И именно в этот момент Микаэла решила простить леди Джульетте все ее мелкие пакости и почувствовала, как бремя, которое она несла, сама того не осознавая, упало с ее плеч.
Агата Форчун была права: прощение - лучший бальзам для души.
И, словно чтобы подтвердить это изречение, взгляд Микаэлы обратился к тому месту, где сидели ее родители, а именно за столом для самых знатных гостей - рядом с леди Джульеттой. У Микаэлы не было времени поговорить с матерью или отцом, но она несколько раз помахала им в знак приветствия и даже незаметно послала отцу воздушный поцелуй.
Родители, как обычно, выглядели очень счастливыми, словно у них не было никаких забот.
Звон уносимых тарелок соперничал со звуками музыки, но вскоре был перекрыт ахами и охами гостей. С левой стороны зала двое рослых молодых слуг внесли огромный поднос с самым гигантским тортом, когда-либо подаваемым за пределами Лондона. Элизабет вскочила на ноги, чтобы посмотреть сверху вниз на этот шедевр, когда он был медленно и осторожно водружен на уже расчищенный стол на помосте лорда.
Низкий, но широкий торт был выполнен в виде боевого щита, покрытого узором из лесных орехов, воспроизводящим герб Шербона, и украшенного изящными побегами молодого папоротника и осенними листьями. Букеты перьев и лент размещались по углам, создавая впечатление фантастических фонтанов.
Когда торт наконец был установлен на столе, слуги отступили, Алан встал и гости разразились аплодисментами. Алан дал им возможность выразить свой восторг в течение нескольких секунд, улыбаясь и кивая головой, пока осматривал полные ожидания и любопытства лица. Затем поднял обе руки, призывая к тишине.
- Добрый вечер, друзья мои. Благодарю вас за то, что сегодня вы приехали в Торнфилд-Мэнор. С легким и радостным сердцем я и моя семья, - он сделал жест рукой в сторону Элизабет и Микаэлы - и сердце девушки подпрыгнуло в груди, - приветствуем вас в нашем доме по случаю торжественного и счастливого события.
Под столом рука Элизабет дотянулась до руки Микаэлы и крепко сжала ее, на что та ответила пожатием.
- Разумеется, я от имени всех присутствующих выражаю сожаление, что наш сеньор, лорд Родерик Шербон, не смог появиться здесь из-за личных дел, требующих его внимания. Мне бы очень хотелось, чтобы он был с нами.
"Определенно, он святой, - думала Микаэла, - произносить такие любезные слова о Шербонском дьяволе. Мой будущий муж - славный, славный человек".
- Но я готов сердечно приветствовать его ближайшего соратника сэра Хью Гилберта, который тоже вернулся из Святой земли. - Алан захлопал, а следом и все гости, когда темноволосый высокий человек поднялся из-за стола, где сидели также леди Джульетта и родители Микаэлы.
С выгодного положения на помосте Микаэле хорошо было видно, какое оживление вызвал сэр Хью Гилберт среди женской части гостей. Микаэла сама удивилась красоте мужчины, его одежда была превосходна - дорогая и хорошего качества. Черные волосы были коротко подстрижены, он носил очень короткую бородку - точнее, немногим более, чем темную тень. Со своего места Микаэла видела, как темные ресницы окаймляли его глаза. Сидевшие ниже ее помоста женщины вытягивали шеи, чтобы получше разглядеть незнакомца, затем, сблизив головы, принялись оживленно обмениваться впечатлениями.
Сэр Хью, казалось, чувствовал проявленное к нему внимание, потому что когда заговорил, его глаза покинули фигуру Алана и заскользили по чуткой толпе, словно он был менестрелем, готовым продекламировать драматические поэмы перед жадно внимающей аудиторией.
- Мой дорогой лорд Торнфилд, лорд Шербон повелел мне выразить его глубочайшее и самое искреннее сожаление по поводу того, что он не смог лично ответить на ваше любезное приглашение присутствовать на вашем пиру вместе с вашими гостями. После смерти отца у лорда Шербона дел невпроворот. Но если вам потребуется его помощь, он готов ее оказать. - Этот красноречивый красивый мужчина поклонился в сторону Алана: - Лорд Торнфилд, приношу вам личную благодарность за ваше теплое гостеприимство. - Он сел.
