- Вы же не разобьете его сердце, правда? Я знаю, у него есть деньги. Но в душе? Он теперь не бедный городской мальчик. Таким он был когда-то и никогда не забудет этого. - Она откинулась назад, вздыхая. - Я понимаю, как много ошибок сделала.
Больше они не произнесли ни слова до возвращения Лоренцо.
- Я забронировал нам номер в одном городском отеле, - сказал он и наклонился, чтобы поцеловать мать в щеку. - Уже поздно, мама, а мы провели в пути весь день, добираясь из Милана. Но завтра мы вернемся. Может, погуляем в городском парке?
- Разве я могу гулять? - сказала Марина чуть раздраженно. - Ты знаешь, как у меня болят ноги.
- А как тебе новые кроссовки, которые я купил? Они должны были помочь.
Марина пожала плечами, и Лоренцо тихо вздохнул:
- Они не такие уж дорогие…
Выйдя на улицу, они не произнесли ни слова, пока Лоренцо открывал для Эллери дверцу.
- Спасибо, что привез меня сюда, - наконец сказала Эллери.
- Теперь ты знаешь.
"Знаю что? - задалась вопросом Эллери, пока Лоренцо отъезжал от тротуара, направляясь к историческому центру города. - Знаю, откуда он? Знаю, что, несмотря на все свои деньги, могущество и авторитет, он остается в душе все тем же бедным городским мальчишкой, и я люблю это в нем?"
Они в молчании доехали до "Эксельсиора". Это был еще один роскошный отель, на этот раз на берегу Неаполитанского залива. Пока Эллери рассматривала потрясающую архитектуру, шикарный вестибюль и, конечно, великолепный номер в пентхаусе, она поняла, что не чувствует ничего, кроме усталости.
Она опустилась на кровать и закрыла глаза.
Почему при мысли о близящейся разлуке ей хочется плакать?
- Не плачь, дорогая, - ласково сказал Лоренцо.
Эллери ощутила легкое прикосновение его пальца к своей щеке и открыла глаза.
Лоренцо стоял перед ней, опустившись на колени, с таким сочувственным выражением на лице, что еще одна слеза скатилась по ее щеке. Она даже не заметила, когда упала первая.
- Сама не знаю, почему плачу.
- Разве это не странно? - сказал Лоренцо и стер вторую слезинку с ее щеки. - Так много произошло в такое короткое время. Не знаю, что и думать.
Эллери сглотнула. Она вспомнила ту ночь в Мэддок-Маноре. Ту ночь, когда они занимались любовью. И возможно, когда она полюбила…
Ведь она же, безусловно, его любила? Безусловно, это была любовь - такое душевное беспокойство, такая неистовая надежда, такая глубочайшая потребность в другом человеке!
Да, она полюбила его. Возможно, с того самого момента, когда увидела, как он высокомерно вошел в ее дом. Когда позже увидела его задумчивость, которая выдала, каким человеком он был в действительности. Человеком, застенчивым от природы, который продолжал заботиться о своей матери, который боялся любви и боли.
Лоренцо поднял руку, чтобы снова коснуться ее щеки.
- Эллери…
Мобильный телефон зажужжал, как насекомое, в его нагрудном кармане, и Лоренцо, выругавшись, потянулся, чтобы выключить его.
И тут Эллери заговорила, не от любви, поднимающейся в ее душе, а от страха, который приходилось сдерживать:
- Нет, тебе надо ответить. Это может быть твоя мама…
Лоренцо бросил на нее странный взгляд, поджав губы, и взглянул на засветившийся экран телефона.
- Это просто деловой звонок, - сказал он.
Эллери встала с кровати. Она не знала, что говорить, знала только, что боялась дать свободу своему чувству. Любви. И почувствовать боль.
- Тогда ты тем более должен ответить, - произнесла она каким-то фальшиво бодрым тоном. - Он наверняка очень важный.
- Ты хочешь, чтобы я ответил? - недоверчиво спросил Лоренцо. И когда она кивнула, он не сдержался: - Черт побери, Эллери!
Он сказал это так грубо, что у Эллери едва все не оборвалось внутри. Но она повторила:
- Ответь, Лоренцо.
Она знала, что просит его о гораздо большем, чем просто ответить на звонок, и это разрывало ее сердце. Она отталкивала его и не знала, как остановиться.
Снова выругавшись, он нажал кнопку телефона и коротко ответил.
