"Я стоял перед окном, - читала женщина, - и допивал свое виски. Она опять была там, на пляже. Вот уже несколько недель я наблюдаю за этой женщиной, но мне о ней ничего не известно. Кто она, что здесь делает и почему поселилась одна на острове - этого я не знаю. Рядом с ней я ни разу никого не видел. Иногда незнакомка исчезает куда-то на пару часов, но, как правило, почти весь день бывает занята - одновременно или попеременно - лишь тремя вещами: слоняется по берегу, поедает целыми коробками бельгийский шоколад или читает скверные романы. У нее очень темные волосы, очень короткая стрижка, очень большие и очень грустные глаза. Она странная, необщительная, молчаливая и к тому же худая, как уличная кошка".
Сердце читательницы стучало, как молоток. Рука, державшая страницу, дрожала. Кровь кипела от ярости.
- Худая, как бездомная кошка!
Она уставилась на пляшущие перед глазами строчки. Похоже, это отрывок из какого-то дневника или романа. Но ведь это возмутительное описание вовсе не плод авторского воображения, не так ли? Ведь нет сомнений, абсолютно никаких сомнений в том, кто подразумевается под уличной кошкой. Это, скажу тебе откровенно, Линда Барлоу, твой портрет. Портрет женщины, недавно потерявшей мужа, хлебнувшей горя, оставшейся без гроша в кармане.
Он писал о ней. Следил за ней и писал. О Боже! Женщина закрыла глаза и попыталась подавить в себе взрыв негодования. Взгляд Линды упал на вторую страницу и жадно заскользил по строчкам, которые показались ей сначала бессмысленными, но затем…
"Она стояла голая на берегу, у самой воды, залитая серебряным светом луны. Это было прекрасное зрелище. Бесшумно ступая по песку, я подошел к ней. Она обернулась, словно почувствовав мое приближение, и кокетливо, загадочно улыбнулась, заставив мою кровь забурлить весенним ручьем.
Я коснулся ее кожи - гладкой, как шелк. Ее груди были пышные и упругие, и она резко вздохнула, когда я собрал их тугое тепло в свои ладони. Большие глаза напоминали два колодца с таинственно мерцающей водой. Я прильнул губами к ее губам, и тотчас во мне вспыхнуло жаркое пламя. Я страшно хочу узнать ее, раскрыть ее тайну, заставить ее…"
На этих словах фраза обрывалась. Линду охватило смущение, ее щеки пылали. Он хотел заставить ее что-то сделать. Но что? Она вся дрожала от волнения. Неужели женщина, которую соблазняет герой, тоже списана с нее, с Линды Барлоу? Ответить на тот вопрос было невозможно, поскольку между двумя страницами, которые держала Линда оставались еще двадцать три с неизвестным ей содержанием.
Черт бы его побрал! И что он себе воображает? Подумаешь!
Снова собрав свои вещи, Линда ринулась вверх по дорожке, ворвалась в дом, надела поверх бикини длинную малиновую рубашку и выбежала наружу, прижимая к груди два помятых листка бумаги. Вилла незнакомца, частично затененная ветвями миндального дерева и аметистовой бугенвиллии, располагалась выше на склоне горы, и когда Линда добралась до его жилища по каменистой тропинке, ее легкие работали, как насос, а сердце кипело от ярости.
Дверь в дом была приоткрыта, и оттуда лились завораживающие звуки прекрасной мелодии. Нет, это не Моцарт и не Бетховен. Явно не классика, но и не какой-нибудь современный рок или поп. Доносившаяся музыка словно загипнотизировала женщину, и с минуту она стояла как вкопанная, а затем, очнувшись, громко постучала в дверь.
Линда все никак не могла отдышаться после подъема в гору, а ее слух тем временем продолжали ласкать божественные звуки. Мелодию вела скрипка в сопровождении джазового оркестра. Хрупкий инструмент в руках настоящего виртуоза будил страсть, чувственность, вызывал головокружение. Линда даже закрыла глаза и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.
