- Нет! - То был крик боли и протеста. Ей предлагали рай, а она не смела войти в него. Не могла, не могла сделать то, что сделал он, - вновь открыть себя целиком и полностью другому человеческому существу.
- Я хочу жениться на тебе, Элизабет. Посвятить тебе свою жизнь, - продолжал он неумолимо, чувствуя, что цель его близка. - Я хочу делить с тобой дни и ночи, хочу иметь с тобой детей - плоть от плоти и кровь от крови нашей.
- Я никогда не выйду замуж вновь. - Произнеся эти слова, она почувствовала, что все внутри у нее сжимается в тугой, горячий комок. - Никогда!
- Неужели ты любила его так сильно? - В голосе Филиппа послышалось столько боли, что плотина, сдерживающая ее чувства, не выдержала и прорвалась.
- Любила его? Я возненавидела его, он стал мне отвратителен. Хотя я ношу его фамилию - Макафи. Тернер - это ведь моя девичья фамилия. - Ее голос задрожал. - Он порождение ада! - И Элизабет начала рассказывать о своей драме. В словах, которые срывались с ее губ, было столько страдания, что глаза Филиппа увлажнились, и он, повинуясь порыву, внезапно привлек ее к себе так неистово, что она уже не могла ни говорить, ни дышать. - Нет. - Элизабет мягко, но решительно высвободилась из его объятий, и эта мягкость подействовала на него сильнее, чем самое отчаянное сопротивление. - Ты должен выслушать все.
И он повиновался. Каждое из сказанных ею слов жгло его, словно раскаленное железо, вызывая непреодолимое желание поквитаться с человеком, который причинил ей столько горя.
- И я люблю тебя, Филипп. Я хочу, чтобы теперь ты знал о моей любви. - Это было сказано с такой удивительной безучастностью, что он встревожено вгляделся в ее лицо, забыв о вспышке ненависти, которую он только что испытал по отношению к ее покойному мужу. - Я никогда по-настоящему не любила Джона. Тебя же я люблю. И потому, - она подняла на него глаза, - я хочу, чтобы ты забыл меня и нашел кого-нибудь еще, с кем тебе было бы проще, чем со мной.
Филиппу казалось, что за последние десять минут он испытал все эмоции, известные человеку, но теперь он почувствовал что-то доселе неведомое: здесь объединились и гнев, и яростное негодование, и удивление. Как она могла дать ему такой ответ после тех интимных признаний, которые они сделали друг другу! Он не шелохнулся, и ее слова повисли в гнетущей тишине. И когда она взглянула ему в лицо, то увидела странную метаморфозу - перед нею стоял разгневанный незнакомец, в глазах которого застыло какое-то дикое выражение, а узкая, твердая линия рта выдавала угрожающую решимость.
- Как ты смеешь? Как ты смеешь предлагать, чтобы я искал кого-то еще? - медленно процедил он сквозь зубы, и Элизабет стала пятиться от него, пока не оказалась у самой стены. - Как ты можешь обращаться так с моими чувствами? По-твоему, их можно включать и выключать словно кран? Я люблю тебя, черт возьми! Хочу жениться на тебе. Хочу иметь детей, хочу, чтобы ты была их матерью. Я не могу изменить то, что сделал Джон, не могу излечить душевные раны, которые он тебе нанес. Все, что я могу обещать, это не быть таким, как он. И еще, что я буду любить тебя и заботиться о тебе всю свою жизнь. Ты веришь этому, Элизабет? Веришь?!
Поток эмоций, который он выплеснул на нее, парализовал ее и лишил способности отвечать.
- Скажи мне, Элизабет! - Его голос был теперь тише и спокойнее, но в нем чувствовалась непреклонная решимость вырвать у нее ответ. - Ты веришь в мою любовь, ты можешь доверять мне?
- Нет… - Она ответила протяжным криком отчаяния, к которому примешивалась растерянность. - Я не могу, не могу - разве ты не видишь? Я не могу говорить то, в чем не уверена. Я не знаю, буду ли когда-нибудь способна сказать это! Не знаю! Я не могу стать для тебя тем, кем ты хочешь меня видеть, - слишком поздно. Я хочу верить, что мы всегда будем вместе, но не могу, не могу отдаться этому чувству. Я не властна над собой! - Она била себя кулаками в грудь, пока он не схватил ее за руки и, притянув к себе, не начал медленно и нежно гладить по волосам, говоря успокаивающие слова.
