– Например? – поинтересовался Зафир нарочито праздным тоном, мысленно укоряя сына за то, что лишил его единственного благовидного предлога, чтобы искать встречи с Ферн.
– В основном о девочках и их успехах. Еще она много расспрашивает о нашей культуре. Мы с ней разделяем мнение, что мир стал бы лучше, если бы им правили женщины, – задорно поддразнивала Аминея своего мужа.
– Ну так никто и не спорит, – тоже шутя согласился Раид, целуя ее в кончик носа.
– Значит, про своих неженатых родителей вы с ней не говорите, – сказал Зафир, догадавшись, что Раид пытается не участвовать в этом разговоре.
– М-да, вот это точно некрасиво вышло, – согласилась Аминея, слегка выпрямившись. – И нет – не говорим. Я так поняла, мать у нее была не подарок, но Ферн и о ней не распространяется и сама в чужие дела не лезет. Она очень серьезная.
– Что есть, то есть, – согласился Раид, допивая одним глотком чай. – Даже принесла мне на цензуру кучу книжек с картинками. Уж какой там политический подтекст в сказке про луну? Когда она только начала у нас работать, спросила про уроки британской истории – предложила двадцать пять процентов от общей нагрузки, поскольку девочки на четверть англичанки.
Зафир не хотел над ней смеяться, но губы сами собой складывались в улыбку, стоило ему подумать о том, как не похожа эта чопорная учительница на женщину, которая вместе с ним сегодня плевала на все правила. Его самолюбие ликовало, ибо она стольким жертвовала ради него.
– Перестань, – пожурила Аминея Раида. – Не то я ей скажу, что ты вызвался сам проверять их письменные работы.
Они начали миловаться, и Зафир удалился в свою палатку. Там он обнаружил, что Тарик унес аккумулятор, но забыл прихватить переходники.
"Не смей", – сказал себе Зафир, взвешивая в руке бархатный мешочек с адаптерами.
Вскоре Тарик пришел пожелать ему спокойной ночи. Мальчишка в последнее время стал очень самостоятельным: без напоминания чистил зубы и сам укладывался спать. Едва он убежал к себе, Зафир вышел из палатки.
Раид нес своих хохочущих дочек под мышками, как свернутые в рулон ковры, а у детской палатки их уже дожидалась мама.
Ферн же, выбравшись из-под свода пальмовых ветвей, стояла у входа в свое временное жилище и смотрела на небо.
Пока Зафир выдумывал повод подойти к ней, например, чтобы она показала ему то или иное созвездие, Ферн, никому ничего не сказав, развернулась и направилась по тропинке, по которой они на днях гуляли с детьми.
Глава 4
Ферн уловила его присутствие. Волоски на коже встали дыбом от напряжения – она даже испугалась, что планшет закоротит.
Она ускорила шаг, сердце бешено колотилось, чувствуя преследование, но страха она не испытывала. Он не причинит ей вреда.
– Куда это ты собралась?
Ферн прижала планшет к груди, как щит, и повернулась к Зафиру. Они все еще стояли под пальмами, там, где начинался ручей, и его лицо едва освещалось парой тусклых полосок света.
Уж не решил ли он, что она пошла искать кого-то из стражников?
– На равнину, – ответила она спокойно. – Из лагеря неба почти не разглядеть. Хотела разведать – вдруг оттуда лучше видно, и завтра вечером прийти с детьми, если можно.
– Запрещено покидать лагерь без сопровождения. Она опешила:
– Нельзя уводить детей из лагеря. Мне никто не говорил, что и одной нельзя пойти погулять.
– Говорю сейчас – нельзя. Ты могла упасть, или тебя могла укусить змея, особенно в темноте.
– Серьезно?
– Серьезней не бывает.
Ферн читала про неразумных туристов, с которыми приключались всякие истории, и не горела желанием вступить в их ряды, но приказ Зафира казался глупостью. Она фыркнула, досадуя на то, что с ней обращаются как с маленькой.
– Отлично. Проводишь меня?
Когда Зафир шагнул к ней, она увильнула вбок, давая ему возможность вести.
