- Она очень умна. И к тому же слишком много знает. Потому придется. У меня нет другого выхода. Ее смерть тоже будет выглядеть вполне правдоподобно. Она еще окончательно не пришла в себя после твоей болезни. И все поверят, что она не пережила нового удара - твоей смерти.
Бенедикт сжал кулаки.
- Вы подлый и жестокий негодяй! - вне себя от гнева вскричал он.
Он до сих пор не мог до конца поверить, что Эрик Каргил, его крестный и друг покойного отца, был способен на хладнокровное убийство четырех человек. Он убил своего лучшего друга и его жену, избавился от нежеланных свидетелей. И на протяжении десяти лет спокойно жил с этим, продолжал общаться с Бенедиктом, будто ничего не произошло. Теперь он так же хладнокровно собирается устранить его и Женевьеву. Самое страшное, Эрик Каргил не чувствует раскаяния за свои бесчеловечные преступления.
- Но зачем вы пошли на предательство против своей страны? - спросил Бенедикт. - Вы же англичанин, как и я. Зачем вам было вести двойную игру?
Дармаус поморщился. Его начал утомлять этот разговор.
- Во-первых, англичанин я только со стороны отца, моя покойная мать была француженкой, - устало начал объяснять он. - А во-вторых, в отличие от вас, я не вижу поводов гордиться Англией. Король безумен, принц-регент - транжира и сладострастник.
- Так вот в чем дело! Вы не находите, что причины эти совсем не убедительны?
- Не только поэтому. Были и другие причины. Я уже говорил, моя покойная мать - француженка, и я предан тому, кто по праву должен стать королем Франции.
- Бонапарту? - поморщившись, спросил Бенедикт. Само это имя было ему отвратительно.
- Ты догадлив.
- А… А тетя Синтия… Она знает о ваших темных делах? - с болью в голосе спросил Бенедикт. - Или она, как и я, считает вас честным человеком?
- Ну конечно знает. Более того, она в этом участвует и, как может, помогает мне, - невозмутимо проговорил граф Дармаус.
- Неужели? - нахмурившись, спросил Бенедикт. - Тетя Синтия?
- Да, - нетерпеливо тряхнув головой, подтвердил Эрик Каргил.
Все эти годы Бенедикт считал этих двоих членами своей семьи. Эрик и Синтия были для него самыми близкими людьми. И вот теперь он узнал, что они вели двойную игру и обманывали не только его, но и Англию, были в сговоре с его злейшим врагом Бонапартом.
- Я думаю, нам пора заканчивать этот разговор, Бенедикт, - отрезал Дармаус. - Уже поздно. Скоро герцогиня Вуллертон захочет прийти и обнять тебя, ведь она так любит своего Бенедикта. К сожалению, к тому времени ты уже не сможешь ответить на ее объятия, руки твои будут холодны как лед.
Во взгляде его не было и тени раскаяния.
- Как вы собираетесь все это осуществить? - чтобы потянуть время, спросил Бенедикт.
- Я заставлю тебя выпить содержимое этого пузырька, растворенное в стакане воды. - С этими словами Каргил вынул из кармана брюк маленькую бутылочку и показал ее Бенедикту. - Уверяю тебя, твоя смерть будет быстрой и безболезненной. Никто ничего не заподозрит. Все решат, что после очередного приступа лихорадки у тебя просто остановилось сердце.
- Интересно, как вы сможете заставить меня добровольно выпить яд?
- Еще не знаю. Возможно, пообещаю тебе не трогать Женевьеву, если ты добровольно выпьешь яд. Ведь ты ее любишь.
- Я не настолько глуп, чтобы в это поверить, - отрезал Бенедикт. - Вы не оставите ее в живых. Она для вас опасный свидетель.
Дармаус поморщился.
- Тогда я убью ее первой, - проговорил он. - И ты сам захочешь выпить яд. Ведь тебе больше незачем будет жить. Да и потом, тебе не даст покоя мысль, что она погибла из-за тебя. Ни у кого не возникнет никаких подозрений. Все решат, что она умерла из-за того, что ее сломанная рука воспалилась и началось заражение крови. Или выпила слишком большую дозу снотворного. Возможно, смерть Женевьевы примут за самоубийство. Подумают, она не пережила гибели возлюбленного. Вариантов великое множество.
