Они танцевали все танцы. На балу у Поллингтонов Жонкиль научилась слушаться Роланда, и сегодня они были идеальной парой. Женщины, проживающие в отеле, смотрели на Жонкиль немного завистливо.
- Я думаю, что у них медовый месяц, - прошептала одна. - Ты видишь, как он смотрит на нее? Он очень красив - именно тот тип мужчин, которые нравятся.
- А она такая молодая. И довольно безвкусно одетая девица, - сказала ее соседка. - У мужчин странный вкус.
Жонкиль кружилась по залу в объятиях своего мужа, лучезарно счастливая, в полном неведении о критике, которой она подвергалась. Они еще танцевали, когда пробило одиннадцать часов. Роланд сказал:
- Тебе надо идти спать, дорогая девочка. Ты устала. У тебя круги под глазами. Беги наверх. Я скоро приду.
Кровь прилила у нее к лицу. Ей было почти страшно встретиться глазами с его горящим взором. Она ответила что-то нечленораздельное и ушла. Он смотрел, как она вошла в лифт, затем направился в курительную комнату. Теперь у него было очень утомленное, немного бледное лицо, потухшие глаза.
"Боже, неужели она возненавидит меня завтра, - лихорадочно проносилось в его голове. - Неужели она оставит меня? Жонкиль... моя Жонкиль!"
Как часто раньше ему казалось, что он влюблен. Но теперь он знал, что никогда не любил ни одну из тех женщин, которые стали тенями прошлого. Он никогда не понимал смысла настоящей любви (любви, которая заставляет мужчину стыдиться за себя) до тех пор, пока не полюбил эту девушку, которая стала его женой.
В курительной никого не было. Роланд бросился в кресло, погасил сигарету и охватил руками голову.
Наверху в спальне Жонкиль сняла белое платье и скользнула в очень простой трикотажный халат, который бабушка выбрала для нее прошлой зимой. Скинув серебряные туфельки, просунула ножки в трикотажные комнатные туфли. На какое-то мгновение она застыла. Ее сердце колотилось, а руки дрожали. Жонкиль почувствовала потребность глотнуть свежего воздуха. Она подняла тяжелые портьеры и открыла окно. Порыв холодного ветра освежил ее щеки и лоб. Она улыбнулась и посмотрела в окно. Там царила морозная ночь и небо было усыпано звездами. Великолепные газоны отеля были белыми от инея, сверкавшего под декабрьской луной, как алмазы. Издалека доносился шум моря.
Детское личико Жонкиль было бледным и чистым в лунном свете. Она подняла глаза к небу и у нее вырвался долгий, глубокий вздох счастья.
- Роланд, - прошептала она.
Через несколько минут он придет; она - его жена, а всего несколько дней назад она была просто Жонкиль Риверс... и вела размеренную, монотонную жизнь как приемная дочь и наследница Генри Риверса.
- Как я счастлива, - прошептала она сверкающей холодной ночи. - Как я...
Кто-то постучал в дверь.
Жонкиль опустила портьеры и быстро оглянулась.
- Войдите, - сказала она тихо.
Это был не Роланд. Это была горничная.
- Пожалуйста, мадам, - сказала она. - Мистер Чартер желает поговорить с вами в курительной комнате.
- Мистер Чартер... внизу? - Жонкиль уставилась на женщину, затем добавила сконфуженно, - о, вы уверены?
- Совершенно уверена, мадам. С ним еще один джентльмен, и я думаю, что они оба хотят видеть вас.
- Еще один джентльмен, - повторила Жонкиль. - Но кто? Вы знаете его имя?
- Боюсь, что нет, мадам, - ответила горничная почтительно.
Ничего не понимая, Жонкиль выскользнула из халата и снова надела вечернее платье и туфли. С какой стати Роланд послал за ней... и кто был с ним... почему он не поднялся к ней, как обещал?
Когда она быстро шла к лифту, ее вдруг озарило:
- Отец, - сказала она приглушенным голосом и немного побледнела.
Да, это должен быть именно отец. Он вернулся из Висбадена и, получив телеграмму Роланда, кинулся в Торки.
Спускаясь на лифте, Жонкиль сжала зубы.
