Никак не отреагировав на тихие шаги, она неподвижно пролежала еще пару минут, но, не в силах больше выносить его молчаливого присутствия, все-таки обернулась и, чувствуя, что дрожит, обняла себя за плечи.
– Чего ты хочешь? – спросила она тихо, слишком устав, чтобы о чем-то сейчас спорить. Но это уже и не важно. Ей нужно продержаться совсем немного, а потом она наконец-то окажется дома и сможет вволю выплакаться.
Но как же больно сознавать, что он думает, что она готова использовать ребенка в качестве рычага, чтобы добиться от него желаемого, тогда как он сам с первого же дня именно этим и занимался. В отличие от нее. Сперва бессовестная ложь, а потом чудовищные условия, не оставляющие выбора… Но что же ему довелось пережить, раз он стал так жесток?
– Серена, я хочу этого ребенка, – объявил он, становясь прямо перед ней. – Но тебе не следовало использовать его в качестве инструмента, чтобы чего-либо от меня добиться. Это мой ребенок, и я буду его отцом без каких-либо сделок.
Сколько же в этих словах холода и льда… И как ей только могло в голову прийти, что ее любви будет достаточно? Да и была ли эта любовь или только привиделась?
– Ты просто не представляешь, как мне жаль, что я слишком поздно обнаружила, что на самом деле ты бессердечный и безжалостный бизнесмен. Иначе бы не стала возвращаться. Ты с самого начала врал и оказался совсем не таким, как я тебя представляла. А того рыбака на самом деле вообще не существует, верно, Никос? Он был лишь тем, кем ты хотел, чтобы я тебя считала. Это был всего лишь способ меня соблазнить.
Наконец подняв глаза, она поймала на себе ледяной взгляд и почувствовала, что, несмотря на теплую ночь, снова дрожит. Он ее соблазнил, обманул, а теперь пытается навязывать условия той жизни, что они случайно создали.
– А что мне еще оставалось? Ты – журналистка. Так неужели я должен был во всех подробностях рассказать свою жизнь, а потом следить, как меня заочно разбирают по косточкам в первых попавшихся журналах, смакуя свежие сплетни и новые подробности?
– Не думаю, что мои страноведческие статьи имеют к тебе хоть какое-то отношение. Но чего ты так боишься? Что пытаешься скрыть? Неужели такому влиятельному бизнесмену сложно понять их интерес? Тем более сейчас, когда ты только что совершил крупную сделку?
– Ничего я не боюсь. – Никос прищурился. – Просто не хочу, чтобы на каждом углу обсуждали мою личную жизнь.
– Ты говоришь о своей матери?
– Открыто объявив о своем прошлом, я автоматически верну ее в свою жизнь, а я этого не хочу, несмотря на все ее попытки.
– Но почему ты так упорно ее избегаешь? Она же твоя мать!
– Она лишилась каких-либо материнских прав, когда ушла.
– Ладно, живи как знаешь, а я так не могу.
Несколько секунд Никос пристально разглядывал ее ледяными глазами.
– Думаю, тебе пора уже кое-что уяснить. Мои решения не обсуждаются.
Удивленно моргнув, Серена прикрыла глаза, а потом постаралась снова сосредоточиться на Никосе, окончательно понимая, что тот человек, которого она полюбила всем сердцем, вообще никогда не существовал. Так же как и тот мужчина, что страстно ласкал ее ночи напролет всю эту неделю. А был лишь холодный бессердечный делец, что сейчас стоял рядом с ней.
– Если тебе так хочется, можешь жить в Лондоне, денег для сестры я тебе в любом случае дам. Но моей женой ты станешь.
Подавшись вперед, Никос легонько погладил ее по щеке.
– Я не могу. Не могу так жить и не могу за тебя выйти.
Лучше уж растить ребенка в одиночку, изливая на него всю свою любовь и заботу, чем превратить его жизнь в бесконечный кошмар, полный чувства вины и безысходности.
– Но это мой наследник. Он должен родиться в законном браке.
