– Красиво, – улыбнулась Серена, выходя из машины и разглядывая виллу.
Поймав ее за руку, он подвел ее к двери.
– Наш ребенок вырастет именно здесь.
Только сейчас он сам до конца осознал, что это значит.
Выстроенная им вилла наконец-то станет настоящим домом.
Домом для его семьи.
Для его ребенка.
Но разве это вообще возможно?
Он же всегда тщательно следил, чтобы этого не произошло. Всегда. За исключением той единственной ночи, когда Серена вскружила ему голову и заставила забыть об элементарной контрацепции.
– Не в Афинах?
– Нет.
С каждой секундой Никос все больше убеждался, что принял верное решение. Его ребенок будет расти лишь на Сантарини, где сможет узнать те же радости мира, что когда-то познавал здесь он сам. Только его ребенок желанный, а значит, на его долю выпадет куда больше радости и счастья. И рядом с ним всегда будет отец.
– Но как же твоя работа?
Стук ее каблуков эхом отражался от стен.
– Это не твоя забота. – Пройдя через гостиную, он приоткрыл дверь во внутренний дворик с бассейном. – Здесь есть кабинет, соединенный с афинским офисом всеми мыслимыми технологиями.
Никос твердо решил, что большую часть времени станет проводить на острове. Он нужен бабушке и, главное, нужен ребенку. А еще он, как ни сложно это признать, действительно хочет быть рядом с Сереной.
Пусть он и не готов плясать вокруг женщины, изображая любовь, в которую все равно не верит, но он приложит все усилия, чтобы у его сына было все то, чего никогда не было у него самого. Он никогда не знал материнской любви, но, заключив сделку с Сереной, он не допустит повторения истории. И остается надеяться, что если он всегда будет рядом, то сумеет полюбить малыша так, как должен был бы любить, но никогда не любил его отец.
– У вас с ребенком будет все, что я в силах вам дать.
В ответ Серена лишь посмотрела на него полными сомнения и недоверия глазами.
Неужели она так же, как и он сам, сомневается в его способности любить?
Глава 10
Только теперь Серена осознала сложившееся положение. Неужели Никос всерьез рассчитывает, что она станет растить ребенка в этом уединенном убежище, пока он живет своей обычной жизнью в Афинах? Или такова плата, что он от нее потребует за деньги для сестры?
Отличная вилла, потрясающий дом… Но зачем ей все это, если здесь не будет любимого мужчины? Не нужен ей тот жестокий Никос, что встретил ее по возвращении на Сантарини. Она хочет того, в которого влюбилась три месяца назад и который впервые за долгое время выглянул из-под маски этим вечером.
– Ошибаешься. Это очень даже моя забота, – возразила она, устало устраиваясь за столиком у бассейна.
Если он не собирается уделять ей внимание, ей здесь делать нечего. В Англии она, по крайней мере, будет рядом с сестрой.
– Это идеальное для нашей семьи место.
Удивленная непривычными нотками в бархатном голосе, Серена обернулась и увидела, что Никос задумчиво смотрит куда-то вдаль.
– Для семьи? – переспросила она, не успев прикусить язык. Не для ребенка. Для семьи.
– Да. Для семьи.
Похоже, он что-то уже твердо для себя решил. Только это еще не значит, что она готова смириться с откровенным шантажом вроде того, когда он заявил, что даст ей денег для искусственного оплодотворения сестры. Не значит, что она готова остаться. Почему она вообще так безропотно соглашается следовать за ним с острова в Афины и обратно?
Наверное, пора наконец уже признаться.
Чем дальше, тем сильнее она его любит.
Да, именно в этом-то все и дело.
Несколько секунд они пристально глядели друг другу в глаза, а потом Никос подошел совсем близко.
– Отныне вы с ребенком – моя семья, и вы станете здесь жить, а я окружу вас всеми мыслимыми и немыслимыми благами.
Никос преодолел последний разделяющий их шаг, а голубые глаза потемнели от желания, недвусмысленно намекая, что сейчас его интересуют совсем не разговоры.