- Хватит, моя девочка, хватит! Ты слишком устала, чтобы говорить, отдохни пока. Не надо плакать. - Пока Филипп не заговорил, она даже не понимала, что плачет, но теперь ощутила, что слезы ручьями текут по ее лицу. И когда он взял ее на руки и стал подниматься по винтовой лестнице, она была слишком измотана, чтобы сопротивляться, и, положив голову на его широкую надежную грудь, почувствовала, как расслабляюще действует на нее приятное тепло его тела.
Она не хотела терять его. Эта мысль была единственной, пока он поднимался с ней в уютную спальню и осторожно опускал ее, нежно глядя в лицо, на большую кровать с пологом. Она не хотела терять его и все же не могла представить себя его женой. Пусть вскоре им придется расстаться, но разве они не могут провести одну ночь вместе? Ведь это не обяжет ее связать с ним свою жизнь. Когда он повернулся, чтобы уйти, она схватила его за руку и голосом, все еще дрожавшим от рыданий, проговорила:
- Не уходи, Филипп. Пожалуйста, не уходи!
- Все хорошо, не волнуйся. - Он был готов утешать ее и, сев на край кровати, ласковым жестом убрал сбившуюся прядь с заплаканного лица, но она хотела не этой отеческой ласки. Она желала, она желала его. Он был нужен ей. Только один раз. Это было все, что она могла у него попросить.
- Возьми меня.
- Что? - Его рука замерла у нее на лбу, а глаза расширились от удивления.
- Я хочу тебя, Филипп. - Не ожидая ответа, она обняла его и, притянув к себе его голову, поцеловала в губы. - Я люблю тебя. Я…
В первый момент Элизабет подумала, что встретит сопротивление, но он ответил ей почти сразу же, и с такой неукротимостью, что она застонала под его ласками. Их поцелуи и объятия были яростны и неистовы, и она чувствовала, что погружается без остатка в нарастающий вихрь наслаждения, смутно ощущая, что он расстегнул ее блузку и осыпал обжигающими поцелуями ее обнаженное тело.
Теперь он лежал с ней рядом, гладя и целуя ее, а слова, полные нежности и любви, которые он шептал, касаясь губами ее кожи, дополняли пьянящее волшебство его любовной игры. Она вдруг почувствовала невыразимую нежность, а затем горячая истома начала разливаться по ее телу, пронизывая его сладостной дрожью. Когда его губы вновь припали к ее губам, она ответила на поцелуй с такой же страстью.
- Ты удивительная, невероятная… - Филипп уже почти потерял контроль над собой, она знала это и хотела, чтобы он овладел ею, хотела слиться с ним в одно целое.
- Я люблю тебя… - Она невнятно повторила его имя, пока он жадно целовал ее. - О Фил, я буду вспоминать эту ночь всю свою жизнь… - И в тот же момент, когда она произнесла эти слова, он застыл в неподвижности, прекратив ласкать ее грудь, и через секунду, показавшуюся ей вечностью, поднял голову и посмотрел ей в лицо.
- Всю твою жизнь? - Филипп приподнялся на локте, все еще содрогаясь от неутоленного желания, но быстро восстанавливая контроль над собой. - Почему всю жизнь, Бетти? Впереди у нас много прекрасных ночей и счастливых дней. Я собираюсь жить долго.
И тут она осознала, что он не понял ее порыва, когда она потянулась к нему, прося о любви…
Филипп поднялся с кровати и теперь смотрел на нее с высоты своего роста.
