- Нет, во всем виновата эта женщина, - упорствовала Эдди. - Если она и впредь будет заниматься своими глупостями, мы не успеем оглянуться, как в одно прекрасное утро над главной дверью "Чили-Квин" появится вышитое полотнище, на котором будет значиться: "Добро пожаловать. Да пребудет с вами Иисус!" - Эдди отложила веер и наклонилась к Неду: - Ночью она, разумеется, дрыхнет в своей комнате, но днем выбирается наружу и начинает работать в саду. Или сидит здесь, на крыльце, на этом самом стуле, где ее отовсюду видно. Сидит - и шьет свое лоскутное одеяло, как если бы здесь был не бордель, а дом призрения для престарелых леди. Как-то раз она даже меня спросила, нет ли у меня кресла-качалки, которое можно вынести во двор, - с возмущением закончила она, все больше распаляясь.
- Я ничего не имею против того, чтобы посидеть в кресле-качалке, - сказал Нед. Эдди хотела его шлепнуть; но он увернулся и добавил: - Нам просто надо немного подождать. Ты же сама сказала, что она пробудет здесь неделю - максимум две. Я, во всяком случае, не могу заставить ее ничего не делать.
- Похоже, что так, - сказала Эдди, обдумав его слова. - Возможно, впрочем, и ты на что-нибудь сгодишься. Пора уже тебе начать отрабатывать свой стол и кров.
Нед с подозрением на нее посмотрел.
- Только не надо портить людям жизнь. Мне и так хорошо.
- То-то и оно, что слишком уж хорошо, - начала было Эдди, но вовремя прикусила язычок. Она всегда делала все сама, и попросить Неда натянуть бельевую веревку или починить испорченную защелку на дверце гардероба ей и в голову не приходило. Возможно, он любил ее еще и по этой причине. Она была не похожа на других женщин. А Нед относился к тому типу мужчин, которым не нравилось, когда от них требовали каких-либо услуг. Если он что и делал, то исключительно по собственному желанию. Но сейчас она собиралась поручить ему работу, которую сама была сделать не в состоянии, как и нанять для ее выполнения человека со стороны, - это вам не колючую проволоку к кольям прибивать и не бельевую веревку натягивать. Это было такое дело, с которым бы никто, кроме Неда, не справился. - Нет, ты только посмотри: она опять болтает с Уэлкам, отвлекает ее от дела. Если разобраться, она здесь всем только мешает, лезет, куда ее не просят. - Эдди набрала в грудь побольше воздуха и выпалила: - Я хочу, чтобы днем ты ходил с ней на прогулку.
Нед выразительно хмыкнул.
- Я серьезно.
- Да брось ты, Эдди…
- Мне нужно, чтобы днем ее здесь не было.
Нед поднялся со ступенек, встал у Эдди за спиной, обнял ее и поцеловал в кончик уха.
- Послушай, детка, к чему такие сложности? Ты сама не заметишь, как она отсюда уберется, и кроме этих розовых кустов, которые ты обязательно полюбишь, потому что уж больно красиво они по весне распускаются, и двухсот пятидесяти долларов, которых у тебя раньше не было, ничто тебе о ней напоминать не будет.
Эдди прижалась спиной к мускулистой груди Неда, но потом решила, что нежничать сейчас не время, и выпрямилась. Несколько дней наедине с Эммой, весьма возможно, заставят его еще больше оценить ласки Эдди.
- Только не надо мне зубы заговаривать. У меня процветающий бизнес, и я надеюсь, что ты сделаешь все, чтобы он процветал по-прежнему.
Нед начал массировать Эдди шею и плечи.
- Ну и как мне прикажешь ее развлекать? В церковь водить, что ли?
- И в церковь, если понадобится. Только до воскресенья еще три дня. Так что службы не проводятся. Можешь взять двуколку и съездить с ней куда-нибудь покататься.
- Это что же - так три дня и ездить? - Нед игриво ущипнул Эдди за полное плечико, и женщина на мгновение прикрыла глаза.