– Наш ребенок – не инструмент для сделок. Никос, я не стану выходить за тебя замуж. Я осознала свою ошибку, и мне пора уходить. Прямо сейчас.
Глава 11
Чувствуя, как его переполняет испепеляющая ярость, Никос замер на месте, вспоминая, что испытал, когда ушла мать. Он любил ее, как и положено любому мальчишке, и предательство женщины, что должна была бы безоговорочно любить его всю жизнь, глубоко ранило, опустошило и раз и навсегда изменило всю его жизнь. Он твердо решил, что больше никогда и ни к кому не станет по-настоящему привязываться и что-то чувствовать.
Но Серена все изменила.
И вот теперь она тоже уходит, а ему остаются лишь боль и отчаяние. Он изо всех сил старался себя уберечь и ничего к ней не чувствовать, но чего бы он там ни хотел, при всем желании просто нельзя было не заметить тех перемен, что она с собой принесла. И стоило ему только представить, что она уйдет, как он сразу же видел ту дыру, что неминуемо возникла бы в его жизни, и дело не просто в том, что, уходя, она заберет с собой ребенка, лишив его радостей отцовства. Было что-то еще, что-то такое, в чем он не мог признаться даже самому себе. Особенно теперь, когда она застыла на пороге и вот-вот уйдет.
– Мы договаривались совсем не об этом.
– Мы договаривались лишь о том, что я съезжу с тобой в Афины.
– Ты носишь мое кольцо.
Не в силах сдвинуться с места, Никос отчетливо понимал, что однажды его холодные слова уже заставили ее уйти и что теперь он повторяет ту же ошибку.
– Это ничего не значит. Ты купил его мне лишь затем, чтобы продемонстрировать своим деловым партнерам на том вечере и избежать ненужных сплетен в прессе. – Взглянув на кольцо, она покачала головой. – Тебе же даже возразить на это нечего.
– А с чего я вообще должен возражать?
Что-то внутри его лопнуло, и он наконец-то сумел пошевелиться, только пошел он не к Серене, а на кухню.
– Делай что хочешь, но помни, это мой ребенок и ты не сможешь запретить нам общаться.
– Ты сам признал, что не хотел этого ребенка. И если бы я знала, кто ты такой на самом деле, я бы вообще не стала сюда возвращаться.
– И как это прикажешь понимать?
– Так, что хитроумный бизнесмен и едва сводящий концы с концами рыбак не имеют друг к другу никакого отношения.
– И что дальше? Отец в любом случае отец, независимо от того, чем и сколько он зарабатывает.
– Черт, Никос, я вернулась просто потому, что считала: у тебя есть право знать, даже если ты не захочешь или не сможешь стать настоящим отцом, что у тебя есть ребенок. Но из этого ничего не получится. Я так жить не могу. И уж тем более не могу так поступить с собственным ребенком, зная, что значит чувствовать себя ошибкой, связавшей родителей вместе.
Яростные слова что-то задели в его душе, но мгновенно вскипевшая злость заглушила все остальные чувства. Как она, выросшая в семье, где были оба родителя, смеет обвинять его в том, что собирается уйти?
– Ошибкой?
– Да, ошибкой. Моя сестра старше меня на восемь лет, но когда она пошла в школу, брак наших родителей уже трещал по швам. И они даже успели разойтись, правда, я об этом узнала лишь от Сэлли, когда выросла. И именно сестра была мне настоящей матерью.
Никос почувствовал легкий укол вины.
– Но твоя настоящая мать тебя не бросила. Не развернулась и не ушла.
При всем желании он просто не мог не сравнивать. И что бы там ни пряталось в ее прошлом, у нее, по крайней мере, была семья. Та самая семья, о которой он годами мечтал, но каждый раз сам все портил. Как испортил и сегодня, когда она призналась ему в любви.
– Не ушла, но всю жизнь ясно давала понять, что осталась с отцом лишь ради меня. Они разошлись, а я стала лишь результатом или, как бы ты выразился, "последствием" их безуспешных попыток наладить отношения. А в итоге они остались вместе лишь из-за меня, и мать всю жизнь винила меня во всех своих несчастьях.