- Ты думала, что я удовлетворюсь лишь одним разом? Что моя любовь вроде подарка на день рождения? - В его голосе появилась жесткость; теперь он полностью контролировал себя. - Нет, Элизабет. Выбрось это из головы. Ты будешь моей вся целиком - сердцем, душой и телом. Ты должна уяснить эту мысль прямо сейчас. Меня не волнует, как долго придется этого ждать, но тебе нет замены, и когда-нибудь я приведу тебя в свой дом с золотым кольцом на безымянном пальце. Ты не объект для заурядной интрижки, от которой остаются лишь приятные воспоминания, и я не являюсь таковым для тебя. Я не соглашусь на это и не дам тебе свести к этому наши отношения. А теперь ложись спать.
Неужели он собирается покинуть ее? Вот так спокойно выйти и оставить одну?
- Фил…
- Я сказал: спи, Бетти.
- Утром мне нужно ехать. - В ее словах слышались и мольба и протест, но его лицо казалось еще более непроницаемым, когда он посмотрел на нее, уже стоя в дверях. - Ты понимаешь, Филипп? Я возвращаюсь в Нью-Йорк, к той жизни, которую выбрала. Иного пути не дано. Я не подхожу для тебя. Я не создана для семейного счастья.
- Ты все сказала? - Теперь голос его был холодным и звучал словно издалека.
Резким движением она села на кровати и стала приводить в порядок одежду, смущенно краснея, оттого что он наблюдает за ней.
- Да, я сказала все, - проговорила Элизабет вяло, и ей действительно нечего было добавить. Она никогда не будет такой женой, какую он хочет, но если бы жизнь можно было начать сначала, она отдала бы весь мир за радость быть вместе с этим человеком. Но прошлого не вернешь, и если она свяжет с ним свою жизнь, то яд недоверия, который разъедает сейчас ее душу, неизбежно отравит их общее семейное счастье.
Филипп заслуживает лучшего, а она отнюдь не подарок; все очень просто. Когда Джон совершил свое предательство, что-то было вырвано из ее души, что-то нежное, живое и теплое. Оно ушло, и, хотя в последние несколько недель Элизабет отчаянно пыталась обрести утерянное, все ее усилия были напрасны. Филиппу она по-прежнему не доверяла.
- Спокойной ночи, Бетти.
Дверь закрылась за ним, и она откинулась на подушки, вся во власти отчаяния. Завтра она навсегда уйдет из его жизни. Иначе быть не могло.
10
- Как я понял, твой рейс в полдень?
Минувшим вечером, сразу после того как Филипп покинул ее, Элизабет услышала телефонный звонок, но так как голос Филиппа едва доносился через закрытую дверь, она так и не смогла понять, с кем он говорил.
- Да. - Они сидели во внутреннем дворике, греясь под лучами утреннего солнца и завтракая фруктами и тостами. Сперва она даже не хотела думать о еде, но затем, увидев, с каким аппетитом он уплетает свою порцию, все же сумела немного поесть. - Но мне еще нужно вернуться в замок, чтобы успеть упаковать вещи и попрощаться со всеми.
- Разумеется.
Она не понимала его этим утром, действительно не понимала, и устало думала обо всех странностях его поведения, откинувшись на спинку кресла и делая вид, что наслаждается кофе.
- Мне нужно сделать пару телефонных звонков, а затем мы можем ехать, - сказал Филипп спокойно, поднимаясь. - Ты подождешь здесь?
- Да. - Ее голос был сонным и вялым. В эту ночь она спала мало, задремав только перед рассветом. Элизабет чувствовала себя уставшей, помятой и взъерошенной.
В ванной комнате она нашла шампунь, мыло и маленькую расческу, правда, не очень удобную для ее густых волос, и, взглянув в зеркало, убедилась, что ее глаза опухли, покраснели, а лицо побледнело. Я похожа на драную кошку, подумала она с болью в сердце. Но это даже к лучшему - сияющее утренней свежестью лицо могло бы только вызвать ненужные иллюзии.