Он остановился и провел ладонями по ее рукам, как уже делал сегодня. Его касание было легким, а голос – низким:
– Сойдем с тропы.
– Зафир, – хрипло запротестовала она, но пульсирующая волна желания прокатилась по всему телу с такой мощью, что стало больно. Она напомнила себе, что у них нет будущего, но этот аргумент не имел ровно никакого веса в сравнении с терзавшей ее истомой. Даже если придется довольствоваться лишь его поцелуями и ласками, это все равно больше, о чем она смела мечтать.
– У меня ничего нет. И я не принимаю противозачаточные.
Перед ее помутившимся взором плыла белизна его одежды, и пьянящий аромат земли и пряностей лишил последних сил к сопротивлению. Или, может, зря она это сказала? Он считает ее дурочкой?
– Я не стану заниматься с тобой любовью вот так просто, – уверил ее Зафир, и своим чувственным голосом словно отодвигал невидимые шелковые завесы, до последнего защищавшие ее. – Твоя девственность принадлежит твоему будущему мужу. Я просто хочу обнимать, целовать и ласкать тебя, как сегодня днем. Тебе ведь понравилось?
Похоже, он действительно ждал ответа. Неужели и так не ясно? Она же просто млела от его ласк!
Его хрипловатый шепот и жаркое дыхание снова пленили Ферн, как и несколько часов назад. Она сдержала стон и, почувствовав внезапную слабость, уперлась лбом в броню мышц его груди.
– Ты такая сладкая, Ферн. Как мед.
Он притянул Ферн к себе вплотную, так что она почувствовала его возбуждение сквозь одежду. Она разжала ладони, и планшет упал на песок. Зафир жадно трогал ее тело, одновременно уводя с тропинки в более укромное место.
– Это неправильно, Зафир. Ты же сам сказал, – напомнила она.
А он лишь прислонился спиной к пальме и расставил ноги, чтобы она могла встать ближе. Сгорая заживо, Ферн прижалась к его пылающей груди и обхватила за шею, точно ее тело само знало, что делать. Она склонила голову и ответила на его поцелуй.
Они целовались, как любовники после долгой разлуки. Волшебство его рук, эти божественные губы – все кричало о том, как сильно он ее желает, и это было так бесподобно, что Ферн крепче прижималась к нему в порыве восторга и благодарности.
Зафир залез рукой ей под блузку и погладил по спине, она сдержала стон и попыталась сделать с ним то же, но не вышло – ткань тобы была зажата между их телами.
Он расстегнул ее бюстгальтер, дотронулся до груди и стал нежно гладить сосок круговыми движениями, отчего он затвердел и сладостно заныл. Ферн теснее прижалась к Зафиру бедрами. О, как ей хотелось, чтобы он снова поласкал ее языком!
– Зафир, – прошептала она, переводя дыхание. – Я хочу тоже чувствовать твою кожу.
Он выдохнул непонятное ругательство и на шаг отстранил ее, поднимая тобу. Ферн наконец забралась под нее ладонями и стала ненасытно ласкать его горячий торс. Он прерывисто дышал, его пресс сжимался, волосы на груди уходили узенькой дорожкой вниз…
– Ты там совсем голый! – внезапно воскликнула она.
– Да.
Он расстегнул верхнюю пуговицу на ее блузке, потом вторую.
– Можно?..
– Да.
Она глянула вниз, но Зафир возился с пуговицами, поэтому она видела лишь его рукав и складки белого хлопка в собственной ладони.
Ферн дотронулась до его члена, такого твердого, напористого… большого. Сжимая его, Ферн удивлялась, как такой вес и размер совместим с женской анатомией.
– Я все правильно делаю? – спросила она беспокойно.
– Возьми его крепче, – пробормотал он у самых ее губ, сдавливая обе ее груди ладонями под расстегнутым бюстгальтером и теребя соски так, что она скрестила ноги от горячей волны желания.
Как же хорошо! Как восхитительно ощущать его набухающую плоть, слышать его вздохи, вкушать сладость поцелуев и видеть, как он возбуждается от ее ласк.