– А разве они бы не остались вместе ради твоей сестры?
– Нет, ее, как она и мечтала, отправили в школу, а сами попробовали начать все сначала ради меня, только ничего не изменилось. Отец по-прежнему изменял и врал, а мать презирала меня, считая главной ошибкой в жизни.
– А мой ребенок, это твоя главная ошибка?
– Моя ошибка в том, что я вернулась.
Никос недоверчиво разглядывал Серену, не в силах понять, откуда взялась эта ледяная королева, полная сил и решимости.
– Я хочу, чтобы мой ребенок был счастлив и не нес на себе груз ответственности за ошибки родителей, слушая, как они бесконечно ссорятся и выясняют отношения. Я через все это уже прошла и такой судьбы для ребенка точно не хочу.
Что ж, наверное, она права. Счастливо они точно жить не смогут. Похоже, ради ребенка ему придется смириться с тем, что они станут жить раздельно, и он лишь изредка будет навещать своего малыша.
– Хорошо, я позабочусь, чтобы ты сегодня же вернулась в Англию.
Приятно чувствовать, что он снова хоть как-то владеет ситуацией.
– Спасибо.
Стянув с пальца обручальное кольцо, она аккуратно положила его на отполированный столик.
– Все мои вещи со мной, так что возвращаться в Афины я не стану. А сейчас я бы хотела принять душ и переодеться.
Когда она наконец вышла из ванной и нашла Никоса рядом с бассейном, она сразу же поняла, что не будет никакого трогательного примирения и уж тем более запоздалых признаний в любви. Ничего не изменилось. Ему никто не нужен, так же как и не нужна ее любовь.
– Я забронировал для тебя билет на ближайший самолет в Лондон.
Вот оно. На этот раз они действительно прощаются и, судя по всему, ему вообще безразлично, что станет дальше и с ней, и с ребенком. Очередное подтверждение того, что она ошибалась, когда считала, что у них может что-то получиться.
– Когда рейс?
– Такси уже едет.
Вот и замечательно. Чем быстрее они расстанутся, тем лучше.
– Серена?..
Но не успел он еще ничего добавить, как они услышали шум мотора подъехавшего такси. Как же ей сейчас хотелось взять его за руку, посмотреть в голубые глаза и шепотом спросить, что же он хотел ей сказать…
– Такси приехало, – бросил он коротко. – Мой адвокат свяжется с тобой по поводу ребенка.
Адвокат? Так теперь они станут общаться лишь через адвокатов? Ну и ладно. Вытащив блокнот, она быстро написала адрес, оторвала листок и протянула его Никосу.
Несколько секунд он лишь молча ее разглядывал, а потом взял протянутую бумагу.
– Прощай, Серена.
– Прощай, Никос.
Следующие две недели Никос безуспешно пытался работать, но сейчас все его внимание было сосредоточено на журнальном заголовке, мгновенно воскресившем воспоминания, которые он все эти годы старательно пытался забыть.
С тех пор как Серена уехала, он, не желая подвергаться унижению после громкого объявления о помолвке, держался в тени, но это… Он припомнил краткий разговор о матери, когда они навещали бабушку. Как же Серена тогда удивилась, узнав, что его мать была наполовину англичанкой… Так неужели этого удивления хватило, чтобы заставить ее копаться в прошлом, а потом порадовать мир скандальной историй, в которой, разумеется, она не обошла стороной и их собственный разрыв?
Усевшись в такси под хмурым лондонским небом, он плотно стиснул свернутый в трубочку ненавистный журнал, из-за которого, собственно, сюда и прилетел.
Никос до сих пор помнил, как снятое ею обручальное кольцо впилось ему в ладонь, а сама Серена облила его холодным презрением. Для нее все это было ошибкой… Машина остановилась у величественного на вид многоэтажного дома, совсем не походившего на тот, каким он его представлял, еще раз подтвердив опасения, что это именно она состряпала грязную историю.
