Подобно всем, кто привык работать по ночам, бывший казачий офицер не мог засыпать рано. Он радовался этому маленькому домику на окраине Версаля прежде всего из-за своей жены Любы, которая была счастлива иметь свой сад и жить в более приличном, чем Сент-Уан, квартале. Об этом он сказал Альдо при первой же их встрече, но умолчал, что означает дом для него самого. Он был счастлив, что у спутницы его жизни будет неплохая крыша над головой, когда ему придется отправиться - как можно позже, разумеется! - на небеса, в голубые степи, где ждут его эскадроны кентавров, которых он так часто в своей жизни водил в атаку с шашкой наголо с лозунгом "За Царя и Отечество!". Карлов никогда не отправлялся в постель до полуночи. Если позволяла погода, выкуривал последнюю трубочку под единственным вишневым деревом, которым так гордилась Люба, наблюдал, как растут на грядках капуста и зеленая фасоль. В плохую погоду он оставался в крошечной гостиной, устроившись в удобном кресле, стоявшем между камином и столиком для самовара. Полковник прочитывал газету от корки до корки, вплоть до подписи выпускающего редактора, не забывая, естественно, кроссворда и подкрепляясь очень крепким чаем, в который подливал немного водки. Благодаря этому коктейлю он, добравшись до своей спальни, засыпал легким сном на пять-шесть часов. Люба находилась в соседней комнате, и он знал, что не потревожит ее. В доме было три спальни - настоящая роскошь! Конечно, это мало напоминало их особняк на Мойке, где они жили до Октябрьского переворота и имели не меньше пятнадцати лакеев. А теперь Любе с ее ревматизмом помогала лишь одна служанка - разумеется, русская! - которая приходила каждый день убираться или стирать, распевая при этом "Очи черные", "Ямщик, не гони лошадей" и другие прекрасные песни, но начинала всегда с заветного гимна "Боже, Царя храни!".
Итак, Карлов никогда не забывался глубоким сном и при малейшем шорохе садился в постели, прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. А в эту ночь полицейские подняли изрядный шум, когда наводнили дом их соседки, о которой полковник знал лишь то, что она молодая, хорошенькая, одинокая и зарабатывает на жизнь уроками музыки. В пижаме и домашних тапочках он вышел на улицу, присоединившись к небольшой кучке любопытных, которых полицейские удерживали на расстоянии. Впрочем, не таком отдаленном, чтобы нельзя было не узнать Морозини и Видаль-Пеликорна: полковник увидел, как их ведут в наручниках и сажают в полицейскую машину. Соседи перешептывались, что этих грабителей схватили прямо на месте преступления.
- Грабители в смокингах и с орденом Почетного легиона (последнее относилось к Адальберу)? - негодующе спросил он. - Вы много таких видывали?
- А почему бы и нет? - возразила кумушка в бигуди и в розовом бумазейном халате. - Уловка, чтобы вызвать доверие. К тому же у этих жуликов столько денег!
Не желая вступать в полемику, Карлов проследил за тем, как увозят машину Адальбера, но не обратился за дополнительной информацией к полицейским, что было бы явной ошибкой. Он вернулся к себе, умылся, побрился и оделся, стараясь не разбудить Любу. Потом, пренебрегши самоваром, сварил очень крепкий кофе, чтобы не впасть в дремоту на рассвете, как это с ним иногда случалось. Жене он оставил записку, что должен заехать за ранним клиентом в "Трианон-Палас". Сел в свое такси, заправился на бензоколонке, сделал круг по Версалю, чтобы проехать мимо полицейского участка и убедиться, что во дворе стоит "Амилькар", потом двинулся к кварталу Нотр-Дам и устроил свой наблюдательный пункт в бистро, где был завсегдатаем. Там он провел некоторое время, дожидаясь, в соответствии с правилами приличия, удобного часа для нанесения визита знатной даме, остановившейся в роскошной гостинице. Скоротать время ему помогли газета "Пти Версай" и пара круассанов с тремя рюмками кальвадоса. Наконец на ближайшей церкви пробило полдевятого, и он, бодрый и свежий, как огурчик, тихонько поехал Королевским бульваром к отелю "Трианон-Палас". Встав под деревьями, отграничивающими место для парковки, он предусмотрительно не стал снимать кожаный колпачок со своего флажка, чтобы никто не занял такси, вышел из машины, пересек вход с колоннами и, оказавшись в холле, полы которого были выложены плитами черного и белого мрамора, решительным шагом направился к стойке портье.
