- Ну, я не отказываюсь от своих слов, Килли.
- Билл, как я могу...
- Подожди минутку, - прервал он ее. - Ты хочешь получить свободу, а Чартер не дает ее тебе. Но допустим, ты скажешь ему, что ты любишь меня и хочешь выйти за меня замуж. Может быть, он тогда согласится? Что ты думаешь об этом?
- О, нет, - сказала Жонкиль, - это невозможно.
- Нет, Килли, это вполне возможно, - сказал Билли. Он стал на колени перед ней. - Я хочу помочь тебе, дорогая, сделать тебя снова счастливой. Ведь ты была такой веселой. Мне кажется ужасным, что ты должна быть связана с каким-то обманщиком, который...
- О, прекрати! - прервала она его поспешно.
Юноша вспыхнул. На мгновение такая неприкрытая боль исказила лицо Жонкиль, что даже он, несмотря на всю свою молодость, не мог не увидеть этого. Он обозлился на себя за то, что был причиной этой боли.
- К черту! Я полный дурак, Килли, - добавил он. - Я причинил тебе боль. Но он...
- Я не могу слышать, когда ты так его называешь... даже если он такой, как ты думаешь.
"Я - сущий дурак, вот я кто, - сказал Билли себе, и добавил с новой для него горечью, - она любит его... Она, видимо, все еще любит его... Иначе ей было бы все равно, что о нем говорят".
- Тебе, должно быть, трудно понять, Билл, - сказала Жонкиль тихо, - но когда человек любил так, как я любила Роланда, он не может выдержать некоторых вещей независимо от того, как несправедливо с ним обошлись.
Беспокойные глаза Билли смотрели на нее с большой нежностью.
- Возможно, мне это действительно трудно понять, Килли, - пробормотал он. - Но неважно. Я люблю тебя, и я хочу помочь тебе.
- Боже сохрани, - сказала она, порывисто протягивая к нему руку. Он схватил и поцеловал эту маленькую загорелую руку, и поразился, что никогда раньше не замечал, какая она маленькая и нежная. Это, конечно, было потому, что раньше он не был влюблен в Жонкиль. Она присутствовала в его воображении только как приятель. Эта маленькая загорелая рука крепко сжимала теннисную ракетку, размахивала клюшкой, когда они играли в гольф, или бросала крикетные мячи, когда он тренировался, и он восхищался ее силой и ловкостью. Но сегодня это была не сильная мальчишеская рука, которую он помнил, а нежная, женственная, благоухающая ручка, которая очень волновала юношу. Он стремительно осваивал науку любви, он, который совсем недавно смеялся над этим и называл любовь "слезливой чепухой".
- Килли, - сказал он, - почему мы не можем сделать то, что я предлагаю: сказать Чартеру, что мы хотим пожениться?
- Потому, Билл, дорогой, что мы не хотим пожениться.
- Я хочу, - сказал он с унылым видом.
- А я - нет. Я никогда не захочу снова выходить замуж.
- Но тебе нужно получить свободу.
- Да. Но не таким путем.
- Ты не думаешь, что он освободит тебя, если ему сказать, что ты любишь меня?
Жонкиль смотрела в огонь. На мгновение она забыла о Билли. Она была снова с Роландом, в этой же самой комнате. Он сжимал ее в своих объятиях и говорил твердым, почти жестким голосом:
- Ты - моя, Жонкиль, моя... Отпустить тебя, чтобы ты выслушивала предложения этого парня, Оукли? Никогда!
Дрожь прошла по ее телу. Она зажмурилась, чтобы прогнать стоящее перед глазами его страстное лицо.
- Нет, - сказала она. - Я не думаю, что Роланд освободит меня, что бы я ему ни говорила.
- Я не понимаю, почему он должен держать тебя, если ты отказываешься жить с ним?
Щеки Жонкиль вспыхнули.
- Он думает, что со временем он вернет меня.
- Но этого не будет, правда, Килли?
- Нет, - сказала она быстро, почти вызывающе. - Моя гордость не позволит мне. Он не вернет меня.
- Ну, тогда попробуй сделать, как я предлагаю, старушка. Скажи ему, что ты хочешь выйти замуж за меня.
