании о честно выигранном призе. Джульетта сдержала слово и прислала зеленое бархатное платье в дом Форчунов, но когда Микаэла открыла сверток, платье представляло собой кучу полос, юбка и лиф были разрезаны по швам острым ножом.
- О да, я очень довольна, леди Джульетта, - подтвердила Микаэла и продолжила, понизив голое до шепота: - Да, как раз сегодня утром я думала о том, каким мягким оно ощущается на голой заднице.
Алан Торнфилд издал короткий, недоверчивый смешок и поднял глаза от послания:
- Глазам своим не верю. Как вы получили это, миледи?
- Его привез в Оспри посланец из Шербонав прошлом месяце, - сообщила Джульетта, снова приблизившись к лорду Алану. - Уверяю вас, что это правда, - я только что из Шербона и могу подтвердить истинность этого пергамента.
Микаэла увидела, как одна благородная, словно выточенная бровь Алана насмешливо поднялась.
Джульетта поежилась и покраснела.
- Разумеется, только чтобы увидеть, правда ли это. И это оказалось правдой.
- Я знал, что он пытался… Но это не важно, - мягко закончил Алан, осторожно свертывая послание и пряча его за ремень. - Уверен, что узнаю гораздо больше в результате вашего визита. - Он повернулся и взглянул на дочь и Микаэлу: - Извините меня, леди. Я вернусь до того, как ты уснешь, Элизабет.
- Милорд, - произнесла Микаэла, наблюдая с тоской в глазах, как он уходит. Он был так красив. И любезен - иначе дал ли бы он аудиенцию этой отвратительной леди Джульетте во время еды? Олицетворение благородства, и до чего же он красив…
Элизабет больно ткнула ее локтем под ребра.
- Ох! Озорница, - прошептала в ответ девушка и ущипнула соседку за предплечье.
Элизабет улыбнулась и указала кивком в сторону уходившего отца. Она пожала плечами и удивленно подняла брови, в этот момент девочка так была похожа на Алана.
- Не имею ни малейшего представления, - ответила Микаэла.
Элизабет отодвинула тарелку, словно внезапное появление леди Джульетты лишило ее аппетита.
Микаэла не могла не согласиться и бросила нож и вилку в собственную тарелку. Тут же появился слуга, чтобы унести остатки трапезы, и Микаэла еще раз поразилась своему новому положению в Торнфилд-Мэноре. Хотя Форчуны, разумеется, нанимали слуг, но они были немногочисленными и горстка людей выполняла великое множество обязанностей. Бывали времена, когда Микаэла сама убирала со стола посуду после трапез и относила ее на кухню. Она сама убирала свою комнату и нередко помогала со стиркой. В доме Форчунов у нее не было своей горничной.
В Торнфилд-Мэноре же у нее их было две. И ее нога не ступала на кухню или в прачечную с того момента, как она переехала сюда. Здесь они часто ели мясо. На втором этаже рядом со спальнями была даже гардеробная. Иногда она опасалась, не сделает ли ее такая богатая жизнь ленивой и пассивной, впрочем, ее это не очень заботило. Кожа у нее на руках сделалась мягкой и гладкой, никто здесь не осмеливался злословить о ней - это было распоряжение самого лорда. Исключение составляли случаи, когда наносила визит леди Джульетта, но что мог мягкий лорд Алан сделать с такой злобной особой, которая не находилась в его власти?
Этот красивый, любезный, благородный человек…
- Что мы будем делать, пока не вернется твой отец, а ты отправишься спать? - спросила Микаэла даже появление леди Джульетты не смогло поколебать ее состояние удовлетворенности своей жизнью в усадьбе.
Когда девушки направлялись к креслам у большого очага, Элизабет жестами, уже знакомыми Микаэле, попросила ее спеть, но Микаэла покачала головой, глядя в ту сторону, куда удалился лорд Алан с самой ужасной певицей в округе. У нее не было желания ухудшать и без того натянутые отношения между ней и леди Джульеттой.
- Не сегодня, Элизабет.
Элизабет согнула руки и похлопала локтями, словно крыльями.
- Я не цыпленок, - запротестовала Микаэла, снова ласково ущипнув девочку, прежде чем опуститься в обитое бархатом кресло, миниатюрную копию кресла Алана, раньше принадлежавшее экономке, которое он отдал в распоряжение Микаэлы.
Она нашла его очень удобным.
- А как насчет сказки? - предложила Микаэла. - Басни? А может быть, истории из Библии - ты давно уже не слушала о Данииле во рву львином.
Элизабет покачала головой, затем указала на Микаэлу и сделала движение, словно натягивала тетиву лука. Микаэла застонала:
- О, только не эти глупости!
Элизабет сложила руки на груди и похлопала длинными густыми ресницами.
