Он не ответил. Он только чувствовал, что каждое слово, которое она произносит, режет его, как ножом. Он сжал губы и пошел с ней к лифту. Им вдогонку прозвучал голос Генри Риверса:
- Не задерживайся, Жонкиль.
- Только несколько минут, отец, - ответила она.
Оказавшись наверху в этой элегантной, теплой, мягко освещенной комнате, которая должна была стать их свадебной спальней, где Жонкиль совсем недавно поведала звездам о своей любви к Роланду, Роланд выложил все, что у него было на душе. Сидя на краю кровати с погасшей сигаретой в руке, он говорил все, что не мог сказать внизу, перед дядей, которого он так сильно не любил.
Он изложил историю своего детства и жизни в Риверс Корте.
- Я не прошу тебя простить меня за то, что я уговорил тебя тайно выйти за меня замуж и не сказал, кто я, - закончил он. - Но я прошу тебя поверить двум вещам, Жонкиль: одна - что дядя Генри обошелся со мной несправедливо и заслужил, чтобы ему отплатили; и другая - что я искренне полюбил тебя теперь.
Во время его долгого рассказа о себе Жонкиль быстро двигалась по комнате, собирала вещи и укладывала их в чемоданчик, однако внимательно слушала его. И когда он наконец замолк, она подошла к нему. Ему показалось, что перед ним олицетворение самого правосудия - так она была неумолима, так бледна. Она уже надела длинное пальто и шляпку. В комнате не осталось ничего из ее вещей. Она уложила все. Опустошенность комнаты и вид Жонкиль в пальто и шляпе, готовой уехать от него, привели его в отчаяние.
- Жонкиль, - сказал он. - Скажи что-нибудь! Скажи мне, что ты веришь этим двум вещам.
Она посмотрела прямо в его глаза.
- Я не могу поверить ничему, что ты говоришь, - ответила она. - Ты так искусно обманул меня, ты сыграл свою роль вначале так совершенно! Как я могу быть уверена, что ты не играешь и сейчас?
- В этом нет никакой игры, - сказал он. - Клянусь честью...
- Она есть у тебя? - прервала она его.
Кровь бросилась ему в лицо, как будто его ударили хлыстом.
- Жонкиль! - воскликнул он.
- Что? Ты думаешь, я поверю, что ты - человек чести? Я готова поверить тому, что отец обращался с тобой грубо, и ты ожесточился. Я знаю, что он - человек требовательный, и, как я говорила тебе в тот вечер, когда мы впервые встретились, мне всегда было жаль его племянника, которого он лишил наследства, хотя я тогда не знала, кто он. Я чувствовала, как это несправедливо и безжалостно. Но все это не повод для того, чтобы использовать меня как инструмент мести.
- Жонкиль, что бы я ни чувствовал вначале, но потом я искренне полюбил тебя. В это утро, когда я женился на тебе, я любил тебя всем сердцем и душой и ненавидел себя за то, что я обманывал тебя.
- Боюсь, что я не могу поверить этому, - сказала она. - Возможно, ты внезапно страстно увлекся. Некоторые мужчины называют это любовью. Возможно, ты тоже.
- Боже, Жонкиль! Ты очень жестока. У тебя есть все права быть такой, но как мне убедить тебя, что я любил тебя, когда женился на тебе, и люблю сейчас, и это настоящая искренняя любовь! Жонкиль, Жонкиль, ненавидь меня, презирай меня, но постарайся поверить в мою любовь. Более всего в своей жизни я сожалею, что обманул тебя!
- К чему напрасные слова, - прервала она его. При электрическом свете было видно, как осунулось ее лицо и как она утомлена. - Ты такой умный актер, Роланд. Ты можешь заставить любую женщину поверить, что ты был влюблен всегда. Я не верю, что ты любишь меня сейчас.
Он резко встал, тяжело дыша:
- Ты хочешь сказать, что никогда не поверишь мне?
Она закусила нижнюю губу.
- Неважно. Человек, которого я любила и за которого вышла замуж, сегодня утром умер... Ты - чужой... Я сейчас уезжаю, и мое единственное желание, чтобы ты аннулировал наш брак.
