- Я думала, что ты согласишься дать материал о моде на воздержание, но теперь боюсь поручать тебе такую тему. Лайам, ты уже год провел в одиночестве. А ведь ты совсем не похож на монаха. - Она прищурилась. - Послушай, что бы тебя ни беспокоило, оттого, что ты поделишься с другом, хуже не станет. Зато, может быть, после этого ты купишь бутылочку вина и отправишься вместе со своим "обязательством" в…
- Боже мой! Стьюарт! Понимаешь ли ты, о чем мы с тобой говорим? Я обязан присматривать за племянницей Сантьяго Боливара!
- Боливар? Боливар… Это случаем не твой Сан-Салюстианский друг?
Лайам нетерпеливо притопнул ногой.
- Ну да!
- А племянница… Подожди-ка, как ее зовут?
- Марисала. - Боже правый, стоит ему произнести ее имя, как сердце у него болезненно екает!
- Это она помогла твоему брату и невестке вывезти тебя с острова?
- Да.
- Как же, как же! "Семнадцатилетняя амазонка"!
- Она не амазонка. Это совсем юная, хрупкая девушка.
- Я говорю фигурально. Амазонка - в смысле "воительница".
Лайам не мог усидеть на месте. Он вскочил и заходил по кабинету.
- Сантьяго послал ее учиться в Бостон. И попросил меня помочь ей всем, чем нужно. А помощь ей действительно нужна. Из-за путаницы с документами ей не нашлось места в общежитии, и теперь я должен подыскать ей квартиру.
- Квартиру в Бек-Бей в сентябре месяце? - рассмеялась Лорен. - Ну что ж, желаю удачи!
- Спасибо, Стьюарт. Ты всегда умеешь подбодрить друга. - Но где же она живет, пока… - Лорен округлила глаза и снова расхохоталась. - Боже мой! Она у тебя, верно?
- Да.
- Ли, не упускай случай! Все, что тебе сейчас нужно, - это общество хорошенькой девушки и…
- Лорен, прекрати!
- Как там у старины Фрейда? Слишком бурный протест - верный признак… чего?
Лайам решительно повернулся к двери.
- Послушай, мне пора…
- Ну хорошо. Не хочешь говорить со мной - поговори с ней.
- Перезвоню тебе через пару дней.
Лорен встала.
- Послушай, Ли, если она тоже была там…
- Я постараюсь как можно скорее сделать статью…
- …И с кем-нибудь поговорить!
Он остановился и повернулся к ней.
- Не о чем разговаривать.
- Разумеется. Особенно если учесть, что ты никогда и ни с кем не делился своими Сан-Салюстианскими приключениями. Сначала я думала, ты молчишь, потому что пишешь книгу. Но прошло пять лет, а книги все нет…
- Я начал книгу. Но не смог… - Лайам покачал головой. - Не смог закончить.
Ему было слишком больно вновь переживать все происшедшее. Лучше уж запереть страшные воспоминания в тайниках души и жить так, как будто ничего не случилось.
- Я не знаю ничего, кроме того, что ты приехал в страну делать политический репортаж, что местные власти бросили тебя в тюрьму, а семье сообщили, что ты убит.
Лайам молча смотрел на Лорен, не находя слов для ответа. Никогда до сих пор Лорен не спрашивала его о пережитом - и он был ей за это благодарен. И сейчас она не задавала прямого вопроса, однако настойчиво приглашала его поделиться тягостными воспоминаниями.
Лайам вздохнул и сел на место. Лорен Стьюарт - его друг. Она имеет право знать хотя бы основные факты. Но ничего, кроме фактов, она от него не услышит. О своих чувствах он не рассказывал никому. Даже брат Кэл и его жена Кайла - ближайшие и вернейшие друзья Лайама - слышали лишь сильно урезанный и отредактированный рассказ об ужасах, которые пришлось пережить ему в тюрьме Сан-Салюстиано.
- Семь лет назад я приехал в Сан-Салюстиано, чтобы встретиться с Сантьяго Боливаром, - начал Лайам. Он говорил отрешенным, невыразительным голосом, сообщая только факты - так было легче.