– А как же твоя бабушка? – Сильные руки Никоса притянули ее к себе, но неужели он всерьез хочет, чтобы сама она жила на этой роскошной вилле, тогда как вырастившая его женщина доживает свой век в крошечном старом домишке?
В ответ Никос лишь улыбнулся, буквально гипнотизируя ее взглядом, полным огня и желания.
– Бабушка будет рада, что ты здесь живешь.
– Возможно, но она сама должна жить среди всей этой роскоши. – Серена, сама того не желая, слегка повысила голос. Как можно быть настолько бессердечным? Выстроить себе все это великолепие, а бабушку бросить на произвол судьбы?
– Ты всегда о других думаешь больше, чем о себе? – Резкий вопрос смягчили мелькнувшие в глазах веселые искорки.
Но не успела она еще ничего ответить, как Никос приник к ее губам, и Серена охотно ответила на поцелуй, не в силах сопротивляться тому притяжению, что весь вечер влекло их друг к другу. Она уже не в силах была контролировать собственные чувства или что-то скрывать, но неприступная стена, окружавшая его сердце, никуда не делась. Что бы она там к нему ни испытывала, сам Никос совершенно не стремился впускать ее в свою душу.
Глубоко вздохнув, Серена отогнала от себя лишние сейчас мысли и полностью растворилась в поцелуе, обвивая крепкую шею руками и прижимаясь к Никосу еще плотнее.
На секунду оторвавшись от ее губ, Никос пристально на нее посмотрел и выдохнул:
– Как же я люблю эту твою черту.
Серена удивленно и недоверчиво моргнула. Начало фразы буквально лишило ее дара речи, но конец все расставил по местам. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы осознать смысл сказанного. И разумеется, он не имел ни малейшего отношения к тем словам, что она мечтала услышать.
Не желая выказывать свою боль, она слегка улыбнулась, гадая, доведется ли ей хоть раз услышать от него настоящее признание.
– Так неправильно. – Оглянувшись по сторонам, как бы ища тему для разговора, она снова вернулась к его бабушке. – Ее дом такой старый.
Никос отступил на шаг, по-прежнему крепко сжимая ее ладони.
– Думаешь, я ни разу не пытался ей это объяснить?
Но Серена все равно сомневалась. Неужели в этом мире есть нечто, способное остановить мужчину, использующего шантаж в качестве прелюдии к браку?
– Домик у нее, конечно, уютный и вообще замечательный, но старый-престарый. И эти ступеньки…
Ну как можно быть настолько бессердечным?
Резко выпустив ее руки, Никос снова придвинулся вплотную, ухватил за затылок и вновь приник к ее губам.
– Она никогда не бросит свой, как ты выразилась, "замечательный домик". Я построил эту виллу ей в подарок, но она упряма и своевольна, и когда она раз и навсегда отказалась куда-либо переезжать, я нанял пару местных подростков, чтобы они ненавязчиво ей помогали.
Серена слегка расслабилась, радуясь, что этот дом не был выстроен ради какой-то бывшей любовницы. Улыбнувшись, она посмотрела прямо в голубые глаза.
– Похоже, ты все-таки далеко не так жесток и бессердечен, как пытаешься убедить окружающих.
– Не обманывай себя, – Никос слегка нахмурился, – я именно таков.
Неужели он понял, что всего на пару секунд ослабил оборону, и теперь станет с удвоенной силой ее отталкивать?
– А ты вообще хоть когда-нибудь кого-нибудь любил? – Вопрос сорвался с губ, прежде чем она успела прикусить язык.
Голубые глаза мгновенно подернулись льдом.
– Нет.
Как же больно наконец услышать горькую правду. Закрыв глаза, Серена попыталась отстраниться, но он все так же крепко удерживал ее на месте и не отпускал.
Осторожно приподняв ее подбородок свободной рукой, Никос заставил ее открыть глаза и пристально на нее посмотрел.
– Серена, не трать понапрасну время в поисках любви. Наш брак – всего лишь сделка ради ребенка. Мой наследник будет законным, а все остальное не важно.