- Каждый день. Пока не придут эти проклятые деньги.
- А вдруг она не захочет со мной кататься?
- Полагаю, ты сумеешь ее уговорить.
Нед убрал руки с плеч Эдди и облокотился о перила. Больше они ничего друг другу сказать не успели, поскольку в эту минуту Уэлкам пересекла двор, подошла к ним и, поставив свою большую бельевую корзину на порог, присела рядом, широко расставив ноги.
- Ну, кажись, я все перестирала - если, конечно, эта леди не обнаружит ненароком еще какую-нибудь грязную тряпку. - Уэлкам кивком головы указала на Эмму. - Она меня просто загоняла.
- Да, она старается на совесть, - сказала Эдди.
- Кстати, ты могла бы постирать еще и мою рубашку, - сказал Нед, распрямляясь и начиная ее расстегивать. - Заодно и пуговицы отполируешь. Я пришил себе медные, но как-то вдруг выяснилось, что они быстро тускнеют.
- Я на тебя работать не нанималась, - сказала Уэлкам.
Нед нахмурился и посмотрел на Эдди, но та лишь рассмеялась:
- Я тоже ничего не буду для тебя делать. Потому что ты ради меня пальцем о палец не ударишь. Если хочешь, чтобы у тебя сверкали пуговицы, смешай соль с уксусом и надраивай их сам сколько влезет. - Потом она повернулась к Уэлкам: - Нед хочет, чтобы на нем все сверкало, потому что собирается прокатить Эмму на двуколке.
Уэлкам, прищурившись, посмотрела на Неда.
- С чего это тебе взбрело в голову ее катать?
- Я его об этом попросила, - сказала Эдди. - Мне необходимо убрать ее отсюда, пока она не доконала мой бизнес.
- Я могла бы подыскать для нее работу в доме, а быть может, нашла бы ей занятие и на огороде, - высказала предложение Уэлкам.
Огород был полностью идеей Уэлкам. Она начала с ним возиться на следующий же день после своего приезда. Хотя Эдди считала, что огороду во дворе борделя не место - так же, как и розовым кустам, она изменила свое мнение, когда Уэлкам принесла ей первые листья салата-латука. После этого Эдди задалась вопросом, не трудилась ли Уэлкам во времена рабства на плантациях: когда та склонялась над стиральной доской, она видела на ее могучих руках и на левом плече шрамы. Но могло статься, что Уэлкам, подобно большинству негров, которых Эдди знала, просто-напросто слишком близко принимала к сердцу вопрос, где и как в случае чего раздобыть хлеб насущный, а такого рода беспокойство знакомо было и Эдди.
- Эмма и так уже весь двор перекопала. Если не можешь сама следить за огородом, нечего тогда было его и заводить.
Уэлкам пожала плечами.
- Борьба с природой доставляет мне удовольствие. - Поднявшись на ноги, она повернулась к Неду и кивнула: - Давай сюда свою рубашку. Так и быть, смешаю соль с уксусом и надраю тебе пуговицы.
Нед снял рубашку и отдал ее Уэлкам, которая, внимательно оглядев его обнаженный торс, вдруг расхохоталась.
- Не понимаю, что смешного? - спросил он.
- Ты на негра похож - правда, частями. Грудь у тебя белая, а шея и руки темные - точь-в-точь как у меня. Стало быть, ты наполовину негр, наполовину белый.
Нед промолчал и направился в сарай за чистой рубашкой. Эдди посмеялась вместе с Уэлкам, а потом заметила:
- Ничего не имею против мужчин, которые наполовину негры, а наполовину - белые.
Уэлкам перевела вдруг изменившийся взгляд на Эдди и пробормотала:
- Это, доложу я тебе, такая беда, что ты и представить не можешь.
- Ну, тебе лучше знать, - заметила Эдди.
