- А я обожаю глубокий пушистый снег, ровным ковром покрывающий зимой землю, - сказала Ганна. - Он такой белый! Как в волшебной сказке о магической пыли, переливающейся всеми цветами от розового до голубого. А когда идет дождь, воздух так свеж и чист, - это божественно, мистер Муллэн! А как хорошо здесь в июле и августе! В солнечные теплые дни можно лежать в тени деревьев и слышать, как растет трава. В это время дует мягкий ветер, разгуливающий по горным склонам и равнинам, полным цветов. - Она зарделась в смущенной улыбке и прибавила: - Но только бывает очень пыльно.
Муллэн улыбнулся ей в ответ.
- Прошу прощения за то, что оклеветал эту землю, которая, очевидно, вам очень дорога, мисс Макгайр. Пожалуйста, простите меня.
- Конечно, прощаю.
- Я и не подозревал, что мы разделяем фургон с поэтессой, а вы, мистер Чессман? - спросил Муллэн. Его тон был очень мягким, и когда Ганна взглянула ему в глаза в поисках насмешки, ее там не оказалось.
- Поэтессой? - осторожно спросила Ганна.
- Да. С такой лирикой и аллегориями молиться на эту землю может только поэт, и я восхищен.
Щеки Ганны покрылись ярким румянцем, и она отвела взгляд, почувствовав себя неловко, словно кто-то забрался на ее запретную территорию. Восхищение ею, замеченное в глазах Муллэна, отличалось от того, какое было во взгляде Крида Браттона, который был честнее, прямолинейнее. Он говорил, что думал, не делая неискренних пышных комплиментов.
Помрачнев, Ганна стала размышлять о том, что в своей памяти она, кажется, возвеличивает Крида Браттона, - того, кого считала эгоистом и безжалостным и беспощадным охотником за вознаграждениями. Почему она настолько глупа, что вспоминает его таким, каким он и не был? Наконец, этот человек ни разу о ней не подумал, с тех пор как три дня назад уехал из "Сердца стрелы"!
Однако Ганна была не права. Все последние дни мысли о Ганне не покидали его. Перед ним до сих пор стояло ее исполненное любви лицо, ее улыбка, полная надежд, которые развеялись и поблекли, когда он не отреагировал так, как ей хотелось. Но, черт возьми! Человек должен закончить с одним делом, прежде чем приниматься за другое. А потом, он не был сильно уверен, что готов к тому, что требовала Ганна. Она была слишком прекрасна, чтобы относиться к ней как к капризной ветренице. Он это понял, очень быстро. Хотя, с другой стороны, ему совершенно не хотелось совсем отступаться от нее. "Неужели она не может подождать? Неужели обязательно все или ничего?" - с горечью недоумевал он, остановившись под раскидистым дубом.
Крид, прикрыв рукой огонь от ветра, прикурил сигарету, торчавшую у него в губах уже больше десяти минут. Непонятно почему, но он уже стал другим. Куда пропала его прежняя реакция? Может, он размяк, пока вел Ганну и ее шумных сорванцов? И еще: ему так запал в душу тот мальчишка с голубыми глазами - глазами настолько огромными, что они казались карикатурными на его маленьком личике. Крид всегда был жестким и резким. Куда это ушло? Неужели безвозвратно? Он стал волноваться там, где раньше был беспристрастным и готовым ко всему? Наличие забот лишает человека бдительности, а это может привести к фатальным результатам…
Поддев Генерала каблуками, Крид пронесся сквозь чащу и выскочил на дорогу: нет смысла ехать там, где разгуливают другие, - сюрпризы оставались до сих пор его основным преимуществом. Вот уже два месяца Стилману и его людям удается улизнуть от него - два месяца постоянного преследования, за исключением известного антракта и обидной неудачи.
"Упорный", - так однажды назвал его Генри Плюммер. - Упрямый, как собака, дважды упрям", - так сказал Плюммер. И это не было комплиментом. Наоборот, это было недовольным высказыванием, когда Крид наконец привел ему людей, за которыми гонялся почти шесть месяцев, играя с ними в "кошки-мышки". Это было очень сложно сделать в Черных холмах - суровом месте со множеством пещер и других уютных мест, где совершенно нет воды. Человек там может прятаться очень долго, только если у него есть запас воды.