Микаэла увидела, что на лице Алана появилось несколько озадаченное выражение.
- Сэр Хью, не будете ли вы так любезны сказать мне: лорд Шербон, он не… болен?
Хью снова поднялся на ноги.
- Вовсе нет, лорд Торнфилд. Он - воплощение здоровья. - Он приготовился сесть.
- Простите меня, но я - все мы - слышал, что он был серьезно ранен в Святой земле. Я думал, что, может быть, его раны…
Хью выпрямился и пригвоздил Алана, по мнению Микаэлы, безмерно высокомерным взглядом.
- Смею уверить вас, что полученные лордом Шербоном раны никоим образом не мешают ему править. Но я непременно сообщу ему, что вы любезно интересовались его здоровьем. Уверен, он будет тронут вашей… заботой. - Сэр Хью снова сел.
Микаэла не могла не почувствовать себя слегка задетой - словно каким-то, почти незаметным образом этот сэр Хью Гилберт умудрился проучить Алана в его собственном зале на его собственном празднике.
Девушка решила, что как ни красив этот мужчина, он ей совсем не нравится.
Алан откашлялся.
- Отлично. Благодарю вас, сэр Хью. - Он обратил взгляд на гостей. - А теперь о главной цели нашей встречи.
Все мысли о помпезном рыцаре выветрились из головы Микаэлы, а в животе у нее все сжалось. Она встретилась глазами с матерью и заморгала. Агата послала ей добрую, но довольно смущенную улыбку.
- Как вам всем известно, мы с дочерью жили одни после трагической и преждевременной смерти моей жены.
Торнфилд-Мэнор был лишен женской руки, а моей дочери не хватало материнской ласки. Я намерен сегодня исправить это положение. Существует обычай собирать всех друзей для объявления помолвки, и в этом я не разочарую вас, за исключением того, что период помолвки для меня и моей новой невесты будет самым коротким в истории. Брат Коуп? - Облаченный в сутану человек, хорошо знакомый Микаэле, материализовался из тени, падающей от стены, и приблизился к великолепному шербонскому торту. Собравшиеся ахнули. - Итак, - Алан гордо улыбнулся, - сейчас я не только объявляю вам о своем намерении жениться, но и считаю вас моими свидетелями.
Микаэла готова была вскочить на ноги в предвкушении объявления, которое собирался сделать Алан, и с нетерпением ждала его следующих слов.
- С огромной гордостью представляю вам всем следующую леди Торнфилд - леди Джульетту Оспри.
Микаэле показалось, что она ослышалась или неправильно поняла Алана из-за бури аплодисментов, которые потрясли зал. Но хриплый звук слева от нее, такой тихий и сжатый, что не мог быть услышанным в шуме, прорвался сквозь рев одобрения со стороны гостей, как и крик в голове Микаэлы. Словно во сне, она медленно повернула голову и увидела, как Элизабет нырнула под стол и подбежала к отцу. По ее бледному личику текли слезы.
- Па… - хриплымтолосом произнесла она. - Па-па, нет! Ты назвал… неверное имя. Микаэла сказала… что ты женишься на ней!
Леди Джульетта поднялась со своего места и улыбнулась девочке:
- Ну-ну, дорогая, твой папа женится не на мисс Фор-чун. Мы с тобой прекрасно поладим.
Алан упал на колени перед дочерью и обнял ее за плечи. Микаэла смотрела на его широко распахнутые, полные слез глаза, словно все еще находясь в призрачном сне, который быстро превращался в кошмар.
- Элизабет, ты заговорила! Моя дорогая девочка, я… Элизабет вырвалась из его объятий.
- Скажи, что это неправда, папа. Ведь ты любишь Микаэлу.
Алан судорожно сглотнул и посмотрел на Микаэлу.
- Я женюсь на леди Джульетте, любовь моя. Но леди Микаэла будет…
- Нет! - вскричала Элизабет и бросилась вон из зала. Микаэла хотела последовать за ней, однако ноги не слушались ее. Алан не сводил с нее глаз. В зале наступила гробовая тишина.