- Незадолго до этого Сантьяго баллотировался в президенты - и проиграл, хотя пользовался огромной поддержкой населения. Он был уверен, что результаты выборов подтасованы правительством. К тому времени, как я явился к нему, по стране уже прокатились первые волны возмущения, жестоко подавленные силами тайной полиции.
Лайам помолчал, вспоминая первый вечер, проведенный с Сантьяго и его семьей. Мужчины взволнованно говорили о судьбе своей страны, о неминуемой гражданской войне, а Марисала тихо сидела в уголке - худенькая девочка с двумя "хвостиками" и огромными тревожными глазами. Но, когда Лайам вышел и направился к арендованной машине, чтобы возвратиться в отель, Марисала вышла вслед за ним.
- В тот день я встретил Марисалу впервые, - продолжал Лайам, стараясь говорить сухо и отрешенно. Но голос его дрогнул. Когда речь шла о Марисале, Лайам не мог оставаться спокойным. - Ей было всего пятнадцать, и…
Такая прекрасная! Юная, чистая, невинная. Словно наяву, он видел, как она выходит из тени садовых деревьев и дрожащим от волнения голосом называет свое имя. Да, она - простая девчонка и ничего не понимает в политике: но ей есть что сказать американскому журналисту, и она не побоится заговорить!
- Она просила, чтобы я поговорил с мужчинами, - продолжал Лайам, - убедил их не начинать войну из-за политических разногласий. Мы проговорили несколько часов - она немного говорила по-английски, я - довольно сносно по-испански. Клянусь тебе, Стью, я в жизни не встречал второй такой девушки, но… она была еще ребенком.
Лорен слушала молча, не перебивая.
- Марисала сказала, что боится за дядюшку - и, как оказалось, боялась не зря. - Лайам почувствовал, как подступает к горлу знакомая тошнота, и сжал зубы. После паузы он продолжил бесцветным голосом: - Мы с Сантьяго договорились встретиться через два дня в одном кафе в Пуэрто-Норте. Не знаю как, но об этом пронюхала тайная полиция. Они явились, чтобы арестовать нас обоих. Я понял: они знают, что я американский журналист, и сделают все, чтобы я исчез навеки. И я бросился бежать.
Лайам стоял у окна, пристально глядя на крыши соседних небоскребов. Он не мог взглянуть Лорен в лицо - боялся, что на лице его отражается ужас, пережитый в ту минуту. Оглушительная пальба за спиной, свист пуль, толчок, бросивший его лицом в грязь, и невыносимая боль…
- Мне удалось скрыться, однако я был серьезно ранен. Нелегально покинуть остров я не мог: ведь меня искала полиция. Мне некуда было идти - и я пошел к Марисале. И она меня спрятала.
- Продолжай, - кивнула Лорен.
- Я поправлялся долго и тяжело. Только через три месяца я встал с постели и лишь через шесть месяцев окреп настолько, что решился на побег с острова на рыбачьей лодке… - Лайам умолк, сжимая ладонями виски.
- А что случилось с Сантьяго?
- Все это время он провел в застенке. Мы даже не знали, жив ли он.
- А затем твой брат приехал и вытащил тебя оттуда?
Лайам покачал головой.
- Нет, это случилось позже, гораздо позже… Тайная полиция узнала, что отец Марисалы нанял лодку. Им не составило труда догадаться, что лодка предназначается для меня - я ведь по-прежнему числился в розыске. А диктатор хотел быть уверен, что я останусь здесь навсегда! Отряд полиции обыскал всю деревню, но меня не нашел. Тогда капитан Томас Васкес объявил, что, если я немедленно не сдамся, его люди расстреляют всех мужчин и мальчиков и сожгут селение.
Лайам старался излагать только сухие факты - но ни один человек, имеющий сердце, не смог бы говорить об этих "фактах" без дрожи в голосе.
- Я сдался, но Васкес не выполнил своего обещания. Он все равно расстрелял всех мужчин и мальчиков в деревне. Среди казненных были отец и брат Марисалы.