Что ж, она согласилась на все это ради денег для сестры, и теперь лишь от нее зависит, хватит ли ее любви на всех. Потому что сомнений не осталось, от него она ответных чувств никогда не дождется.
Серена кивнула.
– Давай думать лишь о нас, лишь о том, что происходит прямо сейчас и прямо здесь.
Стремительно притянув ее к себе, Никос жадно впился в ее губы, а она охотно ответила на поцелуй, стараясь вложить в него всю свою любовь. Раз уж она не может открыто говорить о своих чувствах, ей не остается ничего иного, кроме как вкладывать их в каждое свое действие.
Слушая, как на секунду оторвавшийся от ее губ Никос что-то шепчет по-гречески, она представила, что это слова любви и жадно его поцеловала, чувствуя, как его руки опускаются ей на бедра, и блаженно вздохнула, запуская пальцы ему в волосы. Сегодня она будет вести стремительный эротический танец и покажет, что было бы, захоти он по-настоящему впустить ее в свою жизнь и в свое сердце.
Продолжая что-то шептать на греческом, Никос схватил ее за грудь, и Серена охотно выгнула спину, подставляя под поцелуй шею и наслаждаясь тем, как умелые пальцы играют с ее напрягшимся соском.
– Думаю, нам стоит войти внутрь, – хрипло прошептал Никос, когда Серена начала дрожать и извиваться в его руках от наслаждения.
Чувствуя, как его сердце бьется едва ли не вплотную к ее собственному, а теплое дыхание ласкает шею, Серена не смогла вымолвить ни слова, а все ее существо переполняло одно-единственное желание. Слиться с ним в единое целое, ощущая его внутри себя, растворяясь в бесконечном блаженстве.
Как бы уловив ее состояние, Никос, не говоря больше ни слова, одним движением подхватил ее на руки и пошел обратно в дом.
– Похоже, это уже становится традицией, – улыбнулась она, когда он переступил порог и понес ее по лестнице наверх, туда, где могла скрываться лишь хозяйская спальня.
Когда они добрались до места, Серена выскользнула из крепких рук и пристально посмотрела в голубые глаза, чувствуя, как ее тело буквально горит от сжигавшего ее изнутри пламени.
Но сегодня все будет иначе. Сегодня она покажет, что тоже может быть жестокой и не дрогнувшей рукой возьмет то, что хочет. Уперев руки ему в грудь, Серена заставила Никоса сесть на край кровати, а сама устроилась сверху, жадно целуя его в губы.
Крепко ухватив ее за бедра, Никос прижал ее к себе еще плотнее и, слегка потершись о нее напрягшимся членом, не выдержал, и с его губ сорвался протяжный стон, утонувший в новом поцелуе. Заставив его откинуться на белые простыни, Серена нависла сверху, дразня едва уловимыми прикосновениями.
– Вот что у нас есть, – выдохнула она хрипло. – Страсть и удовольствие.
Запустив руки ей под платье, Никос пробежался по голым ногам, и, замерев в предвкушении, Серена сладко выдохнула, выгибаясь дугой, когда теплые пальцы прикоснулись к ней сквозь трусики именно там, где она больше всего и хотела. И удовольствие было столь резким и острым, что она чуть было мгновенно не взлетела на вершину блаженства.
Слегка отстранившись, Серена протянула руку к молнии на его джинсах, но Никос накрыл ее руки своими, заставляя остановиться.
– Я сам.
Послушно убрав руки, Серена смотрела, как он короткими движениями срывает с себя одежду и отбрасывает в сторону.
Приподняв бровь, она пристально разглядывала черные трусы, плотно обтягивающие мужское достоинство, что так и просилось наружу.
– Непривычно, – улыбнулся Никос. – Но мне нравится.
Но не успела она придумать ответ, как он быстро скинул с себя трусы и полностью обнаженным повалился обратно на кровать, как бы предлагая ей продолжать. И Серена не стала заставлять себя упрашивать. Она любила его всем сердцем и твердо решила, что сегодня покажет всю глубину своих чувств.