"Теперь в бой, - подумала она. - Но я не позволю ему увести меня от Роланда - я не позволю".
Глава 7
Войдя в курительную комнату, в которую рассыльный проводил ее, она убедилась в правильности своего предположения. Против Роланда стоял очень высокий, худой, угловатый мужчина в коричневом костюме и в пальто. Это был Генри Риверс. С легкой дрожью Жонкиль посмотрела на знакомое лицо, такое худое, такое суровое, с жесткими узкими губами и глубоко посаженными глазами под кустистыми седыми бровями. Лицо было еще более жестким и суровым, чем обычно, но взор, который он обратил на нее, немного смягчился. Он протянул ей руку.
- Жонкиль, дитя мое! Слава Богу, я успел.
Она ничего не сказала, не ответила на его приветствие, а подошла к Роланду и вложила свою руку в его.
- Отец, я вышла замуж за Роланда, вы должны принять его и простить меня, - сказала она храбро.
Мужество, гордость и непреклонность, которые звучали в ее голосе, почти разбили сердце Роланда Чартера в эту минуту - самую черную минуту в его жизни. Мертвенно-бледный, он с силой сжал ее тонкие пальцы в своей руке.
Генри Риверс горько рассмеялся.
- Я прощу тебя, моя дорогая Жонкиль. Ты была глупым ребенком, ослепленным, увлеченным этим негодяем.
- Он не... - начала было Жонкиль горячо.
Риверс прервал ее:
- Ты не знаешь, маленькая глупышка, - сказал он жестко, - но я могу рассказать тебе все о человеке, за которого ты вышла замуж.
- Что вы можете рассказать мне такого, чего я не знаю? - спросила она, гордо вскинув голову.
- Ты знаешь, что такое Роланд Чартер? - спросил мистер Риверс. - Имеешь ли ты какое-нибудь представление? Нет, он не рассказал тебе. Но я могу просветить тебя. Он - мой племянник, человек, которого я лишил наследства, выгнал из своего дома девять лет тому назад. Ты слышала о нем, но не знала его имени. Да, таков человек, который уговорил тебя совершить этот возмутительный поступок сегодня утром, и почему? Не потому, что он любил тебя, но потому, что хотел отомстить мне, отнять у меня все, что мне дорого. Вот саркастическая телеграмма, которую он прислал мне. Ты можешь прочитать ее. К счастью, я вернулся в Лондон вовремя, успел спасти тебя, бедное обманутое дитя!
Жонкиль лишилась дара речи. Она смотрела на своего приемного отца непонимающими глазами. Что он говорит? Он сумасшедший? Роланд - его племянник! Роланд - лишенная наследства "паршивая овца" семьи Риверсов, чье место она заняла? Это не может быть правдой. Однако почему Роланд стоит рядом с ней и молчит? Почему он не делает ни малейшей попытки отрицать такие смехотворные заявления?
- Прочитай эту телеграмму, Жонкиль. Ты убедишься, что я говорю правду.
Автоматически она взяла тонкий листок бумаги, который он протянул ей. По мере того, как она читала, краска, которая заливала ее щеки, когда она взяла своего мужа за руку и так гордо стала с ним бок о бок, медленно сползала с ее лица. Несколько саркастических слов отпечатались в ее мозгу, вероятно, навсегда.
"Жонкиль - моя жена. В течение следующей недели мы будем в отеле "Палас", Торки. Надеюсь, вы довольны таким воссоединением со своим любящим племянником. Роланд Чартер".
Так и было написано, слово в слово, черным по белому. Роланд Чартер был племянником Генри Риверса.
Жонкиль все еще не проронила ни единого слова, хотя мозг ее работал лихорадочно. У нее пересохло в горле.
Снова до ее сознания дошел голос человека, которого она называла отцом.
- Ты вышла замуж за мошенника, корыстного мошенника, бедная наивная девочка. Ты очень молода и доверчива, а бабушка и я хотим простить твою слабость. Но ты, конечно, заслужила то, что произошло с тобой! Очень дурно, безнравственно с твоей стороны так обмануть нас, убежать и экспромтом выйти замуж за человека, которого ты совсем не знаешь.
Но до того, как Жонкиль собралась с силами, чтобы ответить, раздался необычайно усталый голос Роланда.