Лорен тихо ахнула, но Лайам этого не слышал. Он снова был там. Снова видел дула автоматов, нацеленные на ни в чем не повинных крестьян.
Марисала тоже была там, и снова, как наяву, Лайам видел ее расширенные от ужаса глаза. Видел, как она с криком бьется в руках женщин, как, не замечая опасности, бежит к мертвому отцу, обнимает еще не остывшее тело…
- После этого Марисала присоединилась к армии повстанцев, - закончил он. - Я попал в тюрьму, а Марисала взяла винтовку своего отца и ушла на войну.
"Неужели мне удалось описать весь этот ужас несколькими фразами?" - изумленно спросил себя Лайам.
- Все знали, что Марисала - племянница Сантьяго; это помогло ей завоевать авторитет у повстанцев. Вскоре она стала одним из лидеров освободительного движения. К семнадцати годам она командовала взводом "коммандос".
- Удивительно! - заметила Лорен, кладя ногу на ногу - Лайам снова услышал шелковый шелест ее юбки. - Мне казалось, женщины в Латинской Америке считаются людьми второго сорта.
Лайам кивнул.
- Так и есть. Это нетипичная история. И Марисала - удивительная девушка.
- Очевидно, да.
- Однажды повстанцы взяли штурмом тюрьму и освободили меня. За нами гнался сам Томас Васкес со своими приспешниками, а я после полутора лет в тюрьме был… не в лучшей форме.
"Это еще мягко сказано", - подумал он.
- Как раз тогда на остров приехали мой брат и невестка, - продолжал Лайам. - Марисала связалась с ними и помогла им вывезти меня из страны.
Лорен отпила из бокала.
- А теперь Марисала в Бостоне.
- Она поступила в университет, но с документами вышла какая-то путаница, и для нее не нашлось места в общежитии.
- И ты поселил ее к себе.
- Только на несколько дней.
"Господи, помоги мне завтра же найти ей подходящую квартиру!" - мысленно взмолился он.
- Послушай, мне не хочется так сразу превращаться из друга снова в редактора… но, как ты думаешь, не согласится ли Марисала дать нам интервью? История необыкновенная, и…
- Нет, - отрезал Лайам. - И не думай. Сантьяго поручил мне заботиться о ней - а я никогда на это не соглашусь. Ей незачем снова вспоминать весь этот ад. И, видит Бог, ей вовсе не нужна известность! Сантьяго хочет, чтобы она жила нормальной, цивилизованной жизнью.
Лора поднесла бокал к губам и бросила из-за его края быстрый взгляд на Лайама.
- Может быть. Но чего хочет сама Марисала?
Марисала никак не решалась зайти к Лайаму в спальню.
Уже несколько долгих минут она стояла в дверях, размышляя, относятся ли слова Лайама "Будь как дома" к его комнате?
Со своего места ей открывалась кровать - беспорядочное нагромождение подушек и одеял. Вдвое больше обыкновенной двойной кровати, она казалась Марисале самым идеальным местом для страстной любви.
С другой стороны стоял гардероб благородного темно-коричневого дерева. У окна - несколько тренажеров.
Занавески прикрыты; сквозь них пробивается лишь один ярко-оранжевый луч заходящего солнца.
"Будь как дома".
Разумеется, Лайам не имел в виду, что она может смело идти к нему в спальню и ложиться на кровать. Однако Марисала так и сделала. Уткнувшись носом в подушку, она вдохнула его запах, затем подняла голову.
С этой точки спальня выглядела еще красивее.
На элегантном столике возле кровати Марисала увидела радиочасы и потянулась к ним, чтобы включить.
Она уже час искала в доме радио.
Ей казалось, что в квартире Лайама слишком тихо.
В гостиной стояла новейшая электронная система, с которой Марисала не умела обращаться. Она смогла включить только телевизор - но телевизор надоел ей еще дома. Ей хотелось наполнить дом музыкой: эта анфилада пустых и тихих комнат действовала на нее угнетающе. Сколько комнат нужно одинокому человеку? В этой квартире их восемь, не считая трех ванных. Трех! Скажите на милость, зачем столько комнат одинокому мужчине?