Здесь все было намного проще. Здесь много деревьев, прохлады и воды. Здесь приятно проводить время. Не удивительно, почему Стилман выбрал именно это место. Но зачем им понадобился такой крюк? И к чему это двойное возвращение в Монтану, в форт Бентон? Эти вопросы, требовавшие ответа, постоянно вертелись в голове Крида.
В конце концов остановившись, он огляделся. Внизу было все спокойно, не было заметно никакого движения и никаких признаков жизни. Крид сдвинул свою черную шляпу на глаза и повернул коня. Можно немного и отдохнуть. Последние три дня он был постоянно в дороге в поисках Стилмана и его приятелей. Казалось, Северное Айдахо поглотило их, оставив только следы, подтверждающие, что они еще здесь.
Крид был уже близок к цели - он чувствовал это так же остро, как остро всегда ощущал приближающуюся опасность. Возможно, это было шестое чувство, заставляющее вставать волосы дыбом и обостряющее его ощущения, предупреждающее, что Нат Стилман где-то совсем рядом…
- Вот он, - сказал Ропер, указывая рукой на раскачивавшийся фургон на дороге. - И как раз вовремя.
- Да, только днем позже, - прибавил Труэтт. Он задумчиво посмотрел на человека со шрамом. - Только не будем убивать, о'кей, Ропер? Мне не нравится, что ты…
Нат Стилман резко рассмеялся и смерил юного Труэтта прищуренным взглядом.
- Ты хочешь действовать облагораживающе на нас, а, мальчик?
Труэтт не отступал.
- Нет, просто я не люблю убивать, если в этом нет необходимости.
- Любое наше убийство крайне необходимо для нас, - парировал Ропер. - Неужели ты еще не понял этого? Или мы их, или они нас. Другого выхода нет.
Юнец упрямо и твердо посмотрел на своего старшего товарища:
- Да, в этом ты прав.
Ропер повернулся к Стилману.
- Где ты подобрал этого щенка? Ему бы для начала волосы отрастить на…
Он прервался на полуслове, увидев наставленное на него дуло пистолета Труэтта.
- Уже отросли, как мне надо и где мне надо, - спокойно сказал Труэтт. - Или, может быть, ты хочешь проверить?
Ропер громко выругался, но Стилман оборвал его.
- Черт возьми, Ропер, оставь его! Ты же знаешь, как он скор на руку со своим пистолетом и какой обидчивый! Зачем драться между собой? У нас есть дело, и его надо выполнить.
Повернувшись к Труэтту, Стилман отрезал:
- Сохрани свою игрушку для Крида Браттона. Она тебе еще потребуется!
- Я что-нибудь сделал не так? - заметил Труэтт с удовлетворением в голосе. - Даже с этой раной, которая все еще болит, я все равно обойду Ропера…
- Хватит! - с раздражением рявкнул Стилман. - А теперь вы, оба, садитесь и слушайте…
Воздух прорезал громкий выстрел, раздавшийся у открытого окна фургона и заставивший Ганну вскрикнуть. За ним последовал второй, третий… Возница прибавил скорость. Ганна посмотрела на своих попутчиков.
Мистер Чессман был почти в истерике и принялся болтать об убийцах, головорезах и дикарях, но мистер Муллэн был спокоен и собран.
- У вас есть пистолет? - хладнокровно спросил он, и когда мистер Чессман покачал головой, Муллэн достал свой. - Я подумал, что вы не из тех, кто вооружается, но чувствую, что сейчас это необходимо. Вот, возьмите. Там всего шесть патронов, поэтому экономьте.
- Кто бы это мог быть? Что им надо? - спросила Ганна, пытаясь подняться.
- Я не знаю, - ответил Муллэн каким-то отчужденным тоном, глядя в дуло кольта 44-го калибра. В лице Муллэна было что-то такое - спокойствие при неторопливой проверке оружия, - что заставило Ганну поверить в него. Это неожиданно напомнило ей Крида, его серьезное и грозное лицо, когда он чистил и заряжал свои ружья.