- Пожалуйста, дядя Генри, не тратьте время на упреки Жонкиль. Она ни в чем не виновата. Я беру на себя всю вину. Я склонил ее к этому, заставил ее выйти за меня замуж.
- Воспользовался ее неопытностью, ее влюбленностью, подлец! - процедил Генри Риверс сквозь стиснутые зубы.
Жонкиль стремительно повернулась к Роланду, вглядываясь в его лицо и надеясь, что он опровергнет все эти ужасные, поразительные факты. На какую-то долю мгновения их взгляды встретились, и он отвел глаза в сторону. Краска начала медленно проступать на его лице сквозь загар. Вся его поза свидетельствовала о том, что он виноват.
Жонкиль смяла телеграмму в руке. Речь наконец вернулась к ней.
- Роланд, - произнесла она надтреснутым голосом. - Роланд, ради Бога, что все это значит? Это правда? Ты - племянник отца? Да, ты назвал его "дядя Генри"... Роланд, почему ты не сказал мне? Почему ты скрыл это от меня?
- Я отвечу тебе, - прервал ее мистер Риверс. - Он скрыл это от тебя и уговорил тебя тайно выйти за него замуж, потому что он хотел отомстить мне за то, что я лишил его наследства. Он выглядит сейчас виноватым - сейчас, при тебе, - но до того, как ты пришла, он насмехался надо мной, упивался тем, как здорово он рассчитался со мной.
- О! - простонала Жонкиль, прижимая руки к вискам. - О, прошу вас, не надо!
Роланд женился на ней ради мести, просто для того, чтобы отплатить дяде! Это какая-то ошибка. Это все похоже на дешевую мелодраму. Так не бывает в жизни.
- Я не думаю, что он возьмет на себя труд отрицать это или оправдывать себя, - добавил мистер Риверс мрачно. - Он сделал то, что хотел, а теперь ему, без сомнения, все равно, что будет.
Роланд заговорил во второй раз, все еще спокойно и без большого энтузиазма.
- Неправда. Мне не все равно, что будет дальше. Меня интересует это гораздо больше, чем тогда, когда я уговаривал Жонкиль выйти за меня замуж.
Жонкиль снова издала приглушенный возглас.
- О! Значит, я тебя не интересовала, когда ты женился на мне! Отец прав. Ты женился на мне исключительно ради мести!
- Исключительно, - ответил Генри Риверс за Роланда. - Ты была легкой добычей для светского человека, моя дорогая - очень молодая и неопытная. Не думаю, что ему было трудно убедить тебя, что он тебя любит. Все получилось так, как он задумал, за исключением того, что я вернулся домой вовремя, успел открыть тебе глаза, пока не произошло худшее. Ты фактически не стала женой этого мерзавца, и я заберу тебя домой, защищу тебя от него.
Жонкиль била дрожь. Маленькой трясущейся рукой она схватила Роланда за руку и заставила его посмотреть на нее.
- Роланд! Роланд! Это все правда? Посмотри на меня, поговори со мной, скажи мне правду, ради Бога! Ты все время только притворялся, что любишь меня?
- Не все время, Жонкиль! Вначале - да, я решил жениться на тебе, чтобы отомстить. Это была бесчестная игра, и я горько сожалею об этом...
- Не верь ему! - вставил Риверс гневно.
- Горько сожалею об этом, - повторил Роланд. - Я по-настоящему искренне полюбил тебя после того, как лучше узнал. Сегодня я не играл, не пытался казаться твоим возлюбленным, потому что сейчас я твой возлюбленный, я люблю тебя.
Она с состраданием смотрела на него.
- Как я могу верить этому?! - вырвалось у нее. - Ты притворялся, что влюблен, с того вечера у Поллингтонов. Ты просто обманул меня! Ты сам признал, что твоим первым побуждением было уговорить меня выйти за тебя замуж для того, чтобы отплатить дяде. О, это было подло!
Он посмотрел на маленькое, судорожно подергивающееся лицо. Оно было белым, как ее платье, а глаза!.. Это был взгляд смертельно раненного существа. Однажды на охоте он видел такие глаза у зайца, в которого попала пуля. Тогда он почувствовал ужасную тоску и устыдился своего занятия. Сейчас он тоже почувствовал смертельную тоску. Он ранил Жонкиль, он был виновником этого выражения на ее лице.
