* * *
Через неделю, как договаривались, Николай появился на Нинином участке. Походил по нему, что-то прикидывая и измеряя, и предложил ставить домушку не там, где Нина с Антониной Петровной наметили, а на другом конце участка. И аргументировал: так в доме будет солнечнее, а значит, суше и теплее. И электричества придется меньше жечь на отопление - лето в наших местах не всегда теплое, иной раз даже в июле топить приходится. Нина с матерью слушали его, открыв рот, - на их жизненном пути такой хозяйственный мужик встретился первый раз. И тут же с его предложением согласились. Привезли времянку, Николай толково распорядился разгрузкой, установкой, и как только продавцы уехали, начал что-то колотить, подгонять, прикреплять. Нина с Антониной Петровной, ошеломленные такой вопиющей деловитостью своего работника, даже не разговаривали между собой, только многозначительно переглядывались.
Ровно в шесть Николай закончил работать, сложил инструменты и подошел к Нине.
- Тут мне еще работы на день, а вам, я вижу, ночевать негде, - говорил он просто и как-то очень серьезно. - Если хотите, можете у Клавдии переночевать, у моей соседки. Ну, заплатите немного… Она этим делом подрабатывает, к пенсии. Не ехать же в Москву, а утром опять сюда.
- Это да, Москва - не ближний свет. В любом случае, спасибо. Завтра я вас жду.
- Договорились, - Николай надел куртку и накинул капюшон - начал накрапывать дождь. - Пока, лапушка, до завтра.
Сказал и пошел быстрым шагом по направлению к деревне. Ему и в голову не пришло, что своим нечаянным словом он может вызвать смятение в Нининой душе. Лапушкой он называл когда-то жену, давно это было, и вдруг вырвалось. Почему вдруг - сам не знал. Эта женщина, хозяйка участка, не пробудила у него никакой симпатии - не то чтобы молодая, не то чтобы красивая, в каких-то старых штанах с чужой задницы… И почему городские думают, что на даче можно такими чумичками рядиться? У Николая не было ответа на этот вопрос, но он его живо интересовал, потому как подобный маскарад он наблюдал в девяти домах из десяти, где ему приходилось работать, а то и во всех десяти. Смятение же его случайная ласковость вызвала - и немалое.
"Лапушка - это он кому? - Нина даже по сторонам посмотрела - нет ли еще кого рядом, кого Николай мог назвать лапушкой. Но никого не было, даже мать сидела в стороне, довольно далеко от них. - Во дела - лапушка! Меня сроду никто так не называл". - У Нины даже щеки вспыхнули, и так приятно стало, тепло.
- Мам, ты, пожалуй, домой езжай, - Нине очень хотелось остаться одной и понежиться еще, хоть немного, в захватившей ее вдруг теплоте. - Николай сказал, что мне у Клавдии можно переночевать, а завтра он придет и все доделает.
Антонина Петровна уехала, Нина, и в самом деле за небольшую плату, договорилась с Клавдией о ночевке. Но спала плохо, хотя никогда бессонницей не страдала. Засыпала в любом месте и в любом положении, даже на сдвинутых стульях в мастерских своих художественных гениев. А тут - засыпала и сразу же просыпалась. В голове все вертелось: лапушка, надо же! Утром встала пораньше, посмотрела на себя в зеркало. "Все-таки придется коронку ставить, - зуб обломился еще год назад, но Нине и в голову не приходило поставить на него коронку - подумаешь, дело какое? Жевать не мешает, и ладно. - Приеду в Москву и пойду к протезисту", - твердо решила Нина. Она умылась, потщательнее прополоскала рот - ни пасты, ни щетки у нее с собой не было. Возле умывальника, на полочке, у Клавдии стояла баночка с кремом, покрывшаяся изрядным слоем пыли. Нина тихонько открыла ее, зачерпнула пальцем не слишком свежего крема и размазала его по лицу. Кожа благодарно откликнулась: расправилась, посвежела. "Ну, прям, Маргарита! Дай швабру - полечу", - засмеялась Нина сама на себя и села с Клавдией пить чай.
Когда Нина пришла на свой участок, Николай уже стучал молотком.
- Здравствуйте, Коленька, - весело махнула она работнику.
- Здравствуйте… - на этот раз напрягся Николай: Коленькой его звала только мама. Но мама умерла, когда ему было тринадцать лет, и с тех пор никто его так не называл. В сердце у него что-то шевельнулось, что-то давно забытое. "А она ничего так из себя, эта Нина. Вчера не показалась совсем, а сегодня даже похорошела, помолодела. Вот что значит деревенский воздух", - решил про себя Николай и принялся за работу. И весело так застучал его молоток, и на душе было весело.
