- Ты вот, Зинуша, все собак бездомных кормишь, может, присмотришь нам с Ириной какую-нибудь? - старушка смотрела на Зину как на свою единственную надежду. - Лучше бы молоденькую овчарочку. Уж очень я овчарок люблю, умные они, преданные. - Женщина вздохнула. - Что же делать? Время прошло, успокоилась я немножко, смогу теперь новую собачку полюбить. Присмотри, милая, вдруг какая потерялась или выбросили - всякое случается, мы бы взяли с радостью. А покупать дорого, денег нет.
- Ну, мамаша, повезло вам с Ириной, - Зинаида моментально вспомнила про молоденькую овчарку, дня два как прибившуюся к ее подопечным дворняжкам. Она тогда еще подумала: откуда взялась такая красивая да холеная? - Есть у меня на примете одна собака. Как появится опять, приведу. Не сомневайся, мамаша, приведу.
И действительно, к вечеру в сопровождении важной Зинаиды в квартиру Кочетовых вошла перепуганная и исхудавшая молоденькая овчарка. Вошла и - осталась. Кочетовы вызвали ветеринара, он установил возраст: пять месяцев, собака здорова, на всякий случай сделал прививки. Порода - немецкая овчарка, чистокровная - сомнений не вызывала, видимо, потерялась. Несколько дней Ирина с матерью с замиранием сердца внимательно изучали объявления на всех столбах в округе, но никто пропавшую овчарку не искал. Вскоре успокоились и зажили опять втроем. Женщины повеселели, теперь им было о ком заботиться, кого любить и баловать. Мать с Найдой (как еще назвать найденыша?) встречали Ирину на автобусной остановке, только теперь хозяйка не спускала собаку с поводка - боялась. Найда быстро росла, день ото дня умнела и радовала хозяек. В их дом вместе с собачьим запахом вернулась жизнь. И очень Найда дружила с Зинаидой.
- Я уж было совсем о Кочетовых печалиться перестала, как появилась эта молодуха - Наталья. Ну, нет, ты подумай, чтобы вокруг собак, да такие страсти-мордасти?! - Зина в сердцах всплеснула руками. Ее выразительный жест явственно говорил о том, что самое интересное в этой истории впереди. Так и оказалось.
Как-то осенью в середине дня Зина сгребала листья, даже не допуская мысли, что ее усилия бессмысленны - через час земля снова покрывалась желто-красным шуршащим ковром. Зинаида опять бралась за грабли, засыпающая природа опять сыпала ей вдогонку листву - каждый делал свое дело. Поначалу дворничиха не обратила внимания на молодую женщину, которая как-то странно - бесцельно - бродила по Зинаидиной территории. Потом женщина села на скамейку и так же странно - бесцельно - сидела под моросящим дождем. Не отдыхала, не ждала кого-то - просто сидела, казалось, не замечая ни времени, ни происходящего вокруг. Когда Зинаида почти поравнялась со скамейкой, женщина резко встала и спросила:
- Простите, вы давно тут работаете?
- А вам зачем это знать? - бдительная Зинаида хорошо помнила инструкцию участкового милиционера о подозрительных личностях. - Вы тут ищите кого или как?
- Ищу, только знаю, что не найду. Я уж и так всех потеряла, - женщина как-то неловко уткнулась в поднятый воротник, повернулась и собралась уходить.
- Да подожди ты, не беги, - как всегда быстро перешла на "ты" Зинаида. Столько горя, столько потерянности было во всем облике этой женщины, что отпустить просто так Зинаида ее не могла. - Кого ищешь-то? Может, и помогу чем.
- Собаку ищу, овчарку. Едва ли вы ее видели, а если и видели, то, скорее всего, забыли. Давно это было, в апреле.
- Да что случилось-то, расскажи толком. Собак тут много бегает, я их кормлю, глядишь и твою вспомню. - Зинаида лукавила, она сразу поняла, какую именно овчарку ищет женщина.