Он ведь колебался, не хотел ранить ее тогда, вначале. Почему он сделал это? Какая-то упрямая, ненавистная сила увлекла его и заставила подавить свои лучшие побуждения. Все было кончено. Он посмеялся над яростью дяди, но не чувствовал ни радости, ни удовлетворения. Только эту тоску, этот стыд и ужас понимания, что он теряет жену.
- Ты не рассчитывал, что я так рано вернусь из Висбадена, а, Роланд? - сказал Риверс. - Ты думал, что я появлюсь здесь завтра, слишком поздно, чтобы спасти Жонкиль от последнего унижения.
Неожиданно Роланд вспыхнул:
- У меня не было намерения унижать ее, - сказал он, сжимая кулаки. - Я совсем не хотел причинить ей боль. Я понимаю теперь, что она неизбежно должна была страдать, но мое первое, мое единственное желание было причинить боль вам! Девять лет тому назад вы выгнали меня из дома, к которому я привык, который считал своим, из-за сущего пустяка. Вы никогда не любили меня, всегда придирались и сурово наказывали. Бабушка была добра ко мне, понимала меня. Со мной все было бы в порядке, если бы не ваша несправедливость и нетерпимость. И, клянусь Богом, вы знаете это.
Генри Риверс пытался рассмеяться, но не мог. Он смотрел на своего племянника и видел гнев и отчаяние на бледном лице молодого человека.
Прошло девять лет. И снова они пререкались, снова они противники - две сильные воли, два различных темперамента.
Генри Риверс вспомнил горькую ссору в то Рождество, девять лет назад, когда он выгнал своего молодого племянника из Риверс Корта, и помнил много других случаев их противостояния. Его мать была более терпима к Роланду, более сочувствовала ему. И после того, как Роланд ушел, она считала его, Генри, как старшего, виноватым во всем. Только раз она высказала все, что было у нее на уме, укоряла его за его резкость и отсутствие понимания пылкой молодости. Она считала, что у Роланда щедрое сердце и искренняя натура, что, перебесившись, он мог достичь великолепной зрелости. Потом она больше не возвращалась к этому вопросу. Они не произносили имя Роланда до тех пор, пока не прочитали его телеграмму сегодня утром.
Старая миссис Риверс проявила то, что Генри, ее сын, называл "глупыми женскими эмоциями". Как бы ни была она сурова и строга, она любила своего внука гораздо больше, чем приемную внучку, и ей хотелось, чтобы Генри простил молодых людей.
Но гнев Генри Риверса не знал границ. Нет, никогда он не разрешит своей наследнице остаться с этим мерзким молодым племянником, который опозорил его и так часто игнорировал его желания в прошлом.
Однако теперь, когда он встретился с Роландом, Роландом-мужчиной, а не мальчиком, над которым он пытался утвердить свою власть, он дрогнул и спросил себя, не он ли, в самом деле, виноват в том, что произошло девять лет тому назад. "Грехи" Роланда не были особенно страшными, это были пустяковые проступки. Безобразная ссора, которая произошла тогда, не обязательно должна была закончиться так катастрофически. Конечно, он поступил несколько сурово, выгнав мальчика, буквально выбросив его из дома без шиллинга в кармане.
Но колебания Генри Риверса продолжались всего несколько секунд. Вскоре прежний непреклонный дух взял верх. Он тяжело посмотрел на Роланда.
- Ты вел себя в те времена, как распущенный молодой повеса. Такой не мог стать хозяином Риверс Корта, - сказал он. - Если я и выгнал тебя, так только потому, что ты сполна заслужил это.
- Нет, я не заслужил такого, и вы это знаете. Однако я не собираюсь спорить по этому поводу. Уже слишком поздно.
- Слишком поздно, - повторил Генри Риверс. - В течение девяти лет ты был мертв для меня. Так это и останется. И для твоей бабушки - тоже. Что касается Жонкиль, с которой ты обошелся так жестоко, она вернется в Риверс Корт сейчас же, и этот брак будет аннулирован.