Эллери вышла из комнаты.
Лоренцо резко захлопнул телефон и бросил его на прикроватный столик. Какой-то дурацкий деловой звонок разрушил то, что было одним из самых важных моментов в его жизни. Почти…
Он почувствовал ярость и, что еще хуже, боль.
Ему причинили боль. Он был слепым дураком, потому что подпустил к себе кого-то так близко, что стало доступным причинить ему боль. А ведь он никогда не позволял этого - с того самого дня, когда подъехал к палаццо своего отца и поднял тяжелый медный дверной молоточек. И когда его отец нехотя вышел к нему со злобными глазами и ледяным лицом.
"Я сын Марины де Люка, - сказал тогда Лоренцо. Ему было четырнадцать лет. Он был долговязым подростком, тощим и неуклюжим. - Я хотел встретиться с вами".
"Я не знаю тебя!"
Лоренцо попытался объяснить: "Мне ничего не надо. Я просто хотел увидеть вас…"
На лице его отца не было ни тени жалости или сострадания. Но было осознание. Лоренцо видел это. Его отец узнал его, по крайней мере, понял, кто он: "Я не знаю тебя. До свидания".
И захлопнул дверь перед носом у Лоренцо. Через минуту один из слуг выпроводил его с территории, ясно дав понять, что Лоренцо никогда не должен возвращаться сюда, если не хочет неприятностей.
С того момента он и позволил своему сердцу ожесточиться. Лоренцо делал это методично, умышленно, прекрасно все осознавая. С этого дня он не позволит никому приблизиться к себе, не будет принимать близко к сердцу, когда над ним будут смеяться и поддразнивать его, как было во время того единственного ужасного года в Итоне. Мать сказала ему, что он выиграл стипендию, и лишь потом он узнал, что это его отец в приступе раскаяния оплатил образование.
Как только Лоренцо узнал об этом, он тут же бросил учебу. Он не возьмет ни пенни ни у кого, а уж тем более у человека, который был его отцом.
С тех пор кто только его не окружал: знакомые, сотрудники, любовницы… Но не друзья и не возлюбленные. Никого он не подпускал близко. Никто не тронул его сердце.
Кроме Эллери.
Каким-то образом эта хрупкая англичанка проникла за его защитный барьер, сама того не ведая. Она тронула его своими фиалковыми глазами и неистовой гордостью, своей сладкой импульсивностью в его объятиях. Он начинал верить, что это все могло что-то значить. И в этот решающий момент, когда он уже готов был сказать… что? Что он любил ее? Лоренцо не знал, какие слова готовы были сорваться с его языка, но они значили бы для него много. Слишком много.
А она велела ему ответить на этот проклятый звонок!
Лоренцо взглянул на свой отброшенный телефон и почувствовал, что голова стала ясной, сердце снова ожесточилось. Это было хорошо. Правильно. Безопасно. Он стал самим собой - таким, каким сделал себя. Он медленно выдохнул. Он только что едва не совершил ужасную ошибку.
* * *
Войдя в гостиную, Эллери села на софу и слепо уставилась в окно. У нее голова шла кругом в поисках ответов на вопросы, которых требовало ее сердце. Зачем она заставила Лоренцо ответить на этот звонок? Почему не дала ему говорить?
Может, она испугалась, что он скажет, что не любил ее… или любил?
Она прерывисто вздохнула. А когда в комнату вошел Лоренцо, Эллери почувствовала его молчание, тяжелое и гнетущее. Она не могла вынести этого.
- У меня когда-то был короткий тур по Италии, - заставила она себя сказать раболепным тоном. - Я не была здесь с тех пор, как училась в шестом классе. Это была школьная поездка…
- Эллери…
Она остановилась, встревоженная его тоном - безжизненным и безапелляционным, таким, какого она никогда еще не слышала от него.
- Все кончено, - произнес он.
Эллери беззвучно открыла рот и снова его закрыла. В голове было пусто. Она не могла придумать, что ответить, поэтому только повторила:
- Все кончено?
- Да. - Не глядя на нее, Лоренцо подошел к мини-бару и налил себе виски. - Мне надо вернуться на работу. Я посажу тебя на лондонский рейс утром.
Эллери опешила. Она подозревала, что ее ждет нечто подобное, однако, принимая во внимание то, что только что произошло… то, чего она боялась, должно было произойти… Произошло то, чего она хотела.