Видимо, на роду было написано Зинаиде распутывать последствия дорожно-транспортных происшествий, которые, как ей казалось в тот момент, случались именно на нашем шоссе неподалеку от наших домов. Ту аварию, в апреле, Зинаида помнила прекрасно, хотя сама и не видела. О ней много говорили в ЖЭКе, но подробностей никто не знал. Подробности рассказал участковый: в легковой машине - марку Зинаида забыла, - угодившей под "КамАЗ", ехала семья - мужчина за рулем, женщина и ребенок. Водитель и парнишка погибли сразу - их труповозка увезла, которую гаишники вызвали, а женщину в тяжелом состоянии забрала скорая. Помнила Зинаида, как дома они обсудили это происшествие с Василием, даже за помин души новопреставленных выпили, как положено, по рюмке водки, хотя она это дело и не поощряла. Но появление на своей территории той собачонки, ставшей Найдой, Зинаида с аварией никак не связала. А теперь Наталья, женщина из той самой машины, в одну минуту потерявшая сына и мужа, рассказала, что с ними была еще собака - молоденькая овчарка, почти щенок, они незадолго до аварии купили ее сынишке. Так радовались, первый раз повезли ее на дачу. Наталья сама еле выжила, мужа с сыном схоронили без нее - она в это время в реанимации лежала, лучше бы тоже умерла. Но, видно, не судьба, выжила. Теперь кроме двух могилок у нее ничего нет. Одна надежда - собаку найти. Следователь несколько раз давал ей читать материалы уголовного дела, так там нигде нет упоминаний о погибшей собаке.
- А вдруг жива, бродит здесь где-нибудь, бомжует? - Наталья с надеждой посмотрела на Зинаиду.
- Вот что, Наталья, ты напиши мне свой телефон и ступай домой. Сама я твою собаку не видела, но поспрошаю у других дворников, у жильцов, может, кто и видел. А как что разузнаю, позвоню тебе. Лады?
- Конечно, спасибо вам. Но можно я через недельку приеду?
- Приезжай, коли охота есть, но лучше подожди, я позвоню.
На том расстались. Вечером, Зинаида знала это точно, поговорить с Ириной наедине ей не удастся, поэтому караулила ее утром, перед работой. Выслушав рассказ дворничихи, Ирина жалобно запричитала:
- Как же так? Не можем мы с мамой Найду отдать, никак не можем. Она наша теперь, мы без нее пропадем. Понимаешь ты - Наша.
- Понимаю, но ты о Наталье подумала? Ей-то каково? Сына и мужа схоронила…
- Ой, не могу я, Зинуша, о Наталье думать, сил у меня на нее нет. Жаль женщину, что и говорить, но собаку ей не отдам. Не докажет она, что Найда - та самая, нет у нее доказательств.
- А я? Я же свидетель? - возмутилась Зинаида.
- Зинуша, милая, ты уж нас не выдавай, ради мамы, не говори Наталье ничего. Ладно, Зинуша? Пожалей ты нас.
- Я уж и не знаю, кого жалеть, - растерялась вообще-то решительная Зинаида. - Но ты бы Наталье все-таки позвонила, поговорила бы с ней, объяснила, что и как. Глядишь, она бы и не стала у вас Найду забирать. Кто сам горя хлебнул, чужую беду понимает.
- Нет, Зина, не стану я звонить, у нас у каждого свое горе, - за время разговора Ирина как-то вся сжалась, даже вроде меньше ростом стала, хотя и так метр с шапкой. - Я ей помочь не смогу, а потому и звонить мне незачем. Ты прости нас, Зина. Пойду я, пора мне. И маме, уж пожалуйста, не рассказывай о Наталье, сделай милость.
В глубокой задумчивости вернулась Зинаида домой, где, лежа на диване, дожидался начала второй смены Василий. Все ему рассказала, погоревали. Недолгий семейный совет постановил: звонить Наталье нужно обязательно. Раз не хочет Ирина, звонить придется Зинаиде. Но вот что сказать и как, не знали ни муж, ни жена. А потому со звонком решили повременить, обмозговать все и прикинуть.
- А все-таки нечестно так, не по-людски. Должна была Ирка с Натальей поговорить, непременно должна. Эх! - род человеческий явно продолжал огорчать Зинаиду.
Звонить Наталье дворничихе так и не пришлось. Двумя днями позднее, в субботу, встретила она своих пацанов из школы и, как обычно, взяв у них портфели - пусть отдохнут, а ей не в тягость, - вела домой. По дорожке вдоль дома брела семья Кочетовых в полном составе - мать, дочь и собака. Собака все выбегала немного вперед и заглядывала хозяйкам в глаза - участвовала в разговоре. Неподалеку, прислонившись к дереву, стояла Наталья. Пришла, видно, не смогла дождаться звонка. Сунув детям портфели, Зинаида бросилась к дереву. Наталья бледная - ни жива, ни мертва, но заговорила спокойно.
- Она? Она. Я вам не поверила тогда, что вы ее не видели, извините уж. - Наталья любовалась собакой. - Как она выросла, не узнать. Это только для меня время остановилось…
- Не убивайся ты так! - Зинаида не знала, то ли обнять Наталью, то ли тряхнуть, как следует, чтобы очнулась. Руки мешали, и она засунула их в карман куртки. - Видишь, она к хорошим людям попала, они в ней души не чают. Больные обе, одинокие, только Найдой и живут. Неужто заберешь? - Зинаида сама растерялась от такой перспективы. - Ты молодая, здоровая, у тебя все еще будет - и семья, и дети. А эти? Ты посмотри на них!