Затем громкий стук каблуков заставил обоих, и Микаэлу, и Алана, обернуться. Леди Джульетта стояла перед столом со слегка сдвинутыми бровями.
- Милорд, вы намерены отложить церемонию? - спокойно спросила она. - Мне бы не хотелось…
- Нет, - прервал ее Алан. Бросив умоляющий взгляд на Микаэлу, он присоединился к леди Джульетте и монаху.
И когда добрый брат Коуп откашлялся и начал свою речь, когда Алан взял леди Джульетту за руку, отвернувшись от Микаэлы, сидевшей в одиночестве за столом лорда, сердце девушки разбилось на сотни тысяч мелких кусочков.
Глава 5
Микаэла оставалась в постели два последующих дня, не вставая, чтобы поесть или умыться, и ограничивалась лаконичными ответами родителям, часто навещавшим ее.
Того, что она лежала в постели, в которую, как она думала, никогда больше не вернется, было достаточно, чтобы она впала в глубокую депрессию. Микаэла заново переживала все события праздника в последний день ее пребывания в Торнфилд-Мэноре, они казались ей кошмарным сном.
Микаэла покинула Торнфилд-Мэнор в тот же вечер вместе со своими родителями, даже не упаковав несколько вещей и не попрощавшись с Элизабет. Она корила себя за трусость и предательство, но ей была нанесена слишком тяжелая рана, и она чувствовала себя оскорбленной и подавленной.
Тихий стук в дверь заставил Микаэлу глубже зарыться в подушку и натянуть на голову одеяло. Возможно, если она инсценирует сон, кто бы ни стучал, попросту уйдет.
- Микаэла? - На этот раз это был ее отец, она услышала скрип половиц, когда он вошел в комнату, и скрип закрывающейся двери. - Ты не спишь?
Микаэла не ответила, крепко зажмурясь под одеялом, молясь, чтобы отец оставил ее в покое.
Но она почувствовала, как прогнулся матрас, когда Уолтер присел к ней на кровать.
- Мама очень беспокоится о тебе, дитя мое, - произнес он едва слышно. - Может, придешь поесть, чтобы она не думала, что ты решила умереть с голоду?
- Мне очень хотелось бы умереть, - с горечью ответила Микаэла. Ей вообще не хотелось говорить, слова вырвались сами собой. Она осознавала, что прозвучало это слишком по-детски.
Рука отца грела ее икру сквозь тонкое одеяло.
- Ах, Микаэла! - Он вздохнул. - Я понимаю, как тебе больно, и всем сердцем переживаю за тебя. Но прятаться в своей комнате - это не выход.
- Знаю, папа, но мне не хочется никого видеть.
- Разве тебе есть чего стыдиться? - спросил Уолтер. - Ты не сделала ничего плохого.
- А с кем я собиралась стать?.. - Микаэла сдернула с головы одеяло и взглянула на отца - седеющего, дородного, с добрым лицом. - Я сказала Элизабет, что ее отец собирается жениться на мне, что у нее будет настоящая семья. И она поверила мне. Я выставила себя на посмешище перед целым светом. "Бедняжка мисс Форчун, представьте, она вообразила, будто такой красавец, как лорд Алан, возьмет ее в жены!" Это ужасно, что все говорят о нас. Я не смогу больше показаться на людях.
- Чепуха, - усмехнулся Уолтер. - Ты ничего никому не говорила о своих подозрениях, кроме Элизабет, и то, что она высказала во время пира, все скорее всего приняли за невинное предположение юного встревоженного создания.
- О, папа, - вздохнула Микаэла. - Ты не понимаешь.
Уолтер улыбнулся ей:
- Я понимаю больше, чем ты думаешь. Я хорошо знаю, каково это, когда злые языки порочат тебя и твою семью. Думаешь, у меня нет ушей или я слабоумный?
- Разумеется, нет, - поспешила заверить его Микаэла. - Но тебя это, казалось, никогда не беспокоило. Я же…
- Такое тяжело пережить, я знаю. Но, дочка, - в тоне его звучала мольба, - люди не всегда были обо мне и твоей матери такого мнения, как сейчас. Вообще-то ко мне всегда относились пренебрежительно, но по другой причине. Некогда твою мать высоко ценили и уважали в графстве.