Она сглотнула:
- Просто вот так?
Он пожал плечами, стоя к ней спиной:
- Ты же знала условия?
Эти слова прозвучали как насмешка.
- А ты говорил мне, что между тобой и мной нет никаких условий, - ответила Эллери срывающимся голосом. Она не хотела такой боли, но теперь, когда ей стало больно, она ощутила какой-то кураж, рожденный отчаянием. - Лоренцо, я знаю, что повела себя… странно… когда попросила тебя ответить на телефонный звонок. Я испугалась… Это все так ново для меня… Я никогда не испытывала…
- Все кончено, - произнес Лоренцо тихим беспощадным голосом. - Не обременяй себя. Пожалуйста.
Обременять себя? Разве она это делала? Эллери вздрогнула, как от удара. У нее закружилась голова, как будто ее и в самом деле ударили. Причинили боль. Она вдруг подумала, что могла от отчаяния совершенно неправильно истолковать ситуацию.
И тут она вспомнила строки: "Беда! Проклятье ждет меня! - воскликнула Шалот".
"Как правдива эта поэма", - с горечью подумала Эллери. Но ей не подойдет конец этой сентиментальной трагедии. Ее голова стала ясной. Она почувствовала спокойную злость, поднялась и встала перед Лоренцо. Он все еще стоял, повернувшись к ней спиной.
- Прекрасно, - сказала она таким же безжизненным и безапелляционным тоном, как он. - Поскольку все кончено, можешь спать на этой софе.
Она уже подошла к двери спальни, когда Лоренцо заговорил снова:
- Между прочим, это звонил мой помощник с сообщением, что Амелия хочет начать фотосессию на следующей неделе. Гонорар составляет десять тысяч фунтов. Я пришлю тебе чек.
Эллери застыла. Ее рука дрожала, когда она потянулась к ручке двери.
- Отлично, - сказала она и скрылась в спальне.
Глава 12
Эллери проснулась утром с ощущением песка в глазах, ее тело гудело, а на сердце была свинцовая тяжесть. Лучи южного солнца пробивались в окна, а вдали тысячами бриллиантов сверкал Неаполитанский залив.
Мир продолжал жить.
Она посидела какое-то время на кровати, опустив голову, переживая то, что была отвергнута, чувствуя боль потери, потом загнала все эти мысли как можно глубже.
Она тоже продолжала жить.
В джинсах и шерстяной рубашке и с уложенной сумкой Эллери быстрым шагом вошла в гостиную.
Лоренцо был уже выбрит и одет. Он скользнул взглядом по ее одежде, ее сумке, ее решительному лицу и отвернулся. Эллери налила себе чашку кофе и сделала пару глотков. Лоренцо захлопнул свой мобильный телефон:
- Я вызвал тебе такси.
Эллери поставила чашку. Она чувствовала себя хуже чем любовница, она чувствовала себя проституткой.
- Спасибо, но этого не нужно. Я сама смогу добраться.
Глаза Лоренцо потемнели.
- Я забронировал тебе рейс в Лондон. Первый класс. Ты пересядешь в Милане.
- И это тоже, - ответила Эллери сухо, - совершенно не нужно.
Теперь она поняла, что выражало лицо Лоренцо - нетерпение.
- Эллери, тебе не стоит настаивать на своем. Ты не сможешь купить билет на самолет…
- Да нет, смогу, - холодно оборвала его Эллери, - с учетом того, что стала на десять тысяч фунтов богаче.
- Разве эти деньги не должны пойти на дом? - спросил Лоренцо.
- Я не думаю, - холодно сказала она, - что ты должен давать мне советы.
Лоренцо нетерпеливо вздохнул, а Эллери потянулась за своей сумкой. Тот факт, что у нее было разбито сердце, а он выглядел просто усталым и нетерпеливым, привел ее в ярость.
- До свидания, Лоренцо, - холодно сказала она и, не взглянув на него, вышла.
Эллери взяла самый дешевый билет до Лондона. При этом ей предстояло сделать три пересадки и потратить на дорогу двадцать четыре часа. К тому времени, как Эллери вышла наконец в Хитроу , она совершенно выбилась из сил, а ведь ей предстояло ехать дальше.