Зинаида не могла понять, слушает ее Наталья или нет. Остановившимся взглядом, не моргая, она смотрела на двух женщин и собаку, которые, казалось, составляют одно целое. Тронь одну часть, и рухнут все остальные, развалится целое.
- Вы правы, Зина. Пойду я, прощайте.
Больше Наталья в нашем дворе не появлялась. Ирина ни разу не спросила о ней у Зинаиды, словно той и не было вовсе. Сама же Зинаида, любящая порядок и ясность, так и не разобралась, кто в этой истории прав, кто виноват…
После этого я несколько раз встречала во дворе Зинаиду, но она, как и раньше, холодно отвечала на мои приветствия. Однажды, в самом начале зимы, как бы между прочим, Зина сказала, что они с Василием собираются домой. Родственники звонили: похоже, их завод скоро опять начнет работать. Как запустят сборочный цех, где они с Василием трудились, так они и вернутся, дома-то лучше.
Последнее время я не слышу по утрам ни Зинаидиного скребка, ни шороха ее упругой метлы. Но все равно, по привычке, просыпаюсь ровно в шесть. Лежу и думаю: все правильно, Зинаида вернулась домой, к себе - где все просто и понятно.
Лапушка
Когда-то давно, в прошлой жизни, Нина Чеботарева была замужем. Брак оказался таким коротким и таким случайным, что если бы не дочь, родившаяся через полгода после свадьбы, Нина о том союзе и не вспомнила. И даже имени мужа не вспомнила бы ни за что, если бы в паспорте дочери не было записано - Пронина Светлана Владимировна. Так они с дочкой и жили, отдельной друг от друга жизнью, но отделила Нину от дочки не столько фамилия, сколько родная Нинина мать. Бывшая учительница начальных классов, строгая и властная, Антонина Петровна буквально сжила со света мужа, Нининого отца. Сначала прогнала его, как она считала, за никчемность жить к родителям, а вскоре он умер от прободения язвы - так тосковал по дочке, да и по жене тоже. Овдовев, Антонина Петровна решила, что станет дочери и матерью, и отцом, то есть будет воспитывать с удвоенной строгостью. Не ласкала, не поощряла, не устраивала девочке праздников - боялась набаловать и испортить, зато щедро ругала, требуя исключительного трудолюбия и аккуратности. Результат получился прямо противоположный: ни одна из этих добродетелей Нине не привилась, сколько Антонина Петровна ни билась. Не то чтобы Нина делала что-то наперекор матери или настаивала на своем, она все больше молчала и замыкалась в своем не согретом материнской лаской мирке. В конце концов ей так все опостылело дома, она так рвалась в другую жизнь, что выскочила замуж через полгода после выпускного вечера. Расписали по причине очевидной беременности. Но отделиться от матери у Нины не получилось: у мужа своей жилплощади не было, пришлось жить у Антонины Петровны.
Нежданную внучку Антонина Петровна сразу же забрала под свою опеку - Нина обязана была поступить в институт. Нина не возражала: так уж случилось, что она уродилась с явной ленцой, к тому же материнские чувства в ней ну никак не хотели просыпаться, а потому энтузиазму матери, с которым та взялась ухаживать за ребенком, была рада. В школе Нина перебивалась с тройки на тройку, несмотря на усилия матери, а потому в институт поступила только со второго раза, да и то на заочное отделение областного педагогического. Муж Нины - Вовка Пронин - окончил к тому времени Строгановское училище и считал себя свободным художником. Свободным до такой степени, что даже не считал долгом материально обеспечивать семью. Антонина Петровна не скрывала своего презрения к зятю-тунеядцу и его дуре-жене, они платили ей взаимностью - презирали за мещанство и жлобство, хотя и жили фактически за ее счет.
Как и следовало ожидать, молодая семья рухнула. Вовка, освободившись от семейных уз, пошел по жизни искать свое место в большом искусстве. Нина не сильно горевала по этому поводу, он оставил ей главное - друзей-приятелей в литературно-художественной тусовке Москвы. Эти удивительные люди, которых Антонина Петровна без сомнения посчитала бы тунеядцами и проходимцами, безумно нравились Нине. Богема - так они называли себя, и это просто-таки завораживало Нину. В их компании практически никто не работал постоянно и от звонка до звонка - для творческого человека это смерть. Никто особенно не обременял себя бытовыми заботами, хотя у многих были семьи и даже дети. Зато много и с большим пафосом говорили об искусстве, особенно по ночам, в мастерской очередного непризнанного гения, разложив нехитрую закуску на битые тарелки и разлив водку в разнокалиберные стаканы. Всей компанией ходили на выставки и показы, на поэтические читки и театральные прогоны - жизнь била ключом. Антонина Петровна махнула на дочь рукой - пусть живет, как хочет, - и все свои недюжинные силы сосредоточила на внучке.