Поднимаясь по все еще влажным после дождя ступеням, Никос задумался. А впустит ли она его вообще внутрь? Как же непривычна эта нерешительность… Глубоко вдохнув, он все же собрался с силами и позвонил в домофон.
– Да?
Почему он так остро реагирует на ее голос? И почему этот голос такой уставший и замученный? В нем мгновенно вспыхнули новые сомнения. Могла ли эта женщина, неистово шептавшая слова любви, действительно пытаться разрушить его жизнь?
Но не успела она еще открыть дверь, как в нем проснулась ярость, смешанная с сожалением о несбывшемся.
– Серена, нам нужно поговорить.
Дверь наконец-то открылась, но сама Серена больше не произнесла ни слова, словно уже успела раз и навсегда выкинуть его из своей жизни. Не в силах справиться с переполнявшими его чувствами, Никос стремительно побежал по ступенькам, сгорая от желания хотя бы просто ее увидеть.
Поднявшись наверх, он вошел в приоткрытую дверь, и, стоило ему только увидеть Серену в простом свитере и черной юбке, как все его внимание мгновенно сосредоточилось на ее различимо округ лившемся животе. А потом поднял взгляд и утонул в зеленых глазах, от которых так и веяло морозом.
– Вообще-то я ждала писем адвоката, а не тебя самого.
Придвинувшись ближе, Никос постарался не обращать внимания на темные круги под прекрасными глазами и собственное желание, что вспыхнуло внутри его с невиданной силой. Черт, да что это с ним такое? Нельзя ни на секунду забывать, что она недрогнувшей рукой написала о нем статью, а потом продала в журнал. И именно поэтому он и прилетел. Или не поэтому?
– Я – отец твоего ребенка, и ты не можешь просто взять и вычеркнуть меня из жизни.
Удивленно на него посмотрев, Серена, не говоря ни слова, молча пошла в комнату, заваленную сумками с частично распакованными детскими вещами. Никос нерешительно замер на пороге. Доведется ли ему увидеть своего ребенка в этой одежде?
* * *
Бешено бьющееся сердце мешало нормально дышать и говорить, а Никос все так же разглядывал детские вещи, что они вчера выбирали вместе с Сэлли, которая уже знала всю историю, в том числе и о тех ужасных условиях, что выдвинул ей Никос. Вот только оказалось, что, несмотря на то, что она разорвала сделку и уехала, он все равно перевел Сэлли деньги, настоятельно требуя держать их в тайне от самой Серены.
И что теперь? Неужели он приехал, чтобы требовать их обратно? Но сестра уже успела истратить значительную часть, и они при всем желании не сумеют с ним расплатиться.
– А приехал я поэтому.
С этими словами он вручил ей журнал, случайно задев ее пальцы своими, и это мимолетное прикосновение подействовало на нее не хуже электрического разряда.
– Здесь все по-гречески, и я ничего не понимаю, – возразила она, возвращая ему журнал и все еще не понимая, что это значит.
– Я по глупости упомянул, что моя мать – наполовину англичанка, а ты вытащила ее на свет и вернула в мою жизнь.
– Что?
Такого она точно не ожидала. Серена удивленно посмотрела на фотографию женщины, которая, судя по голубым глазам, и была его матерью.
– Ты спокойно собралась и ушла, отлично понимая, что теперь тебе есть что продать. Мою историю. Чтобы обеспечить себя и ребенка.
– Неправда!
– Ты говорила, что прилетела просто для того, чтобы лично все мне рассказать, и больше тебе ничего не нужно. Но ты соврала.
Устало массируя закрытые глаза, Серена совсем забыла о впервые наложенном после возвращения из Греции макияже. Немного успокоившись, она вздохнула и машинально опустила руку на живот, сразу же заметив, что этот жест привлек внимание Никоса.
– Слушай, если хочешь что-то обсуждать, начинай с самого начала, потому что сейчас я вообще ничего не понимаю.
– С самого начала ты искала какую-либо альтернативу браку со мной. Придумала историю про сестру, шантажом выманив деньги, а потом согласилась выйти за меня не ради ребенка, а лишь потому, что не видела лучших вариантов. Но стоило тебе только учуять запах скандала, на котором можно сорвать солидный куш, как ты сразу же ушла.