На ее стук никто не ответил - его, очевидно, заглушила музыка, и тогда Линда открыла дверь и вошла. Черт с ним. Она не собиралась отступать в момент, когда ее переполнял столь благородный гнев. Ей необходимо во что бы то ни стало высказаться, дабы этот писака сполна получил то, что ему причитается.
Она заметила его почти сразу: он сидел в дальней комнате справа и работал. Стол, на котором стояла пишущая машинка, был завален бумагой. Впрочем, казалось, что буря пронеслась не только над ним, но и по всей комнате. Всюду валялись газеты, книги, фотографии. Некоторые снимки были приколоты к доскам из пробкового дерева, другие - разложены на столе.
Мужчина не заметил, как Линда вошла. Сидя за машинкой, он быстро печатал, пальцы с профессиональной легкостью летали над клавишами, а поза свидетельствовала о том, что незнакомец поглощен работой.
Вдруг он замер, мгновенно повернулся и выругался.
- Какого дьявола!..
- Простите за вторжение. Я стучала, но никто не подошел к двери.
Само воплощение вежливости - она всегда такая, пусть знает. Такая воспитанная. Такая культурная. Надо же, явилась к нему рвать и метать, а вместо этого извиняется. Музыка обволакивала ее, сводила с ума, усмиряла гнев.
Резко отодвинув стул, мужчина вскочил, похожий на тигра, изготовившегося к прыжку.
- Черт побери! Что вам здесь нужно? Разве не видите, что я работаю?
- Простите за беспокойство, - медовым голосом произнесла Линда фразу, где не было и намека на искренность.
Он провел рукой по волосам, и синие глаза метнули молнию в возмутительницу спокойствия.
- Вы меня не побеспокоили, леди, а вывели из рабочего состояния!
Ага, значит, его проняло. Рассвирепел, как сумасшедший. И все из-за нее? Ну и пусть!
- Глубоко сожалею, - сказала она невозмутимым тоном.
- А теперь - вон из моего дома! - прошипел он и указал на дверь.
Непрошеная гостья посмотрела на него волчицей и не двинулась с места.
- Я не сделаю ни шага, пока не выскажусь!
Такая смелая! И такая дура. Перед ней стоял едва ли не великан, да к тому же разъяренный, а она еще и вздумала перечить ему. Одна бровь незнакомца изогнулась дугой, рот скривила усмешка, и скрестив на груди руки, он процедил:
- Даю две минуты.
Женщина протянула ему два листка с отпечатанным текстом и сказала равнодушным голосом:
- Я нашла их в кустах на пляже. Полагаю, они ваши.
Мужчина взял листки и пробежал по ним глазами.
- Да, мои, - ответил он. - И из-за такой ерунды вы явились сюда и оторвали меня от дела?! Из-за каких-то двух бумажек, которые я мог бы напечатать еще раз, если бы мне понадобилось? Ради Бога, мисс, неужели вы не можете заняться чем-то более интересным? М-да. Впрочем, вряд ли.
От последних слов, сказанных с откровенной иронией, гнев вспыхнул в ней с новой силой.
- А не лучше ли вам оглянуться на самого себя? - дерзко спросила Линда. - Неужели вы сами не можете заняться чем-то более интересным?
- И какое же занятие вы имеете в виду?
- Писать обо мне, черт возьми. - Ее голос негодующе зазвенел. - Да как вы осмелились на это?
Густые брови незнакомца слегка приподнялись, и он произнес:
- Писать о вас?
- Я, слава Богу, умею читать, а кроме того, распознать очевидное.
Он снова взглянул на листки.
- Ясно. - Его губы изогнулись в усмешке. - Но здесь нет ни слова о вас. Это чистой воды художественный вымысел.
- Ну конечно же! "У нее очень темные волосы, очень короткая стрижка", - процитировала гостья. - И она была "худая, как уличная кошка" Вы что думаете, я дура?
- Понятия не имею о ваших интеллектуальных способностях, и вообще мне неизвестно кто вы.
Ему неизвестно, кто она! Возможно. Хотя, как жена Филиппа, она постоянно привлекала к себе внимание публики - главным образом благодаря бульварным газетам, не упускавшим случая посудачить о его похождениях. Смерть Филиппа вновь пробудила интерес к Линде, и она легко могла представить себе новые заголовки статей: "Вдова Барлоу нищенствует", "Вдова Барлоу убита горем", "Вдова Барлоу обнаружена на затерянном островке".