- Нет, - сказал он. - Никогда. Я никогда не аннулирую его. Я люблю тебя, ты нужна мне. Я потрачу всю свою жизнь на то, чтобы вернуть твою любовь.
- Ты никогда не добьешься этого. Та любовь мертва.
- Я не верю тебе. Этого не может быть, Жонкиль. Ты можешь чувствовать себя обиженной, оскорбленной, но когда-нибудь ты обязательно простишь меня.
- Ты так думаешь? - Жонкиль истерически расхохоталась. Она явно находилась на грани срыва. В конце концов она была очень молода и любила этого человека так нежно. Расстаться с ним таким образом, в гневе и горечи, в день свадьбы - этого вполне достаточно, чтобы разбить сердце любой женщины.
Он схватил ее руки.
- Жонкиль, Жонкиль! Прости меня, не отвергай! - умолял он. - Я ужасно люблю тебя, Жонкиль, гораздо больше, чем я когда-либо надеялся любить женщину. Не говори, что ты никогда не будешь думать обо мне лучше, чем думаешь сейчас.
- Я могу думать о тебе лучше, но я никогда не смогу забыть того, что ты сделал. Я только прошу тебя освободить меня как можно быстрее.
Эти слова надломили его. Он упал на колени, уронил лицо в ее ладони и заплакал тяжелыми, душераздирающими рыданиями сильного человека. Жонкиль не могла вынести этого. Бледная, дрожащая стояла она, устремив взгляд на темную голову, склоненную на ее руки. Его жгучие слезы текли по ее пальцам, опаляли ее сердце.
- Роланд, не надо, пожалуйста, не надо! - просила она, задыхаясь.
Рыдания сотрясали его. И вдруг его губы, мокрые от слез, прижались к ее пальцам в исступленном поцелуе.
- Не нужно! - сказала она снова. - Пусти меня, Роланд, пожалуйста.
Она чувствовала, что если она еще на минуту останется здесь, она сдастся, она прижмет его голову к своей груди и смешает свои слезы с его слезами, простит его, забудет все, кроме любви к нему. Но она не должна этого делать. Она должна быть сильной. Она показала свою слабость и убежала с ним, как влюбленная школьница. Больше никогда она не будет слабой, никогда не позволит победить себя эмоциями. Она проявит гордость, выдержку. Дэвид Маллори, ее любимый папа, сказал ей в их последний разговор: "Никогда не теряй гордости, Жонкиль, если ты потеряешь гордость, ты потеряешь самоуважение".
Она попыталась отнять пальцы, но Роланд удержал их.
- Ты должен отпустить меня, Роланд, - сказала она.
Сейчас она не бросала ему обвинений в игре: Роланд Чартер, сильный, смелый, циничный, никогда не сломался бы так, если бы его горе и раскаяние не были искренними. Но не могла простить его. Возможно, она что-то значила для него, он не хотел терять ее сейчас. Но разве он любил ее так, как она любила? - Никогда! Да, он страдает сегодня, завтра он забудет. Ей же суждено страдать всю жизнь. На память ей пришли те самые слова Байрона, о которых она говорила ему в такси, сегодня утром по дороге на вокзал (Ау, кажется вечность прошла с тех пор, с тех часов исступленного счастья и счастливого неведения!): "Любовь мужчины и жизнь мужчины идут раздельно, но смысл жизни женщины в любви..."
Душевная мука раздирала ее. Она не смела остаться здесь, наедине с Роландом, не смела позволить его рукам обнять ее, так как чувствовала, что может поддаться этому объятию, прикосновению, которое совсем недавно вызывало в ней такой трепет.
Она высвободила пальцы из его руки.
- Прощай, Роланд, - сказала она. - Я ухожу. Сожалею, что ты несчастлив. Но винить во всем ты можешь только себя. Пожалуйста, не пытайся увидеть меня снова, и если для тебя имеют хоть какое-то значение мои чувства, прошу тебя аннулировать наш брак.
Он поднял к ней опустошенное лицо, провел тыльной стороной руки по мокрым от слез, покрасневшим глазам.
- Я никогда этого не сделаю, - хрипло сказал он. - Я люблю тебя. Я никогда не отпущу тебя. Ты моя жена, ты не можешь изменить этого факта, никто не может.