Ни о чем больше не думая, она вновь уселась на него верхом. Притянув ее к себе за плечи, Никос одним движением стянул вниз платье и бюстгальтер, обнажая грудь с напрягшимися сосками, а потом подался вперед, приникая губами к одной из розовых бусин, заставляя Серену выгнуться дугой и протяжно застонать. Наслаждение было столь велико, что она неподвижно замерла на месте, не в силах ничего делать, пока он ласкал губами и языком сперва один сосок, затем второй, одновременно вновь запуская руки ей под платье. И когда он, больше не в силах сдерживаться, потянул ее трусики вниз, она почувствовала, как рвется тонкая материя, а его напрягшаяся плоть наконец-то прикасается к ее обнаженному телу.
Крепко удерживая ее за бедра, Никос не давал ей сдвинуться с места, ясно демонстрируя, что весь ее контроль над происходящим был лишь иллюзией, а теперь он открыто принимает на себя ведущую роль.
– Никос… – выдохнула она, чувствуя, как он яростно о нее трется.
Резко повалившись на кровать, Никос пристально разглядывал ее напрягшиеся и все еще влажные после поцелуев соски. А потом усадил на себя чуть удобнее и вошел в нее одним мощным движением, сорвав с губ сдавленный стон. Зажмурившись, она почувствовала, что он на мгновение замер, но, желая верить, что его сжигает тот же огонь, что горит внутри ее самой, Серена едва слышно выдохнула:
– Не останавливайся.
И сразу же почувствовала, как сильные пальцы еще крепче впиваются ей в бедра, а сам он входит в нее еще глубже. Охотно отвечая на его движения, Серена двигалась все быстрее, подхватывая и задавая ритм, уводивший ее все дальше за грань.
– Серена… – прохрипел Никос, осыпая ее тело бесконечными поцелуями.
Двигаясь все быстрее, она чувствовала, как возносится на прежде невиданные высоты, а от каждого нового выпада у нее все сильнее кружилась голова.
– Никос! – выдохнула она, откидывая голову назад и растворяясь в заполнявшем ее блаженстве.
Мир треснул по швам и разлетелся в пестром хороводе обломков, унося ее куда-то в безграничную даль.
– Никос, я тебя люблю…
Когда Серена упала ему на грудь, Никос крепко ее обнял и прижал к себе. Просто не верится, что на этот раз он был так напорист и неистов, ведь до этого он всегда был с ней невероятно осторожен, даже бережен. Но на этот раз она сама начала его дразнить, и он просто не сумел удержаться.
А еще позволил думать, что она контролирует происходящее и ведет его за собой. И вот теперь она лежит совсем близко, и он явственно чувствует, как бешено бьется ее сердце.
Только почему он тогда не чувствует биения своего собственного? Неужели оно совсем остановилось или просто у него никогда не было сердца? Чувствуя на коже дуновение прохладного ветерка, Никос наконец-то осознал те слова, что она выдохнула, заходя за грань.
"Я люблю тебя".
Мгновенно напрягшись, Никос почувствовал, как уловившая перемену его состояния Серена приподнялась и уселась на край кровати, разглядывая его широко открытыми зелеными глазами, в уголках которых блестели слезы. Больше она ничего не говорила, молча дожидаясь его реакции.
Чувствуя, как кипящая страсть сменяется ледяным спокойствием, Никос глубоко вдохнул. Она не может его любить. Не должна его любить. И сам он не хочет ее любви, которая неминуемо приведет к катастрофе.
– Я люблю тебя, Никос, – повторила она дрожащим шепотом.
– Любишь?
Мгновенно поднявшись, Никос натянул джинсы быстрее, чем когда-либо срывал с женщины одежду. Наверное, ужас на ее лице должен был бы вызвать в нем чувство вины, ну или вообще хоть какие-то чувства. Но он не вызывал. Он должен держать ее на расстоянии. И не только ради нее самой.