Филипп, напротив, выглядел образчиком бодрости и здоровья. Свежевыбрит, черные волнистые волосы аккуратно зачесаны назад, а на устах играет улыбка. Она могла бы ошеломить его поцелуем. И…
Хватит, хватит, твердо сказала себе Элизабет, и ее сердце ускоренно забилось при мысли, что она никогда его больше не увидит. Она не должна думать, не должна чувствовать. Ей только нужно как-нибудь прожить этот день, а затем уже все осмыслить. Но что именно она будет осмысливать? Та жизнь, которая ее ожидала, представлялась теперь бесконечным кошмаром. Если бы только он не сказал, что любит ее, что хочет жениться на ней, она постаралась бы внушить себе, что все сводится к примитивному влечению, и забыть его было бы легче. Но теперь…
- О Боже, помоги мне! - прошептала она с отчаянием и, спохватившись, что говорит вслух, добавила уже мысленно: я должна продержаться лишь несколько часов. Я не могу сломать жизнь ему и себе.
- О'кей. - Филипп появился в дверях, по-прежнему улыбаясь, будто ничто в мире его не заботило. - Ну что, мы готовы ехать?
- Да, - сказала она сухо и, маскируя свои подлинные чувства, прошла мимо него с гордо поднятой головой.
Филипп посмотрел ей вслед нежным взглядом, но, когда, открывая дверцу машины, помогал ей сесть, маска отчужденности и безразличия вновь появилась на его лице.
Первые полчаса Элизабет провела в безмолвном страдании, целиком погруженная в горестные мысли. Он отступился. Ну что ж, она только рада этому. Безусловно рада. Жаль только, что он сделал это так легко и быстро. Сказав себе это, она даже зажмурилась, сознавая явную несправедливость подобных мыслей. Что с ней происходит? Человек предлагал ей выйти за него замуж, а она отказалась, да еще так категорично. Так что же ей ждать в таком случае? Он уже сказал однажды, что не относится к числу тех, кто пытается пробить головой каменную стену, и она не может винить его за это.
- Филипп? - Миновали еще полчаса, и, как уже было однажды, когда он увез ее к себе домой, а не в замок де Сернэ, она почувствовала тревогу. - Где мы?
- Где мы? - Он бросил на нее молниеносный взгляд, и по этому взгляду она поняла, что оказалась права, они ехали не в замок. Она беспокойно посмотрела в окно и вновь перевела взгляд на своего спутника.
- Да, где мы? - спросила она, почти срываясь на крик. - Это дорога не в замок.
- Это дорога к тому, чего хочу я, - ответил он невозмутимо, и голос его был тихим и вкрадчивым. - Мы направляемся в одно уединенное место. Вряд ли название о чем-нибудь тебе скажет.
- Конечно нет, - сказала она сухо. - И ты прекрасно знаешь, что я не имею ни малейшего представления, куда мы едем.
- Зато я имею. О'кей?
- Нет, не "о'кей". - Она не могла в это поверить, замок и аэропорт находились совсем в другом направлении. - А как же мой самолет?
- Какой самолет? - спросил он с невинным видом.
- Тот самый, на котором я рассчитывала сегодня улететь.
- Я попросил Джулию отменить твой заказ, когда она звонила минувшим вечером, - сказал он с ласковой ноткой в голосе. - Одновременно распорядился, чтобы твой чемодан был доставлен ко мне домой сразу же после завтрака. Отсутствие твоих личных вещей могло бы подпортить нам совместный отдых.
- Совместный отдых?! - Элизабет прокричала эти слова столь пронзительно, что он даже поморщился.
- Разве можно выражать чувства столь непривлекательным образом?
Ее ответом было ругательство, которое не часто можно услышать из уст леди. От неожиданности Филипп даже зацокал языком.
- Ты не можешь… - Она осеклась на полуслове. - Филипп, это безумие! Что ты собираешься делать? Держать меня где-нибудь взаперти, пока не настоишь на своем?
- Именно так. - Теперь в его глазах не было ни иронии, ни обычной веселости. - И столько времени, сколько будет необходимо, любовь моя.
- Я не верю в это. - Закрыв глаза, Элизабет беспомощно откинулась на спинку сиденья. - Я просто не могу поверить, что все это происходит со мной. - Филипп ничего не ответил, сосредоточив свое внимание на дороге и щурясь от бьющего в глаза солнечного света. - Что нас ждет, в конце концов? - спросила она после нескольких минут напряженного молчания.
- Ленч. - Его голос был непростительно беззаботным.
- Ленч?! - Она резко подалась вперед. - Тогда, куда же мы едем? Каков конечный пункт нашего путешествия?