- Ясное дело, - только и сказала Уэлкам. Подняв корзину с бельем и уперши ее в бок, она пошла в дом, бормоча: - Да простит мне бог грехи мои тяжкие…
Эдди сидела на заднем крыльце, обмахиваясь веером, пока не появился одетый в белую рубашку Нед. Заодно он надел чистые штаны, а его сапоги выглядели так, будто он прошелся по ним сапожной щеткой. Подойдя к колодцу, он облил голову водой и пальцами зачесал назад мокрые волосы; после этого он подошел к Эмме и что-то ей сказал. У Эммы появилось на лице озадаченное выражение; некоторое время она раздумывала над его словами, потом заулыбалась и согласно кивнула. Двинувшись к дому, Эмма на ходу поправила волосы и опустила закатанные рукава блузки. Неожиданно Эдди ощутила укол ревности и подумала, что была бы не прочь поменяться сейчас с Эммой местами и прокатиться на двуколке вместе с Недом. Возможно, с этими поездками она что-то перемудрила. Прежде чем Эмма успела пересечь двор, Эдди встала и вошла в дом.
- Вот что, - сказала она Уэлкам. - Отдай его рубашку мне. Я сама начищу ему пуговицы.
* * *
- Так ноженьки ломит, что спасу нет, - сказала на следующее утро Уэлкам, когда Эдди спустилась к завтраку и обнаружила, что служанка сидит за столом, вытянув ноги и положив их на соседний стул.
Эдди покосилась на ее мощные, голые, явно косолапые конечности.
- У меня тоже кое-что ломит, так что сочувствия от меня не дождешься, - сказала она с кислым видом. - Завтрак готов? - Ей было до смерти обидно, что Нед радовался жизни, катаясь по окрестностям с Эммой, в то время как она была вынуждена остаться в заведении и работать. Она даже ночью почти не спала: так из-за этого себя накрутила, напрочь позабыв о том, что мысль об этих прогулках пришла в голову ей, а вовсе не Неду.
Уэлкам опустила ноги на пол, оправила длинную полосатую юбку, но с места не двинулась.
- Я уже испекла на завтрак лепешки для Неда и этой леди. А потом замесила тесто и нажарила оладий для девиц, но я могла бы с равным успехом накормить их цыплячьими головами, поросячьими хвостиками и пастернаком - все равно благодарности от них не дождешься. Но я не нанималась готовить завтраки по три раза на дню, в особенности для тех, кто этого не ценит. Так что сегодня утром я больше ничего готовить не буду - даже пальцем не пошевелю. Вот так-то вот.
- Где Нед?
Уэлкам мрачно на нее посмотрела.
- Я собрала им кое-какой еды, завернула в клетчатую скатерть и уложила все это в небольшую корзинку, а потом они вскочили на коней и умчались бог знает куда. Он - в новой, чистой рубашке, а она - в платье для верховой езды, вся такая возбужденная… Уже несколько часов минуло, как они уехали. Если хочешь знать, есть во всем этом какая-то чертовщина.
- Да ничего я не хочу знать! Разве я тебя о чем-нибудь спрашивала? - ответила Эдди. - И вообще: тебе-то какое до всего этого дело?
Уэлкам неопределенно пожала плечами.
- Ты собираешься кормить меня завтраком? - спросила Эдди.
- Нет, мадам, не собираюсь.
Эдди вздохнула.
- Ты всегда будешь мне перечить?
- Если тебя что-нибудь не устраивает - я мигом отсюда съеду. Ты только слово скажи. - Уэлкам ухмыльнулась и, опершись о столешницу, поднялась со стула. - Ладно, так и быть, дам тебе хлеба с джемом. Эта привезла в своем сундучке кувшинчик айвового джема, сегодня утром отдала его мне и сказала, чтобы я тебя угостила. Девиц я, конечно же, джемом не угощала. В один прекрасный день я накрошу кукурузного хлеба, смешаю с пареным горохом, добавлю сусла, вылью эти помои в корыто и заставлю их съесть без ложки. Кстати сказать, точно так же кормили когда-то детей рабов.