Она какое-то мгновение молча смотрела на него. Затем очень спокойно повернулась и вышла из комнаты.
Он слышал, как закрылась дверь, обвел глазами пустую спальню. Она ушла. Она собирается вернуться в Риверс Корт с дядей Генри. Она хочет, чтобы он освободил ее.
Он снова опустился на край кровати и закрыл лицо руками.
- Никогда не отпущу ее, никогда, никогда, никогда! - сказал он вполголоса. - О, Боже мой, Боже мой, как я люблю ее. Зачем я причинил ей боль, зачем я обманул ее? Жонкиль, Жонкиль, вернись!
Глава 8
Эту ночь Жонкиль и мистер Риверс провели в небольшой гостинице на Приморском бульваре. Он хотел поговорить с ней, когда они добрались сюда, но она попросила:
- Пожалуйста, отец, оставьте меня сегодня. Я не хочу говорить о Роланде. Я просто не могу. И прошу вас, никогда снова не упрекайте меня за то, что я убежала от вас и от бабушки. Я уже достаточно наказана. Видите ли - я любила его.
Суровое лицо Генри Риверса смягчилось, губы слегка дрогнули. Он был жестким и несентиментальным человеком, не привык показывать свои переживания. Но по-своему он любил эту тоненькую девушку с коротко остриженной головой и красивыми глазами. Отважное разумное существо! Многие девушки в ее положении потеряли бы самообладание, дали бы волю слезам. Она оказалась мужественной и гордой.
Он отправил ее спать, не мучая дальнейшими разговорами о будущем.
Генри Риверс немного побаивался, что утром Жонкиль может проявить слабость и попросит отпустить ее к мужу. Он когда-то любил женщину, когда-то слышал настойчивый зов пола и знал его непредсказуемую силу; Жонкиль может почувствовать желание остаться с Роландом, несмотря на зло, которое тот ей причинил. Однако за завтраком она спокойно и без эмоций говорила о своем ближайшем будущем, и он успокоился.
Но выглядела Жонкиль совершенно разбитой. Всю ночь она пролежала без сна, глядя во тьму широко открытыми, воспаленными глазами, тяжело страдая. Конечно, она ничего не сказала о своих муках приемному отцу. С детства она привыкла не выставлять своих чувств напоказ. Но Генри Риверс видел, что перед ним новая Жонкиль - целеустремленная и выдержанная девушка, а не послушная девочка.
- Я все обдумала, - сказала она. - Я вернусь домой к вам и бабушке на несколько дней... вероятно, до Нового Года, но после этого я уеду!
Генри Риверс вздрогнул и уставился на нее.
- Уедешь? Но куда, дорогое дитя? Ты хочешь, чтобы я увез тебя за границу, пока все не успокоится?
- Нет, - сказала она решительно, глядя на него грустными глазами. - Я уеду одна. Отец, я решила уехать из Риверс Корта навсегда.
Он вспыхнул, затем быстро нахмурился.
- Ты говоришь ерунду, дорогое дитя, - сказал он. - Как ты можешь уехать навсегда? Ты моя наследница. Ты совершила очень необдуманный поступок, выйдя замуж за Роланда, но это можно исправить. Я заставлю негодяя освободить тебя тем или иным способом.
Она вздрогнула и на мгновение закрыла глаза. Она пережила муки ада, вспоминая, каким последний раз видела Роланда. Даже сейчас в ее ушах звучали его ужасные, прерывистые рыдания... его отчаянный поцелуй еще горел на ее руках.
- Освободит он меня или нет, это неважно, - сказала она. - Лучше я сразу все скажу, отец, чтобы не было никаких недомолвок. Я решила уехать из Риверс Корта и отказаться от своего положения наследницы. Мне двадцать один год, и я могу распоряжаться собой. Я намерена сама зарабатывать себе на жизнь.
Генри Риверс удивленно и протестующе развел руками.
- Моя дорогая Жонкиль, ты сошла с ума. Ты не понимаешь, что ты говоришь. Все эти годы я воспитывал тебя как свою дочь и наследницу. Ты не можешь оставить меня. И почему это пришло тебе в голову?
- Мне стало ясно, что это не мое законное место.
