Эмма глубоко вздохнула, нащупала сумку, вынула из нее носовой платок и прижала его к лицу. К большому для Эдди облегчению, плакать она не стала, а просто громко чихнула. Потом она сунула платок в сумку и снова глубоко вздохнула. А потом быстро, одним духом, выпалила: "Он ко мне не подошел". Признание, должно быть, далось ей нелегко; она откинулась на спинку стула, не выказывая ни малейшего желания развивать эту тему.
Эдди подобная сдержанность была не по сердцу, и она решила чуточку расшевелить гостью. За все те неудобства, которые ей пришлось претерпеть ради Эммы, Эдди требовалась компенсация в виде какой-нибудь занимательной истории. Но для этого женщину надо было разговорить. Эдди взяла Эмму за руку, стиснула ей пальцы.
- Я уже говорила вам, что он мог пойти в салун, чтобы немного подкрепиться. Но он мог также выпить лишнего и уснуть. Могло статься, что его сбросила лошадь и ему пришлось добираться до города пешком. - Возбудив таким образом внимание своей маленькой аудитории, она продолжила: - В конце концов, он мог погибнуть во время наводнения.
- Вот еще глупости, - сказала стоявшая у плиты Уэлкам. - С тех пор, как ты уехала, с неба ни одной капли не упало. - Она разбила яйцо о край сковородки. Звук получился громкий, как выстрел.
- В таком случае его мог переехать товарный поезд, или на него могли напасть бандиты… - Тут Эдди сделала паузу, поскольку Эмма из стороны в сторону замотала головой.
- Ничего подобного, - сказала она. - Он был там, это точно. Я его не видела, но он-то меня видел. Он даже оставил письмо. Я долго сидела на лавке, пока мне не пришло в голову справиться, не оставил ли кто для меня записку. И тогда мне выдали вот это послание. - Эмма полезла в сумочку и достала лист дешевой бумаги, сложенный вчетверо. На внешней стороне было проставлено: Мисс Роби. Эмма расправила листок и положила его на стол.
Эдди схватила письмо со стола и стала читать написанные карандашом строки, кивая головой после каждого прочитанного и усвоенного ею слова. Потом она подняла голову и посмотрела на Уэлкам, которая, забыв о ветчине, словно завороженная наблюдала за ее шевелящимися губами.
- Ладно, ты тоже можешь послушать, - сказала Эдди Уэлкам и, поскольку Эмма не возражала, прочитала вслух заключавшееся в первой строке обращение: - Дорогая Эмма Роби! - Разгладив письмо ладонью, Эдди стала читать дальше, медленно водя пальцем по строчкам. - Ты старше, чем выглядишь на фотографии, и, как мне кажется, не подходишь такому человеку, как я. - Эдди произносила каждое слово громко и ясно, а когда добралась до конца предложения, подняла глаза на Эмму, но последняя не отводила взгляда от огня в очаге и никак на прочитанное не реагировала. Эдди продолжила чтение: - В любом случае встречаться с такой старой теткой я своего согласия не давал. Я - человек не жестокий, даже скорее робкий, потому и оставляю это послание у станционного смотрителя. На мой взгляд, тебе лучше всего вернуться домой и обо всем забыть.
Всегда готовый
к твоим услугам "У. У.".
Уэлкам, поставив перед Эдди тарелку яичницы с ветчиной, удивленно выгнула брови.
- Она невеста по переписке, - объяснила ей Эдди.
- Ничего подобного! - с негодованием воскликнула Эмма.
Эдди пожала плечами:
- Хорошо, пусть так. Она просто приехала сюда, чтобы встретиться с человеком, которого ни разу не видела, в надежде, что он прямо с вокзала отвезет ее домой, а потом на ней женится.
