Она небрежно одевалась и вела себя как отчаянный подросток, говорила в глаза все, что думает, владела приемами рукопашного боя. Близкие же ей люди хотели, чтобы она наконец-то стала обычной девушкой - милой и обаятельной. Саму же Марисалу больше всего интересовало одно: кто же по сердцу синеглазому красавцу журналисту Лайаму - она, непокорная и свободолюбивая искательница приключений, или накрашенная кукла в вечернем платье, с которой он танцевал на благотворительном балу?
Содержание:
Глава 1 1
Глава 2 4
Глава 3 6
Глава 4 9
Глава 5 11
Глава 6 13
Глава 7 15
Глава 8 17
Глава 9 20
Глава 10 23
Глава 11 25
Глава 12 27
Эпилог 28
Сюзанна Брокман
Не такая, как все
Глава 1
- Извините, но в наших списках не значится никакая Мари… Мара…
- Марисала.
- В списках кандидатов на получение места в общежитии нет никакой Марисалы Боливар. - Женщина за конторкой подняла на Марисалу усталый взгляд. - Вы уверены, что высылали нам надлежащие документы?
- Я ни в чем не уверена, - ответила Марисала, поправляя режущий плечо ремень дорожной сумки. - Всеми бумагами занимался мой дядя.
- По всей видимости, университет не получил документов.
Позади открылась дверь. Администраторша подняла глаза - и застыла как соляной столб.
Марисала обернулась. Ну, разумеется! В комнату легкой походкой вошел Лайам Бартлетт, а перед его золотистыми волосами и солнечной улыбкой не могла устоять ни одна женщина.
Марисала и сама долго не отрывала от него глаз, когда после долгой разлуки встретилась с ним в аэропорту Логан.
- Представь себе, мне удалось припарковаться прямо у подъезда! - объявил он, как будто не замечая пристальных восхищенных взглядов обеих женщин. - Ты уже получила ключи?
- Нет.
Лайам перевел взгляд на администратора. Улыбка его несколько поблекла.
- Что стряслось? - поинтересовался он.
- Похоже, Сантьяго что-то напутал.
Марисала не могла сдержать сквозившего в голосе раздражения. Она поехала в Бостон, только подчинившись настойчивым увещаниям дядюшки. Город Марисале понравился, однако она полагала, что в двадцать два года поздновато поступать в университет. Как она найдет общий язык со своими однокурсниками - на ее взгляд, совсем зелеными юнцами? Однако Сантьяго ясно дал понять, что у нее нет выбора. Она должна получить образование, стать, как он выразился, цивилизованным человеком.
- Скорее всего просто забыл отослать заявку на место в общежитии.
Лайам перевел взгляд на женщину за конторкой.
- Боюсь, свободных комнат у вас нет?
В первый раз с той секунды, как Лайам похлопал ее по плечу в аэропорту и, обернувшись, Марисала увидела перед собой его небесно-синие глаза, она осмелилась задержать на нем взгляд.
Он совсем не походил на того изможденного доходягу, которого пять лет назад Марисала увидела в тюрьме, когда бойцы сопротивления освобождали узников. Тогда Лайам едва передвигал ноги от ран, полученных при попытке к бегству, и перенесенных в заключении побоев.
Теперь же он казался воплощением здоровья и силы. Исчезла болезненная худоба; синие джинсы, белая рубашка и спортивный пиджак не скрывали развитых мускулов.
В американских журналах, которые Марисала листала в самолете, именно такие мужчины именуются "ходячим совершенством".
Администраторша покачала головой.
- В наших списках очередников уже стоит больше сотни фамилий. - Она взглянула на Марисалу. - Если хотите, я помогу вам заполнить заявку на зимний семестр.
- Отлично, - ответила Марисала, опершись о конторку. - Почему бы и нет?