- Но зачем вы мне все это говорите? - Глаза Бенедикта засверкали от гнева. - Не проще ли было незаметно подлить яд в стакан с водой и дать мне выпить?
- И пропустить такой интересный спектакль? - со смехом проговорил граф Дармаус. - Ни за что! Почти всю жизнь мне приходилось прятаться под различными масками и личинами. Ты не можешь себе представить, какое облегчение наконец-то стать самим собой. Сбросить маску хотя бы на минуту.
- Вы безумны.
Бенедикта вдруг осенило - он понял причины странного поведения графа. Каргил просто сошел с ума. На какой-то момент Бенедикту стало жаль безумца. Но потом он вспомнил, что Дармаус хладнокровно убил его родителей и двух слуг и собирается убить его и Женевьеву. К тому же на протяжении многих лет вел двойную игру против Англии, он настоящий предатель. И когда он это осознал, его жалость пропала, уступив место гневу.
- Неужели вы действительно считаете меня предателем? - Граф Дармаус о чем-то ненадолго задумался. - А я всегда считал себя патриотом Франции.
- Даже французы не хотят, чтобы их королем стал Бонапарт.
- К сожалению, даже среди них полно болванов, - презрительно отрезал граф. - Но как только Наполеон взойдет на трон, пелена спадет с их глаз и…
- Вы считаете, что Наполеон когда-нибудь вернется на престол и будет править Францией? - удивленно глядя на него, спросил Бенедикт. - Это немыслимо!
- Нисколько в этом не сомневаюсь. - Граф горделиво покачал головой. - Наполеон - человек чести. Настоящий король.
- Разве он не такой же сладострастник и расточитель, как принц-регент Англии?
Ноздри графа раздувались от гнева. Каргила очень задело то, что Бенедикт осмелился критиковать его кумира.
- Ты слишком молод и не понимаешь, как тяжело управлять народом… - сбивчиво заговорил он.
- Бенедикт был совершенно прав, когда сказал, что вы безумны. Так оно и есть, - сказала Женевьева, незаметно войдя в комнату.
Бенедикт и Каргил вздрогнули от неожиданности и повернулись к ней. Во взгляде Бенедикта читался безграничный ужас. А выражение лица Эрика Каргила, напротив, утратило самоуверенность. Он выглядел смертельно утомленным. Бенедикт перевел взгляд на руку Женевьевы и только тут заметил, что она направила в грудь Каргилу пистолет. Теперь ему стало понятно, почему граф Дармаус вмиг утратил самоуверенность. Он просто испугался за свою жизнь.
- Бросьте пистолет, дорогая моя. Можно обойтись и без кровопролития, - ласково проговорил он.
Но Женевьеву не мог обмануть ни ласковый голос графа, ни покорность во взгляде. Женевьева, находясь в соседней комнате, слышала весь разговор. Она поняла, какой это человек и что ему верить нельзя. Он хладнокровно убил четверых и все это время вел двойную игру против Англии. Он убил своего лучшего друга и его жену и теперь собирался расправиться со своим крестником, а потом и с ней.
Женевьева не пережила бы смерти Бенедикта. Она не могла допустить, чтобы с его головы упал хотя бы один волос. Ведь она любила его больше жизни.
- Я и не собираюсь проливать вашу кровь. Хотя мне хочется сделать это больше всего на свете. - Слава богу, после того как ранили Бенедикта, она стала держать при себе заряженный пистолет, боялась, что неизвестный преступник вернется, чтобы довести начатое до конца. Так оно и оказалось. - Но я заставлю вас признаться во всех своих преступлениях, за которые вас, вне всякого сомнения, повесят.
- Ах вы, мстительная маленькая ведьма! - вне себя от гнева прошипел граф Дармаус. Но потом губы его искривила насмешливая улыбка. - Но как это для вас ни прискорбно, я не верю, что вы спустите курок.
- Интересно, почему негодяи, которых мне приходилось встречать на своем пути, всегда были уверены в том, что я не смогу им противостоять? - задумчиво пробормотала Женевьева.