- Если вы репортер и вздумали писать обо мне, предупреждаю…
Синие глаза сузились.
- Предупреждаете? О чем же?
- Я подам на вас в суд за клевету!
- Понятно, - спокойно промолвил он; ее угроза явно не произвела на него впечатления. - И с чего бы вдруг мне взбрело в голову писать о вас?
- Из-за денег, - парировала Линда. - Ради чего же еще?
Она развернулась и быстрым шагом направилась к двери, ощущая, как его глаза буравили ей спину, а волны музыки наполняли сердце нежной чувственностью.
- Минутку, - произнес незнакомец тоном, не терпящим возражений, и Линда неожиданно для себя остановилась. Их взгляды встретились. - Кто вы? - Голос мужчины прозвучал требовательно и жестко.
- А кто вы? - В ее глазах он прочел смелость и твердость.
- Джеймс Феличчи, - услышана она поспешный ответ. Мужчина скрестил на груди руки и повторил свой вопрос:
- А вы?
- Линда.
- Фамилия?
- Не имеет значения. Что вы пишете? Статью? Публичное разоблачение для бульварной прессы?
- Роман.
- О чем?
- Приключения, международная интрига. - Он с равнодушным видом пожал плечами.
- И в этой интриге есть я.
Изогнув одну бровь, он улыбнулся:
- Нет, вас там нет. Вы просто штрих в портрете героини.
Линда не могла понять, что в ней вызвали его слова - гнев, недоумение или то и другое вместе. Штрих в портрете!
- Вы, несомненно, владеете искусством говорить комплименты, - съязвила женщина.
- Это не комплимент и не оскорбление, а просто констатация факта.
Джеймс Феличчи говорил и в то же время внимательно рассматривал Линду. Под острым взглядом его синих глаз она вдруг забеспокоилась, что тут же вызвало в ней сильное раздражение: мужчины не часто вынуждали ее нервничать.
Линда бегло осмотрела фотографии. Среди них были довольно любопытные: танцующие воины-индейцы с ярко раскрашенными телами и жестокими, устрашающими лицами; едва живой человек, переползающий через болото; обвалившаяся хижина в мрачном фантастическом сиянии луны; пустыня с палатками, верблюдами и кочевниками.
Женщина отвела взгляд от снимков и вновь повернулась, чтобы уйти. Хватит с нее этого неотесанного грубияна вместе с его чувственной музыкой, экзотическими видами, сочиняемым романом и пронизывающими синими глазами. Ей захотелось выбраться отсюда и вернуться в свой спокойный дом со множеством комнат, где, к счастью, нет и намека на мужское присутствие. Она уже направилась было к двери, как путь ей преградила очень крупная женщина с подносом в руке. На ней было цветастое платье, и она приветливо улыбалась. На острове было принято всегда улыбаться, и эта славная добрая традиция служила чудодейственным бальзамом от враждебности больших городов! Линда ответила толстухе улыбкой и посторонилась, пропуская ее.
- Ваш кофе, сэр, - сказала женщина и поставила поднос на стол. - Я не знала, что у вас гость. Принести еще чашечку?
- Нет, благодарю, - протараторила Линда, прежде чем Джеймс Феличчи смог вымолвить хоть слово. - Я ухожу.
- Вас никто не гонит, - сказал он. - Оставайтесь и выпейте кофе. Мое рабочее состояние, как видите, все равно полетело к чертям, а ведь мы как-никак соседи. Так почему бы нам не перекинуться дружеским словечком?
- У меня еще масса дел, - сказала Линда. Она солгала и была уверена, что Джеймс догадался об этом. Повернувшись к нему спиной, Линда покинула комнату.
Но странное дело, вечером, уже лежа в своей постели, она вновь услышала чувственную мелодию, различила в сумраке спальни блеск ослепительных синих глаз, припомнила волнующие слова: "Мои руки коснулись ее кожи - гладкой, как шелк". На секунду она представила, как к ней притрагиваются большие, загорелые руки Джеймса, и тотчас невидимая пружина толкнула женщину в спину: Линда уселась в кровати - сердце ее бешено колотилось. С ней явно творилось что-то очень неладное.