- Но вы же знаете, мистер Муллэн…
Он взглянул на нее и слегка улыбнулся:
- У вас очень богатое воображение, мисс Макгайр.
- Да, я иногда бываю очень догадливой. Это как раз тот случай, - сказала она, и ее взгляд упал на тяжелый металлический ящик под его сиденьем. - Что в этом ящике, мистер Муллэн?
- Мое белье, - ответил он тем же равнодушным тоном.
- Думаю, что нет. Нет ли там каких-нибудь платежных ведомостей или золота?
- Моя милая девочка, по всей стране такие вещи перевозятся совсем по-другому. Неужели вы можете поверить, что я бы взялся за перевозку такого важного груза, сидя в обыкновенном фургоне и без охраны?
- Потому что мало кто из грабителей подозревает такую безобидную проделку! - победно сказала Ганна. - Прекраснейший трюк - только единицы могут догадаться.
- А в этом есть логика! - пропыхтел Чессман с красным лицом и глазами навыкате, сжимая пистолет и зачарованно глядя на Муллэна.
- Может быть, и логично, но я гарантирую, что вы ошибаетесь. И вообще, можем ли мы сейчас обсуждать такие несуразицы, когда три отъявленных бандита гонятся за нами? - огрызнулся Муллэн и, выставив пистолет в окно, прицелился, но промахнулся.
Раскачиваясь, как мяч в большой коробке, Ганна прильнула к кожаной шторе на окне, пытаясь разглядеть бандитов. Это было невероятно - слишком неправдоподобно: "Только не это, Господи, - молилась она. - Только не это!"
Но ужас не кончался. Их повозка словно летела, преодолевая все ухабы и кочки дороги. Ганна слышала крики возницы и ржание испуганных лошадей. Выстрелы бандитов приближались. Ганна посмотрела на Эдварда Муллэна.
- Ну же - стреляйте!
- Я уже, - был сжатый ответ.
- Но…
- Но мистер Чессман расстрелял все свои пули, попадая в небо и деревья. В конце концов я старался, - сказал Муллэн и взглянул на нее. - Сядьте и попытайтесь помолиться, мисс Макгайр.
- Спасибо за совет умирающему! - огрызнулась она. - Если у вас еще есть патроны, я бы могла воспользоваться пистолетом мистера Чессмана. Кажется, иногда у меня это неплохо получалось…
- Совершенно нелепое предложение! - не согласился Муллэн. - Пистолет в руках женщины - это самоубийство!
Ганна вспыхнула.
- Вздор! Я способна стрелять, не угрожая вашей жизни, мистер Муллэн! Конечно, если не окажется так, что мне придется целиться в вас…
Его глаза сузились. Металлический ящик стал выскальзывать из-под сиденья. Муллэн ногой отправил его обратно и покачал головой.
- Боюсь, что в нашем фургоне слишком много храбрости. Она буйно разрастается, но все равно не достигнет прекрасного волшебного цветка, каким являетесь вы, мисс Макгайр.
Впервые после последнего разговора с Кридом Браттоном Ганна боролась с охватывающим ее желанием быть несносно грубой. Она прикусила язык, чтобы не высказать обидных слов, вырывавшихся наружу, и отвернулась к окну. Мистер Чессман оставался безучастным во время их короткого обмена "любезностями", но теперь он собрал всю свою смелость, чтобы выглянуть в окно.
- О, на их лицах маски…
Но когда бандиты подъехали к фургону и, направив на возницу ружье, принудили остановиться, Ганна уловила в них что-то знакомое.
- Хотите на небо, мистер! - прокричал хриплый голос; слова заглушались маской-платком, ружье с глухим звуком упало на пыльную дорогу. - А теперь выбрасывайте ваши ценности, - послышалась короткая команда.
Ганна прижалась к окну, осмелившись посмотреть на людей. Их было трое, как и говорил мистер Муллэн. Их лица были закрыты так, что только глаза блестели между маской и шляпой, но она чувствовала, что уже видела их где-то, Они были в длинных запыленных пиджаках, выглядевших так, словно в них проехали немалое расстояние, на головах - непонятно почему - знакомые потрепанные шляпы. Внезапно перед глазами снова возник Джубайл - в тот последний день.