А Марисала не сомневалась, что Лайам одинок. Во всей квартире она не обнаружила ни малейших признаков присутствия женщины.
Спальню наполнили звуки джаза. Марисала крутила ручку дальше, ища какую-нибудь испаноязычную радиостанцию. Услышав знакомый ритм, она удовлетворенно откинулась на подушку.
Да, спальня у него что надо.
Только самого его не хватает.
Лайам хочет ее. Матерь Божья, он ее хочет! Одна эта мысль едва не заставила Марисалу громко расхохотаться. Однако это правда. В его глазах она прочла желание.
Нет, она его больше не любит. Их разделяют долгие годы… и страшные события.
Но любовь и желание - вовсе не одно и то же! Любовь - сложное и слишком часто мучительное чувство. Вот жар минутной страсти - совсем другое дело.
Тем более, что Лайам Бартлетт - самый сексуальный мужчина, какого ей случалось видеть. Она готова была поклясться, что второго такого нет во всем мире!
И Марисала оказалась с ним в одной квартире!
Насколько она поняла, в это время года квартиру в Бостоне найти нелегко. Она задержится здесь на несколько дней - а, если повезет, и на несколько недель…
И рано или поздно огонь, который она заметила в глазах Лайама, охватит их обоих.
И чем скорее, тем лучше, подумала Марисала.
Она встала с постели и подошла к гардеробу. Пушистый голубой ковер приятно ласкал босые ноги, а дерево шкафа казалось на ощупь мягким, как шелк.
На одной из полок она увидела фотографии. В середине стояла свадебная: в женихе Марисала узнала Кэла - брата Лайама. Сводного брата, вспомнила она. Смуглый, черноволосый и убийственно серьезный, Кэл не напоминал брата ничем, за исключением таких же удивительных синих глаз. На фотографии он не сводил взгляда с невесты, и в уголках его губ играла легкая улыбка.
Марисала поставила фотографию на место - и в этот миг ее привлекло фото Лайама верхом. Матерь Божья, да ему здесь не больше семнадцати лет! Совсем мальчик - но какой красивый! Он откинулся назад и хохочет во все горло, ковбойская шляпа лихо сбита на затылок. Позади виднеются вершины величественных гор. Марисала догадалась, что перед ней - Монтана, ранчо Кэла. Тогда, в джунглях, Лайам не раз восторженно описывал ей на двух языках красоту своих родных мест…
Поколебавшись, Марисала открыла верхний ящик гардероба. Она знала, что поступает дурно, но не могла остановиться.
В ящике лежали майки, трусы и носки всех цветов. Марисала хихикнула и поспешно задвинула ящик.
"Будь как дома" еще не значит "Ройся в моем белье", - сказала она себе.
Марисала подошла к столику и выключила радио. Ей не следовало приходить сюда без приглашения. Но Марисала надеялась, что скоро, очень скоро ее сюда пригласят…
В этот миг она заметила на столике сборник повестей Сэлинджера. "Выше стропила, плотники". Лайам рассказывал, что Сэлинджер - его любимый писатель, а эту повесть он перечитывает всегда, когда становится тяжело на сердце.
Его что-то мучает. Марисала поняла это с первого взгляда еще там, в аэропорту. Но тогда ей показалось, что все дело в долгой разлуке. Пять лет, проведенных вдали друг от друга, неизбежно создают отчужденность.
Марисала положила книгу на место… и в этот миг в глаза ей бросился конверт, вложенный в книгу вместо закладки. Именно такими белоснежными хрустящими конвертами пользовался ее дядюшка.
Повернув конверт, Марисала обнаружила адрес Лайама, надписанный знакомым мелким почерком.
"Будь как дома" еще не значит "Читай мои письма".
Но ведь это письмо - от ее дядюшки, и скорей всего прямо ее касается. Она должна знать, что поручил Лайаму Сантьяго!
Искушение было слишком сильно. Марисала достала из конверта письмо и погрузилась в чтение.
Глава 3
Лайам столкнулся с ней совершенно случайно, кварталах в трех от дома. Марисала шла вниз по улице. С сумкой на плече.
"Какого черта?.."