Нина ходила по участку, собирала в кучу ветки, оставшиеся после корчевки деревьев, всякий прочий мусор и исподтишка наблюдала за Николаем. Первый раз она видела, чтобы человек делал такую неинтересную, на ее взгляд, работу с таким удовольствием. Даже красиво делал: ловко, споро. Николай тоже наблюдал потихоньку за Ниной и, как прирожденный строитель, проектировал объект: если эти дурацкие штаны поменять на юбку, а волосы покрасить в какой-нибудь человеческий цвет и прибрать получше, то вполне даже ладная бабенка получится.
Ровно в шесть, как и вчера, Николай закончил работу.
- Все, можете заезжать в свои хоромы. Но я вот что думаю… - Николай собирал инструменты и, прежде чем положить их в сумку, вытирал тряпкой. Хозяин! - У вас же туалета нет, как же вы здесь жить собираетесь? В поле не набегаешься.
- Действительно… - Нина смутилась - и от деликатности темы, и от того, что еще одну стройку ее скудный бюджет не предусматривал, а признаться в этом Николаю ей не хотелось.
- Давайте так сделаем: у меня на дворе много всякого хлама валяется. Я вам пока из старых досок очко сколочу, а там видно будет.
- Понимаете, я вам… - запинаясь и краснея, как девочка, Нина собралась было предупредить Николая о своей финансовой несостоятельности, но он не дал.
- Да понимаю. Когда разбогатеете, расплатитесь. Куда вы теперь от меня денетесь, - сказал и испугался, что Нина его неправильно поймет. - Я имею в виду, куда вы теперь от своей недвижимости денетесь, - Николай показал на времянку. - Ну, пока, до завтра. - Чуть было опять не сказал "лапушка", но попридержал язык - что за нежности? Вчера - случайно, а сегодня… Нет, не надо.
- До завтра, Коленька. - А Нина и не собралась скрывать свою нежность. И было почему: еще никто ей вот так просто, по-доброму, не помогал. - Буду вас ждать.
Нина позвонила матери: мол, не волнуйся, сегодня не приеду, стройка не закончилась. И отправилась опять к Клавдии на ночлег. Засыпала Нина с улыбкой: теперь у нее есть домик, хотя и маленький, но свой. Завтра еще и туалет будет, и такой удивительный Николай в ее жизни появился, Коленька…
* * *
Половину следующего дня Николай перевозил на своих стареньких "жигулях" доски на ее участок, потом начал колотить строение с островерхой крышей из остатков зеленого рубероида - так Николай назвал куски кровли, а Нина раньше даже такого слова не слышала. К вечеру объект был готов, осталось только сидушку внутри соорудить. Но Николай, видно, устал и засобирался домой.
- Может, ко мне зайдем, поужинаем? - Николай укладывал в машину инструменты. - Клавдия - женщина неплохая, но жадная, я-то знаю. Жил у нее несколько дней, когда в деревню на ПМЖ приехал. Она вас, поди, ни разу и не покормила?
Нина согласно вздохнула и представила себе сковороду с жареной картошкой, даже запах почувствовала - так оголодала за три дня.
- Поехали! Разносолов не обещаю, но картошку пожарю, огурчики есть соленые, грибы… Вы не волнуйтесь, я один живу.
Долго уговаривать Нину не пришлось. Но особенно Нину обрадовало это последнее - "один живу". Они ехали, весело обсуждая планы на завтра. Планов было немного - всего одна сидушка, но и дорога до деревни недлинная - чуть больше километра, как раз все успели оговорить.
В доме у Николая было чисто и скромно. "Как в казарме", - подумала Нина, хотя в казарме никогда не была. Только рыжая кошка Нюшка, сытая и вальяжная, придавала помещению некое подобие уюта. И - надо же такое! - Нина как в воду смотрела. Николай, пока чистил картошку - так же споро, как колотил доски, рассказал, что три года назад демобилизовался из армии в звании майора, по ранению. Жена от него еще до этого ушла: надоело ей офицерское безденежье и мотание по гарнизонам. Когда его ранили на Кавказе, ей сообщили, но она в госпиталь не приехала и сына не пустила. Обидно…
- Ну, это дело прошлое, чего ее судить. Из армии ушел, а квартиры нет, жить негде. Приехал вот сюда, в деревню. В этом доме мои родители жили, но они умерли давно, дом почти развалился. Но руки-то у меня, слава богу, из правильного места растут. - Николай уже накрыл на стол, поставил рюмки и початую бутылку водки. - Выпьем за новый дом? И за знакомство?