- Женевьева! - предостерегающе воскликнул Бенедикт.
- Вы избавили меня от этого негодяя Уильяма Форстера, Бенедикт, - Женевьева не отводила взгляда от безумного графа Дармауса, - теперь я отплачу вам той же монетой, избавлю от этого человека. Долг платежом красен.
В эту минуту Женевьева была прекрасна как никогда. Огненно-рыжие волосы рассыпались по плечам, выражение лица жесткое. Щеки раскраснелись. Она была в шелковом персиковом платье, которое очень шло ей. Руки совершенно не дрожали. В эту минуту она вообще была на удивление спокойна. Женевьева направила пистолет прямо в сердце Дармаусу. На его месте Бенедикт не стал бы сомневаться в том, что у нее хватит смелости нажать на спуск.
- Моя дорогая герцогиня… - пробормотал граф Дармаус.
- Не двигайтесь, Дармаус, - приказала Женевьева, когда он шевельнул рукой. - Когда-то много лет назад мой покойный брат научил меня стрелять из пистолета. И, смею вас уверить, я не промахнусь.
- Вы говорите о вашем брате Колине, об этом самоубийце, который сам разрушил свою жизнь?.. - язвительно улыбнувшись, уточнил граф.
- Нет, не делайте этого, Женевьева! - закричал Бенедикт, увидев, что она собирается спустить курок. - Не слушайте его! Граф Дармаус говорит все это, чтобы разозлить вас и заставить сделать необдуманный шаг. Он хочет перехитрить вас. Неужели вы не видите? Идите сюда, любовь моя. Дайте мне пистолет и позовите Дженкинса.
С этими словами Бенедикт протянул Женевьеве руку, чтобы взять у нее оружие. Женевьева послушалась и направилась к его постели.
Она двигалась осторожно, не отрывая взгляда от противника. Глаза ее сверкали от гнева, но мало-помалу взгляд смягчился. Она опустила пистолет, и граф Дармаус тут же этим воспользовался.
Бенедикту показалось, что произошедшее потом длилось бесконечно долго. Но в действительности всего несколько секунд.
Граф Дармаус сделал шаг по направлению к двери. Хотя Женевьева стояла к нему спиной, она почувствовала это, резко обернулась, направила на него пистолет и выстрелила. Он удивленно посмотрел на нее. Удивление так и не сошло с его лица, когда он медленно стал опускаться на пол, а на груди у него расплылось красное пятно.
Глава 17
- Значит, все эти годы вы были шпионом на службе у короля Англии? - безучастно глядя на Бенедикта, спросила Женевьева.
Он расположился на полу у ее ног. Она сидела на стуле неестественно прямо, стараясь скрыть волнение, ее сотрясала крупная дрожь. Они говорили о событиях сегодняшнего вечера.
- Все эти годы я думал, что служу королю Англии, - с грустью проговорил Бенедикт. - А теперь я даже не знаю, кому передавалась информация, которую я и другие члены нашей организации добывали для этого подлеца Дармауса. Вполне возможно, ее доставляли Бонапарту. Дармаус нас попросту использовал.
Женевьева крепко сжимала в руке стакан бренди. Руки ее дрожали так, что она боялась расплескать напиток.
- Не могу поверить, что я выстрелила в человека, - побледнев от страшного воспоминания, проговорила она. - Я понимаю, другого выхода не было, иначе он убил бы нас, подлец, негодяй!
- Успокойтесь, Женевьева. Не стоит себя терзать. Можно сказать, ему повезло, любовь моя. Я бы точно не промахнулся, если бы пистолет оказался в моей руке. Я бы его убил, а так он отделался ранением в плечо.
- Нет, все это ужасно, я не должна была этого делать. Он должен предстать перед судом и ответить за свои преступления по закону. Но стрелять в него я не имела права.
- Не стоит так убиваться. Это была лишь самооборона.
- И все-таки, все-таки… это неправильно.
