- Не стоит извиняться. Конечно, было бы лучше, если бы он этого не знал. Но Пинтер умен. Ему известна моя репутация. Неудивительно, что он заподозрил подвох. Вы же не хотели проговориться.
- Конечно, нет. Но он стал говорить такие вещи про вас, про меня, про Натана.
- Он вас спровоцировал на признание. Это его профессия. Потому он и считается таким хорошим сыщиком. - Голос Оливера зазвучал мягче. - А вы в отличие от меня не привыкли играть роль. Не волнуйтесь, он не станет болтать, ведь вы его клиентка.
Карета попала в затор из повозок и экипажей. Оливер почувствовал, что рад этой невольной задержке.
- А что Пинтер сказал о шансах найти Хайатта?
- Он не стал меня обнадеживать. Но все же, благодаря вам дело сдвинулось с мертвой точки.
Оливер не желал слушать ее благодарности. Пусть бы этот Хайатт горел в аду! По дороге в клуб он кое-что выведал у Фредди и укрепился в убеждении, что Хайатт хочет жениться на Марии из практических целей. Ему казалось, что девушка готова повторить печальную судьбу его матери. Ничего хорошего из такого брака не выйдет.
- А вам не приходило в голову, что Хайатт сам не желает, чтобы его нашли?
Мария с усилием сглотнула и отвернулась к окну.
- Приходило.
- И что вы тогда будете делать?
- Не знаю. - Она перевела взгляд на Оливера. - А вы что, предлагаете себя на его место? - Увидев, как он напрягся, Мария быстро добавила: - Успокойтесь, я шучу. Неужели вы не замечаете, когда женщина вас поддразнивает?
Действительно, он не замечает. Женщины редко с ним шутили насчет женитьбы. Но хуже то, что сама мысль не показалась ему такой отталкивающей, как раньше. Спать с ней в одной постели… Разговаривать ночами, когда мрачные мысли не дают уснуть…
- Позор, что вы так прискорбно невинны, - колко заметил он, стараясь попасть в ее шутливый тон. - Иначе бы я сделал вам менее благородное предложение.
Развеселившись, Мария легкомысленно воскликнула:
- О, вы бы предложили похитить меня?
Едва она произнесла эти слова, атмосфера вдруг накалилась. Оливер чувствовал, что больше не может шутить на эту тему.
- Нет, не похитить. - Он поймал ее взгляд. - Я предложил бы вам стать моей любовницей.
Глава 12
Мария замерла. Неужели он говорит всерьез? Она часто не понимала его. Оливеру нравилось шокировать окружающих. Но теперь Мария уже знала, что для него это способ держать людей на расстоянии, чтобы не получить отказ. Он хвастливо объявлял себя дьяволом раньше, чем другие могли обвинить его в этом, и считал, что одерживает победу.
Отец вел себя так же, так же любил выставлять напоказ свое незаконное происхождение. Странно, что эти двое настолько схожи. Разница состояла в том, что отец свои взгляды высказывал агрессивно, а Оливер делает это с показным безразличием, в небрежно-ленивой манере.
Но только не сейчас. Сейчас он, казалось, сам удивился своим словам. Потом его взгляд стал настойчивым. Щеки Марии вспыхнули. Она вдруг осознала, что они совсем одни.
- Ну, раз уж я так прискорбно невинна, - Мария старалась говорить с прежней легкостью, - то вопрос снимается.
- А давайте представим, что нет, - с внезапной хрипотой продолжал он. - Вы могли бы жить здесь под моим покровительством, пока мы не устанем друг от друга, а потом вернуться в Америку. И никто не узнает, как вы провели время в Англии. Конечно, это просто фантазия.
При мысли, что Оливер всерьез делает ей непристойное предложение, Марию окатило жаром. В устах этого столь порочно привлекательного мужчины даже оскорбительные вещи звучали как комплимент.
"Будь осторожна, Мария", - одернула она сама себя.
- Если уж фантазировать, то надо вспомнить, что вы знакомы со мной всего сутки, а этого недостаточно, чтобы выбрать себе любовницу. - Она старалась говорить как можно спокойнее.
- Я захотел вас, как только увидел.