А может, наоборот? Может, именно эти ощущения ей и были необходимы?
На следующий день в полдень Линда спустилась на пляж. Она лежала на животе, погрузившись в чтение книги, как вдруг совсем рядом зашуршал песок. Прямо перед собой женщина увидела две большие ступни, чуть выше - две загорелые лодыжки, а еще выше мускулистые икры. Она резко вскинула голову - и встретилась с синими глазами Джеймса Феличчи. Он смотрел на Линду в упор, возвышаясь над ней как гора. Пульс ее бешено забился. Она села, уронив книгу на песок.
- Вам обязательно надо было вот так подкрадываться? У меня могло случиться что-нибудь с сердцем. Вы не подумали об этом?
- Нет. А у вас больное сердце?
- Нет.
- Рад слышать, - сказал он и плюхнулся на песок рядом с Линдой. На нем были шорты цвета хаки и белая спортивная рубашка. Судя по всему, он пришел на пляж не для того, чтобы купаться.
- Простите, что потревожил вас, но…
- Вы меня не потревожили, черт побери, а бесцеремонно вывели из рабочего состояния, - оборвала она его.
Мгновение помолчав, он произнес:
- Ну что ж, вы попали не в бровь, а в глаз. Полагаю, я должен извиниться перед вами.
- О, пожалуйста, не утруждайте себя! - Линда усмехнулась и наградила его ободряющей улыбкой. - Кстати, неужели вы не можете заняться чем-то более интересным, чем слоняться по берегу?
- Мне хотелось кое-что выяснить, - ответил он, пропустив ее колкость мимо ушей. - Почему вас так волнует, что я пишу о вас?
- Меня это не волнует. - Женщина холодно улыбнулась. - Я просто предупредила вас.
Линда схватила пляжное полотенце и натянула его себе на плечи - она всегда помнила о своих выпирающих костяшках. В синих глазах незваного собеседника, наблюдавшего за ее движениями, мелькнули смешливые искорки, и Линда тотчас с вызовом взглянула на него. Между тем ее мысли по-прежнему вертелись вокруг любовной сцены, описанной Джеймсом, вернее, ее начала и, к ужасу Линды, ей никак не удавалось от них избавиться. Сочинитель потер щеку и сказал:
- Судя по вашим угрозам, вы, возможно, личность известная. Но если вы богаты и знамениты, тогда почему не остановились в "Плэнтэйшн"?
Несомненно, он наблюдателен. Однако то, что незнакомый человек догадался о принадлежности Линды к сливкам общества, вовсе не льстило ее самолюбию. Да, когда-то она действительно входила в избранный круг, но теперь ее положение изменилось. К счастью, Линде всегда удавалось приспосабливаться к новым и порой весьма непростым условиям. По натуре она была гибкой, находчивой, расторопной. И очень, очень решительной. По крайней мере считала себя такой.
- Я лишилась состояния. Попросту вылетела в трубу.
Что еще легко сказано, усмехнулась про себя женщина.
- Эта история мне знакома, - сухо заметил Джеймс. - Может быть, я вас знаю?
Линда равнодушно пожала плечами.
- Одним моя фамилия известна, другим нет. Поскольку вы обо мне не слышали, это характеризует вас с положительной стороны.
А про себя подумала: ага, значит, он не читает бульварную прессу.
- Что вы имеете в виду? - Джеймс по-прежнему не сводил с нее синих глаз.
- Ничего. Это я просто так, - ответила она и махнула рукой куда-то в сторону.
Его взгляд скользнул по глади воды, и он спросил равнодушным тоном:
- И что же вы сотворили, чтобы вылететь в трубу? Проиграли свое имущество?
- Нет. - Филиппу удалось промотать все деньги без ее помощи, однако у Линды не возникло желания просвещать на этот счет Джеймса Феличчи.
- И что же вы теперь намерены делать? - В его голосе звучало прежнее равнодушие.