Эдди наклонилась вперед и, пристукнув одним кулачком по другому, спросила:
- Тебя так, что ли, в детстве кормили?
Лицо у Уэлкам словно окаменело. Оправив ярко-красный головной платок, она отвернулась, подошла к сушилке для посуды и взяла большой разделочный нож. Достав из шкафчика начатую буханку хлеба, она отрезала ломоть, положила его на тарелку, а потом, прихватив масленку и кувшинчик с джемом, отнесла все это на стол.
- А ведь ты была рабыней, верно? - спросила Эдди.
- Я была еще совсем молоденькой, когда пришла свобода, - сказала Уэлкам, не отвечая на вопрос впрямую.
Эдди не стала на нее давить. Щедро намазав хлеб джемом, она некоторое время молча жевала, погрузившись в размышления. Потом спросила Уэлкам, есть ли на сундучке Эммы замок.
Уэлкам никак на ее слова не отреагировала, но, в свою очередь, задала ей вопрос:
- Как же ты допустила, чтобы он вот так ее увез - даже не в двуколке? Она, правда, очень хотела прокатиться на лошади, но бокового дамского седла у тебя-то ведь нет, верно? Вот она и уселась верхом, как мужик. Выглядело это, доложу я тебе, не лучшим образом.
Эдди с любопытством на нее посмотрела.
- Во второй раз спрашиваю - тебе-то какое дело?
- Говорю же - неважно это выглядело. Даже неприлично, можно сказать. Поскакала, понимаешь, враскоряку, как какая-нибудь фермерша. Никакого тебе лоска.
- У нас, между прочим, публичный дом, - фыркнула Эдди, - или ты забыла? Мы тут не такие рафинированные, как мистер президент Гровер Кливленд.
- Эта женщина - не публичная девка.
- Она сама захотела здесь остаться. А если расхочет - я ее удерживать не стану.
Уэлкам присела за стол и стала растирать себе ноги.
- Не нравится мне все это.
- Твоего мнения никто не спрашивает. Кроме того, ты, как и все, тоже можешь ошибаться. Помни об этом.
Эдди взяла еще один ломоть хлеба, намазала его маслом, положила поверх несколько ложечек джема и откусила кусочек.
- Айвовый джем… Не понимаю, почему люди делают джем из айвы? Почему не из слив или персиков? - спросила она.
- Может, она уехала из Канзаса раньше, чем там поспели сливы.
- Похоже, ты большой специалист по сливам.
- Ага, а ты по айве.
Эдди рассмеялась и покачала головой. Благодаря Уэлкам на душе у нее стало немного легче. Засунув остатки бутерброда с джемом себе в рот и тщательно облизав пальцы, она объявила, что собирается заглянуть в сундучок Эммы.
Собиравшая со стола посуду Уэлкам замерла и вопросительно посмотрела на Эдди.
- С каких это пор ты записалась в ищейки?
- Ни в какие ищейки я не записывалась, - обиделась Эдди. - Но надо же знать, кто живет под твоим кровом. Что, если эта особа - морфинистка? В таком случае в одно прекрасное утро все мы рискуем проснуться с перерезанным горлом - и ты тоже. Возможно также, она курит опиум. Тогда она может спалить это заведение вместе с девицами. А я, между прочим, за своих девочек несу ответственность. Она вполне может быть наркоманкой - уж больно тощие у нее бедра, - продолжала повествовать Эдди. - Да и вся она такая худющая, что ребра у нее, должно быть, постукивают друг о друга, как сухие кукурузные стебли. А наркотик, как известно, иссушает людей.
Уэлкам попыталась было сохранить на лице невозмутимое выражение, но не смогла и начала тихонько смеяться.