- Выпьем!
Слово за слово… В общем, эту ночь Нина провела у Николая, как-то все само собой получилось. Нине всегда казалось, что она любит мужчин возвышенных - как в смысле роста и размера конечностей, так и в смысле творческих устремлений, не таких, как Николай. Но тут вдруг выяснилось, что именно с таким мужчиной, с Николаем, ей особенно ладно и удобно, по всем статьям. Как будто они когда-то были одной плотью, а потом эту плоть разрезали произвольным манером на две части и бросили в разные стороны - живите, как хотите. А теперь половинки соединились, опять в одно целое.
- Чудно все это, - сказал в темноте Николай, покрепче обнимая Нину.
- И правда - чудно! - согласилась Нина, засыпая на его руке.
Проснулись рано, позавтракали тем, что с вечера осталось. И поняли, что расставаться им не хочется. Как быть? Поехали доделывать сидушку, доделали, сели на крылечко времянки - опять расставаться не хочется. Нина вдруг как заплачет, навзрыд, со всхлипами. Сто лет не плакала, даже забыла, как это бывает, а тут слезы ручьем.
- Вот что, лапушка, я тебе скажу. - Как услышала "лапушка, так еще горше заревела. - Ну, успокойся, ладно тебе, - Николай гладил ее по плечу, и она все тыкалась в его руку, как щенок. - Поезжай домой, собери вещи и приезжай ко мне. На ПМЖ.
- Да я же не умею в деревне жить, - заливалась Нина слезами. - Я же ничего не умею, даже щи варить.
- А ты пробовала? - Нина покачала головой. - А говоришь - не умею. Ты попробуй, не получится - поможем, не поймешь - подскажем. У нас в армии так, - засмеялся Николай, и Нина - в ответ - посветлела лицом.
* * *
Пока Николай был рядом, Нина ничуть не сомневалась - жить им надо вместе. А как осталась в электричке одна, сомнения налетели на нее пчелиным роем. И каждое норовило побольнее ужалить. На что жить, если нет ни работы, ни каких других доходов? Как без Москвы, особенно когда зима придет, - с тоски же умереть можно? "Да и зачем я ему, старая дура безрукая? За него, поди, все местные бабы детородного возраста сватаются, а тут городская, на тебе…" - последнее сомнение особенно тревожило Нину. Пока до дома добиралась, уверенности не прибавилось. Мать встретила, как всегда, упреками - где шлялась столько дней, деньги, поди, промотала…
- Я, мам, в деревню жить уезжаю. Насовсем, - сказала и испугалась - сожгла мосты, обратного хода нет. И вообще, это же был ее первый открытый бунт против матери за все сорок пять лет жизни - удивительное дело!
- И кто же тебя там ждет, раскрасавицу такую? - Антонина Петровна и не думала всерьез воспринимать слова дочери. - Неужели Николай? Я о нем лучше думала.
- Николай, - сказала Нина и прямо-таки почувствовала его твердую руку - не дрейфь, лапушка! - Мы с ним решили вместе жить. Ну, попробовать вместе…
- Мать, что я слышу! - в дверях стояла Света с вытаращенными глазами. - Ты - в деревню? Анекдот! А как же твои рассказы?
- Да ладно тебе, - Нина даже смутилась от дочерних слов. Неужели она всерьез воспринимает ее писательство? - Будем считать, что отечественная литература понесла невосполнимую утрату. Шутка. Вот что я вам скажу, - пора было переходить к организационным вопросам. - Вы без меня прекрасно обойдетесь, вам даже лучше будет, просторнее - у каждой своя комната. Ты, Светка, работаешь, значит, сама себя кормишь. У бабушки пенсия - маловато, но все деньги за квартиру я тебе, мам, оставить не могу. Мне же тоже надо будет на что-то жить, так что пополам. Один месяц твои деньги, второй - мои, я за ними приезжать буду.
Даже сама удивилась, как все дельно разложила, как будто всю жизнь решала хозяйственные вопросы. Мать с дочерью смотрели на Нину во все глаза - что это с ней? Уж не подменили ли ее в деревне?
- И когда уезжаешь? - спросила Антонина Петровна, осознав, наконец, всю серьезность Нининых намерений.
- Завтра. Чего тянуть? - И вправду, тянуть не хотелось, она уже скучала по своему Коленьке, и по запаху его дома, и по рыжей Нюшке. Когда только привязаться к ним успела?