Поскольку Карлов уже год обслуживал клиентов гостиницы, человек с золотыми ключами хорошо знал его и, понимая, с кем имеет дело, ни словом не возразил на необычную просьбу об аудиенции у маркизы де Соммьер, невзирая на утренний час.
- Завтрак ей подают в восемь, - сказал портье, сняв трубку телефона. - Следовательно, она уже проснулась. Я спрошу ее секретаршу, когда она сможет принять вас. Возможно, придется подождать.
Но ждать не пришлось. Через три минуты из лифта в страшном возбуждении вылетела Мари-Анжелин.
- Что случилось? Какие-то неприятности?
- Боюсь, что да. Морозини и Видаль… как бишь его… арестованы!
Оставалось только подняться наверх. Карлов склонился в поклоне перед маркизой де Соммьер, которая приняла его в домашнем халате из лилового батиста с белыми кружевами и чепце того же цвета, сохранявшем ее прическу ночью. Еще через полчаса он вновь сидел за рулем своего такси, чтобы показать дорогу старому Люсьену, так как маркиза предпочла отправиться к мадемуазель Отье в собственном автомобиле. Кроме того - и эта мысль принадлежала полковнику! - было желательно, чтобы девушка пока не знала о его связях с кланом Морозини. Так будет легче наблюдать за ней.
Проезжая мимо дома, Карлов дважды нажал на клаксон и, не останавливаясь, продолжил путь, тогда как Люсьен поставил машину возле решетчатых ворот. Он пошел звонить, а Мари-Анжелин тем временем помогала маркизе выйти. У входа не было ни одного полицейского, но зоркий глаз старой девы сразу же заметил на противоположной стороне улицы водопроводчика, который сидел на багажнике своего велосипеда и чистил ногти с видом человека, кого-то поджидающего.
- Надо быть полицейским, чтобы такое придумать, - иронически заметила она. - Кто видел, чтобы водопроводчики чистили ногти?
- Почему нет? У моего отца в замке Фешроль они приходили на работу в лайковых перчатках… Звоните же сильнее в колокольчик! Похоже, мы приехали в час уборки.
Действительно, самая легкая мебель была выставлена в сад. Посетительницы услышали гудение пылесоса - столь мощного, что он вполне мог заглушить звон колокольчика. Но звонок все-таки был услышан, пылесос перестал гудеть, и к воротам вышла хозяйка дома - в большом фартуке, тапочках и косынке, прикрывающей волосы.
- Вы мадемуазель Отье, я не ошибаюсь? - любезно осведомилась тетушка Амели.
- Да, это я. С кем имею честь?
- Я маркиза де Соммьер, а это моя кузина, мадемуазель дю План-Крепен, которая состоит членом Организационного комитета выставки "Магия королевы". Не могли бы вы уделить нам немного времени, чтобы обсудить злополучные события вчерашнего вечера?
Девушка ответила не сразу. Машинальным жестом она сняла свою косынку, растерянно оглядывая знатную даму - это не вызывало никаких сомнений! - величавую и все еще очень красивую, в длинном платье бежевого гипюра, очень напоминавшем наряд королевы Александры Английской в начале века. Одеяние маркизы дополняли дюжина драгоценных ожерелий на шее, замшевые перчатки в тон платью и широкополая, шляпа с муслиновыми розами. Этот наряд вовсе не казался смешным - напротив, при взгляде на него возникало ощущение, что современная мода сбилась с верного пути. Полноту картины завершала сверкающая старинная машина с шофером в ливрее.