Жонкиль, которая переводила глаза с одного мужчины на другого, слушая их, откинула волосы со лба.
- Аннулирован? - повторила она, как эхо. - Его можно аннулировать?
- Нет, - сказал Роланд. - Юридически ты - моя жена. Если ты оставишь меня, я могу аннулировать брак на том основании, что ты отказываешься жить со мной, но сама ты ничего не можешь сделать.
- А если я захочу аннулировать его?
- Думаю, это будет невозможно, если я не захочу покинуть тебя. А у меня нет намерения расставаться с моей женой.
Жонкиль пристально смотрела на Роланда. Это был чужой человек, суровый и ожесточенный. Она почувствовала тошноту и дурноту одновременно. Всего несколько минут тому назад она ожидала жениха в своей спальне, веря, что она - обожаемая невеста. И вот она здесь, и говорит об аннулировании брака. Это было слишком ужасно, слишком сокрушительно для нее. Сможет ли она совладать с этим? Сейчас было жизненно необходимо делать и говорить то, что нужно, чтобы сохранить достоинство. Она осознала, что Роланд не любил ее, когда сбил ее с ног своим бурным ухаживанием. "Он вообще никогда не любил меня!" - говорила она себе с болью. Да, она обожала Роланда и верила ему, а теперь так же горячо считала его не заслуживающим доверия и любви. Прежняя страстная любовь была затоплена волной обиды, горячего, ослепляющего гнева.
- О, как ты смел, как ты смел жениться на мне! - вырвалось у нее. - Как ты смел целовать меня, ухаживать за мной, если ты ни капли не любил меня, если только хотел использовать меня в своих целях?
Роланд вздрогнул.
- Это неправда, Жонкиль, не полная правда. О, моя дорогая, ради Бога, будь немного снисходительней. Я не заслуживаю снисхождения, но я люблю тебя сейчас! Люблю по-настоящему! Я клянусь!
- Нужно быть дурой, чтобы верить этому, - вставил Риверс.
- Я не верю, - сказала Жонкиль. - Я никогда больше не поверю ни одному слову, которое он скажет. Я иду наверх, чтобы упаковать вещи сейчас же.
- Мы не можем ехать домой сегодня. Сейчас слишком поздно, - сказал мистер Риверс. - Но мы снимем комнаты в другой гостинице. Ты будешь в безопасности со мной.
- Жонкиль, ты уходишь? - спросил Роланд. - Ты не хочешь выслушать, что я скажу?..
- Что бы ты ни сказал, ты не можешь уйти от факта, что женился на мне для того, чтобы рассчитаться с дядей, - не дала она ему досказать. - Этого достаточно, чтобы заставить меня презирать тебя, чтобы сделать невозможной для меня нашу совместную жизнь.
Он пристально посмотрел на нее. Жонкиль, ребенок со счастливыми невинными глазами и молодой веселостью, исчезла. Перед ним стояла женщина. Ее глаза были безжалостны, презрительны; ее губы, которые он целовал, которые так жадно отвечали на его поцелуи, превратились в тонкую ниточку. Возможно ли, чтобы она была такой безжалостной?
- Я заслужил твое презрение, Жонкиль, - сказал он. - Но не уходи, послушай, что я хочу сказать.
- Говори, - бросила она ему.
- Не перед дядей Генри. Я хочу поговорить с тобой наедине.
- Трус, - сказал Риверс. - Надеешься смягчить ее сердце своими нежностями?
- Нет, - сказал Роланд. - Я не буду стараться смягчить ее. Но она - моя жена, и я имею право видеть ее наедине.
- Ты потерял все права на нее, - сказал Риверс.
- Возможно. Но я намерен говорить с ней наедине, - сказал Роланд и взял ее за руку нежными, но крепкими пальцами.
- Пойдем, Жонкиль, - сказал он тихо. - Я поднимусь в твою комнату вместе с тобой. Ты можешь укладывать вещи, если хочешь, но я намерен поговорить с тобой наедине.
Какое-то мгновение она колебалась, затем сказала:
- О, очень хорошо. Я не боюсь тебя. Я никогда больше не буду такой дурой, чтобы поддаться на твои нежности и ухаживания. Любовь! Ты даже не понимаешь смысла этого слова.