Неожиданно Зафир отпрянул. Ферн всмотрелась в его лицо, не понимая, что бы это могло значить.
– Что? – прошептала она, ослабляя руку.
– Ничего, – ответил он каким-то пьяным голосом. – Продолжай. Мне так хорошо.
Говоря это, он приподнял ее длинную юбку. Подол щекотал голые ноги Ферн, обостряя чувства, накаляя страсть до того, что ее лоно нестерпимо пульсировало. Он присел, подхватил ее колено и закинул на свое мускулистое бедро, открывая ее для ласк. Она вздрогнула, ощутив шершавость его кожи.
– Что?..
Потеряв равновесие, Ферн почти упала на Зафира.
– Ой, прости! Я такая растяпа.
– Нет, Ферн, это не так, – тихонько засмеялся он у самого ее лица, одновременно лаская ее сквозь белье.
Он перевел дыхание и немного отступил, прежде чем снова поцеловать ее.
– Что ты делаешь?
– Сейчас узнаешь.
Зафир запустил пальцы ей в трусики, и по ее телу тут же разлился жгучий жар.
– Это неправильно! Так нельзя, – пробормотала Ферн.
– Хочешь остановиться? – Он провел губами вдоль линии ее подбородка, желая, чтобы она поймала его рот своим, но сосредоточил все внимание на ее пульсирующем лоне.
– Нет, – призналась она, почти задыхаясь, и еще теснее прижалась к его руке.
– И я – нет.
Когда все закончилось и они, утомленные, прижались друг к другу, Зафир прошептал:
– Наверное, лучше нам не продолжать, Ферн. Это может нас погубить.
Она улыбалась в подушку, думая об этом. Когда он снова принялся ее целовать, она чувствовала себя самой желанной на свете.
– В этом нет ничего дурного, Ферн, – поклялся он. – Я не позволю нам зайти слишком далеко. Ты не потеряешь работу и не забеременеешь. Я буду осторожен.
– То есть ты хочешь заняться этим снова?
– А ты – нет?
– Хочу, – выдохнула она, массируя ему спину и все еще не веря, что была в его объятиях, что все происходило наяву.
Их роман явно очень скоро закончится. С Зафиром у Ферн не предвиделось никакого будущего – это она знала наверняка. И все же она боялась упустить возможность познать близость с ним… ей было приятно чувствовать себя желанной, значимой. Но больше всего ей хотелось узнать Зафира.
Отец Зафира обожал все западное – до такой степени, что слишком уж яро навязывал свои идеи стране, которая едва догнала двадцатый век. У Раида, напротив, отец был более консервативных взглядов, в результате чего сын в качестве лидера унаследовал множество проблем иного рода, однако одно было бесспорно: оба государства нуждались в поддержке бедуинов, кочевавших в этих землях.
Зафир и Раид пришли в оазис специально, чтобы встретиться с вождем и скрепить альянс. Бедуинам разрешалось задержаться здесь хоть на неделю, но Зафир теперь надеялся, что они продолжат свой путь раньше.
Ферн ждала его.
Они вели себя словно подростки на заднем сиденье машины, и это был, возможно, самый волнующий опыт в жизни Зафира.
Но почему-то именно сегодня он снова будто и не заметил ее, когда она прошла с девочками мимо. На ней была слегка пыльная у запястий абайя, но даже в ней она выглядела одновременно чопорно и прелестно. Ее шикарные локоны были заправлены под черный платок, узел которого торчал на затылке. Она скрыла лицо под паранджой, так что виднелась только ее веснушчатая переносица и кроткие серые глаза.
Когда они встретились взглядами, она застенчиво опустила рыжие ресницы. Зафиру была видна только эта узкая полоска ее лица, но он не сомневался, что она покраснела.
Он все так же сильно хотел ее, но пока в оазисе кочуют бедуины, ничего не выйдет. Прислуга не лезла в дела хозяев, да и стражники могли делать вид, что не замечают, как он украдкой ходит к ней по ночам, но подрывать свою репутацию среди народа, который и так не доверял ему из-за отцовских выходок, было глупо.