- Вероятно, мы вам помешали, - продолжила маркиза, чьи глаза блистали таким же зеленым огнем, как у самой Каролин, - но, быть может, вы позволите нам войти, чтобы поговорить с большими удобствами, нежели через решетку?
- Мы беседуем, словно в приемной монастыря… или тюрьмы, - сурово добавила кузина, вид которой несколько поблек на фоне маркизы.
- Прошу вас извинить меня. Проходите, пожалуйста.
Она впустила обеих женщин, тщательно закрыла за ними ворота и провела их в гостиную, которая уже обрела более-менее пристойный вид… Было очевидно, что девушка трудилась не покладая рук с самого рассвета. Если она вообще ложилась спать, ибо на лице ее читались явные следы усталости. Но держалась она хорошо, предложила гостьям два плетеных стула, не пострадавших во время разгрома, и спросила, чем может помочь.
- Вы можете исправить несправедливость, - улыбнулась маркиза, отогнув вуалетку к полям шляпы. - По крайней мере, мне кажется, таковая имела место. Я хотела бы, чтобы вы нам рассказали, что произошло вчера вечером в этом доме. Кажется, вам нанесли визит?
- Такой, какого я никому бы не пожелала… Поезд пришел с опозданием, я вернулась из путешествия позже, чем ожидала, и обнаружила, что весь мой дом перевёрнут вверх дном!
- Что у вас украли?
- Насколько я могу судить, ничего: не пропало даже чайной ложки. У меня есть несколько красивых безделушек, оставшихся от родителей… и все на месте.
- Иначе говоря, - заключила Мари-Анжелин, - у вас не нашли того, что искали. Вы предполагаете, что это могло быть?
Мадемуазель Отье, слегка поколебавшись, ответила:
- Понятия не имею!
- В таком случае, - вновь заговорила маркиза де Соммьер, - как случилось, что по вашей жалобе были арестованы мой племянник и его друг? Надеюсь, вы не приняли их за грабителей?
На лице девушки мгновенно появилось выражение недоверия:
- Именно так я о них и подумала, мадам! Как вы назовете людей, которые проникают в дом, перебравшись через ограду?
Маркиза засмеялась:
- Может быть, исследователями? Вы не представляете, сколько подобных вылазок совершили эти двое молодцов, с тех пор как познакомились восемь лет назад. Но они никогда не работали ради личного обогащения. Только в защиту невинной жертвы или во имя правого дела.
- Это означает, что за ними стоит некий мозговой центр, главарь банды, направляющий их действия?
- Вы понимаете, о чем говорите? - вскричала План-Крепен, настолько возмущенная, что забыла о необходимости держать язык за зубами. - Да вы хоть посмотрели на них? Один из них - известный археолог, знаменитость, другой - эксперт по драгоценностям, преимущественно княжеским или королевским, признанный специалист в среде профессионалов! Он владеет дворцом в Венеции, женат на дочери богатейшего банкира, и у него трое детей! А вы отправили их в тюрьму, не дав себе труда немного подумать!
Каролин стала пунцовой от гнева:
- Обычно так и поступают, когда в разгар ночи видят в своем доме совершенно незнакомых людей. Вы не скажете мне, зачем они явились?
- Не знаю, но они должны были рассказать вам об этом, прежде чем вы вызвали полицию!
- О, наговорили они много чего! Превосходный и очень слаженный дуэт! Речь шла о сережке Марии-Антуанетты, вернее, о копии, которую я будто бы доверила ювелиру Шоме, чтобы тот выставил ее в Трианоне, в надежде отыскать подлинную! Безумная история!
- Вы так полагаете? А комиссар Лемерсье не сказал вам ни словечка, прежде чем наброситься на моего кузена?
- Да, - неохотно признала девушка. - Я даже должна явиться сегодня в управление полиции, чтобы… подать жалобу и ответить на вопросы.
- Прекрасно! - сказала маркиза. - В таком случае лучше не откладывать это. Переоденьтесь, мы вас отвезем. Меня ждет машина…
- Я не нуждаюсь в том, чтобы мне указывали, как себя вести! И я не понимаю, зачем мне ехать с вами.