- Еще не знаю. - Ее пальцы рассеянно скользили по тисненым золотым буквам книжной обложки, где потерявшая сознание героиня покоилась на руках красавца-героя.
- Может быть, вам следует поискать работу, - посоветовал он на этот раз с сочувствием.
Его взгляд выразительно задержался на книге, лежавшей теперь у Линды на коленях, а затем устремился на расстеленное рядом полотенце, где стояла коробка печенья с начинкой из грецких орехов. Налицо все признаки ленивого, бесцельного существования, отметил про себя Джеймс.
- Великолепная идея! - согласилась Линда. - Я и сама обдумываю разные варианты. Вот, к примеру, требуется нейрохирург в клинику "Майо". А еще телевидение разыскивает претендентов на женскую роль в новом сериале. Однако меня больше привлекает стать адвокатом по бракоразводным делам - это всегда чуточку развлечение. Представьте себе, вам постоянно приходится копаться в личной жизни других людей - разве это не интересно?
Мужчина никак не прореагировал на ее монолог.
- Что вы изучали в университете? - спросил он.
- Развитие ребенка.
И зачем я говорю ему об этом?
- Вы собирались стать учительницей?
- Нет. - Линда сомкнула губы. Она никогда не помышляла о педагогической карьере. Ее самым заветным желанием было стать матерью. Она мечтала об этом еще совсем маленькой девочкой. Линде казалось, что познание различных стадий в развитии ребенка поможет ей подготовиться к материнству на профессиональном уровне, не говоря уже о том, что учеба могла скрасить ее существование, пока муж развлекался где-нибудь за границей азартными играми или автомобильными гонками. Но мечты так и остались мечтами: Линде исполнилось уже двадцать пять, но она до сих пор была бездетна. Филипп не хотел заводить детей. Ее пальцы, сгребавшие песок, сжались в кулак, и женщина с трудом сдержала эмоции, готовые вот-вот вырваться наружу. Усилием воли она разжала руку, и песок тонкой струйкой посыпался вниз. В это мгновение Линда еще острее ощутила на себе кристальный взгляд колючих синих глаз.
- Чем вы занимаетесь на острове? - спросил он.
- Вы же знаете: слоняюсь по берегу, поглощаю шоколад, читаю скверные романы. - Она взяла печенье и с вызовом надкусила его.
- Неужели только этим? Но почему?
- Мне так нравится. - Линда блаженно улыбнулась. - По правде говоря, я здесь восстанавливаю свое здоровье.
После тяжелого душевного надлома, добавила она про себя.
Джеймс нахмурился.
- Вы больны?
- Нет, не больна, - ответила женщина и снова запустила руку в пластмассовую коробку.
- Почему же вы такая… щупленькая? - поинтересовался собеседник, наблюдая, как она жует сладости.
- Последствия легкого стресса, - объяснила Линда и равнодушно пожала плечами. - Заурядный случай. Это бывает с каждым. - Он скептически приподнял одну бровь, а она умиленно улыбнулась. - Хотя вы тут, разумеется, исключение. Вы оказали мне вчера такой трогательный, теплый прием! Я чувствовала себя необыкновенно легко раскованно, без всякого напряжения.
- Мне не нравится, когда меня беспокоят во время работы.
- О да, теперь до меня дошло. - Женщина насмешливо взглянула на Джеймса, глаза которого холодно засияли.
- Я приехал на остров в надежде скрыться от назойливых истеричных женщин и завершить работу.
У него, должно быть, целый гарем поклонниц. Линда одарила мужчину лучезарной улыбкой и произнесла:
- Ну что вы, что вы! Не смею вас задерживать.
Он вскочил и бросил на нее свирепый взгляд.
- А я и не задерживаюсь, черт побери!
С этими словами Джеймс Феличчи круто повернулся и быстро зашагал прочь.
- Эй, в чем дело? - крикнула ему вдогонку женщина. Странно, ведь это он сегодня нарушил ее покой, а не наоборот. Чего же тут обижаться?
- Вы уклоняетесь от ответов на мои вопросы, - бросил обернувшись Джеймс.