Она доехала поездом до Бодмина, а там взяла такси, чтобы добраться до коттеджа ее матери возле Пэдстоу. Анна Данант работала библиотекарем и снимала скромный дом на окраине города. За полгода, прошедших с тех пор, как ее мать уехала из Мэддок-Манора, Эллери была здесь всего один раз. Сейчас она оглядела аккуратный сад, приветливый коврик перед дверью, вазу с цветами в окне и обрадовалась тому, что ее мать наладила свою жизнь вдали от поместья. Вдали от воспоминаний.
Мать открыла дверь еще до того, как Эллери успела постучать, и порывисто обняла ее:
- Я так рада, что ты приехала.
- Я тоже, - сказала Эллери. Это было неожиданное решение, которое она приняла за долгие часы своего бесконечного возвращения из Италии.
- Проходи. Я приготовила чай.
- Спасибо. Я совершенно выдохлась.
- Не сомневаюсь. Чего ради тебя понесло в Италию?
Ее мать, все еще элегантная в свои пятьдесят, в джинсах и рубашке, двигалась по крошечной кухоньке. Здесь мало что напоминало простор и монументальность Мэддок-Манора в дни его расцвета, но Эллери знала, что маме здесь неплохо.
Совсем неплохо.
- Я проводила там своего рода отпуск, - сказала она и после паузы добавила: - С одним мужчиной.
Анна замерла с чайником в руке.
- Перспективным? - спросила она, и Эллери грустно улыбнулась:
- Нет.
- Жалко. - Анна налила чай и принесла его в гостиную, примыкающую к кухне. - Меня волнует то, что ты живешь совершенно одна. - Она грустно улыбнулась. - Я знаю, что ты хочешь сохранить этот дом, Эллери, но…
- Все в порядке, - улыбнулась ей в ответ Эллери и отпила чай. - Я хотела поблагодарить тебя за то, что ты разрешаешь мне оставаться в доме. Я же понимаю, что, если бы ты его продала, ты могла бы устроиться гораздо комфортнее…
Анна замахала руками:
- Эллери, у меня все прекрасно! И разве я могу продать единственный дом, который ты помнишь? Это твое наследство. Я не могу продать то, что не принадлежит мне.
Эллери кивнула, сжимая кружку в руках.
- Спасибо… Мне необходимо пожить там какое-то время. Мне нужно кое о чем подумать. И… надо было уехать, чтобы выработать план на будущее.
- Удалось? - спокойно спросила Анна.
- Да. - Эллери кивнула и поставила кружку. - Да, удалось. Это было нелегко, но я сделала это. И хотела бы обсудить с тобой некоторые идеи.
Анна улыбнулась:
- Горю нетерпением услышать.
Когда такси свернуло на вычищенную дорогу, ведущую к Мэддок-Манору, Эллери в шоке беззвучно разинула рот. Все лужайки были оккупированы съемочными группами с их сложным снаряжением, а на гравийной дорожке перед домом были припаркованы лимузин и трейлер.
- Что-то происходит, голубушка? - спросил водитель, подвозя ее.
Эллери достала несколько фунтов из кошелька.
- Похоже на то, - сказала она и вышла из машины.
Когда такси исчезло из вида, Эллери увидела, как из-за угла дома вышла Амелия, закутанная в искусственные меха и с мобильным телефоном у уха. Увидев Эллери, она выключила телефон и сложила губы в фальшивую улыбку:
- Дорогая! А мы все думали, когда же вы вернетесь?
- Я была в Корнуолле, навещала свою мать, - натянуто сказала Эллери. - Что тут происходит?
- Фотосессия, конечно. - Амелия взяла Эллери под руку, обдав нестерпимо сильным запахом духов. - Нам надо успеть сделать все до Рождества.
- А если бы я не вернулась? - не выдержав, спросила Эллери. Самонадеянность Амелии была невероятной.
- О, я знала, что вы вернетесь, - проворковала Амелия, ведя Эллери к ее собственной двери. - После всего куда бы вы делись?
Это было сказано беззлобно, и Эллери не посчитала нужным реагировать.
- Не откроете ли дом? - спросила Амелия, подталкивая Эллери. - Мы снимаем снаружи, но нам нужно войти внутрь.
- Амелия, я только что вернулась. Это не совсем удобно…
- Поверьте мне, дорогая, десять тысяч фунтов стоят некоторого неудобства.
Эллери недоверчиво покачала головой. Даже сейчас Амелия вела себя так, словно была владелицей этого дома. Но почему-то это не злило Эллери. И она, улыбнувшись, открыла дверь перед Амелией.