Чтобы как-то оправдать свою причастность к творческой интеллигенции, Нина начала писать рассказы. И, что удивительно, у нее неплохо получалось, несколько творений даже напечатали в толстых журналах. Еще для утверждения своих позиций Нине пригодился ее неплохой голос, и она радовала подвыпивших товарищей пением под гитару чего-нибудь сентиментального на стихи здешних же поэтов. У наиболее чувствительных слезы капали из покрасневших глаз, и они умоляли спеть еще. Но не за это любили Нину в богемном коллективе, любили ее за незлобивость и некичливость. Только она, одна из них всех, не играла гения, зато умела внимательно слушать, искренне восхищаться и сострадать.
Антонина Петровна гнала дочь на работу, и она перманентно устраивалась - то в книжное издательство, то в редакцию малотиражной газеты, то в школу учительницей русского языка, но каждый раз ненадолго. На второй же день начинала скучать, на десятый прогуливать, а через месяц расставалась с работодателями к взаимному удовольствию. За напечатанные рассказы Нина получала гонорары, совсем небольшие, которых только и хватало, что на конфеты для дочери, тортик для мамы и скромное угощенье в компанию. Как-то так и жила - не впроголодь, но и не сытно. Без мужа, но и не без романтических встреч - чаще всего на одну ночь, без взаимных обязательств и желания продолжить отношения. О семье Нина не думала, да и не хотела этого геморроя на свою голову - стирка, готовка… Зачем ей все это?
Когда один за другим умерли родители Вовки Пронина, а сам он уже много лет не давал о себе знать, их однокомнатная квартира оказалась завещанной их единственной внучке Светлане Прониной. А это значило, что фактической владелицей, до совершеннолетия дочери, становилась Нина. Гарантированный кусок хлеба! И даже когда Света выросла, квартиру продолжали сдавать, потому как денег в семье хронически не хватало.
И тут произошло нечто удивительное: Антонине Петровне, как заслуженному учителю и ветерану труда, выделили участок в шесть соток в не очень ближнем Подмосковье. Никто в семье тяги к сельской жизни не испытывал, но от упавшего с неба куска земли решили не отказываться. Сколько положено поизображать, что обрабатывают его, а потом продать. По весне поехали посмотреть на угодье, и тут случилось второе чудо: Нина влюбилась в поле, раскинувшееся за забором садового товарищества, в зеленевший за полем лесок, в деревеньку, которая спускалась в овраг, а над ней были церковные купола - усилиями местных жителей разрушенную в тридцатые годы церковь начали восстанавливать. Влюбилась так, что стала уговаривать мать поставить на участке хотя бы времянку, чтобы можно было летом заночевать. Антонина Петровна, выросшая на асфальте и другого грунта под ногами не признающая, сначала удивилась Нинкиной блажи, а потом рассудила: когда будут продавать, времянку можно внести в цену и деньги вернуть. А летом - почему бы и не переночевать, в хорошую погоду. Достала свою заначку, которую уже несколько лет собирала на похороны - на дочь же надежды никакой, - и отдала их Нине - строй, только смотри не промотай.
Нина взялась за дело рьяно. Изучила предложения, нашла времянку посимпатичнее, хотя они мало чем друг от друга отличались, и сходную по цене. Оплатила стоимость строения и доставки и стала ждать. Но ведь кто-то же должен времянку установить, а кто? Пошла в деревню, расспросила местных женщин - все, как одна, рекомендовали Николая. И мастер, и не пьет, и цену не заломит. И, что ценно, живет в этой деревне, а значит, ездить ему на работу не придется, вот только очередь к нему - таких, как она, целое товарищество понаехало. Нина нашла дом Николая, но на двери висел замок - где-то работал, видно. Пришла на следующий день, рано утром, превозмогнув свою многолетнюю привычку просыпаться после одиннадцати. Николай оказался невысоким лысоватым мужичком лет пятидесяти, вопреки Нининым ожиданиям, совсем не деревенского вида - опрятный, подтянутый, побритый. Ломаться не стал: сказал, что придет, когда привезут времянку, и доведет до состояния вполне комфортного в ней проживания. И цену назначил божескую, для Нининого бюджета подходящую. На том и расстались.