При взгляде на этих людей у нее сжалось горло. Только бы фургон не останавливался. Но возница уже стоял на земле с поднятыми над головой руками.
Первым из фургона вытянули Эдварда Муллэна.
- Давай, вылезай! - рявкнул бандит, схватив Муллэна за его вышитый жилет и рывком выдергивая из фургона.
Он повиновался, бессвязно протестуя.
- Одумайтесь! Вы не имеете права! - кричал Муллэн, смахивавший на карикатурного героя.
- Серьезно? А мы вот такие плохие! - прозвучал грубый ответ, и Муллэна пнули ногой.
Когда возница, решив заступиться, выразил свой протест, он тут же получил удар прикладом ружья по челюсти и без чувств упал на землю.
- У вас есть еще что сказать? - спросил бандит, но никто не откликнулся.
Мистер Чессман дрожал, его трясущиеся челюсти напоминали испуганной Ганне сливовый пудинг, который тетушка Энни готовила на Рождество. После непродолжительной паузы, когда бандиты обыскивали багаж, он залепетал:
- У… у меня есть деньги в Канаде! Много денег! Если вы меня отпустите, я отдам вам все…
- Заткнись!
Чессман захныкал, сопя носом. Ганна подумала, если человек падает в обморок только оттого, что его выгоняют из фургона, то что же будет с ним дальше?
Сидя в фургоне, она наблюдала, как они, роясь в багаже, заржали, когда дошли до ее маленького сундучка и нашли там женское белье. Подбородок Ганны гордо поднялся, щеки запылали, когда один из них достал кружевное нижнее белье и принялся грубо комментировать. В этих людях было что-то такое, что подсказывало ей, будто у нее уже была с ними какая-то стычка. Ее мучительное копание в памяти продолжалось до тех пор, пока один из бандитов не посмотрел на нее огромными от удивления светло-голубыми глазами и отвернулся к своим приятелям.
И она узнала их. Конечно…
Это почти парализовало ее, но голова была ясной, и мысли приходили сами собой. Надев маски, Стилман и его люди решили, что их никто не узнает. Какое-то шестое чувство предупреждало Ганну, что для нее будет смертельно, если Стилман или Ропер узнают ее. Она посмотрела на Труэтта с благодарностью. Если другие все еще не вспомнили ее, это уже неплохо. К счастью, кажется, Труэтт разделял ее мнение. Он взглядом скользнул по ней, не проронив ни слова, и Ганна с облегчением отклонилась от окна. Теперь, по возможности, ей нужно было оставаться в тени.
Она откинулась на сиденье и, потянув за поля, надвинула шляпу на лоб, так сожалея, что у нее нет вуали. Где все те женские бесполезные украшения, которые были ей так нужны сейчас? От страшного предчувствия Ганна стала задыхаться. Она молча молилась: только бы Ропер не признал ее. Она не забыла, как он тогда в Джубайле смотрел на нее, как он хотел…
- Сделайте одолжение, мисс, выйдите, - повторил голос, и Ганна в ужасе подняла глаза. Нат Стилман стоял, придерживая дверь. Его тон был любезным, но в нем проскальзывали нотки нетерпения.
Опустив голову, она пробормотала что-то в знак согласия, затем взяла свой ридикюль и, спрятав его в складки платья, вышла из фургона. Почему она была настолько не предусмотрительна, что заранее не убрала деньги? "Это мелочи, Ганна Элизабет, мелочи…"
Когда она сошла на дорогу, все также не поднимая головы и глазами впившись в землю, удары сердца раздавались в ее горле, и дрожь охватила все ее тело. Ганна посмотрела на бездыханно лежавшего в пыли возницу.
- Если вы не против, - проговорил Стилман, потянувшись к ее ридикюлю и пытаясь вырвать его.
Теряя равновесие, Ганна постаралась удержаться на ногах, Стилман подхватил ее.
- Хэй! А я вас узнал, - начал было он, но Труэтт перебил его.
- Как насчет него? - спросил он, указывая на Муллэна. - У него под сиденьем металлический сундук, но он заперт.