- Почему бы и нет? - раздраженно повторил Лайам, и Марисала удивленно оглянулась на него. - Почему нет? Потому что до зимнего семестра еще четыре месяца! - Он снова повернулся к администраторше. - Послушайте, сделайте что-нибудь! Она - иностранная студентка…
- Неправда, - отрезала Марисала. - Я - такая же американка, как ты.
Ее мать была американкой, и Марисала имела двойное гражданство.
- Я хотел сказать, - дал задний ход Лайам, - что твой дядюшка живет отнюдь не на соседней улице.
- Ну и что? - прервала его Марисала. - Сниму квартиру…
- Сантьяго удар хватит!
Марисала невольно улыбнулась.
- Это точно. - Она повернулась к администратору. - Не могли бы вы дать мне список местных отелей? Я временно остановлюсь в гостинице…
- Отелей? - повторил Лайам. - Подожди-ка…
- Я могу дать список, - кивнула женщина, - но должна предупредить, что едва ли вы найдете номер. Весь город заполонили родители абитуриентов, а к тому же сейчас в Бостоне проходят две ежегодные научные конференции. Может быть, вы найдете комнату в мотелях Натика или Фреймингема.
Марисала покосилась на Лайама.
- Ты не знаешь, где этот Натик…
- Знаю. Чертовски далеко. Как ты будешь добираться до университета?
- Но это же совсем ненадолго, пока я не найду…
- Знаю, пока ты не найдешь квартиру. Я так и вижу, как Сантьяго гонится за мной с револьвером.
- Не будет он за тобой гоняться! - рассмеялась Марисала.
Но Лайам не шутил. Он подошел ближе и понизил голос, чтобы их разговора не слышали посторонние. Сквозь аромат кофе и дорогого одеколона просачивался его собственный запах - запах солнца и смеха, легкий, едва уловимый, чарующий и неповторимо мужской запах Лайама Бартлетта. Марисала словно вернулась на семь лет назад, когда она изнывала от безответной любви к американскому другу дядюшки, молодому репортеру с сияющей улыбкой и совершенно удивительными золотыми волосами…
- Мара, я обещал ему, что за тобой присмотрю.
Марисала отступила на шаг, прогоняя прочь давние воспоминания. Тогда, будучи юной и наивной, Марисала верила, что, как только окончится война, Лайам вернется за ней. Дни складывались в недели, недели - в месяцы, а она все ждала и ждала, не в силах поверить, что ее жаркая страсть не нашла ответа…
Но Марисала ошиблась. Ее любовь была безответной.
И теперь Марисала не собиралась бросаться к нему в объятия. Она - не из тех, кто повторяет одну ошибку дважды. Никогда больше она не примет дружеское расположение Лайама за что-то другое - и неважно, чем там от него пахнет!
- Вот и отлично! Исполни свое обещание и подыщи мне квартиру.
Лайам пригладил волосы рукой. Сейчас он стригся гораздо короче, чем пять лет назад - и короткая стрижка ему очень шла. Лицо его тоже изменилось: утратив болезненную худобу, оно стало взрослее и серьезнее - хотя улыбался Лайам по-прежнему совсем по-мальчишески. Следы голода и тяжких испытаний давно исчезли с его лица - но, как прежде, выступали на нем высокие скулы, оттеняя прямой нос и правильный рот, подчеркивая необыкновенные глаза…
Да, глаза его совсем не изменились. Все тот же цвет - цвет знойного неба в жаркий тропический полдень.
- Мара, Сантьяго хочет, чтобы ты жила в общежитии, а не в отдельной квартире.
- Если бы он этого хотел, прислал бы, как положено, заявку, - невольно улыбаясь, ответила Марисала.
- Это не смешно, - нахмурился Лайам.
- А по-моему, смешно. Подумай, Лайам. Сантьяго - такой аккуратист! Тебе не кажется, что для сеньора Совершенство это слишком крупный промах?
Лайам окинул внимательным взглядом девочку, стоящую перед ним. Нет, женщину, напомнил он себе. Марисала по-прежнему выглядит на пятнадцать лет и одевается как подросток; однако ей двадцать два. Она - совсем не ребенок.