- Потому что это довольно далеко, - мягко произнесла маркиза де Соммьер, - а мой автомобиль стоит у ворот. Это избавит вас от лишних хлопот и трудов, которые вам совершенно ни к чему. Ведь вы очень устали! Или я ошибаюсь?
- Нет! Я… я больше не могу!
С этими словами она вдруг бросилась на канапе, из которого вылезали клочья черной шерсти, и зарыдала. Гостьи благоразумно не стали вмешиваться: было очевидно, что малышке нужно выплакаться.
- Пусть она успокоится, - шепнула тетушка Амели, - а вы взгляните, нет ли в доме чего-нибудь тонизирующего. Потом вы поможете ей собраться, и мы увезем ее с собой.
Старая дева метнула взор на бронзовые настенные часы, выглядевшие исправными:
- А мы знаем, что скоро полдень? Комиссар отправится обедать.
- Ну и что? Мы поступим так же. Хороший обед пойдет бедной девочке только на пользу… Она почувствует себя лучше и сможет выдержать визит в полицию.
- Будем надеяться, что она согласится, - пробормотала Мари-Анжелин. - С ней не так легко иметь дело.
- А вы вообразили, что она бросится нам шею, хотя час назад даже не знала о нашем существовании? О, не забудьте перед отъездом сказать водопроводчику, что с маникюром можно заканчивать. Он тоже имеет право на обед…
- Вот и все! - заключила тетушка Амели. - Дальше все пошло как по маслу. Малышка Отье в конце концов согласилась перекусить с нами, после чего мы отправились в полицейское управление, и она в результате… я бы сказала, весьма оживленной дискуссии… отозвала свою жалобу. Мы отвезли ее домой. Я предложила ей пожить с нами несколько дней в гостинице, чтобы отдохнуть от треволнений, но она отказалась: утверждает, что никак не может покинуть свой дом!
- Раз вы так долго общались с ней, быть может, вам удалось прояснить историю с кулоном? - спросил Адальбер. - Прежде чем отдать нас на поругание полиции, она показала нам портрет…
- Этой ужасной женщины! - промолвила План-Крепен, содрогнувшись.
- Вы в этом ничего не понимаете, деточка! И, главное, не знаете, что уродливая, но желанная женщина способна поработить мужчину надежнее, чем королева красоты. Несомненно, так и произошло со второй супругой дедушки Каролины. Между прочим, она обожала это украшение, с незапамятных времен называемое в семье кулоном, и перед смертью взяла с мужа клятву, что драгоценность похоронят вместе с ней, сохранив это в полной тайне. Тогда она будет уверена, что никто не потревожит ее вечный сон. Убитый горем супруг обещал, что выполнит последнюю просьбу своей жены. Когда он тоже скончался, Каролин, разбирая бумаги, обнаружила его дневник и таким образом узнала этот давний секрет.
- И она не потребовала эксгумации, хотя явно нуждается в деньгах? - с удовлетворением спросил Альдо. - Это героическая девушка!
- Полагаю, она обладает многими достоинствами, - задумчиво произнесла тетушка Амели. - Даже удивительно, что никто до сих пор не подумал жениться на ней, при ее-то внешности!
- Возможно, она сама этого не хочет! - вставил Адальбер. - Посмотрите на меня: целибат - мое призвание.
Морозини засмеялся:
- Не очень-то убедительное доказательство! Разве не был ты несколько раз опасно близок к отречению от своего драгоценного целибата?
- Как мило с твоей стороны напоминать мне об этом! Конечно, плоть слаба, но Господь оградил своего служителя от искуса! - нараспев произнес Адальбер, воздев к потолку молитвенный взор. - И я не устану благодарить его за это!
Глава 4
КЛАДБИЩЕ НОТР-ДАМ И БАССЕЙН "ДРАКОН"
Сделав всего несколько звонков по телефону, Морозини сумел собрать тем же вечером в гостиной своей тетушки, что обеспечивало полную конфиденциальность, наиболее активных членов комитета: мадам де Ла Бегасьер, Оливье де Мальдана, генерала де Вернуа, леди Мендл и Квентина Кроуфорда, с которым маркиза была когда-то знакома, профессора Понан-Сен-Жермена, а также комиссара Лемерсье. Последний был крайне изумлен, но приглашение принял. Адальберу же пришлось вернуться в Париж, чтобы переодеться.