Уэлкам подошла к комоду, достала вилку и вручила ее Эдди. У негритянки были большие руки; ноги ее, обутые в грубые башмаки с окованными медью тупыми носами, также поражали своими размерами. Как-то раз, когда один из гостей "Чили-Квин" слишком уж расшумелся, Эдди позвала на помощь Уэлкам. Служанка вошла в комнату, сжимая в руке ручку сковороды и выразительно похлопывая ею по ладони. Озорник удрал прежде, чем Уэлкам успела пустить свое оружие в ход. Возможно, такой же вот сковородкой она огрела и своего мужа, когда тот окончательно ее достал. Однажды служанка сказала ей, что была замужем: "Мы с ним не больно-то ладили, ну я и отпустила его с богом. Как было его не отпустить, если он взял за правило стегать меня кнутом за всякую мелочь? Надеюсь, сейчас он в аду - если, конечно, дьявол в состоянии терпеть его выходки". Уж не прикончила ли она, часом, своего благоверного, не раз спрашивала себя Эдди, но задавать этот вопрос служанке побаивалась.
- Я должна была встретиться здесь с джентльменом, за которого собиралась выйти замуж. До этого мы с ним долго переписывались, - объяснила Эмма служанке.
- Нет никаких причин сожалеть о том, что этот дьявол во плоти к вам не подошел, - сказала Уэлкам.
Этот выплеск чувств со стороны служанки немало удивил Эдди. Показав жестом, чтобы она удалилась, Эдди сказала:
- Это не твоего ума дело. У тебя что - работы мало? Кто за тебя цыплят зарежет?
- Темновато уже - за цыплятами-то бегать, - сказала Уэлкам. Она отошла к плите, но уходить из кухни, похоже, не собиралась. "Ладно, - подумала Эдди, - если Эмма не возражает, чтобы Уэлкам слушала наш разговор, то с какой стати возражать мне?"
- Мне некуда идти. Вот я и подумала, что смогу остановиться здесь. Вы же сами мне предлагали, - напомнила Эмма.
- Ха! - сказала Уэлкам. Эдди повернулась к ней, но, поскольку та стояла в темном углу, она ничего, кроме ее белого фартука, не увидела.
- Вы же селите в своем пансионе женщин, верно? Правда, на карточке написано, что "пансион приглашает мужчин", но я надеялась… - Незаконченная фраза повисла в воздухе, как вопросительный знак.
- У нас нет места, - сказала Эдди. - Все комнаты заняты.
- Она может поселиться в комнате мисс Фрэнки. При условии, конечно, что не будет называть меня негритоской. Мисс Фрэнки как-то назвала, а я в отместку назвала ее "гитана".
- Это мое дело решать, где ее селить и селить ли вообще, - ответила Эдди.
Стоявшая в темном углу у плиты Уэлкам выразительно хмыкнула.
- Ты, мисс Эдди, займешь комнату Фрэнки, а свою отдашь этой леди. Поскольку твоя спальня рядом с кухней, всякие там ночные хождения беспокоить леди не будут.
- Ты на меня работаешь или как? - спросила ее Эдди.
- Тогда посели ее наверху, - предложила Уэлкам.
- Позвольте мне хотя бы у вас переночевать. А завтра утром я подыщу себе другой пансион, - сказала Эмма. - Но если у вас появится вакансия, я с радостью сниму у вас комнату.
- Так вы, стало быть, остаетесь в Налгитасе? - спросила Эдди.
- А что мне еще делать? - пожала плечами Эмма. - Вы же слышали, что сказал мой брат. Вернуться домой я не могу. Но я бы не вернулась, даже если бы и могла. Я думала… - Она сделала паузу, опустила глаза и стала в смущении изучать собственные руки. - Думала, что мне, возможно, удастся открыть здесь шляпную мастерскую. Мне кажется, у меня по части шляп настоящий талант.
Эдди с удивлением на нее посмотрела и уже хотела было ответить, но в этот момент в парадную дверь позвонили. Уэлкам выступила из темноты, и они с Эдди обменялись многозначительными взглядами.
- Похоже, к нам пришел посетитель, - наконец сказала Уэлкам.
- Я слышу.
- Если к вам пришли гости, то я могу подняться наверх. - Эмма встала и потянулась за своей шляпкой. - Скажите только, какую комнату мне позволяется занять.
- Хочешь, я ее провожу? - спросила Уэлкам. Казалось, вся эта ситуация здорово ее забавляла.
- Я могу вернуться на станцию. Там есть скамейка, на которой можно переночевать. Я не хочу никому мешать, - произнесла Эмма.
- Ну уж нет, - быстро сказала Эдди. - Вы переночуете в моей комнате. Я же возьму свои вещи и переберусь в комнату наверху.