В его взгляде светился такой острый голод, что она тотчас поняла: разговор идет не о пустых фантазиях.
Стараясь скрыть неуместное возбуждение, она с иронией произнесла:
- И что же, я буду… пятнадцатой в вашем списке любовниц?
В наступившем молчании Мария услышала, как тяжело он дышит.
- На самом деле первой, - наконец сообщил он. - У меня никогда не было постоянной любовницы.
Мария усмехнулась:
- Вы думаете, я поверю?
- Но это правда. Я всегда предпочитал кратковременные связи.
Как ни странно, это ее удивило.
- И я должна верить, что вы решили изменить привычке ради меня? Разумеется, я говорю в шутку.
- Ну почему бы и нет? Люди меняются. Я бы относился к вам очень хорошо. Вы бы ни в чем не нуждались.
Мария насмешливо приподняла бровь.
- Ни в чем, кроме респектабельности.
- К черту респектабельность! - прорычал он.
- Вам легко говорить. Вы ничего не теряете, тогда как я теряю все.
Сейчас Оливер смотрел на нее взглядом хищника. Мария невольно поежилась.
- Я бы о вас позаботился. Позаботился, чтобы вы имели крышу над головой. - Оливер с непонятной настойчивостью продолжал этот пустой разговор. - Когда бабушка откажется от своего сумасшедшего плана, она опять станет поддерживать деньгами моих сестёр и братьев, а весь мой доход останется мне. Нам ведь нужно не так уж и много - домик в Челси, и все. Ваше наследство останется в неприкосновенности. Во всяком случае, вы не будете привязаны к такому негодяю, как Хайатт, который, сменив адрес, даже не потрудился сообщить вам об этом письмом. Эта фраза попала в цель.
- Боюсь, он не мог, - сдавленным голосом произнесла Мария, выражая этим свои худшие опасения.
- Он вышел из лондонского порта живой и здоровый. Фредди рассказал мне, что он расплатился за жилье. Так не бывает, если человек исчез, столкнувшись с нечестной игрой.
Ох уж этот Фредди с его длинным языком! Неизвестно, что он еще выболтал, пока они шли в клуб Оливера.
- Вы не знаете Натана. Он не стал бы… Он не мог…
- Бросить вас без единого слова? Очевидно, смог. Его слова разрывали ей сердце.
- Вот что я вам скажу. - Мария собралась с духом. - Мне не нужны ни вы, ни он. Если Натан сбежал, чтобы не жениться на мне, я унаследую деньги отца и буду жить, как захочу.
- Когда унаследуете. Но до тех пор, пока Хайатт не найдется или не будет признан умершим, ваше финансовое положение будет весьма нелегким. Может пройти несколько лет, прежде чем ваше состояние к вам вернется.
- Я… я уверена, что на такой случай отец сделал соответствующие распоряжения.
- Конечно. Вроде того, что он позаботился купить вам мужа.
- Никакого мужа он мне не покупал! - гневно воскликнула Мария и тут же повторила почти шепотом: - Не покупал.
Казалось, боль в ее голосе достигла сердца Оливера.
- Даже если ваш отец сделал мудрые распоряжения и вы получите свои деньги достаточно быстро, чтобы не умереть с голоду, подумайте, какая жизнь вас ожидает? Жизнь безупречно респектабельной старой девы?
- Я могла бы выйти замуж, - запротестовала Мария.
- Но вы никогда бы не узнали, желают ли ухаживающие за вами мужчины вас или только ваши деньги.
- Это не хуже, чем когда меня желают только ради моего тела.
- Но я хочу не только ваше тело, я… - Он вдруг замолчал, испугавшись того, что собирался сказать. - Вы представить себе не можете, что такое брак без любви. У моих родителей было именно так. Из всех чувств они испытывали только обиду. Если они не ссорились, то почти не могли оставаться в одной комнате. - Он взял Марию за руку и стал осторожно снимать с нее перчатку. - И вот я вижу, как вы, словно бабочка на огонь, летите навстречу мужчине, который поставит вас, словно еще одну свою вещь, на полку и будет снимать оттуда, только если захочет вами воспользоваться. - Оливер отложил перчатки в сторону и стал поглаживать ее ладони. - Конечно, если вы его когда-нибудь увидите.