- Сорви замок, - сказал Стилман, не глядя в его сторону. Держа Ганну за руку, он притянул ее к себе. - Посмотрите-ка на меня, дорогуша!
Не видя другого выхода, Ганна подчинилась его приказанию. Тяжелый взгляд серых глаз, выражавший жестокость и беспощадность, впился в ее лицо и привел в ужас. Когда Стилман говорил, красная повязка, прикрывавшая его лицо, слегка вибрировала, и она зачарованно уставилась на нее.
- Не узнаете меня? - съязвил он, крепче сжимая ее руку.
- Н-н-нет, - пробормотала она, и ее щеки виновато вспыхнули. Понял ли он, что она лжет! Ну, конечно. Было бы странно, если бы он поверил ей. Почему она не научилась лгать? Почему правда всегда торчала из нее, как иголки из дикобраза?
Пока мысли с бешеной скоростью вертелись в ее голове, Нат Стилман сжал ее в своих объятиях. Огромные голубые глаза, похожие на васильки, взмыли вверх - и он вспомнил их. Там, в маленьком селении, за сто миль отсюда, он уже встречал эту медноволосую девушку. Она также узнала его, более того, она знала его имя. Это было ясно по ее затаенному дыханию и испуганному взгляду.
Стилман отпустил ее руки и хладнокровно проследил, как она откинулась к запыленной стене фургона.
- Дочка проповедника, - ровным голосом сказал он. - Я так полагаю, что "Черноногие" не добрались до вас.
До Ганны не сразу дошел смысл его слов.
- Вы… вы видели, что произошло?
- Видел, как они направлялись в вашу сторону.
- Тогда почему же вы не помогли? Почему же не предупредили нас? - спросила она нетерпеливо.
- И рисковать своими головами? Нет уж…
В ушах Ганны послышался звон, огромный рев, похожий на поток водопада. Эти люди видели трагедию и смерть в Джубайле и даже не пошевелили пальцем, чтобы помочь.
Джошуа Макгайр умер из-за равнодушия этих людей…
Она видела, не слыша ничего, кроме рева в ушах, как Нат Стилман позвал Труэтта. Она не замечала, как ее запястья стянули прочными кожаными ремнями, как мистер Чессман от смертельного страха потерял сознание. Эдвард Муллэн стоял поодаль, тихо переговариваясь с Ропером, не проявлявшим никакого интереса к происходящему.
2
До нее стали доходить обрывки разговора.
- …что нам делать с ней? Она знает нас…
- …это не сработает, даже если кто-то сможет опознать нас…
- …план…
- …надо избавиться от нее…
- Нет! Она не скажет, если мы…
Слова, как приливы и отливы волн. Они знали, могли спасти Джубайл, но не сделали этого. Какой абсурд, что столько человеческих жизней - прекрасных жизней - зависело от прихоти этих малодушных людей. В конце концов Ганна почувствовала, что спицы и твердый шип ступицы высокого колеса фургона, к которому она прислонилась, врезались ей в тело. Руки онемели под туго затянутыми ремнями. Острая боль вернула ее к окружающему, к ненавистному разговору между Ропером и Труэттом.
- Черт возьми! Я сказал, мы избавимся от нее! Она может проболтаться, говорю тебе! Это совсем не в наших планах, и мне это совсем не нравится. - Ропер, маска которого скрывала его шрам, но не его ненависть, воинственно наклонился вперед; его глаза горели ненавистью, как горячие угли.
Труэтт не соглашался.
- Да нет, она не скажет. Я тебе уже говорил - она леди. Если она даст слово, Ропер…
- Черт! Ты думаешь, я поверю слову этой проповедующей бабы? Не такой уж я идиот, Труэтт, и никогда им не был.
- Но она не такая, - возразил Труэтт.
Ропер зафыркал в ответ и язвительно заметил:
- Загляни ей под юбку, и ты поймешь, что она совершенно не отличается от других, малыш!
Ганна оглядывалась по сторонам. Пока они спорят о ее судьбе, ей надо скрыться, сбежать. Это будет сложно с завязанными руками, но один взгляд бандитов отмел все ее сомнения. Маленький шанс все-таки лучше, чем ничего.