Поэтому он держал дистанцию, рассуждал о землях, подходящих для кочевания, и допоздна не ложился спать, раскачиваясь в такт музыке и восхищаясь мастерством танцоров.
В разговорах Зафир молчал о том, что перспектива женитьбы вселяла в него ужас. Он досадовал на отца, который думал лишь о себе и поставил на кон не только свою страну, но и свою семью. Даже мать Зафира немало страдала из-за эгоистичного стремления отца к личному счастью. Зафир отказывался совершать то же преступление. Пусть его брак был непростым, но его достижением стали рождение Тарика и стабильность в стране.
"Нет, я не такой, как отец", – размышлял Зафир в своей постели, борясь с желанием пойти к Ферн. Одно дело – поразвлечься с англичаночкой на каникулах, и совсем другое – обречь двоих детей на пожизненные мучения".
На следующий день случилось непредвиденное. Ферн бежала к нему через весь лагерь крича:
– Зафир!
Зафир и бедуинский шейх встретили ее недобрым взглядом.
Она остановилась, вздрогнула и уставилась куда-то в пустоту между двумя мужчинами.
– То есть Абу Тарик, – произнесла она, обращаясь к нему более формально, подступая ближе.
– Не сейчас, – ответил он безучастно и стал разворачиваться вместе со своим собеседником, демонстрируя, что она ему никто.
– Это срочно, – настаивала она.
Зафир не на шутку рассердился. Если она возомнила, что их шалости дают ей полное право на столь безответственное поведение, то она глубоко заблуждается.
– Одной девочке плохо. Ее мать не понимает, что это серьезно, а я не могу найти твою сестру. У меня в качестве переводчика только Башира.
Бедуинский шейх потребовал, чтобы ему перевели слова Ферн, после чего шагнул к ней и щелкнул пальцами перед ее лицом, приказывая уйти.
Он, конечно, не ударил бы ее, но Зафир терял контроль.
Она отпрыгнула назад, переводя взгляд на этого мужчину и извиняясь:
– Я бы не пришла, если бы не была обеспокоена…
Ее голос дрожал, и Зафир понял, как глубоко задеты ее чувства. Но если в любой другой ситуации она бы промолчала, то сейчас набралась храбрости, выпрямила спину, отчего стала немного выше, и уверенно продолжила:
– Но ее мать не желает об этом говорить, потому что… девочке лет тринадцать, и мать думает, что пришло ее время. Я же подозреваю аппендицит.
– Что еще за время?..
Наконец до него дошло, и он заключил:
– Ах, ну да. Верно, так и есть.
– У меня было и то и другое – при половом созревании людей не лихорадит, – парировала она. – Я не могу это так оставить. Пойдемте и убедитесь сами.
Шейх бедуинов нетерпеливо фыркнул, слыша ее повелительный тон.
Ферн напряглась, готовясь принять удар, но держалась уверенно и испытующе смотрела на Зафира. В ее глазах были страх и мольба.
Если она не права, ей может не поздоровиться. И даже если права.
Он неохотно согласился. Когда они пришли, мама девочки была в ужасе оттого, что Ферн сообщила о ее дочери знатным мужчинам. Она попыталась отослать их прочь, заодно кляня Ферн по-арабски на чем свет стоит. Все женщины и девочки в общем шатре уставились на них, в том числе племянницы Зафира. Девочке, которой нездоровилось, стало неловко, и она попыталась ускользнуть.
Бедуинский шейх принялся убеждать Зафира уйти: пусть женщины сами разбираются. Он метал на Ферн злобные взгляды, полные осуждения и недоверия.
Ферн потянула Зафира за рукав, а девочка тем временем еле передвигала ноги.
– Это же ненормально, – настаивала Ферн. – Сделай так, чтобы они поняли!
– Тебе удаляли аппендикс?! Каковы симптомы воспаления? – прорычал он.
Зафир склонился, чтобы поговорить с девочкой и ее матерью, и жестом сдерживал возражения своего спутника, пока переводил для них слова Ферн.