- Ерунда какая-то! - продолжала возмущаться она. - Я проделала такой долгий путь, и вот теперь выясняется, что мне негде жить! - В уголках ее рта снова заиграла улыбка. - Почти такая же ерунда, как эта дядюшкина идея насчет шефства надо мной.
- Опекун тебе не нужен, и я это знаю не хуже тебя. - Лайам старался говорить спокойно, хотя в душе его с той самой минуты, как он увидел ее в аэропорту, кипели самые бурные чувства. - Но дело не в этом. Сантьяго попросил сделать ему одолжение. Как я мог сказать "нет"?
- Очень просто. "Нет". - Марисала пристально смотрела на него; ее карие глаза сейчас казались почти черными. - Вот так. Хочешь, покажу еще раз? Открываешь рот и говоришь "нет". Совсем нетрудно.
Лайам взглянул в смеющиеся глаза девушки - и вдруг с ослепительной ясностью понял, что все эти годы он не жил, а существовал.
Марисала была удивительно красива, хоть и не выставляла свою красоту напоказ. Случайный встречный не обернулся бы на нее на улице: мешковатая одежда надежно скрывала прекрасное стройное тело, а пышная копна вьющихся темных волос была завязана в невыразительный "хвост" на затылке. Изящное личико сердечком, маленький носик, пухлые губы и ямочка на подбородке делали Марисалу моложе своих лет. Она не пользовалась косметикой; кожа ее была безупречна, если не считать серповидного шрама на виске, возле левого глаза - горькой памяти о прошедшей войне.
Марисала не просто пережила войну - она сражалась наравне с мужчинами. Эта хрупкая девушка с львиным сердцем нашла свое место в огне и дыму сражений и стала одним из отважнейших бойцов армии Сопротивления.
Однако, если не считать шрама, внешность Марисалы совсем не изменилась. Она по-прежнему выглядела на пятнадцать лет.
И Лайама по-прежнему мучительно влекло к ней.
Тогда, семь лет назад, он не позволил себе поддаться страсти. "Я на восемь лет ее старше, - говорил он себе. - Я - взрослый мужчина, а она - еще ребенок". И Лайам запер свое чувство в недоступных глубинах сердца, заставил себя забыть о влечении к юной племяннице Сантьяго, убедил себя, что не чувствует к ней ничего, кроме дружбы и благодарности.
Ему действительно удалось забыть…
До той минуты, как он увидел ее в аэропорту.
В этот миг ему понадобилась поистине железная сила воли, чтобы не заключить ее в объятия и не прильнуть к ее губам.
Боже, как он хотел ее поцеловать!
Но он не мог. Не сейчас. Он дал слово. Теперь, хочет он того или нет, он стал опекуном Марисалы.
- Скажи Сантьяго, что ты не согласен! - потребовала Марисала.
Боже, хотел бы он, чтобы это было так легко!
- Я уже согласился.
- Скажи ему, что передумал.
- Марисала, я дал слово. В конце концов от тебя не требуется ничего сверхъестественного…
Лайам убеждал не столько Марисалу, сколько самого себя. Пока он не осмеливался рассказать ей о главной просьбе Сантьяго. По мнению старика, Лайам лучше кого-либо другого мог объяснить Марисале, что ей пора забыть о войне и учиться вести себя как воспитанная юная леди, а не как командир взвода. Лайам должен научить ее всему, чем владеют цивилизованные женщины: умением модно одеваться, выигрышно преподносить свою внешность. И прежде всего - держать язык за зубами.
- Раз в неделю мы будем обедать вместе, в остальное время созваниваться…
- И докладывать, где я была, чем занималась и особенно - с кем. - Марисала с мученическим видом закатила глаза. - Будь я мужчиной, он бы со мной так не поступил!