- Дела! - заключила Света и ушла в свою комнату, прикрыв поплотнее дверь, - видно, собираясь сообщить новость подружкам, а может, и дружкам. Да какая ей, Нине, разница!
Нина достала с антресоли чемодан и дорожную сумку. Потом подумала, прикинула и чемодан опять отправила на антресоль - решила зимние вещи пока не брать. Как у них все сложится, кто знает? Надо будет - заберет. Весенне-летний гардероб легко уместился в сумку, на дно Нина сунула кулинарную книжку - на нее была вся надежда.
Антонина Петровна наблюдала за сборами дочери с очевидной грустью. Что ей теперь делать целыми днями в пустой квартире? Кого воспитывать, кого ругать? Светка не очень-то к себе подпускает, строптивая выросла.
- Не грусти, мамуля, - попыталась успокоить старушку Нина. - Скоро лето. Николай подключит электричество - можешь на дачу переезжать, к нам поближе.
- А может, я у вас поживу, в деревне? - неуверенно, даже как-то заискивающе, что совсем ей было несвойственно, спросила Антонина Петровна, совсем уж испугавшись перспективы одной жить во времянке, на голом не обихоженном участке, хотя и с туалетом.
- Ну, уж нет! Дай мне хоть последние бабьи годочки одной с настоящим мужиком пожить, - такая решительность тоже была несвойственна Нине, а потому отказ прозвучал особенно убедительно.
На том мать с дочерью и расстались. Утром проводить Нину не встали ни Антонина Петровна, ни Светлана. "И к лучшему", - сказала себе Нина и шагнула в новую жизнь.
* * *
Новая жизнь встретила ее ярким солнцем, синим небом - такого она никогда и не видела в городе - и радостной улыбкой Николая:
- Лапушка! А я уже соскучился, - Николай понял, что их с Ниной совместная жизнь должна будет пройти испытательный срок - одна небольшая сумка с вещами об этом красноречиво свидетельствовала. Но никак этот факт не прокомментировал.
- И я тоже, Коленька, соскучилась. Как ты тут?
- У меня та-акое! Нюшка ночью родила, двух котят - представляешь! Я первый раз видел, как кошки рожают, - Николай буквально захлебывался от восторга. - Они такие маленькие, слепенькие…
- Поэтому она такая справная была - беременная?
- Ну, наверное… Я же и сам не знал - толстая и толстая, кушает хорошо, думал.
- Покажи! - Нина тоже никогда не видела новорожденных котят и даже немного волновалась.
Нюшка оказалась трепетной матерью: котят чисто вылизала, по тому, как они сладко посапывали, понятно было, что накормила досыта. Этим двум любопытным, хозяину и чужой тетке, не обрадовалась - прикрыла котят своим телом и недовольно заурчала. И такая тут Нину нежность прошибла! Вот оно - материнство, а она его и не испытала вовсе, как-то мимо прошло.
- Нюш, ты не бойся, мы вас не обидим. Сейчас я тебе водички свежей принесу и поесть чего-нибудь. Коленька, есть чем мамашку нашу покормить? - Нине так захотелось помочь Нюшке в ее нелегком материнском деле, поддержать. И это чувство было для Нины внове - всерьез заботиться о ком-то ей еще не доводилось.
Нюшка поела с удовольствием, попила, а потом, прежде чем вернуться к котятам, подошла к Нине и, ласково мурлыкая, потерлась о ее ноги - спасибо, мол, хозяйка. Нина опять, как вчера на крылечке, заревела навзрыд:
- Коленька, милый, я, наверное, тут не смогу, - плакала Нина, не в силах справиться с переполнявшими ее чувствами. - Это, знаешь, как деревенский воздух после Москвы - слишком много кислорода, организм не справляется. Вот и у меня сейчас так - слишком много… - Она даже не знала, как это сказать, боялась, что прозвучит фальшиво или слишком пафосно.
- Чего много-то? Скажи толком, не понимаю, - успокаивал ее Николай, начиная побаиваться, что его скоропалительный выбор пал на слишком уж нервическую особу - плачет без конца, а чего плачет - сама не знает.
- Ой, Коленька! Любви как-то слишком много на меня свалилось - и к тебе, и к Нюшке, и к котятам… У меня такого еще не было никогда.
- Так это же хорошо, что любви много! - Николай успокоился - просто оттаивает человек, весна. Надо подождать. А она добрая, его лапушка, он не ошибся.