Жонкиль поднялась со стула. Она посмотрела на юношу, который все еще стоял на коленях; его лицо было обращено к ней, его глаза умоляюще смотрели на нее. Жонкиль покачала головой:
- Билл, дорогой, я не могу... - вымолвила она.
- Допустим, я... я обещаю не жениться на тебе, - с большой неохотой произнес он, сильно покраснев. - Допустим, я делаю это просто для того, чтобы освободить тебя, а затем верну тебе твое слово, когда твой брак будет расторгнут, Килли.
- О, дорогой, ты очень добр, - сказала она, слезы брызнули у нее из глаз. - Но я не могу принять твое предложение, Билл. Это было бы несправедливо по отношению к тебе.
Юноша вскочил на ноги, взял обе ее руки.
- Нет, справедливо, - сказал он. - Таким образом я что-то сделал бы для тебя, Килли, моя дорогая, и доказал свою любовь к тебе. Скажи ему, что ты хочешь выйти замуж за меня, и получи свою свободу. А потом считай себя свободной и от меня!
На какое-то мгновение Жонкиль почувствовала искушение. Пальцы Билли продолжали сжимать ее руки. Возможно, если она внушит Роланду, что хочет выйти замуж за Билли Оукли, он отпустит ее. А Биллу можно верить. Если он сказал, что не будет настаивать, чтобы она вышла за него замуж, он выполнит обещание. С ним у нее не будет трудностей.
Затем глаза ее опять потухли. Она покачала головой.
- Нет, мой дорогой, - сказала она. - Я не могу воспользоваться твоим великодушием, хотя очень тебе благодарна. Не могу по двум причинам. Первое: я тебе небезразлична, и это было бы несправедливо по отношению к тебе. Второе: это значило бы получить свободу обманом, и Роланд узнал бы, что это обман.
- Ну и что? Он обманул тебя!
- Да, - сказала Жонкиль, - но злом зло не поправишь.
- Он обманом женился на тебе, почему ты обманом не можешь развестись?
- Я просто не могу, - сказала она. - Я не такой человек. Да и ты тоже. Ты прямой, как палка, Билл, и даже когда был ребенком, ты ненавидел обман или ложь, ты никогда никого не обманывал.
- Это совсем другое. Было бы просто справедливо, если бы ты использовала любые имеющиеся в твоем распоряжении средства, чтобы разорвать этот брак.
- Боюсь, я не могу с тобой согласиться, - сказала она. - Видишь ли, я убеждена, что ложь, обман и предательство, даже если они помогают достичь благой цели, ведут в конечном счете в трясину. Я была сурово наказана за то, что обманула бабушку и убежала с Роландом. Если я обману его и он даст мне развод, это не приведет ни к чему хорошему. Я должна играть честно, даже если мне придется остаться его женой. И в любом случае, какое это имеет значение? Я буду жить своей жизнью. Я никогда не вернусь к нему.
Билли освободил ее руки. Он был разочарован и не скрывал этого.
- Ну, если ты так думаешь, Килли, я ничего не могу поделать. Но мне очень жаль, моя дорогая старушка. Ты так несчастна, и я отдал бы полжизни, чтобы исправить нанесенное тебе зло.
- Ты - прелесть, Билл, и я очень дорожу твоей дружбой, - сказала она, вытирая глаза тыльной стороной руки. - Я, без сомнения, со временем преодолею все это. И я думаю, что Роланду надоест держать меня силой, и он когда-нибудь отпустит меня. А пока буду работать.
Билли постукивал хлыстом по сапогам. Он хмурился, когда смотрел на нее.
- Мне так не хочется отпускать тебя совсем одну, - сказал он. - Ты, право же, такой ребенок. И так глупо с твоей стороны, дружище, отказываться от денег, которые мистер Риверс оставил тебе.
Ее глаза стали жесткими.
- Они принадлежат Роланду, а не мне. Я никогда не дотронусь до них. В будущем я надеюсь сама зарабатывать деньги, которые должны принести мне больше счастья.
- Деньги не так легко даются, Килли. Я это понял, когда пошел на службу. Может случиться так, что ты будешь чертовски нуждаться. Даже голодать.