Слова Оливера больно задели Марию, потому что отвечали ее самым потаенным страхам. Она не хотела их слышать. Не хотела находиться в такой близости от Оливера. Ведь единственный мужчина, который имел на это право, - Натан. Мария не хотела этих прикосновений, потому что они будили в ней незнакомую прежде жажду.
Отняв у него свои ладони, девушка сдвинулась к окну.
- Сколько еще ехать до этой лавки? - сдавленным голосом пробормотала она.
Протянув руку, Оливер опустил шторки и придвинулся к спутнице. Мария замерла и не сопротивлялась, когда он обнял ее за талию и прижал ее спину к своему жесткому, как ствол дерева, телу.
- Вы даже не знаете, от чего отказываетесь, - прошептал он ей в ухо. - Не знаете, что значит дрожать от мужского прикосновения. А если бы знали, то не решились бы променять это на холодный комфорт респектабельного брака.
Мария прикрыла глаза, но коварные речи искушали ее, потому что были предназначены именно для искушения. Прошлая ночь лишь пробудила в ней любопытство, и сейчас, вдыхая запах его одеколона, чувствуя на щеке жар его дыхания, она жаждала продолжения.
- Позвольте мне хотя бы показать вам, чего вы лишаетесь, - настойчиво шептал он.
Не открывая глаз, Мария почувствовала, как он сдернул с себя плащ, и задрожала.
- Вы разве не помните, что я "прискорбно невинна"? - сказала она, чтобы справиться с собственной слабостью.
- Не забыл. Но вы останетесь девственницей. - И он прижался губами к ее шее, отчего мурашки побежали у нее по спине. Затем Оливер развязал ленты шляпки, отшвырнул ее на противоположное сиденье и стал целовать ее волосы. - Дорогая моя, я только хочу, чтобы вы ощутили вкус страсти, только вкус, чтобы вы поняли, как это может быть у нас с вами.
- Оливер… - запротестовала она и повернулась к нему лицом.
Он тут же воспользовался ее ошибкой и прямо в губы поцеловал дерзко, отчаянно. А она даже не смогла заставить себя сопротивляться. Жадные губы не позволяли ей вздохнуть, сердце колотилось как сумасшедшее. Пальцы Марии впились в его рубашку. Она сама не понимала, пытается ли оттолкнуть его или притянуть ближе. Да и какое это имело значение? Она была в полной его власти, и он это знал. Языком он ласкал ее язык, а пальцы нежно касались ее шеи.
Вдруг Оливер протянул руку, закрыл шторки второго окна и пересадил девушку себе на колени. Мария наконец оторвалась от его губ и прошептала:
- Оливер, не надо…
В ответ он лишь принялся покрывать поцелуями ее шею, щеки, губы.
- Позволь мне. Клянусь, я не причиню тебе вреда. Возможно, физического вреда он ей не принесет, но нравственный урон будет неизмерим. До того как она узнала о трагедии в его прошлом, Мария могла бы отвергнуть Оливера, как обычного негодяя. Но теперь в этом взрослом мужчине она видела обиженного мальчика, который стал ненавидеть мир за то, что у него отняли родителей, за то, что люди посмели сплетничать о его семье.
Сердце Марии было полно сострадания, а с человеком, который считает женщин лишь средством для наслаждения, это ведет к беде. Но она не остановила его, даже когда он развязал ленты ее редингота.
- Не думай, что я совсем ничего не знаю о… о том, что происходит между мужчиной и женщиной, - прошептала она, чтобы скрыть смущение. - Кое-что мне известно.
- Вот как? - Он уже расстегнул редингот. - Это тебя Хайатт научил?
- Нет. Тетушка рассказала мне… кое-что.
- Ага… - Оливер сдернул с ее плеч редингот, затем быстро избавился от кружевной пелерины. Теперь у него перед глазами был низкий вырез все того же алого платья. - И что же она тебе рассказала?
- Сказала, что… - Она подалась назад, потому что Оливер наклонился, чтобы поцеловать ее грудь в вырезе платья. С каждым прикосновением его губ сердце Марии колотилось все быстрее. - Она сказала… что мужчины будут пытаться дотронуться до меня… там, где нельзя.