- Ну хорошо. Такая глупость, право. Придвинь свое кресло поближе, так чтобы мне не пришлось кричать. - Когда Элизабет сделала то, о чем просила Микаэла, последняя начала историю, некогда рассказанную ей матерью, - девочка слышала ее уже раз десять за последние пять месяцев. - Был канун Рождества, - начала Микаэла, - трудно себе это представить, но мои родители поссорились. Об отце говорили, что одно время он был очень жестким человеком, и опять-таки, я знаю, в это очень трудно поверить, - добавила рассказчица в ответ на ожидаемый скептический взгляд девочки. - В ту ночь он сильно выпил и развлекал группу буйных солдат в огромном зале - как сказала мама, они кричали, били посуду, вели себя из рук вон плохо. В то время она носила меня под сердцем, и шум разбудил ее. Ну вот. Она решила, что по горло сыта весельем мужа, и пошла в зал - попросить его пожелать гостям спокойной ночи и выпроводить их из дома. Войдя в зал, мама увидела, что они загнали кроткого, смиренного монаха в угол возле очага и использовали его как цель, бросая в него кости, объедки и осколки посуды. Конечно, она немедленно освободила монаха, подбежав к нему и встав рядом, - за ее сострадание в нее тут же угодила наполовину обглоданная нога барашка - и строго потребовала, чтобы гости отца немедленно удалились. Она сказала гостям, что им должно быть стыдно обращаться подобным образом с Божьим человеком, и что если все они не будут вести себя прилично, то непременно попадут в ад, к Охотнику. Ну вот, моему отцу не понравилось, что ему приказывают в его собственном доме и угрожают тем, что он считал предрассудком и бабьей болтовней, и это его жена, - итак, он сказал моей матери, что если ей не нравится, как он развлекает гостей, то удалиться должна именно она.
Элизабет слушала затаив дыхание. Она кивнула, как бы говоря: "Продолжай, продолжай".
- Ну вот. На дворе стояла ночь. На ней был надет только пеньюар, и она лишь успела сунуть ноги в старенькие башмаки, чтобы появиться перед разошедшимися гостями и призвать их к порядку. Было очень холодно, снег снаружи завалил дверь, но она так рассердилась, что решила проучить отца и провести ночь в конюшне, где у пастушки было теплое, уютное гнездышко. Она попрощалась с отцом и ушла из дома. Не успела она Дойти до дороги, как услышала лай гончих и стук копыт. Глубоко веря в то, что Господь Бог защитит ее, мама не отступила, решив дойти до сути предания, которое так пугало всех в деревне. И вот всадники оказались рядом с ней, она не успела спрятаться.
Элизабет на мгновение закрыла глаза, потом в веселом возбуждении вновь посмотрела на Микаэлу.
- На следующее утро отец, хотя и почувствовал не- приятные последствия вчерашнего злоупотребления вином, отправился на поиски жены, не испытывая ни малейшего угрызения совести по поводу того, как обошелся с ней. Прежде всего он заглянул в конюшню, и хотя, по его собственным словам, он хватил накануне лишку, он знал, что это было единственное место, где мама и я будем в безопасности. Но пастушка сообщила, что не видела Агату с позавчерашнего дня и всю ночь не выходила из своей хижины, поскольку слышала лай гончих, даже укрывшись с головой, и боялась нечистого Охотника. Услышав это, отец: заволновался. Покинув пастушку, он начал думать, куда могла подеваться его беременная и так часто причиняющая ему беспокойство супруга, пока не нашел посреди дороги ее башмаки. Отпечатки маминых ног вели к тому месту, где лежал башмак, а затем… просто исчезли.
Микаэла рассказывала эту историю много раз с тех пор, как поселилась в Торнфилд-Мэноре, и никогда не приукрашивала версию, услышанную от матери, но именно на этом месте история отклонялась от первоначальной версии. Микаэла рассказывала правду, но опускала ту часть, где, как уверяла Агата, ее поднял с земли и посадил впереди себя на лошадь грозный воитель Охотник, а затем поднял ее в воздух.
В конце концов, это была детская сказка. Не было нужды пугать девочку деталями, которые, по мнению Микаэ-лы, похоже, содержали своего рода извращенную мораль. В свое время девушка сама потеряла сон из-за этой ужасной истории, пока не повзрослела. Тогда она поняла, что правда, а что, вероятнее всего, вымысел.
- Говорят, отец и соседи пару дней напролет искали следы моей мамы. На третий день отец пошел в деревенскую церковь и упал на колени, моля Господа Бога вернуть ему жену и еще не рожденного ребенка; Он горячо молился, обещая принять любое наказание, если его мольба будет услышана. Да, именно так. И именно в этот момент мама вошла в церковь, почти до смерти напугав отца. Она была цела и невредима, только почему-то босиком. И она сказала ему: "Уолтер, ты никогда больше не должен сражаться. Ты обязан посвятить жизнь Богу и быть его верным слугой, иначе у меня заберут и тебя, и будущего ребенка как наказание за твои грехи". На лице Элизабет застыл вопрос.
- Он так и поступил. Отец отпустил из деревни воинов, повесил собственное оружие на стену нашего зала и с тех пор заботился только о счастье жены.
Не желая, чтобы Микаэла пропустила хотя бы слово из рассказа, Элизабет указала на лиф платья девушки.