Микаэла была заинтригована. Отец никогда не вспоминал прошлое. Вряд ли его воспоминания помогут ей в ее нынешнем положении, но ей хотелось, чтобы отец продолжал рассказывать.
Она села в постели.
- Расскажи мне об этом.
Уолтер кивнул:
- Я не смакую все это, ну да ладно. Может быть, это позволит тебе в какой-то мере понять наше нынешнее положение и то, как мы оказались здесь. Возможно, ты почувствуешь облегчение. Когда мы с твоей мамой поженились, я был вассалом короля.
Микаэла удивленно вскинула брови.
- Да-да. Я был одним из любимых лордов Вильгельма Завоевателя, он хорошо ко мне относился. Ни перед кем - даже перед Богом - я не преклонял колена. За мою верность мне были дарованы земли на севере Англии, но прежде, чем я успел устроить там дом, меня послали в Шербоншир, чтобы помочь Магнусу Шербону установить контроль над его земельными владениями в интересах короля.
- Ты был заодно с Шербонским дьяволом? - охнула Микаэла.
- Именно так, хотя тут нечем гордиться. Родители твоей матери были вассалами Магнуса Шербона, и стоило мне увидеть ее милое лицо, услышать ее речь, как я в нее влюбился. Агата была благочестивой девушкой, но при этом обладала живым умом, острым язычком и жизнерадостностью. Она была очаровательна. Буквально ослепительна. Нетрудно было уговорить ее отца отдать ее мне - любимому воину короля, человеку, которому суждено было достичь величия, хотя меня считали жестоким и кровожадным.
Микаэла не сдержала смех.
- Тебя, папа?
- Да, меня, Микаэла. Помогая Магнусу Шербону, я отправил много людей в могилу тем самым мечом, который висит в нашем холле. Я был безжалостен в своих амбициях стать самым могущественным лордом за пределами королевского двора. Более знатным, чем человек, которому я помогал, - Магнус Шербон. Я хорошо помню клятву, данную мной королю: "Каждый день минус человек, пока эти земли не подчинятся вашему владычеству". Уолтер опустил глаза, словно стыдился этих воспоминаний.
- И я сдержал свое слово. Никаких судов. Заявления о невиновности, мольбы о помиловании встречались мечом и заканчивались пролитой кровью. Когда Шербон наконец обрел нелегкий и полный страхов мир, я знал, что моя слава - не за горами. Я должен был провести зиму вместе с твоей матерью, здесь, в этом доме, где мы сейчас живем, и встретить тут весну. Вильгельм даровал мне разрешение построить на моей земле в северном графстве огромный замок. Мама носила тебя тогда, и после твоего рождения, убедившись, что ты будешь жить, мы отправились в долгий путь к нашему новому дому.
- Но мы никуда не уехали.
- Нет, не уехали. - Уолтер вздохнул. - Когда твоя мать исчезла в ту зиму, впервые за свою эгоистичную жизнь я почувствовал страх за другое человеческое существо. Я чуть не сошел с ума от беспокойства и думал лишь о том, чтобы увидеть ее живой и невредимой. Прошло два дня, прежде чем я осознал, что мне надлежит сделать, и когда осуществил это, тебя вернули мне. Я принес клятву и буду верен ей и впредь.
Микаэла кое-что знала об этой части истории - когда Уолтер опустился на колени в деревенской церкви и молил Бога вернуть ему жену. Но до сих пор Микаэла не понимала, как это связано с ее собственными проблемами.
- Время моего пребывания в Шербоне окончилось, и с наступлением весны мы отправились в путь - мы втроем и мои доверенные люди. Во второй день нашего путешествия меня вызвали ко двору. Мне приказали усмирить мелкое восстание, случившееся по дороге к нашим землям. Но я отказался. Сказал, что никогда больше не буду сражаться.
- И что случилось, папа?
- Что ж, король сделал то, что сделал бы любой здравомыслящий правитель, столкнувшись с вассалом, имеющим ценную земельную собственность и права, дарованные им самим, но не желающим, сражаться. - Уолтер поднял глаза на дочь. - Он лишил меня моих земель, а также привилегий. Отправил обратно в Шербоншир, выделив мне маленький земельный участок.