- Вот так? - И он положил ладонь ей на грудь.
О Боже! У Марии перехватило дыхание. Движения его руки становились все смелее и настойчивее, а когда он сквозь платье стиснул ее сосок, ей показалось, что она сейчас умрет.
- Да, так, - выдохнула Мария. Она не должна этого ему позволять, но как же иначе узнать, чему он хочет ее научить? И он ведь обещал не лишать ее девственности. Она ему доверяет.
Губы Оливера спустились ниже по выпуклости ее груди.
- А тетушка говорила тебе, что мужчина может захотеть не только дотронуться здесь? - хрипло спросил он и сдвинул вниз сначала корсаж платья, потом чашечки корсета. Мария перестала дышать, а он ловко распустил шнуровку на рубашке. - Что он захочет сделать вот так? - бормотал Оливер, высвобождая ее груди и впиваясь губами в сосок.
Казалось, острое чувство наслаждения пронзило ее насквозь. Подобное удовольствие обязательно должно быть греховным. Ее пальцы запутались в черных кудрях Оливера. Мария хотела оттолкнуть его голову, но, видимо, сильнее прижала ее к себе, наслаждаясь каждым прикосновением его губ и нежными покусываниями.
Неудивительно, что женщины падали к ногам этого повесы. Мария даже представить себе не могла подобных ощущений.
- Оливер, разве можно…
- Тебе нравится? - шепотом спросил он, не отрываясь от ее груди.
- О… О Господи…
- Будем считать, что нравится. - И он слегка прижал ее спину. Мария беспомощно распростерлась у него на коленях. Груди обнажены, шея открыта его губам. - Я еще никогда не делал этого с девственницей.
Слова задели ее. Она оттолкнула голову Оливера и пристально посмотрела ему в глаза, затуманенные, с отяжелевшими веками. Оливер выглядел как человек, очнувшийся от глубокого сна.
- И потому решил попробовать сейчас со мной? Почему?
Взгляд Оливера потемнел.
- Не знаю, - пробормотал он и снова бросился жадно ее целовать. Его страсть пробудила в ней что-то неведомое, что требовало какого-то неизвестного ей выхода. Безжалостные пальцы Оливера ласкали ее сосок. Она задыхалась. Но вдруг его рука оставила ее грудь, скользнула ниже и приподняла юбки.
Мария с усилием оторвалась от его губ.
- Что ты делаешь?
- Иногда мужчина хочет коснуться и других мест. Как видно, этого тебе тетушка не объясняла.
- Объясняла. Но она говорила, что это разрешается только мужу.
- Или возможному любовнику, - тяжело дыша, проговорил он и просунул ладонь у нее между бедер. Мария изо всех сил сдвинула ноги. Ее охватила паника. - Мария… - выдохнул он ее имя, как молитву. - Ангел мой, позволь мне тебя ласкать.
Ангел? Ангелы не сидят на коленях у распутных обольстителей, разве что падшие ангелы.
- Я буду тебя ласкать, и ничего больше, - пообещал он.
Из губ Марии вырвался хриплый смешок. Оливер так искусно плел вокруг нее свои сладкие сети, что желание сопротивляться пропадало, и она была готова пустить его руки куда угодно.
- Надо бы мне заставить тебя поклясться, но ведь я знаю, как мало внимания ты обращаешь на клятвы.
Оливер хотел запротестовать, но рассмеялся.
- Знаешь, что я тебе предложу? - Он взял ее руку и положил на твердый бугор, возникший на его плотных панталонах. - Я сам убедился, что ты отлично знаешь, как справиться с мужчиной. Если я пойду дальше невинных ласк, можешь делать с ним, что хочешь. - И он сжал ее ладонь вокруг своего мощного стержня. - Разумеется, я предпочел бы, чтобы ты тоже меня ласкала.
- Я не умею, - прошептала она, зачарованная пульсирующими ритмами под своей ладонью.
- Тихонько потри его. - И его рука снова скользнула под ее юбки. - Вверх-вниз, по всей длине. - Когда она подчинилась, он шумно выдохнул: - Да, да, вот так.