События ужасного вечера разворачивались с невероятной быстротой. Звуки выстрелов услышали Дженкинс и другие слуги. Они взбежали по лестнице и ворвались в спальню. Перед глазами предстала страшная картина. Бенедикт крепко сжимал их госпожу в объятиях. Она была смертельно бледна, в глазах плескался ужас. Она держала в руках пистолет, а граф Дармаус, не подающий каких-либо признаков жизни, лежал на полу в луже крови.
Дженкинс быстро оценил ситуацию, выслал слуг из спальни, затем ушел сам, чтобы у Бенедикта было время хоть как-то успокоить Женевьеву и одеться. Когда спустя несколько минут он заглянул в спальню, Бенедикт успел надеть рубашку и брюки, осторожно спуститься с кровати и подойти к неподвижно лежащему графу, осмотреть Дармауса и обнаружить, что пуля попала в плечо.
Бенедикт распорядился, чтобы Дженкинс поскорее дал знать властям о происшествии. Одного из слуг он оставил в спальне с заряженным пистолетом охранять Дармауса - тот в любой момент мог очнуться, - а сам отправился вместе с бледной и испуганной Женевьевой в гостиную. Когда она немного пришла в себя, он рассказал ей о своей службе при дворе у короля бок о бок с двуличным крестным.
Бенедикт до сих пор не мог поверить, что крестный вел двойную игру.
Ему вдруг вспомнилась Женевьева, неожиданно появившаяся в комнате с пистолетом. В эту минуту она была необыкновенно прекрасна. В очередной раз Бенедикт поразился невероятной смелости и силе духа этой женщины. Не каждый воин может похвастаться подобным хладнокровием.
Она была бледна как полотно, глаза наполнились слезами.
- Женевьева, не плачьте. Успокойтесь, пожалуйста, любовь моя.
- Я не могла допустить, чтобы он убил вас, Бенедикт.
- Вы не можете себе представить, как я благодарен вам. Вы спасли мне жизнь, любовь моя. - С трудом поднявшись с пола, Бенедикт наклонился к Женевьеве и порывисто обнял ее. - Но одного я не могу понять, как вы догадались принести с собой заряженный пистолет?
- После того как неизвестный выстрелил в вас, я стала всегда носить при себе оружие. Боялась, что преступник вернется довести начатое до конца. Когда я узнала о том, что перед встречей с Уильямом Форстером вы попросили Дармауса навести справки об исчезнувших слугах, мои подозрения только укрепились. Ведь через несколько часов после этого неизвестный стрелял в вас. Таких совпадений не бывает. Я стала подозревать графа Дармауса и, как видите, не ошиблась. Честно говоря, сидя в соседней комнате, я подслушивала ваш разговор. Понимаю, подслушивать неприлично, но… - Она смущенно потупилась.
- Иногда полезно забыть о приличиях. Я очень благодарен вам за это. Вы спасли мне жизнь. Я и не ожидал, что вы столь умны и проницательны. Сейчас не время говорить вам об этом, но… Хотя нет, наоборот, сейчас самый подходящий момент для этого. Конечно, вы расстроены, испуганы и до сих пор не пришли в себя, но… Пока не приехали представители власти, я должен сказать вам одну вещь. Поверьте, это очень важно. Я люблю вас и… и хочу, чтобы вы стали моей женой.
- Вы… не должны… были этого говорить, - дрожащим голосом проговорила Женевьева. - Я не могу… Вы не можете…
Слезы, которые она так долго сдерживала, хлынули из прекрасных небесно-голубых глаз.
- Чего вы не можете, любовь моя? - ласково и нежно спросил Бенедикт. - Вы считаете, что не можете никого полюбить из-за вашего ужасного брака? Вы не способны меня полюбить? - Бенедикт ласково улыбнулся ей. - У нас еще есть время. Я готов потратить годы на то, чтобы научить вас любить, и в конце концов вы сможете преодолеть ужасные воспоминания.
- Не говорите ерунды, Бенедикт! - нетерпеливо махнув рукой, воскликнула Женевьева. - Конечно же я люблю вас. Неужели вы думаете, я согласилась бы на близость с вами, если бы вы были мне безразличны?