- Я смогу перенести это.
- Откуда ты знаешь, старушка? Ты никогда не нуждалась и не голодала. Ты всегда жила среди изобилия в Риверс Корте.
- Это будет не хуже, чем духовный голод, - сказала она, слегка улыбнувшись. - А его я перенесла.
Его честное сердце болело за нее. Он покачал головой.
- Килли, дорогая, ты не знаешь, о чем ты говоришь. Ты никогда не работала, никогда не ходила голодная, никогда не нуждалась в деньгах. Я опасаюсь за тебя, и бьюсь об заклад, что миссис Риверс тоже не нравится, что ты уезжаешь. Видишь ли, однажды я встретил совсем молодую девушку-машинистку, - он покраснел до корней волос, когда, запинаясь, рассказывал ей эту историю. - Она была без работы несколько месяцев и ужасно голодала. Родители ей не помогали. Я встретил ее вовремя, поддержал и подыскал ей место в нашей фирме. Иначе ей пришлось бы зарабатывать... ужасным способом, Килли. С девушками это часто случается, они оказываются в таком положении, особенно, если они молодые и хорошенькие, как ты.
Жонкиль тяжело смотрела в пол. Она получила строгое воспитание и ничего не знала о пороке, но в какой-то степени понимала, что Билли имел в виду под "ужасным способом". Но это ни в коей мере не поколебало ее решение ехать одной и искать работу.
- Да, такое может случиться с некоторыми девушками, но не со мной. Это невозможно, - сказала она.
- Боже правый, конечно, нет. Я только рассказал, чтобы ты поняла, как трудно тебе может быть, - объяснил он. - Нужно, чтобы за тобой кто-нибудь присматривал. Килли, старушка, ради Бога, если тебе не удастся получить работу, возвращайся в Чанктонбридж. Мы все будем ждать тебя.
Жонкиль не плакала с тех пор, как рассталась с Роландом, но тут не могла сдержать слез. Крупными каплями они текли по ее щекам. Юноше, который любил ее, было невыносимо смотреть, как она стоит и безутешно плачет. Он крепко обнял ее. В этом объятии не было страсти, только огромная братская нежность, и Жонкиль не противилась ей и горько рыдала, прильнув к его плечу.
- О, Билл, - плакала она, - о, Билл, если бы мы могли вернуться назад - назад в старые добрые дни до Рождества, когда я была счастлива - и глупа. О, Билл...
Билли сжал губы и почувствовал почти убийственную ненависть к человеку, который разбил сердце его маленькой подруги. Глаза его стали мрачными и суровыми, но он очень нежно гладил волосы Жонкиль. Близость ее молодого стройного тела волновала его, однако он держал свои чувства под контролем. Сейчас Жонкиль нужен был друг, брат, а не возлюбленный, и он решил выказать себя и братом, и другом.
- Ну, ну, старушка, приободрись, не унывай, - бормотал он, и в горле у него стоял ком. - Не плачь, Килли, я не могу видеть, как ты плачешь, милая.
Постепенно слезы иссякли. Она вытащила платок из кармана и вытерла мокрое лицо, затем освободилась из его объятий.
- Ты молодчина, Билли, - сказала она приглушенным голосом. - Я тебе ужасно благодарна. А теперь иди, пожалуйста, и позволь мне довести все до конца самой.
- Килли, мне так не хочется оставлять тебя.
- Со мной все в порядке, - она попыталась улыбнуться ему, хотя смятый платок был еще прижат к ее губам. - Я буду чувствовать себя гораздо лучше, когда буду работать.
- Поклянись, что ты позовешь меня, а не кого-то другого, если тебе понадобится друг, Килли, - попросил он.
- Да, клянусь. Ты славный парень, Билл.
- Хорошо. Тогда я ухожу, - сказал он. - Но не забудь, если я понадоблюсь тебе, дай мне знать. Я буду ждать. И я сделаю для тебя все на свете. До свидания, старушка.
- До свидания, Билл.
Он быстро вышел из комнаты; его красивое лицо было немного бледно. В течение многих дней он не сможет забыть горьких прерывистых рыданий Жонкиль...