Эмма зевнула.
- Я так вам благодарна… И так устала, что готова спать до тех пор, пока не вострубят трубы и не призовут нас на Страшный суд.
- Ну и спите себе на здоровье, - пробормотала Эдди.
- Ты сделала доброе дело, - торжественно сказала Уэлкам, и Эдди подивилась тому, до какой степени ее растрогали теплые слова служанки.
Уэлкам взяла саквояж Эммы и понесла в хозяйскую спальню. Эдди семенила за ней следом, давая указания:
- Отопри дверь и проведи клиента в гостиную, а я пока перенесу наверх свои вещи. Да, не забудь глянуть, привели ли девицы себя в порядок: они такие лентяйки. Обязательно скажи им, что я вернулась и лодырничать им не позволю. - Эдди посмотрела на Эмму, чтобы выяснить, не слишком ли тягостное впечатление произвели на нее такие речи, но Эмма уже сидела на постели, а ее голова клонилась к подушке: она засыпала. Эдди вздохнула, в очередной раз задаваясь вопросом, почему жизнь у нее всегда складывается не так, как ей бы хотелось. Ведь "Чили-Квин" по праву принадлежит ей - даже подумать страшно, сколько трудов она положила на то, чтобы приобрести его и содержать как должно. При всем том она переселялась в комнату проститутки, в то время как Эмма готовилась отойти ко сну в ее постели. Эдди всегда думала о себе как о добросердечной женщине, но сейчас ей казалось, что она просто-напросто тряпка.
В тот вечер дела в "Чили-Квин" шли на удивление хорошо - до такой степени, что Эдди лично пришлось ублажать трех клиентов. Когда последний гость покинул заведение, Эдди заперла парадную дверь и велела девушкам идти спать. Заглянув на кухню, она застала там все еще бодрствовавшую Уэлкам, которая драила ее жестяную ванну.
- Так как ты работала, я приготовила ванну для леди, - сказала она. - Сама-то мыться будешь?
Но Эдди слишком устала, чтобы дожидаться, пока Уэлкам заново согреет воду. Она отрицательно покачала головой и пошла в свою комнату.
- Хм. И куда это ты направляешься, хотела бы я знать? - спросила Уэлкам. - Может, ты забыла, что теперь там живет наша гостья? А ты спишь в комнате мисс Фрэнки. - Негритянка ткнула пальцем в потолок у себя над головой и расхохоталась.
Эдди повернулась и послушно направилась в сторону лестницы. Комната Фрэнки Сломанный Нос была в борделе самой маленькой, но какая, в сущности, разница, где спать, если очень хочется, подумала Эдди, сбрасывая с себя одежду и швыряя ее на пол. Подобно Эмме, она готова была дрыхнуть хоть до второго пришествия. Эдди забралась в постель, которая под ее тяжестью просела чуть ли не до пола. "Утром, - решила Эдди, - обязательно попрошу Уэлкам подтянуть ремни на кровати". Устраиваясь поудобнее, она покрутилась на набитом кукурузными листьями тиковом матрасе. Сухие кукурузные листья потрескивали и кололись, и Эдди пожалела, что под ней нет ее мягкой пуховой перины. Потом она ощутила исходивший от простыней несвежий запах, и ее чуть не стошнило. Не то чтобы от постельного белья пахло любовными соками - совсем нет, просто мисс Фрэнки была довольно нечистоплотной особой, а с тех пор, как она сбежала, ее белье в стирке так и не побывало. Вполне возможно, его вообще не стирали все то время, пока мисс Фрэнки здесь обитала. В комнате было душно. Эдди поднялась с постели и открыла окно, насколько это было возможно - то есть всего на несколько дюймов. Хозяйки публичных домов, даже таких респектабельных и процветающих, как "Чили-Квин", обыкновенно требовали, чтобы в спальнях к рамам приколачивали кусочки дерева, не позволявшие распахнуть окно во всю ширь. Это делалось для того, чтобы мужчины не лазали к девицам в окна, а девицы не шлялись ночами по улицам.