- Значит, вы все-таки любите меня? - Он в волнении заходил по комнате. Потом подошел к ней и порывисто взял ее за руку. Но в следующее мгновение нахмурился. Мрачная тень легла на лицо. - Но я не могу понять… почему вы не хотите, чтобы я признавался вам в любви? Почему ничего не желаете слышать о нашем браке? Ведь вы сказали, что любите меня.
- Потому что вы говорите об этом из чувства благодарности и долга. Вы считаете, что я дважды спасла вам жизнь - ухаживала за вами и сейчас, когда выстрелила в этого негодяя графа Дармауса. И потому я не верю в вашу искренность. Я скоро наскучу вам, и вы пожалеете, что сделали мне предложение так необдуманно. А я… Я просто этого не смогу пережить… Почему вы смеетесь, Бенедикт?
Она нахмурилась и сердито посмотрела на него, он смеялся не переставая.
- Так вы считаете, что я признался вам в любви и сделал предложение лишь из чувства благодарности? Знаете ли вы, сколько раз люди спасали мне жизнь? Данте Карфакс спас мне жизнь, когда мы воевали вместе. Руперт Стерлинг спас от рассвирепевшей французской графини, которая собиралась меня убить моим же собственным мечом, пока я спал. Полагаете, я должен был жениться на Данте или Руперте из чувства благодарности?
- Не говорите глупостей! Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. - Женевьева начинала сердиться по-настоящему. - Интересно, чем вы так разозлили французскую графиню? И как она могла проникнуть в вашу спальню? Хотя, кажется, догадываюсь.
Женевьева взглянула на него с подозрением.
Бенедикт опять расхохотался:
- Неужели вы ревнуете меня к прошлому, любовь моя?
Хотя она все еще не пришла, в себя после случая с графом Дармаусом и была очень подавлена, почувствовала острый укол ревности, не сомневаясь, что у него было множество связей, но зачем рассказывать об этом ей?
- Разве вы не знаете, что невежливо говорить женщине, которой вы только что признались в любви, о своих похождениях?
- О господи! Вы решили, она была моей любовницей? Ошибаетесь, - поспешил заверить ее Бенедикт. - В то время я жил во флигеле ее усадьбы. И ей ничего не стоило проникнуть в мою спальню. Она рассердилась на меня, поскольку в тот вечер я рассказал ей, что ее муж шпион и его заключили под стражу в английской тюрьме.
- Ах вот оно что. - Нельзя сказать, чтобы это объяснение полностью удовлетворило ее, но негодование слегка утихло. - Все равно вам незачем было рассказывать мне эту глупую историю. Особенно сегодня вечером.
- Вы правы. - Бенедикт прижал ее руки к своей груди. - Раньше я и не предполагал, что до такой степени люблю вас…
- Это не любовь, а благодарность. - Ей так хотелось бы поверить, что чувства Бенедикта искренни. Но она знала, что это не так.
Бенедикт снова порывисто обнял ее:
- Вы не правы. Я понял, что люблю вас, в тот момент, когда вы провожали меня и прозвучал этот выстрел. Я понял - если не прикрою вас собой, вы погибнете и мне незачем будет жить. Тогда у меня не было причин испытывать к вам чувство благодарности. Я ощущал по отношению к вам исключительно любовь.
- Так значит, вы… - Женевьева недоверчиво посмотрела на него. Она все еще не могла поверить своему счастью. - Вы поняли, что любите меня, именно в тот вечер?
- Да, перед тем как потерять сознание, я подумал, что люблю вас и ни за что на свете не переживу вашей смерти. До этого я восхищался вашей храбростью и силой духа. Восхищался тем, что вы не только выжили, но и не озлобились. Еще ни с одной женщиной мне не было так весело и легко, как с вами. Ни одна женщина не возбуждала меня так, как вы. Но это нельзя было назвать любовью в полном смысле этого слова. Я понял, что люблю вас, когда испугался за вашу жизнь. Поверьте мне, Женевьева, я люблю вас и буду любить вечно. Вы моя самая любимая герцогиня-воин.
Она закрыла ему рот рукой, прерывая бурный поток излияний. Ей было очень приятно это слышать, но слова страшно смущали.
- Когда мы поженимся, я буду вашим личным воином, - залившись краской, сказала она. - Если, конечно, к тому времени вы меня не разлюбите.