Он выскочил из машины, остановив ее прямо возле пожарного крана, и, не выключив фар, бросился вдогонку.
Марисала оглянулась и, заметив его, ускорила шаг.
- Эй! - окликнул он ее, догоняя. - Что случилось? Куда ты?
Не замедляя шага, Марисала обожгла его гневным взглядом и выпалила длинную тираду по-испански.
На Сан-Салюстиано Лайам хорошо выучил испанский, но за последние годы основательно его подзабыл. Однако общий смысл был ему понятен. Марисала упоминала грязную крысу и лошадиный навоз, каким-то образом связывая эти понятия со своим собеседником. Еще Лайам расслышал что-то о предательстве старой дружбы… и о письме Сантьяго.
Она все узнала! Должно быть, нашла письмо и прочитала его!
Лайам чертыхнулся сквозь зубы и снова бросился за ней.
- Марисала, клянусь, я собирался тебе все рассказать…
Марисала резко повернулась к нему.
- Вот как? - спросила она. - И когда же? Когда ты собирался сообщить, что тебе поручено стать моей гувернанткой и бонной? Что ты должен научить меня красиво одеваться, модно причесываться, женственно ходить, непринужденно поддерживать светскую болтовню - а главное, не раскрывать рот при мужчинах?
Марисала дрожала от ярости, и Лайам понял, что совершил большую ошибку.
- Прости. Я понимаю, что должен был все объяснить сразу…
- Мне не нужен надсмотрщик! Мне не нужна ни твоя помощь, ни защита - и, уж конечно, не нужно твое гостеприимство!
- Марисала…
- Как ты мог согласиться на такую глупость? Как мог даже подумать об этом?
- Мне показалось, что это не так уж серьезно. Все, чему ты должна научиться, - не показывать при каждом удобном случае свою силу…
- Ага! Значит, я только и делаю, что показываю свою силу? - Пока Марисала не пускала в ход руки, но Лайам понимал, что этого недолго ждать. - Спасибо, что сказал. Вот не знала, что вы все так меня боитесь!
- Марисала, твой дядюшка - человек другого поколения. И тебе будет гораздо легче с ним столковаться, если ты…
- Если я что? Буду тихо, как мышка, сидеть в уголке и не вмешиваться в мужские разговоры, даже если мне есть что сказать? Буду носить платья и юбки, которые он для меня покупает? Проведу остаток жизни с Энрике Моралесом, человеком, которому Сантьяго продал меня в жены?
- Продал? О чем ты…
- Несколько лет назад я чуть было не вышла замуж.
Об этом Лайам знал. Сантьяго приглашал его на свадьбу, но Лайам отказался, извинившись и выдумав какую-то отговорку. Он не хотел видеть, как Марисала выходит замуж за другого.
Только несколько месяцев назад из телефонного разговора с Сантьяго Лайам узнал, что свадьба расстроилась.
- За несколько дней до свадьбы я случайно узнала, что Сантьяго предложил моему парню крупную сумму денег с условием, чтобы тот на мне женился. Разумеется, если бы я знала об этом, никогда бы не согласилась. Но я думала… - Марисала расправила плечи и гордо вздернула подбородок. - Я вела себя как дура, - сказала она. - Но, слава Богу, вовремя узнала правду. И никакой свадьбы не было.
Энрике. "Ее парень". Всеми силами души Лайам ненавидел этого человека - и не за то, что тот обидел Марисалу, а за то, что целовал ее, прикасался к ее телу, шептал ей слова любви. И она любила его - любила так сильно, что собиралась за него замуж…
Лайам приказал себе не думать об этом ублюдке. Выбросить из головы навязчивые видения: Марисала в объятиях другого мужчины, ее темные глаза затуманены страстью…
Он откашлялся и заговорил:
- Мара, почему бы нам не вернуться домой и не поговорить спокойно?
- Потому что у меня нет никакого желания с тобой разговаривать. Уже темнеет, а мне еще надо найти ночлег.
Лайам почувствовал, что его охватывает гнев - возможно, вызванный мыслями об Энрике. Он глубоко вздохнул и приказал себе сохранять спокойствие.