- Совершенно верно, - согласился Лайам. - Но, знаешь, трудно отказаться от старых…
- Четыре года, - прервала его Марисала, - я сражалась за свободу Сан-Салюстиано. За свободу для всех - а не только для дядюшки, которому взбрело в голову учить меня уму-разуму! Лайам покосился на терпеливо ждущую женщину за конторкой.
- О политике поговорим как-нибудь в другой раз. Теперь давай решим, что же мне с тобой делать.
Трудно было придумать более неудачную формулировку! Марисала немедленно бросилась в атаку.
- Что тебе со мной делать? - переспросила она. - Ничего. Садись-ка, дружище, в машину и поезжай по своим делам. А со своими проблемами я разберусь сама. - Гордо вздернув подбородок, Марисала повернулась к конторке. - Скажите мне, пожалуйста, названия тех мотелей… где они там?
- Послушай, у меня есть отдельная спальня. Почему бы тебе не пожить пару дней у меня? - Еще не договорив, Лайам понял, что совершает ужасную ошибку. Ему и так будет нелегко видеться с Марисалой - даже раз или два в неделю. А уж жить с ней в одной квартире…
"Но ведь это ненадолго", - успокоил он себя.
Марисала повернулась и смерила его убийственным взглядом.
- Откуда такой энтузиазм? - поинтересовалась она.
- Ну… - Он поспешно решил отступить. - Впрочем, конечно, если ты поселишься у меня, даже на несколько дней, это могут неправильно понять.
Марисала подняла бровь.
- Если помнишь, в джунглях мы полгода прожили в одной хижине.
Так и было. Три месяца он валялся в постели, изнемогая от ран, и едва понимал, где он и что с ним; оставшиеся три месяца тщетно убеждал себя, что не чувствует к этой девушке, выходившей его, ничего, кроме братской привязанности.
Разумеется, Лайам понимал, как выглядит их сожительство в глазах окружающих. По затерянному в горах селению расползались сплетни. Не желая компрометировать Марисалу, Лайам решил спать снаружи, под тентом - но Марисала со свойственной ей прямотой объяснила, что слухи ей только на руку: всеобщее убеждение, что она - "женщина американца", избавляет ее от непрошеного мужского внимания.
- Я не хочу, чтобы Сантьяго думал…
- Единственное желание Сантьяго - чтобы я обзавелась мужчиной, забеременела, выскочила замуж и поскорее слезла с его бедной старой шеи! Могу поклясться, отправляя меня в Бостон, он надеялся, что ты станешь для меня чем-то больше "опекуна" - если ты понимаешь, о чем я.
Лайам прекрасно понимал, о чем она. Действительно, Сантьяго хотел, чтобы Лайам стал наставником Марисалы - но едва ли наставником в науке любви.
Марисала придвинулась ближе и таинственно понизила голос:
- Я так и представляю, - прошептала она, - как Рафаэль, помощник дядюшки, пробирается ночью к тебе в дом и продырявливает все твои презервативы!
- Марисала! - Лайам залился краской и поспешно отвернулся, чтобы Марисала не догадалась, как подействовала на него ее вольная шутка. Он повернулся к администраторше общежития: - Послушайте, вы уверены, что ничего не можете сделать?
Женщина, уже углубившаяся в другие дела, подняла голову и рассеянно взглянула на него.
- Для студентов, у которых проблемы с общежитием, мы открыли гимнастический зал. Если у вашей подруги есть спальный мешок, она может остаться там на несколько ночей, пока не подыщет себе что-нибудь другое.
- Она - не моя подруга, - возразил Лайам.
Марисала отступила на шаг назад. Почему он так боится, что кто-нибудь сочтет их любовниками? И почему ее это так задевает?
- Я - его подопечная, - объяснила она. - Ну уж нет! - фыркнул Лайам.
Марисала вопросительно взглянула на него.
- Хорошо, какое название ты предлагаешь?
- Не знаю. Только не "подопечная". Слишком старомодно звучит.
- А это и есть старомодно. - Марта повернулась к администраторше, призывая ее в свидетели. - Много ли вы знаете двадцатидвухлетних женщин, у которых есть опекун?