- Я, конечно, не утверждаю, но все может быть, - сказала Эдди, но потом, не выдержав, тоже рассмеялась. Ее неожиданно захлестнуло теплое чувство по отношению к Уэлкам. - В конце концов, это мой дом, и я имею право осматривать здесь все, что мне вздумается, не так ли? Если хочешь глянуть, что у нее в сундучке, тогда пойдем со мной. - Эдди встала из-за стола и, смахнув крошки со своего пеньюара, направилась в спальню. Уэлкам последовала за ней.
Эдди не помнила, чтобы ее комната хоть когда-нибудь была так чисто прибрана и находилась в таком идеальном порядке. Щетка для волос, гребень, бархотка для ногтей и зубная щетка, принадлежавшие Эмме, лежали на крышке бюро на равном расстоянии друг от друга; рядом с ними выстроились, как крохотные солдатики, шпильки для волос. Пол сверкал, как зеркало, а мебель, должно быть, недавно протирали влажной тряпкой, поскольку на ней не было того привычного налета из пыли и грязи, которые приносил каждый день сквозь окно ветер. На покрывале не было ни морщинки, и Эмма, видимо, подтянула на кровати ремни, на которых лежал матрас, так как он больше не провисал. Под кроватью стояла пара стареньких, скромных туфель, которые, однако, были тщательно вычищены. На вколоченном в дверь гвоздике висело черное платье.
- Готова спорить, что не ты убирала эту комнату, - сказала Эдди.
Уэлкам покачала головой.
- Она такая нервная. С чего бы ей нервничать, как ты думаешь? - спросила Эдди.
Она попыталась открыть крышку сундука, но выяснилось, что он заперт.
- Эта женщина мне не доверяет. Разве добропорядочные гости так себя ведут? - спросила Эдди. - Меня, к примеру, это оскорбляет.
Уэлкам повернулась и уже хотела было выйти из комнаты, но ее остановили слова Эдди:
- Куда ты так торопишься? Думаешь, я не в состоянии открыть замок у какого-то сундука?
Эдди взяла с бюро одну из принадлежавших Эмме шпилек, нарушив тем самым их идеальный солдатский строй, опустилась у сундучка на колени и вставила шпильку в замочную скважину. Потом она стала очень медленно поворачивать шпильку в замке по часовой стрелке. Через несколько секунд послышался негромкий щелчок, и Эдди, с торжеством посмотрев на Уэлкам, подняла крышку.
Уэлкам, стремясь заглянуть в сундук первой, плечом оттерла Эдди в сторону, немало тем самым удивив свою хозяйку.
- Нехорошим делом мы занимаемся, вот что, - проворчала Уэлкам.
Эдди проигнорировала ее замечание и с веселым "Оля-ля!" стала перебирать лежащие в сундучке вещи: панталончики, рубашечки, блузки и корсеты. Помимо белья, в сундучке оказался изрядный запас разноцветных кусочков материи для лоскутного одеяла, ленты для чепчиков, мягкая материя, как нельзя лучше подходившая для шитья шляпок, и несколько шелковых розеток. Эдди поняла, что Эмма не лукавила и впрямь подумывала о том, чтобы открыть шляпную мастерскую, и поделилась своими мыслями с Уэлкам.
- А может, она задумала обновить запас собственных шляпок? Глядишь, и мне сошьет одну, - ухмыльнулась Уэлкам. Эдди достала из сундучка кусок зеленой тафты и приложила к голове служанки.
- Куда лучше выглядит, чем твой старый платок, верно? Он у тебя так линяет, что даже волосы от него становятся красные. Если хочешь, возьми этот лоскут себе. Вряд ли она его хватится.
- Нет, мэм. Дьявол не получит мою душу из-за жалкого лоскута зеленого шелка.
- Как знаешь. - Эдди все глубже запускала руки в чрево сундучка, вынимая и откладывая в сторону старые чулки и туфли. Подшивка журнала "Петерсонс мэгэзин" за 1876 год на несколько минут привлекла ее внимание. Она стала ее пролистывать и задержалась на одной из страниц, чтобы полюбоваться на женщину в шляпе и платье в стиле "Саратога".