- Тогда, чье же?
- Роланда, - сказала она неожиданно. - О, нет, поймите меня правильно, не думайте, что я забочусь о нем или хочу вернуться к нему. Нет. Я никогда... никогда не прощу его за то, что он так женился на мне. Но я поняла, что вы выгнали его несправедливо. Я не могу оставаться в Риверс Корте и унаследовать то, что должно по праву принадлежать ему, вашей плоти и крови.
- Моя дорогая Жонкиль, ты говоришь чушь, - сказал мистер Риверс.
Она пожала плечами.
- Как хотите, отец, - сказала она тем же ровным голосом. - Но я все твердо решила.
- Что? Покинуть свой дом, покинуть людей, которые воспитали тебя? Это невозможно.
- Я же покинула вас ради Роланда, - напомнила она ему. - В любом случае, я не намеревалась возвращаться к вам. Теперь я еще больше утвердилась в намерении уехать из Риверс Корта.
Мистер Риверс вспыхнул и оттолкнул свою тарелку. Он был вспыльчивый человек, и поведение Жонкиль, которое он считал нелепым и неблагодарным, рассердило его.
- Пожалуйста, постарайся вспомнить, моя дорогая девочка, что я удочерил тебя, когда ты еще училась в школе, - сказал он. - Твой отец был моим другом. После того, что у нас произошло с Роландом, я вначале намеревался завещать свои деньги на благотворительные цели, но когда бедный Дэвид Маллори умер, оставив тебя - ребенка без дома и без родственников, я решил сделать тебя своей наследницей, и моя мать одобрила это. Ты прожила под моей крышей девять лет, моя дорогая Жонкиль, и я составил завещание в твою пользу, воспитал тебя здоровой, домашней, благоразумной девушкой. А как ты отплатила мне на сегодняшний день?
- Я признаю, что плохо, - сказала она. - Но я думаю, вы не понимаете, как одинока я была все это время в вашем доме, какими суровыми были вы и бабушка. Как я ненавидела часы занятий, ботанику, коллекционирование мотыльков. Естественно, когда я первый раз вырвалась из дома, попала туда, где весело и радостно, и встретила привлекательного светского человека, я потеряла голову.
- Совершенно верно, - сказал мистер Риверс мрачно. - И поэтому я понял и простил твое поведение. Я буду считать оскорбительным, если ты выполнишь это свое абсурдное намерение покинуть меня сейчас, сейчас, когда я простил тебя и предложил ехать домой и забыть все, что ты натворила.
- Неужели вы не видите, что моя гордость не позволяет мне больше оставаться в Риверс Корте? - сказала она. - Неужели вы не можете понять меня? Роланд был изгнан несправедливо, и я заняла его место. Я не могу оставаться там.
- Роланд был выгнан заслуженно, - сказал мистер Риверс гневным голосом. - Ты не знаешь, что говоришь, Жонкиль. Ты веришь тому, что говорит этот подлец?
- Я верю тому, что он говорил о своей жизни дома.
- Ты удивляешь меня, Жонкиль. - Ты должна признать, что я никогда не был несправедлив или груб, даже если мои занятия кажутся тебе скучными и трудными.
- Но вы нетерпеливы к слабостям других, отец. Возможно, вы не поняли Роланда.
Он нетерпеливо покрутил головой. Почему эта девочка, которую он удочерил, должна так критически относиться к нему? До вчерашнего дня он считал ее ребенком, подчиняющимся его желаниям. Его поражало и раздражало, что она вдруг начала проявлять собственную волю. Ее связь с Роландом сделала ее самонадеянной, и Генри Риверс не знал, как быть с этим. В своей семье он не допускал возражений даже со стороны матери, которая была по-своему так же сурова, как и он.
- Послушайте, отец, - добавила Жонкиль, - еще раз прошу, не думайте, что я сочувствую Роланду или намерена простить его. Нет. Но я должна быть справедливой. Я считаю, что с ним в прошлом несправедливо обошлись, и совесть не позволяет мне продолжать занимать его место в Риверс Корте.
- О, не будь такой упрямой, - сказал мистер Риверс с раздражением. - Ты моя наследница и ты должна оставаться со мной до тех пор, пока не выйдешь замуж за человека, которого я одобрю.