Женщина растерянно заморгала.
- Ну, знаете, у некоторых наших иностранных студентов есть спонсоры или наставники…
- Вот! - Лайам прищелкнул пальцами. - Наставник. Это я и есть.
- Ну нет! - покачала головой Марисала. - Держу пари, Сантьяго имел в виду нечто гораздо более… э-э… многозначительное.
Марисала хотела посмотреть, покраснеет ли он и на этот раз. Никогда она не подозревала, что Лайам - такой… Как это называется по-английски? Такой чопорный. В джунглях Сан-Салюстиано он очень мало заботился о чужом мнении! Впрочем, это было давно. И за много миль отсюда - как будто на другой планете. А здесь живут его друзья, коллеги…
Может быть, у Лайама есть подруга, которой будет неприятно присутствие Марисалы - даже в отдельной спальне…
Марисала взглянула ему в лицо, пытаясь понять, что стоит за его упорством - и вдруг замерла, пораженная выражением его ясных синих глаз.
- Многозначительное? - повторил он. - Чего ты добиваешься от меня?
Голос его звучал мягко, но от него мороз пробежал по коже, а в глазах, устремленных на нее, полыхал пламень желания. Марисала не раз ловила такие взгляды других мужчин - но никогда так не смотрел на нее Лайам.
- Не дави слишком сильно, cara, - тихо произнес он, - иначе получишь то, чего не ожидаешь. Я - твой опекун, но я ведь только человек!
На этот раз Марисала залилась краской и попыталась скрыть свое смущение шуткой:
- Хорошо, назовем тебя дрессировщиком. Из тех, что дрессируют диких зверей для киносъемок.
Лайам рассмеялся - однако взгляд его остался прежним.
- Пойдем, зверюшка, у меня меньше чем через час важная встреча. Времени в обрез.
Марисала поблагодарила администратора и последовала за Лайамом к машине.
На улице сияло солнце, заливая университетский комплекс ярким, безжалостным светом. Марисале казалось, что рядом с ней, в неподвижном горячем воздухе, все еще звучат слова Лайама. "Не дави слишком сильно, cara, иначе получишь то, чего не ожидаешь".
Марисала села в машину, едва осмеливаясь взглянуть на мужчину рядом.
Матерь Божья, неужели Лайама Бартлетта тоже влечет к ней?
Лайам включил зажигание и плавно выжал сцепление. Наблюдая за движениями его ловких длинных пальцев, Марисала впервые за много лет позволила себе помечтать о том, как эти пальцы прикасаются к ней. Как Лайам целует ее. Сколько раз она мечтала об этом поцелуе!
Он будет таким нежным. Губы его осторожно прикоснутся к ее губам; затем он откинется назад и вглядится ей в лицо своими небесно-голубыми глазами. А потом поцелует снова, нежно, ласково, почти с благоговением лаская ее губы языком…
Марисала знала, что так и будет. Мечта о Лайаме много лет была верной ее спутницей. Именно она помогла Марисале выстоять, когда на землю Сан-Салюстиано опустилась тьма. Но впервые девушка поверила, что мечта ее может стать реальностью.
Может быть - только "может быть", - Лайам чувствует то же, что и она.
Отвернувшись, Марисала невидящим взглядом смотрела в окно. Она ни с чем не спутает тот жар, что сверкал у него в глазах. Этот взгляд поразил ее, даже испугал - но в то же время возбудил. "Я - только человек, - сказал он. - Не дави на меня!" А все эти годы Марисала мечтала о совершенном герое, который будет не "только человеком"…
В мечтах он раздевал ее медленно и бережно, и глаза его светились не желанием, а любовью. Казалось, целую вечность он целовал и ласкал ее - а потом…
Но, может быть, Марисала ошибалась. Может быть, едва она поцелует Лайама, его страсть, ничем не сдерживаемая, вырвется наружу, и они попадут прямо в рай?