- Да, и это, я чуть было не забыла. - Однако Микаэла не забыла, ей просто не хотелось повторять одно и то же. Но все же она достала из выреза платья цепочку с маленьким кусочком металла, напоминавшим часть запонки от мужской сорочки, и показала ее Элизабет. Металл почернел от времени, истончился и согнулся, но не сломался. Раньше Микаэла думала, не был ли этот кусочек, женом кольчуги, а еще ее интересовало, как он соединялся с другими звеньями, поскольку был целым и на нем не было видно следов пайки. Но она никогда не спрашивала об этом. - Это была единственная вещь, которую мама принесла с собой после трехдневного отсутствия. Она всегда держала ее при себе, а затем, когда родилась я, повесила ее мне нашею. Когда я стала достаточно взрослой, чтобы начать понимать, она заставила меня поклясться, что я никогда не сниму эту цепочку, иначе Охот-пик вернется за мной.
Элизабет указала на Микаэлу, затем согнула указательные пальчики по обе стороны головки.
Микаэла закатила глаза:
- Да, вот, как говорят селяне, это и делает меня дьяволом. Теперь ты довольна?
Девочка кивнула с лукавой улыбкой.
- Отлично. - Микаэла взяла маленькую бледную ручку Элизабет и поднесла к губам. - Ты думаешь, что я - дьявол?
Девочка покачала головой и высвободила руку. Она обвела пальчиком свою макушку, затем похлопала руками около плеч.
- Ангел? Я? О, осмелюсь сказать, что это правильный ответ.
Элизабет снова изобразила ангела, затем начала вращать руки широкими кругами, после чего вывалилась из кресла, изобразив на лице удивление.
- Ах ты, маленькая!.. - закричала Микаэла, упала на девочку и принялась ее щекотать.
Их игру прервало мужское покашливание, и обе поглядели вверх. Над ними, улыбаясь, стоял Алан Торнфилд.
Микаэла почувствовала себя крайне униженной, увидев, как леди Джульетта самодовольно ухмыляется рядом с ним.
- Должна сказать, вы были правы, лорд Торнфилд, - сладким голосом произнесла Джульетта. - Мисс Форчун весьма веселая няня для Элизабет.
Девочка быстро поднялась с пола и вылетела из зала, оставив Микаэлу одну, пока та пыталась встать на ноги, но никак не могла ухватиться рукой за подлокотник кресла.
- Она отнюдь не няня Элизабет, леди Джульетта, - сказал Алан, и Микаэле показалось, что в его тоне прозвучало осуждение леди Джульетты. - Они… подруги.
- Друзья. Ну конечно, - согласилась Джульетта. - Как повезло Элизабет, что ее отец нашел для нее столь щедрого… друга!
Микаэла так сильно прикусила язык, что почувствовала вкус крови во рту. Она скорее откусила бы его, только бы не сказать что-то неприятное в присутствии лорда Торнфилда. Однако леди Джульетта продолжила:
- Мне очень не хочется покидать такую занимательную компанию, - процедила она, - но у меня слишком длинный путь до моего собственного очага. Спокойной ночи, милорд. Надеюсь, мой визит дал вам достаточно информации.
- Да, вы меня, несомненно, просветили. Я свяжусь с вами в ближайшее время. Спокойной ночи, леди Джульетта.
- Мисс Форчун.
Микаэла прикусила язык, когда Джульетта быстрым шагом покинула комнату.
Остались только Микаэла и лорд Торнфилд. Пламя очага освещало его. Его волосы, усы и кожа, казалось, были отлиты из драгоценного металла, хотя выражение его лица казалось напряженным и озабоченным.
Лорд Торнфилд подставил Микаэле локоть, она взяла его под руку. Для Микаэлы началась ее любимая часть дня.
- Аминь, - тихо произнес Алан и поцеловал Элизабет в макушку. Микаэла приблизилась к этой дорогой ей паре и тоже поцеловала девочку.
- Счастливых тебе сновидений, любовь моя, - сказала она и подошла к другому краю постели Элизабет, укрывая ее стеганым одеялом.
Элизабет послала обоим воздушный поцелуй, когда Алан уносил подсвечник из комнаты, пропустив вперед Микаэлу и тихо прикрыв за собой дверь.
Она испытывала теплое чувство удовлетворения, когда шла рядом с Аланом по коридору к своей комнате, вдвое большей, чем в ее родном доме. Микаэле нравилось представлять себя хозяйкой в Торнфилд-Мэноре, думать, что Элизабет - ее дочь, а красавец лорд Алан - муж. Она тяжело вздохнула, остановившись возле двери своей комнаты, готовая с неохотой пожелать доброй ночи своему спутнику.
- Леди Микаэла, - сказал Алан, прежде чем девушка успела заговорить. - Не будете ли вы так любезны уделить мне несколько минут, прежде чем удалитесь? Мне нужно с вами поговорить.
- Разумеется, милорд, - откликнулась Микаэла, у нее в желудке все трепетало в ожидании неотложной и важной новости, ради которой лорд Алан задержал ее после того, как его дочь легла спать.