- Маленький бревенчатый домик в горах, принадлежащий моей семье. То место, где мы были, когда Патрик… - Он замолчал, не закончив фразы. - Короче говоря, наше убежище, - объявил он после секундной паузы. - Ни телефона, ни телевизора - рай!
- И где этот рай находится? - спросила она, делая немалые усилия, чтобы говорить тише и спокойнее.
- В Пиренеях.
Она закрыла глаза и ничего не сказала. В конце концов, сказать было просто нечего.
* * *
Они пообедали в очаровательной гостинице, построенной рядом с церковью романской архитектуры. Отсюда открывался прекрасный вид на обрывистую горную цепь, лесной массив и долину, вдоль которой простирались цветущие луга.
Бифштекс таял во рту, а кусочки свежего ананаса, пропитанные вишневым ликером, имели поистине божественный вкус.
К этому времени напряжение последних недель, волнения, бессонная ночь накануне отъезда и неотступное присутствие Филиппа рядом с ней довели Элизабет до состояния полного бесчувствия. Она была крайне измотана душевно и физически, и Филипп, понимая это, обеспокоено поглядывал на нее, когда они, пообедав в гостинице, направлялись обратно к машине.
Он въехал на маленькую площадку у изгиба горной дороги, над которой возвышался величественный монастырь, окруженный фруктовыми садами. Он откинул назад спинку ее сиденья и сказал заботливо:
- Тебе нужно поспать. Нам потребуется порядочно времени, чтобы добраться до места.
- А… - Только и смогла она вымолвить, и через несколько секунд, откинувшись на сиденье и закрыв глаза, уже крепко спала с разметавшимися по лицу и шее волосами, и розовато-лиловые тени под глазами заметно выделялись на ее медовой коже.
Когда она наконец открыла глаза, освеженная несколькими часами сна, и удивленно огляделась по сторонам, был уже вечер и они подъезжали к предгорьям Пиренеев. Небо было окрашено медно-алыми лучами закатного солнца, а свежий горный воздух, врываясь в открытые окна машины, нес аромат цветущих лугов.
- Я… я, должно быть, заснула, - пробормотала она, пытаясь окончательно проснуться.
- Спала как сурок. Разве что сурки не храпят. - Филипп посмотрел на нее с лукавой улыбкой, и, задетая за живое, Элизабет встрепенулась.
- Я не храплю, - заявила она протестующе, смущенная его ехидным хихиканьем. Ей было слишком уютно, слишком хорошо. И она действительно расслабилась. Однако он не должен думать, что теперь она в его власти… - Филипп, ты не можешь держать меня в этой хижине бесконечно, ты должен знать, что наши отношения не имеют шанса стать прочными и постоянными, - быстро проговорила она.
- Я должен? - Он не выглядел смущенным ни в малейшей степени, когда, прищурившись, бросил на нее короткий взгляд.
- Я уже говорила об этом, - произнесла она решительно. - Это все… все…
- Нелепо? - подсказал он. - Это то слово, которое ты обычно используешь, я не ошибся?
- Это нелепо, - заявила она твердо. - Все это нелепо. Мы сами нелепы…
- Нет. - Теперь машина свернула с дороги и остановилась на площадке, с которой открывалась великолепная панорама гор, возносивших заснеженные вершины к небу, а ближе просматривалось маленькое живописное селение, будто сошедшее с поздравительной открытки. - Нет, только не мы. Ситуация, может быть, нелепая, но это твоя вина, не моя.
Его голос был сердитым, и в нем слышалось что-то такое, что внушало ей тревогу. В этот день она впервые осознала, что его контроль над собой, казавшийся абсолютным, проявлялся скорее внешне и не был достаточно твердым.
- Ты едешь, чтобы остаться в том горном приюте вместе со мной, Элизабет, чтоб мы могли поговорить по-настоящему, черт возьми. Я не собираюсь заниматься с тобой любовью, как бы ни было это приятно нам обоим. Сначала мы должны определиться в наших отношениях, а наслаждаться друг другом мы сможем всю оставшуюся жизнь.
- Филипп…