Девочка расплакалась, и мама обняла ее. Обе не верили, что все может быть так серьезно. Он их прекрасно понимал. Кому хочется срочную операцию, когда ближайшая больница в двух днях пути на верблюде?
Зафир спросил мнение одного из своих телохранителей с медицинским образованием. Разумеется, осмотреть больную ему не позволили, но он признал, что диагноз может быть верен. Тогда срочно нашли отца девочки, и всю семью отправили на вертолете в больницу.
Ферн закрылась у себя в палатке – пусть Зафиру будет совестно. Но ведь если бы он снарядил для девочки вертолет из-за обычных менструальных спазмов, то выглядел бы в глазах окружающих глупцом. Тогда невозможно было бы отрицать, что их с Ферн связывают личные отношения.
В лагере царила напряженная атмосфера, пока все ждали новостей. Раид и Аминея вернулись из пустыни с еще одной группой кочевников, когда заметили в небе вертолет. Зафир все им объяснил, и Раид вступился за Ферн перед бедуинами.
Зафир не мог выступить в ее защиту. Во-первых, это вызвало бы подозрения. А во-вторых, он слишком плохо знал ее, чтобы полностью доверять.
– Ферн. – Голос Аминеи разбудил ее с первыми лучами утреннего солнца. – Не спишь?
– Нет.
Он села на постели, разлепляя заспанные глаза, и увидела, как взмывает вверх застежка-молния на входе в палатку.
Аминея просунула голову внутрь.
– Ты была права – аппендицит. Девочку прооперировали поздно вечером, она идет на поправку. Можешь одеться и выйти? Ее дядя хочет тебя поблагодарить.
Ферн глубоко вдохнула и выдохнула. Всю ночь она почти не спала от беспокойства и обиды.
Зафир держался холодно, будто она забывает свое место. Мать была права: мужчины презирают легкодоступных женщин.
Через несколько минут, надежно замотавшись в абайю так, что видны были только глаза, она подошла к группе мужчин, ожидавших ее у костра.
Она заметила Зафира боковым зрением. Ей показалось, он смотрит на нее, но не посмела проверить, так ли это.
Вождь племени – тот самый, что вчера настраивал Зафира против нее, – приложил ладонь к груди и склонил голову. Ферн через Аминею выразила свою радость по поводу того, что девочке ничто не угрожает. Кочевники быстро собрали вещи и удалились, прежде чем кто-либо успел проголодаться.
Остаток дня прошел спокойно, и даже дети по большей части молчали. Мужчины гоняли мяч с Тариком и Джуманой у ручья, а Башира тем временем показывала Ферн одежду, которую бедуинские женщины помогли ей сшить для куклы. Аминея, глубоко вздохнув, присела рядом с Ферн.
– Вот теперь можно расслабиться.
– Скажи честно, – начала Ферн, когда Башира убежала в палатку искать кукольное платьице, – из-за меня разразился политический конфликт?
– Мог бы – если бы ты ошиблась. Но ты оказалась права. Зафиру приходится осторожничать, чтобы никто не мог сказать, будто он поступает как наш с ним отец. Тот стремился не просто модернизировать страну, но и устроить правление по западному образцу. Он пытался навязать кочевым племенам земельное право и заставить их возделывать земли. Многие уезжают в большие города искать стабильную работу. Им и так несладко приходится, чтобы еще и государство подрывало их образ жизни. Дружба Зафира с Раидом, чья семья всегда уважала их право на кочевание, – уже большой прогресс. От их поддержки для Зафира может зависеть перевес сторонников или оппозиции.
– А я чуть было все не испортила.
– Ты все правильно сделала – сама ведь знаешь. Зафир сказал, что кое-кто даже пытался тебя сосватать. – И Аминея, дразнясь, толкнула Ферн в плечо. – Двоюродный брат той девочки, которой ты спасла жизнь, – продолжила Аминея, широко улыбаясь. – Видать, прознал, что ты учишься ткать и нравишься детям. Сильно удивился твоим рыжим волосам. Аппендикс тебе уже вырезали, так что много хлопот ты не доставишь…
Аминея разразилась громким смехом и крикнула мужчинам на берегу: