- Возможно, именно из этого журнала она и берет фасоны для своих шляпок. Одно плохо: они уже несколько лет как вышли из моды. - Поскольку Эдди каждый год ездила в Канзас-Сити, она считала себя экспертом по части дамской моды. Заглянув еще раз в сундук, Эдди заметила:
- Странно. Мне казалось, что среди ее вещей обязательно должны быть Библия и какая-нибудь кулинарная книга.
- Ну, готовить-то она умеет. Что же касается Библии, то у них в семье, возможно, хранится только один экземпляр, и он остался у ее брата. Кроме того, не похоже, чтобы она была любительницей бормотания.
- Любительницей чего?
- Читать молитвы, вот чего. Я ни разу не слышала, чтобы она заговаривала о боге - как, впрочем, и ты тоже.
Эдди фыркнула и нагнулась к сундуку, где на самом дне покоился какой-то предмет, завернутый в кусок шелка. Эдди взяла сверток в руки, развернула и замерла, пораженная: на нее смотрело лицо человека, который помогал Эмме сесть в поезд.
- Это ее брат, - сказала Эдди, передавая портрет Уэлкам.
- Очень интересный мужчина, - заметила Уэлкам.
- Ну, я не знаю… Если бы ты видела его во плоти, то сейчас бы этого не сказала. Уж больно мерзкий это тип.
- Она то же самое говорит. - Уэлкам поднесла портрет поближе к глазам, чтобы получше его рассмотреть, а потом вернула Эдди.
Эдди оставалось только недоумевать, с какой стати Эмма возит с собой портрет брата, коли так уж его ненавидит. Впрочем, могло статься, что она собиралась вставить в рамку от портрета фотографию своего мужа, ну а коль скоро такового не оказалось, вынимать из рамки дагерротип с изображением Джона Роби не имело никакого смысла.
Эдди положила портрет на дно и стала как попало наваливать в сундук вынутые из него вещи.
Уэлкам хихикнула:
- Думаешь, она не догадается, что ты рылась среди ее тряпок? Ты только посмотри, в каком они беспорядке - настоящее совиное гнездо!
- В таком случае сама их и укладывай, - буркнула Эдди и поднялась.
Она прошла на кухню, отрезала от буханки ломоть хлеба и сжевала его, даже не намазав джемом. Потом она некоторое время стояла в дверях спальни, наблюдая за тем, как Уэлкам старательно, вещичку за вещичкой, укладывала в сундук пожитки Эммы. Покончив с делом, Уэлкам захлопнула крышку, извлекла из замочной скважины шпильку, тщательно ее распрямила и вернула в строй шпилек на крышке бюро.
- Настоящая служанка настоящей леди, - заметила Эдди.
- Может, тебе сейчас завтрак подать? - спросила Уэлкам.
- Нет. Подай мне лучше стаканчик виски. - Эдди направилась было в гостиную, но потом повернулась и, склонив голову набок, посмотрела на Уэлкам.
- Выпьешь со мной? Или твое религиозное чувство запрещает и это тоже?
- Господь не одобряет пьянства, - сказала Уэлкам, но потом, усмехнувшись, добавила: - Но полагаю, он не будет возражать, если я выпью рюмочку-другую, чтобы облегчить ломоту в своих усталых ногах.
Эдди кивнула ей в ответ, а сама с улыбкой подумала, что Уэлкам наверняка была в свое время не дура выпить и повеселиться.
Прежде чем уснуть на диване в гостиной, Эдди выпила два или три стакана виски - а может быть, даже четыре или пять. Временами она позволяла-таки себе надираться; и когда проснулась, никак не могла вспомнить, сколько выпила Уэлкам - столько же или чуть меньше - и, что более важно, о чем они с ней разговаривали. День клонился к вечеру, и, кроме Эдди, в доме, похоже, никого не было. Отбросив плед, которым ее накрыла Уэлкам, Эдди поднялась на второй этаж и заглянула в спальни девушек, но те еще не вернулись из города. Эдди подумала, что они вполне могли подцепить в салуне парочку ковбоев. Оставалось надеяться, что они выпили не слишком много и в состоянии еще работать. Эдди решила, что в последнее время уделяла девицам недостаточно внимания, а это не дело. Она всегда считала, что должна быть для своих девушек кем-то вроде матери. Ну, ничего - когда закончится вся эта история с Эммой и ее деньгами, она обязательно устроит для двух своих пансионерок вечеринку.
В поисках Уэлкам Эдди прошла на кухню, но негритянка словно сквозь землю провалилась. Вполне возможно, она отправилась к себе в лачугу и отсыпается там после пьянки. Эдди решила не ставить это ей в вину: в последнее время она относилась к Уэлкам очень тепло, чуть ли не по-родственному. Снова поднявшись по лестнице на второй этаж, Эдди вошла в комнату мисс Фрэнки, налила в тазик теплой, стоялой воды из рукомойника и вымылась с мылом. Потом расчесала волосы и надела чистое ситцевое платье. После этого она опять прошлась по дому, но Уэлкам все еще не было. Усевшись на привычном месте у заднего крыльца, она подумала о Неде и о том, что он ей говорил.
Возможно, он прав. В самом деле, почему бы ей и не сказать Эмме, что они с ним вовсе не брат и сестра? Эдди всматривалась в даль, и хотя дорога была совершенно пустынна, Эдди знала, что Нед должен скоро вернуться. Уэлкам сказала, что Нед и Эмма уехали именно по этой дороге - возможно, для того, чтобы не проезжать через Налгитас. Эдди была Неду за это благодарна. Ей не доставляло ни малейшего удовольствия выслушивать шуточки клиентов по поводу того, что он оставил ее ради женщины, которая по возрасту годилась ему в матери. Эдди поерзала на сиденье, поудобнее устраиваясь на стуле. Обычно ей нравились тягучие послеобеденные часы, когда девицы шлялись по городу и в доме делать было особенно нечего. Но сегодня благодатное ощущение покоя почему-то не наступало. Эдди осмотрела свои руки, содрала с пальца заусениц, а когда на этом месте выступила крохотная капелька крови, сунула палец в рот. Посасывая палец и прикрываясь рукой от солнца, она еще раз окинула взглядом расстилающуюся перед ней прерию.
Где-то рядом прожужжала пчела и уселась на цветок дикой астры, которая пустила корни в голой, сухой земле на заднем дворе. Когда пчела улетела, Эдди встала со стула, сорвала бледно-лиловый цветочек, понюхала его и вставила в петличку на платье. Потом Эдди посмотрела на сарай. Могло статься, что, пока она спала, Нед и Эмма вернулись и, чтобы ее не беспокоить, укрылись от солнца в сарае. Еще раз окинув взглядом пространство прерии и не обнаружив ни единой души, Эдди побрела по коричневой, иссушенной солнцем траве к самой большой постройке на заднем дворе. Подойдя к сараю, Эдди открыла дверь и с минуту постояла у входа, дожидаясь, когда глаза привыкнут к темноте. Этот сарай она построила сама - после того, как "Чили-Квин" перешел в ее собственность. Помимо того, что он вмещал двуколку, фаэтон и фургон, в нем оставалось достаточно места для четырех стойл, кладовой и находившегося на втором ярусе сеновала. Эдди любила лошадей, хотя сама верхом давно уже не ездила. Наличие в хозяйстве хороших, породистых лошадей говорило о процветании. Кроме того, лошади были нужны для дела. Эдди любила, принарядив девиц, раскатывать с ними в коляске по городу, чтобы привлечь внимание обывателей. Она также послала в "Курьер & Ивз" в Нью-Йорке денежный перевод на сумму в три доллара, чтобы ей выслали картинку с изображением Лексингтона - знаменитой скаковой лошади. Картинку она вставила в позолоченную рамку и повесила у себя в гостиной. Даже на ее полочке для безделушек наряду с коллекцией разноцветных стеклянных туфелек и держателей для зубочисток помещались три миниатюрные фигурки лошадей.
Два стойла в сарае предназначались для ее лошадей, в третьем стояла лошадь Неда, а в четвертом хранилась всевозможная сбруя, уздечки и седла, так как кладовка отошла Неду. Обычно Нед, останавливаясь в "Чили-Квин", ночевал в комнате Эдди, но со временем она перетащила в кладовку кровать и лампу, и, когда в заведении становилось слишком уж шумно, Нед отправлялся спать в сарай.
Лошади Неда в сарае не было, как и одной из лошадей Эдди. Женщина подошла к единственному оставшемуся в стойлах животному и дала ему себя обнюхать. Мальчик, который ухаживал за лошадьми и прибирал в сарае, приходил сегодня утром и основательно вычистил стойла. Теперь в сарае приятно пахло сеном, и этот запах напоминал Эдди о родной ферме, которую она покинула еще в детстве. Эти воспоминания оставили ее равнодушной. Вспоминая детство, она прежде всего воскрешала в памяти поездку на поезде, который уносил ее прочь из края, где не было ничего, кроме нищих, грязных ферм.
Похлопав лошадь по шее, она собралась уже уходить, когда ее взгляд упал на дверь кладовки. Это было владение Неда, и Эдди никогда в нее не входила - за исключением тех случаев, когда Нед там находился. Она созерцала эту пристройку довольно долго. Копаться в вещах Эммы - одно дело, и совсем другое - сунуть нос в пожитки Неда. Это было святое. Кроме того, Нед терпеть не мог, когда к его особе проявляли излишнее любопытство. Тем не менее Эдди решила, что у нее есть полное право осмотреть жилище своего приятеля. Как-никак это ее сарай, и все, что в нем находится, так или иначе имеет к ней отношение. И что плохого в том, если она бросит взгляд на вещи Неда, коль скоро он об этом не узнает? Эдди нагнулась и достала из-под порожка ключ. Потом она прошла к двери сарая, выглянула наружу и внимательно оглядела горизонт, но и на этот раз никого не увидела.
Эдди отперла дверь и вошла в кладовку, на минуту остановившись, чтобы зажечь висевшую на стене керосиновую лампу. Хотя Нед не был таким аккуратистом, как Эмма, тем не менее его комнатка была чисто прибрана, одеяло закрывало постель и подушку, а одежда висела на вколоченных в стену гвоздях. Помимо кровати, в комнатке находились только стул с прямой спинкой и принадлежавший Неду сундучок. Эдди некоторое время смотрела на сундук, потом, сделав пару шагов, подошла к нему и потрогала крышку. Сундук оказался незапертым; Эдди открыла его, нагнулась и заглянула внутрь. Вещи заполняли сундук ровно наполовину. Прежде всего там находилась одежда Неда - чистые штаны и рубашки, а также тяжелое, на вате, пальто, которое он носил зимой. Под одеждой лежали школьный учебник и три газеты с сообщениями об ограблении банков на первой странице. Эдди точно знала, что Нед совершил два ограбления; относительно третьего уверенности у нее не было, хотя такая вероятность существовала. Под газетами Эдди наткнулась на кусок твердого коричневого картона и поначалу решила, что это элемент конструкции сундука. Однако, когда она вынула картонку из сундука и перевернула, ее удивленному взгляду предстала фотография многочисленной процветающей фермерской семьи. Чтобы лучше видеть, Эдди поднесла снимок поближе к свету. В центре снимка были запечатлены сурового вида мужчина и женщина. Женщина казалась изможденной, что было неудивительно, принимая во внимание число окружавших ее отпрысков. Самый высокий мальчик, державший в руках собаку, вполне мог оказаться Недом, но Эдди была не слишком в этом уверена - уж больно парнишка на фотографии был юн. На заднем плане находился двухэтажный каркасный дом с верандой, обвитой ползучими побегами какого-то растения, похожего на вьюнок. Судя по всему, Нед был родом из хорошей семьи, и это обрадовало Эдди, поскольку доказывало, что она в своем выборе не ошиблась.
- На ферме у Фоссов таких снимков не делали, - пробормотала себе под нос Эдди. Если бы она жила в таком доме, у нее наверняка была бы своя комната, где она могла бы запираться на ключ. Тогда, возможно, ей бы и убегать не пришлось. Эдди еще раз посмотрела на изображенного на фотографии мальчика. Хотела выяснить, оттопыриваются ли у него, как у Неда, уши. Но сказать что-либо определенное по снимку было трудно. Потом она перевела взгляд на двух девочек постарше; в руках у одной из них было лоскутное одеяло. Сейчас они уже взрослые женщины. "Что бы они, интересно знать, подумали, если бы узнали, что их брат - грабитель?" - задалась вопросом Эдди и решила, что они, скорее всего, об этом знают. "А что бы они подумали, - снова задала себе вопрос Эдди, - если бы узнали, что он живет с проституткой? Вернее, с "мадам", - напомнила себе Эдди, - а в прошлом одной из самых популярных "чили-квин" в Сан-Антонио". Если разобраться, Нед мог связаться с куда более негодной и низкой женщиной. Тем не менее у Эдди было ощущение, что сестрам Неда больше пришлось бы по сердцу, если бы он женился на такой женщине, как Эмма.
Эдди узнала о том, что у нее по щеке скатилась слеза, лишь когда она капнула на снимок. Она стерла прозрачную капельку рукавом и перевернула фотографию. С обратной стороны на коричневой картонной поверхности было написано: "Форт-Мэдисон. Ферма старого К.". "Что значит это К?" - подумала Эдди. Вполне могло быть, что на снимке запечатлено совсем другое семейство, а фотография досталась Неду случайно. В конце концов, ее могли забыть в сундуке, который он купил. Возможно также, что этот снимок попал к Неду вместе с ворованными вещами. Но коли так, непонятно, какой ему смысл возить с собой фотографию чужих людей. Эдди снова посмотрела на изображение мальчика с собакой. Ей показалось, что на снимке у мальчика точно так же, как у Неда, чуточку расплющен нос. Нед рассказывал, что папаша как-то раз сильно его толкнул, он врезался лицом в стену сарая и сломал себе переносицу. Тогда, быть может, фамилия Неда вовсе не Партнер, а другая - которая начинается с буквы К. Она ни разу не спрашивала его, действительно ли его фамилия Партнер, а сам Нед никогда об этом не говорил. Она тоже никогда ему не говорила, что на самом деле ее зовут Аделина Фосс.
Взглянув на фотографию в последний раз, Эдди вторично отерла влажное пятнышко рукавом, после чего положила ее в сундук изображением вниз - так, как она лежала прежде. Эдди досконально исследовала сундук - даже дно простукала, но денег в нем так и не нашла. Памятуя, с какой тщательностью Уэлкам укладывала вещи Эммы, Эдди старательно уложила в сундучок пожитки Неда и захлопнула крышку. Она уже собиралась продолжить осмотр, но заржала лошадь в стойле. Эдди торопливо вышла из комнатки Неда, заперла дверь и подсунула ключ под порог. Потом она подошла к лошади, погладила ее, чтобы успокоить, и вышла из сарая. Уэлкам сидела рядом со своей лачужкой-птичником и наблюдала за ней.
- Долгонько же ты там шныряла, - заметила она.
Эдди хотела было сказать Уэлкам, чтобы та не совала нос не в свое дело, но вовремя прикусила язычок. Уэлкам уже стала ей почти подругой. Вполне возможно, она вообще единственный близкий ей человек, подумала Эдди, ощутив вдруг острую жалость к себе. Кроме того, после обыска, который они вдвоем с негритянкой устроили в спальне Эммы, Эдди и сейчас особой вины за собой не чувствовала. К тому же Уэлкам не могла знать, чем она занималась в сарае. Эдди решила, что в данном случае ей разумнее всего промолчать.
- Похоже, ты забыла погасить лампу, - сказала Уэлкам.
Эдди оглянулась и увидела свет, пробивавшийся сквозь щели в дощатых стенах кладовки. Она вернулась назад, взяла ключ, открыла дверь комнатушки Неда и задула лампу. Вернувшись к Уэлкам, она на всякий случай сказала:
- Это мое дело, чем я занимаюсь в своем сарае.
- Твое, твое. Кто ж спорит? - ответила Уэлкам. - Ну а теперь скажи, что приготовить на ужин. Предлагаю чай с шалфеем и жареного цыпленка. - Негритянка добродушно улыбнулась.
- А что, если пожарить бифштексы? Ты бифштексы любишь?
Уэлкам снова расплылась в улыбке.
- Еще бы! До бифштексов я очень даже охоча. Это самая полезная для моего нутра пища. А еще я, так и быть, испеку торт. Если придешь на кухню, дам тебе вылизать миску от крема. Любила небось в детстве миски-то вылизывать?
- Никаких мисок я в детстве не вылизывала, - с достоинством произнесла Эдди.
Уэлкам издала похожий на лай короткий басовитый смешок.
- Я тоже, детка, чтоб меня черти взяли. Я тоже…
Эдди не видела Неда еще дня два. Эмму она тоже не видела, хотя, выходя ночью на кухню, отмечала про себя, что дверь в спальню заперта, а стало быть, Эмма у себя в гнездышке. Только накануне воскресного дня, когда завершился тягучий субботний вечер, давший очень мало прибыли, причиной чего обитатели "Чили-Квин" считали присутствие в его стенах Эммы, Эдди, заперши дверь и отправив девушек спать, прошла на кухню и неожиданно застала там поджидавших ее Неда и Эмму.
- Я уже стала подумывать, не уехала ли ты, - сказала Эдди.
Посмотрев на нее, Эмма с ноткой раздражения в голосе произнесла:
- Я знаю, что мое присутствие для тебя обременительно, и уеду отсюда, как только брат пришлет мне деньги.
- Тут у нас возникла идея, - сказал Нед.
Эдди перевела на него взгляд и сказала:
- Давайте обсудим ее в гостиной. Не знаю, как вам, а мне сейчас просто необходимо выпить.
Втроем они направились в переднюю часть дома. Вслед за ними поплелась и Уэлкам.
- Только тебя еще здесь не хватало, - сказал Нед.
- У меня нет от нее секретов. Так что она останется, - сказала Эдди.
Нед хотел было запротестовать, но, посмотрев сначала на Эдди, потом на Уэлкам, а потом снова на Эдди, которая с вызывающим видом подбоченилась, сказал:
- В таком случае оставайся, солнышко.
Эдди опустилась на диванные подушки, чуть ли не полностью заняв своими телесами маленькую софу с красной, влажной от пота клиентов обивкой. Нед и Эмма устроились на стульях напротив, в то время как Уэлкам села в тени, которую отбрасывала плюшевая штора такой длины, что, когда ее задвигали, нижняя ее часть волочилась по полу, как шлейф вечернего платья. Эдди плеснула себе в стакан виски, после чего передала бутылку Неду, который, в свою очередь, налил виски себе. Эмма взяла с подноса бутылку и два стакана, наполнила один из них и протянула Уэлкам; потом налила виски во второй. Прежде чем Эдди успела поднести к губам свой стакан, Эмма одним глотком прикончила содержимое своего.
- Редко встретишь леди, которая так лакает виски, - заметила Эдди.
- Как ты можешь так говорить? Ты же никогда не видела, как леди пьют виски, - бросила Эмма. Потом, уже более тихим голосом, добавила: - Впрочем, надо полагать, я к разряду леди больше не отношусь. Ты сама об этом сказала.
Эдди пропустила ее замечание мимо ушей.
- Что ты будешь делать со своими деньгами, когда их получишь? - спросила она. Эмма поднесла стакан к губам, но потом, сообразив, что он пуст, поставила его на поднос. Эдди подтолкнула к ней бутылку, и Эмма наполнила свой стакан снова. На этот раз, правда, она его только пригубила.
- Я еще не решила, - ответила Эмма. - Но мне всегда хотелось посмотреть Сан-Франциско.
Эдди кивнула:
- Мне тоже.
В этот момент Нед кашлянул, и все три женщины повернули головы в его сторону. Он заметно нервничал, но Эдди вовсе не стремилась облегчать ему жизнь. Некоторое время она играла прядкой волос, выбившейся у нее из пучка на затылке, потом пришпилила ее на место.
- Ну, рассказывай, что вы там придумали.
- У нас с Эммой появилась одна мыслишка относительно того банка в Джаспере, о котором ты мне говорила.