Его сердце болело за нее, но он чувствовал, что помочь тут нельзя. И он вернулся домой, терзаемый мыслями о ней и тяжело переживая свою первую настоящую любовь. Для него сейчас не существовало никого на свете, кроме Жонкиль.
После того, как Билли ушел, Жонкиль направилась к кабинету мистера Риверса. Бабушка приказала слугам вытирать пыль в комнате, убирать ее, все оставляя на прежних местах. "Бедная старая бабушка, - думала Жонкиль. - Для нее так много значит эта мрачная, безобразная комната, в которой ее сын работал более тридцати лет..."
Вдоль стен в комнате стояли шкафы со скучнейшими книгами, с большими стеклянными коробками, в которых хранились ботанические образцы; столы были уставлены коробочками меньших размеров с любимыми мотыльками - коллекцией всей жизни.
Жонкиль с распухшими от слез, но сухими сейчас глазами, немного постояла в дверях кабинета. Здесь она провела так много томительных часов. Бедный отец!.. Она представила его себе за этим большим письменным столом, в очках, сосредоточенно рассматривающего новый образец папоротника, какой-нибудь листочек или крохотного мотылька... Как часто она сама сидела за небольшим столом у окна и, подчиняясь его приказаниям, рылась в громадных тяжелых энциклопедиях, которые ей было так тяжело снимать с полок, когда была подростком.
Под его диктовку она записывала наброски статей, содержащие слова невероятной длины, работала часами рядом с ним. Таким образом, по его представлению, она отдыхала, когда не занималась с гувернанткой, которая тогда жила в Риверс Корте и занималась образованием маленькой наследницы.
Жонкиль думала о Генри Риверсе печально и без обиды. Он был фанатиком своих мотыльков и своей ботаники и честно верил, что ей гораздо полезнее учить все то, чему он хотел научить ее, чем бегать с девочками ее возраста и играть в куклы.
Сегодня, когда она смотрела на знакомые книжные шкафы и ящички с образцами, благоговейно закрытые от солнца байкой, она мысленно представила другие дни - пятнадцать, шестнадцать лет тому назад, когда она свободно бегала по пескам корнуэльского побережья.
Совсем другой ребенок сидел в те времена около стола Генри Риверса; ребенок, которому почти до слез надоела ботаника, надоели мотыльки, маленький мальчик Роланд Чартер... Этот мальчик прошел через те же невзгоды, которые вынесла потом и она. Он страдал так же, как и она, из-за рвения его дяди к работе. Он смотрел через это же самое окно на залитый солнцем сад Риверс Корта и не мог дождаться момента, когда ботаник отложит очки и перо и скажет: "На сегодня хватит!"
Жонкиль было тяжело думать о Роланде как о маленьком мальчике. Мрачный кабинет с его задернутыми портьерами, вид пустого кресла мистера Риверса у большого стола вызвали у нее дрожь. Кабинет был полон духов.
Жонкиль вышла, прикрыла дверь. "Возможно, я никогда больше не увижу этой комнаты," - подумала она и пошла в свою спальню собирать вещи.
Этот период ее жизни - скучные годы ученичества, годы с приемным отцом - был позади. Она готовилась встретиться с новым, не известным ей доныне существованием. Ей уже было трудно связать себя с той застенчивой, взволнованной девушкой, которую Дороти Оукли повезла на бал к Микки Поллингтон... и которая встретила там Роланда.
На следующее утро она покидала Риверс Корт.
Миссис Риверс стояла в стороне и наблюдала, как Роулинсон и Питерс укладывают багаж. Ее лицо было непреклонным, как всегда. Но на строгих губах застыла печальная, суровая улыбка.
- Глупый упрямый ребенок, - сказала она, прощаясь с Жонкиль. - Ну что ж, иди и узнай, почем фунт лиха. Дьявол гордился, да с неба свалился, ты знаешь.
- Я не боюсь свалиться, - сказала Жонкиль. - И я не могу не быть гордой. Все Маллори были такие. Это дом Роланда... и я не могу тратить его деньги.
- Это мой дом, пока я жива, - сказала миссис Риверс. - Однако давай не будем снова начинать спорить. До свидания, моя дорогая.