- Я никогда не выйду замуж, - сказала Жонкиль. Затем, густо покраснев, добавила: - Снова.
- Ну-ну, ты можешь оставаться со мной.
- Нет, я чувствую, что я должна уехать и сама зарабатывать себе на жизнь. Боюсь, что теперь вам придется лишать наследства меня, отец. О, пожалуйста, поверьте, что я благодарна вам за то, что вы удочерили меня, что дали мне такой замечательный приют. Вы поступили очень великодушно, и я всегда уважала вас, считала вас старым другом моего бедного отца.
- Только уважала - и никогда не любила? - спросил он странным голосом.
Она покраснела еще больше и сказала мягко:
- Вы никогда не нуждались в любви, отец. Вы не верите в любовь или чувства, вспомните.
Генри Риверс тяжело сглотнул. Первый раз в своей жизни он почувствовал истинное волнение. Эта девочка, с ее бесстрашными глазами, гордо посаженной темноволосой головой, была в этот критический час дороже ему, чем когда-либо ранее. Его мать любила Роланда Чартера, ее плоть и кровь. Но он, Генри Риверс, был больше привязан к своей приемной дочери. Если ее тайный брак и бегство ужаснули его, то сегодня он был потрясен тем, что она собирается уехать из Риверс Корта, просит его лишить ее наследства.
Несколько мгновений он молчал. Когда он заговорил, его голос, как всегда, был резким, а лицо суровым.
- Давай не будем примешивать к деловому разговору любовь или другие чувства, - сказал он. - Давай рассматривать вопрос беспристрастно, Жонкиль. Я простил тебя за то, что ты сделала. Теперь я прошу вернуться домой и начать новую жизнь.
- Мне очень жаль, - сказала она. - Я просто не могу сделать этого, отец. Я должна уехать, должна сама заботиться о себе.
- Ты сумасшедшая!
- Возможно. С моей точки зрения, я совершенно в здравом уме, - сказала она с быстрой улыбкой. - Я хочу сохранить самоуважение, свое достоинство, свою гордость. Я чуть было не потеряла все это, не так ли?
- О, будь он проклят, этот Роланд Чартер, - сказал взбешенный Риверс.
Жонкиль закрыла глаза. Острая боль внезапно пронзила ее сердце. Ах, Роланд, Роланд, которого она так сильно любила и который так унизил ее!
Затем боль прошла. Жонкиль упорно настаивала на своем: она вернется в Риверс Корт на несколько дней, соберет свои вещи, затем поедет в Лондон и будет искать работу.
- Какую работу? - спросил он ее с раздраженным смехом. - Что ты умеешь делать? Если только ты сможешь зарабатывать, став учителем ботаники в какой-нибудь школе.
- Не хочу. Я до смерти устала от ботаники.
Он поморщился.
- Мне придется искать какую-то домашнюю работу. Я умею шить и готовить - бабушкино образование пригодится мне, - добавила она с кривой усмешкой, в которой, несмотря ни на что, было столько отваги, смешанной с болью.
Мистер Риверс фыркнул.
- Домашнюю работу! Болтовня. Ты вернешься в Корт, успокоишься и забудешь всю эту чепуху, - сказал он. - Первое, что нужно сделать, это освободиться от Роланда.
- Да, - сказала она. - Я постараюсь заставить его аннулировать мой... мой брак.
Она невольно взглянула на свою левую руку. Кольца на ней не было. Прошлой ночью она сняла это тоненькое колечко, которое он надел на ее палец в этой пыльной, мрачной регистратуре. Она плакала над желтеньким кружочком, плакала до тех пор, пока не перестала видеть; потом положила кольцо в коробочку. Она не собиралась когда-то его надевать. Однако ради любви, страсти, которую испытала, она оставила это кольцо, не смогла выбросить в мусорную кучу.
- Да, - сказала Жонкиль снова. - Я должна вернуть себе свободу. Я возьму мою девичью фамилию и буду работать, чтобы прокормить себя. Если вы захотите, я могу вернуть свою прежнюю фамилию - Жонкиль Маллори.
- Конечно нет. Ты юридически стала Жонкиль Риверс, когда я удочерил тебя.