- Но ведь это несправедливо, - сказала Микаэла.
- Напротив, король проявил щедрость - возразил Уолтер. - Он мог бы убить меня, дорогая, за то, что я отказал ему после всех милостей, которыми он меня осыпал. В наказание я должен был провести остаток дней на землях Шербонского дьявола. Но это оказалось также и твоим, и маминым наказанием, что ранило меня еще глубже. Над Агатой посмеивались, тебя сторонились. Я все еще расплачиваюсь за свою жестокость. Но знаю правду, и поэтому спокоен. Вот что тебе нужно принять как неизбежное, дочка, - закончил Уолтер свою потрясающую историю. - Принять свою собственную правду. Пусть это будет глубоко в тебе, чти то, что считаешь правильным, справедливым и добрым. Ты сама правильная, справедливая и добрая. Ангелы оберегают тебя - я в это верю. Ты еще найдешь свое место в этой жизни, Микаэла.
Она не чувствовала себя более просвещенной печальным рассказом отца о потерях и унижениях. Скорее, она была задета, и что-то явно беспокоило ее.
- Но, папа, неужели Магнус Шербон не захотел помочь тебе в твоем плачевном положении после того, как ты помог ему сохранить его собственные земли?
Уолтер фыркнул:
- О нет! Магнус был рад, что я низвергнут. Хотя он слышал, что я отказался воевать, у него в уме постоянно крутилась мысль, что однажды я вновь возьмусь за меч.
Обладай я большим наделом земли, мог бы восстать против него й захватить его владения.
- Неужели это правда?
- Правда. Я мог разделаться с Магнусом Шербоном в течение недели.
Микаэла была поражена. И немного обеспокоена тем, что отец приговорил их к бедности и унизительному положению. Ведь Господь не хотел, чтобы они так страдали?
- В один прекрасный день, Микаэла, ты выйдешь замуж, - продолжил Уолтер. - И когда это случится, уедешь отсюда и начнешь новую жизнь. Жизнь, которую ты вела в Торнфилд-Мэноре, не была твоей - ты просто заимствовала ее. Ты забудешь про свои чувства к лорду Алану.
- Как бы мне этого хотелось! - вздохнула Микаэла. Хотя она могла бы поклясться, что ненавидит Алана Торнфилда, она отчаянно скучала по нему и ненавидела себя за это. И Элизабет… Ее жгло желание отплатить Алану за то, что он разбил ее мечты и оторвал от милой Элизабет. - Я ненавижу его, папа. Он лжец, он обманул меня.
- Неужели?
Ей не хотелось встречаться с его пытливым взором, и она обрадовалась, когда в дверь снова постучали и в комнату вошла Агата с плетеной корзиной в руках.
- О, Микаэла! - Агата поставила корзину на тумбочку рядом с кроватью и сжала руки дочери. - Наконец-то ты выбралась из своей норки!
- Только на мгновение, мама, - сказала Микаэла, когда Агата обняла ее. - Мне все еще предстоит решить, что делать.
- Конечно, конечно. И пока ты решаешь, просмотри свои вещи из Торнфилд-Мэнора. Их прислали сегодня утром с запиской от леди Джульетты. Как это мило со стороны миледи! - Агата помахала рукой в сторону корзины.
Микаэла застонала, рухнула на постель и натянула на голову одеяло. Ей не хотелось видеть ни одной вещи, к которой она прикасалась в Торнфилд-Мэноре. Достаточно того, что сейчас в углу комнаты валялось свернутое розово-зеленое платье, которое она буквально возненавидела.
Голос матери поддразнивал ее сквозь одеяло:
- О, здесь твои ночные рубашки, пара передников и - что это? - Микаэла услышала треск пергамента. - О Боже, это похоже на королевский указ, как забавно!
Микаэла выглянула из-под одеяла и увидела, что мать держит в руках мятый кусок пергамента. Девушка тут же поняла, что это, и на нее нахлынули воспоминания о том интимном вечере в спальне лорда Алана, и она с трудом сдержала слезы. Как же она ненавидела этого человека!