Тем временем его рука проникла в разрез ее панталончиков и прильнула к тому, что тетушка Марии всегда называла "особым местечком". Из губ девушки вырвался высокий стон. Глаза Оливера вспыхнули.
- Ангел мой, ангел. Раздвинь ножки! Я сумею тебя порадовать.
О Господи, что он делает с ней?
- Тебе нравится, правда? - шептал он, осыпая ее лицо быстрыми поцелуями.
Мария спрятала пылающее лицо у него на груди.
- Тут нечего стыдиться, - шепотом продолжал он. - Женщины созданы для того, чтобы получать такие же удовольствия, как и мужчины. И плевать на то, что говорят ханжи. - Его пальцы поглаживали влажные кольца ее волос между ног.
Когда же они стали влажными? Тетя Роуз ничего не говорила об этом, говорила только, что ее "особое местечко" сделается готово для мужчины, и тогда мужчина введет туда "свою штуку".
Но Оливер ввел туда не "свою штуку", а палец, который стал гладить, дразнить ее, доводя до исступления. Марии хотелось плакать.
- Ангел мой, - шептал Оливер. - Мне кажется, у тебя там горячий бархат. - Он с шумом дышал, ритмично прижимаясь пахом к ее ладони. Мария вспомнила, что должна его гладить. В ответ Оливер с яростью впился в ее губы. У Марии потемнело в глазах. Его палец касался бугорка в основании ее самой потаенной щелки, двигаясь все быстрее и быстрее. Мария уже не знала, на земле она или на небе. И вдруг сорвалась и, расправив широкие крылья, понеслась вниз, в черную сверкающую бездну. Тело содрогалось в сладких судорогах. Душа разрывалась от сумасшедшей, неземной радости, которой она раньше не умела себе даже представить. Волны немыслимого наслаждения накатывались на нее снова и снова. Она прижималась к его ладони и бессильно стонала. В ответ из губ Оливера вырывались непонятные полуфразы:
- О Господи, да… - бормотал он. - Продолжай, не останавливайся…
Продолжать что? Ах да! Ее ладонь по-прежнему ритмично поглаживала окаменевший стержень, двигаясь в том же ритме, который навязал ей Оливер. Вдруг хриплый стон вырвался из его горла, плоть под ее ладонью судорожно дернулась, ткань вдруг промокла, и ладонь Марии сделалась влажной.
Она в страхе отдернула руку, не понимая, что произошло, но, увидев, как Оливер с блаженной улыбкой откинул голову, догадалась, что он доволен.
- Ангел мой… - бессильно шептал он. - Ты волшебница…
"Падший ангел", - подумала Мария.
Не в буквальном смысле. Девственности она не потеряла, но падение все же произошло. Оливер прав. Она испытала страсть и теперь не представляла себе, как будет обходиться без нее в будущем.
Карета внезапно остановилась, кучер выкрикнул сверху:
- Лавка модного платья миссис Твиди, милорд.
Мария застыла от ужаса, потом быстро приподнялась и села прямо. О Боже! Ее корсет расшнурован, платье в беспорядке, а лакей сейчас откроет дверцу кареты!
- Не бойся, - успокоил ее Оливер. - Нет нужды торопиться. Лакей знает, что нельзя открывать дверцу, если шторки опущены.
Секунду смысл его слов доходил до Марии. Значит, он часто этим занимается, и она - только одна из многих. Все эти слова о том, что она должна узнать страсть, что она может стать его первой любовницей, - это лишь прием, искусный и давно проверенный. Если бы они не подъехали к лавке, что могло бы еще случиться с ней?
Оливер хотел помочь ей со шнуровкой, но Мария оттолкнула его руку.
- Не смей! Я сама.
Смятение на его лице заставило девушку на миг усомниться в своих выводах. Но взгляд на закрытую занавеску вернул ей уверенность в правильности ее оценки ситуации.
- Мария? - с болью в голосе спросил Оливер. - Что случилось?
Слезы набежали ей на глаза, но она с ними справилась. Не хватало еще, чтобы он увидел, как она плачет! Только не сейчас!
- Ничего, - солгала она.