А то, что он сейчас совсем не ощущает вины, окончательно и бесповоротно подтверждает, что он не может любить. И чужой любви не заслуживает. Никос буквально чувствовал, как на него обрушивается целый поток болезненных воспоминаний, начиная с того дня, когда ушла мать. В детстве он думал, что с ним что-то не так и его просто нельзя любить. А теперь он вырос и убедился, что это действительно так.
– Да, Никос, я люблю тебя.
Серена торопливо поправляла платье, скрывая роскошное тело, всего пару минут назад подарившее ему истинное наслаждение.
– Просто ты не понимаешь, что такое любовь. Не понимаешь ее разрушительной силы и той беспомощности, что идет с ней рука об руку.
– Так нечестно, – вскакивая с постели, зло выдохнула Серена.
– Серена, ты выросла в благополучной семье и испытала лишь одну сторону любви. – Мать Никоса, бывшая наполовину англичанкой, однажды эгоистично все бросила и ушла. А теперь он собирается жениться на чистокровной англичанке. Так неужели она все-таки тоже уйдет? Лишит их ребенка любви так же, как когда-то лишили его самого? Может, именно поэтому он до сих пор сомневается и не может толком ни на что решиться?
– Ничего ты о моем детстве не знаешь.
Слегка нахмурившись, Никос на несколько секунд замер, припоминая все, что знал о ее семье. А если отбросить досужие домыслы, знал он лишь то, что ее сестра отчаянно мечтает о ребенке. И именно поэтому Серена здесь и оказалась. Чтобы помочь сестре.
– Ты достаточно близка с сестрой, чтобы знать, как сильно она стремится завести ребенка, и чтобы принять мое предложение ради денег на ее мечту.
– Я согласилась выйти за тебя из-за чувства вины. Потому что Сэлли годами стремилась завести ребенка, а я случайно зачала его с первого раза. Как мне было жить с этой мыслью?
– Так ты согласилась выйти за меня лишь ради сестры?
– Да.
Так она действительно никогда не хотела создавать с ним семью и растить ребенка? Тогда зачем ей вообще понадобилось возвращаться в Грецию и лично все ему сообщать?
– Ты с самого начала все это спланировала, так?
– О чем ты? У меня вообще никаких планов не было, просто я хотела лично сказать рыбаку, за которого тебя принимала, что он скоро станет отцом. И я ничего от него не ждала, и уж тем более денег. Но оказалось, что он мне врал.
– И стоило тебе только узнать, кто я такой на самом деле, как ты сразу же передумала и согласилась выйти за меня замуж?
Буквально видя, как все ее мечты о совместном будущем тают в воздухе, Серена нахмурилась.
– Ты серьезно?
– Черт, Серена, не принимай меня за дурака. С той ночи на берегу, когда мы зачали ребенка, ты только и думала о том, как извлечь из сложившегося положения побольше выгоды.
– Ошибаешься. Но какая же я все-таки дура… И как я могла хоть на секунду поверить, что у нас все получится? Ты шантажом вынудил меня остаться, отлично понимая, что я не могу вернуться домой и объявить сестре, что беременна, но, не моргнув и глазом, лишила ее последней возможности самой стать матерью. Ты отвратительно со мной обошелся, и я так больше не могу.
Не давая ему возможности ответить, Серена встала и вышла из комнаты, а Никос остался в спальне, отлично понимая, что никуда она посреди ночи не денется. Наверное, так даже лучше. Пусть немного отдохнет и успокоится, а завтра они что-нибудь придумают. Жениться они обязаны, а там видно будет. Возможно, он даже сможет разделить свою жизнь между Лондоном и Афинами, если такова цена, что ему придется заплатить за настоящие отношения с ребенком. Потому что ребенок – это все, что его теперь интересует.
Был бы сейчас день, она ушла бы, не раздумывая, но ночью ей не оставалось ничего иного, кроме как в одиночестве свернуться калачиком на диване в полумраке гостиной, вспоминая, как ее признание в любви подействовало на Никоса не хуже ушата холодной воды.