- До свидания, бабушка, - сказала Жонкиль, целуя ее. - Спасибо тебе за то, что ты была так добра ко мне.
Она повернулась к старому лысому дворецкому, который смотрел на нее с некоторым огорчением. Питерс пережил все горести Риверс Корта, видел изгнание красивого милого юноши Рональда Чартера девять лет тому назад. Все слуги обожали мистера Роланда... Затем эта недавняя, такая неожиданная смерть мистера Риверса; и вот теперь он свидетель отъезда мисс Жонкиль. Ему казалось, что какой-то рок довлеет над Риверс Кортом; рок, который гонит всех прочь, вытесняет все молодое, яркое, что должно заполнить это место. Но если бы кто-нибудь посторонний посмотрел сегодня на сад, залитый солнцем, сверкающий на морозе, он подумал бы, что это очаровательный райский уголок!
- До свидания, Питерс, - сказала Жонкиль, пожимая руку старого дворецкого.
- До свидания, мисс, - сказал он печально.
Она уехала, чувствуя себя виноватой: потворствуя своей гордости, удовлетворяя собственные амбиции, она бросает этих двух старых одиноких людей. Они стояли рядом - старая леди в черном платье, с белой головой, и сморщенный, ссохшийся слуга с длинным унылым лицом и бакенбардами.
После того, как машина скрылась из виду, миссис Риверс медленно пошла к дому. Она тяжело опиралась на эбеновую палку, с которой иногда ходила. Она вошла в библиотеку и занялась счетами. Очень одинокая старая женщина... Одинокая и усталая. Но была работа, которую нужно было делать, и был дом, в котором нужно поддерживать порядок, и был жесткий принцип: невзирая на личные беды или горести, никогда нельзя забывать о каждодневных обязанностях.
Глава 15
Только после того, как одиннадцатичасовой экспресс из Чанктонбриджа в Лондон прибыл на вокзал "Виктория", Жонкиль осознала громадную перемену, которая произошла в ее жизни.
Она оставила бабушку и роскошь Риверс Корта, оставила все и начинает действовать самостоятельно. И у нее нет ни малейшего представления о том, с чего начинать. Все, что у нее было - это пятьдесят фунтов (ее сбережения) в бумажнике и личные вещи. Кроме этого, у нее не было ничего, что она могла бы считать принадлежащим ей по праву и на что могла бы претендовать. Она была миссис Роланд Чартер, но намеревалась вступить в единоборство с миром под именем мисс Риверс. Доведя борьбу с собой до конца и одержав победу, она никогда не уступит, вычеркнет все, что было прежде, исправит ужасную ошибку, которую совершила, когда влюбилась в Роланда и убежала с ним. Независимо от того, даст он ей развод или нет, она будет игнорировать тот факт, что по закону она - его жена.
Сейчас, когда поезд остановился, носильщик открыл дверь ее вагона, девушка поняла, что находится в Лондоне, что уже полдень, что до вечера должна найти пристанище. Сердце у нее, естественно, дрогнуло.
"Ну и куда мне теперь идти?" - подумала она.
Жонкиль отдала носильщику свой билет на багаж и вместе с толпой пошла к барьеру. Громадный вокзал был заполнен людьми и звуками. Люди возвращались в Лондон после рождественских каникул, и поезда были переполнены. Девушка показалась себе маленькой и потерянной в этой волнующейся массе человеческих существ. Она почти не знала Лондона. Несколько раз ездила с приемным отцом в Уэст-Энд за покупками и перед Рождеством оставалась на ночь в лондонской квартире семьи Оукли (в тот роковой вечер, когда она встретила Роланда). Больше она ничего не знала о Лондоне.
Никто на нее не смотрел, и никому не было никакого дела до этой маленькой, ничем не примечательной фигурки в простом велюровом пальто с рыжей лисой и в коричневой фетровой шляпе. Но она держала голову высоко, а ее глаза были ясны и бесстрашны. Ведь Жонкиль была смелой девушкой. Она никогда преждевременно не считала игру проигранной и сражалась до конца. А эта игра жизни, в которую она намеревалась играть, только начиналась.
- Такси, мисс? - спросил носильщик, подвозя к ней тачку с багажом.