Полицейский для начала извинился за то, что дурно обошелся с ними, упирая главным образом на нехватку времени, поскольку убийца поставил ультиматум и оставалось всего два дня, чтобы отдать ему подлинную "слезу" королевы.
- Возможно, мы найдем ее скорее, - сказал Альдо.
- Стало быть, вы знаете, где она? - проворчал "дикобраз", и в глазах его вспыхнуло подозрение.
- Полагаю, что знаю, благодаря маркизе де Соммьер, пригласившей нас сюда. Сегодня утром она имела очень обстоятельную беседу с мадемуазель Отье…
Лемерсье тут же вскочил с кресла, словно подброшенный рессорой.
- Почему же эти дамы ничего не сказали мне, когда явились, чтобы вытащить вас из камеры?
- Зачем им было все вам рассказывать? - спокойно произнес шотландец в своей несколько тягучей манере. - Вы занимаетесь убийствами, комиссар, а не кражей украшения, которое, кстати, вернули. Кроме того, вы же здесь? Следовательно, не жалуйтесь, что вас обходят вниманием!
- Я сам удивляюсь: что я здесь делаю!
- Просто вы нужны нам, вот и все! - заключил Альдо, поблагодарив Кроуфорда улыбкой.
- Для чего?
- Для того, чтобы быстро получить от прокурора республики разрешение на эксгумацию. "Слеза", ставшая кулоном, должна находиться в склепе семейства Отье на кладбище Нотр-Дам.
Присутствующие, которых Мари-Анжелин обходила с подносом, предлагая шампанское, обменялись изумленными взглядами. Послышался возглас профессора:
- И эта… девица не предприняла попытки заполучить драгоценность? Видимо, она богата…
- Она дает уроки игры на фортепьяно, - сказала маркиза. - Судите сами!
- Хм! Тогда она идиотка… или великая душа! - бросил Понан-Сен-Жермен.
- Кем бы она ни была, - отрезал полицейский, - без ее согласия прокурор нам откажет. На вскрытие могилы необходимо согласие члена семьи!
За категоричным заявлением комиссара последовала пауза. Каждый взвешивал этот не подлежащий отмене приговор.
- Вероятно, надо попросить ее об этом? - предложила маркиза де Соммьер. - Я готова сделать это, поскольку мы уже познакомились. Мадемуазель Отье не любит покойницу, хотя никогда ее не знала. И если сказать ей, что она тем самым спасет одну… или несколько человеческих жизней, она вполне может согласиться…
- …отдать такое сокровище в руки шантажиста и вдобавок убийцы, не получив за это ни гроша, тогда как вы сами утверждаете, что она живет в довольно стесненных обстоятельствах? Вы грезите, дражайшая дама!
- Не думаю! - возразила маркиза, пригвоздив Лемерсье к месту взглядом через лорнет. - У меня, знаете ли, есть некоторый опыт общения с людьми, и я неплохо разбираюсь в человеческой природе!
- Кроме того, - заметил Альдо, - мы могли бы предложить ей определенное возмещение, чтобы подсластить пилюлю! Ведь все вместе мы способны собрать кругленькую сумму, не так ли? Со своей стороны, я готов способствовать…
- Вы шутите! - усмехнулся профессор. - Конечно, вы настоящий Крез, но ко мне это не относится. Я беден, как крыса с помойки.
- Я всегда считал, что крысы с помойки процветают, - сказал Кроуфорд, взгляд которого загорелся лукавым огнем. - У них ни в чем нет недостатка, и они очень упитанные.
- Какой ужас! - воскликнула леди Мендл. - Вам следовало сослаться на Иова, профессор! По крайней мере, это всем известный персонаж… А предложение князя Морозини я поддерживаю и готова участвовать…
- Кстати! А есть ли другие члены семьи? - спросил Оливье де Мальдан.