– Все совсем не так. Как ты вообще сумел до такого додуматься?
Он вновь указал на журнал.
– Здесь твои слова. "Мы с Никосом встретились пару месяцев назад на Сантарини".
Чувствуя стоящую за злыми словами боль, Серена невольно к нему приблизилась.
– Мне не следовало ничего рассказывать о сестре, но она в любом случае не имеет никакого отношения к тому, что я согласилась за тебя выйти.
– Тогда почему же ты согласилась?
Ну и что на это можно ответить? Не говорить же сейчас о любви.
– Потому что думала, что ради ребенка мы сможем со всем справиться. И что бы у вас там с матерью ни случилось, я ни разу ни с кем это не обсуждала. Да и зачем?
– Зачем? Ну для начала ты смогла неплохо на этом заработать.
– Ты серьезно думаешь, что я использовала свои связи, чтобы что-то о тебе разузнать?
– Я же говорил, что готов вас обеспечивать. Тебе не следовало так со мной поступать.
Сейчас он был совсем близко, и до боли знакомый мужской аромат мешал сосредоточиться на разговоре.
– Этот журнал не имеет ко мне ни малейшего отношения. Единственная моя статья, хоть как-то с тобой связанная, это страноведческий очерк о выходных на Сантарини. Рестораны, красоты, достопримечательности и все в этом духе.
Она указала на лежащую на столе статью, которую нужно было еще раз прочитать, прежде чем отправлять редактору.
Еще раз посмотрев на греческий журнал, Серена вдруг резко замерла.
– А ведь я действительно однажды сказала эти самые слова…
– Кому?
– На том вечере. Кристосу. – Легонько прикоснувшись к его руке, она умоляюще на него посмотрела. – Никос, пожалуйста, объясни, что все это значит.
– Ничего это не значит. Не стоит лишний раз ворошить прошлое.
Он отстранился, и Серена сразу же почувствовала, что момент упущен.
Несколько минут он, словно раненый зверь, молча расхаживал по комнате, а потом остановился у окна.
– Никос, пожалуйста, я должна знать. Кто бы ни продал в журнал историю и чем бы для нас все это ни обернулось, эта женщина – твоя мать и бабушка нашего будущего ребенка.
Обернувшись, он пристально на нее посмотрел.
– Когда мне было шесть, она сказала, что уходит. Что не любит ни отца, ни меня. Сказала, что меня вообще невозможно любить.
– Если бы отец любил ее сильнее, она никогда бы не ушла.
– Иногда родители расходятся, и дети в этом не виноваты. И иногда так для всех даже лучше.
– С тех пор я больше ни разу ее не видел. И уже давно перестал надеяться на ее возвращение, осознал и принял, что она меня не любит.
– Никос…
Он наконец-то обернулся и посмотрел в полные искренних слез глаза, в которых вновь горела любовь. Та самая любовь, что он отверг и которой вообще не заслуживал. Чувствуя, что его так и тянет вновь целовать сладкие губы, Никос отстранился, не желая подвергать их обоих искушению.
– Я хотел стать лучшим отцом своему ребенку.
– И ты им обязательно станешь. Как только мы со всем разберемся. Я никогда не сумею вернуть тех денег, что ты дал моей сестре, но я никогда не стану мешать тебе видеться с ребенком. Ты живешь в Греции, а он станет расти в Лондоне, но я верю, мы обязательно что-нибудь придумаем и со всем справимся.
Зачем он вообще сюда приехал? Неужели использовал статью как предлог, лишь бы вновь ее увидеть и услышать родной голос? Он же с самого начала чувствовал, что это не она его предала, а теперь окончательно убедился, что за всем стоит Кристос.
– Я хочу, чтобы ребенок носил мою фамилию.
Пусть они и станут жить раздельно, но жениться они все равно обязаны.
– Хорошо, – осторожно согласилась Серена. – Я согласна вписать тебя в качестве отца в его свидетельство о рождении.