Эдди вернулась в постель и опять долго ворочалась на матрасе, поскольку сухие кукурузные стебли тыкали ее в бок и мешали уснуть. Она уже было задремала, как вдруг у нее над головой басовито зажужжал слепень. Она полоснула рукой по воздуху, прогоняя насекомое. Слепень улетел, но через минуту вернулся снова. В лунном свете, который заливал комнату, Эдди увидела, как слепень присел отдохнуть на железное изголовье кровати, и прихлопнула его ладошкой. Потом она взяла его за крылышко, вылезла из постели и выбросила в окно, на минуту задержавшись у оконной створки, чтобы понаблюдать за тем, как Уэлкам, выйдя из задней двери, шагает к своей лачуге, где она ночевала. Странная все-таки это была женщина, но Эдди слишком устала, чтобы думать еще и об Уэлкам. Посмотрев себе на руку, она увидела, что крыло убитого ею насекомого прилипло к ладони, отправилась к умывальнику, налила в тазик воды и вымыла руки. Полотенца не было, и Эдди вытерла руки о простыню.
В постели было жарко; Эдди сняла ночную рубашку, постелила ее поверх постельного белья мисс Фрэнки и легла снова. Со стороны салуна донеслись приглушенные крики, а потом послышался револьверный выстрел. Потом мимо "Чили-Квин" галопом проскакал всадник. Эти звуки, однако, были Эдди хорошо знакомы и не только ее не раздражали, но даже успокаивали. Убаюканная ими, Эдди наконец уснула.
Она не знала, сколько времени проспала, но, когда женский крик поднял ее с постели, небо уже просветлело. Скорее всего, одной из девушек приснился дурной сон, решила она. Мисс Тилли, к примеру, вчера весь вечер имела кислый вид и вела себя с ковбоем из Рэтона настолько нелюбезно, что Эдди пришлось вернуть клиенту половину гонорара. Эдди легла снова, но крик повторился. Присев на постели и прислушавшись, она сообразила, что крик доносился не из спален на втором этаже, а снизу: по-видимому, ночные кошмары мучили незадачливую невесту по переписке. "Ну, крикнула и крикнула", - подумала Эдди, опять заваливаясь в постель. Но тут женщина закричала в третий раз, да так громко, что, если бы Эдди ее не утихомирила, ее вопли могли бы разбудить шлюх на втором этаже и заставить их спуститься вниз; у Эдди же не было ни сил, ни желания объяснять сейчас что-либо Эмме. Вздохнув, она вылезла из кровати, накинула на себя влажный от пота пеньюар, вышла из комнаты и, ступая босыми ногами по скрипучим ступеням, стала спускаться по темной лестнице. По пути она наступила на что-то мокрое и, брезгливо поморщившись, подумала: "Дай-то бог, чтобы это была вода".
Когда она вошла на кухню, то услышала, как в замочной скважине заднего входа поворачивается ключ, и на всякий случай вооружилась стоявшей у плиты кочергой. Но это была Уэлкам, которая, открыв дверь, осведомилась:
- Кто это так вопит? Похоже, что на чердаке вурдалак воет. Опять мисс Тилли расшумелась, что ли?
Эдди была рада, что пришла Уэлкам. Если у Эммы истерика, могли понадобиться усилия двух человек, чтобы ее успокоить. Эдди кивком головы указала на дверь спальни.
- Нет. Это та старая дева, что у нас ночует. Должно быть, ей снятся ужасы ее несостоявшейся брачной ночи.
В следующий момент они услышали нечто похожее на хлопок, а потом принадлежавшее мужчине громкое "ох!".
Выругавшись, Эдди устремилась к спальне, но Уэлкам добежала до нее быстрее и, распахнув дверь, ворвалась в комнату первой. Эмма, сжимая в руке щетку для волос, склонилась над человеком, который, прикрывая голову руками, кричал: "Эдди, ты что, рехнулась? Это ж я!"
Уэлкам рассмеялась громким утробным смехом. Через секунду, правда, не так громко, ей стала вторить Эдди. Эмма замахнулась, чтобы ударить еще раз.
- Он влез через окно. Это насильник! - крикнула она.
Эдди выхватила у нее из рук щетку.
- Никакой это не насильник. Это Нед.
- Кто? - спросила Эмма, лихорадочно оглядываясь в поисках предмета, который можно было бы использовать в качестве оружия. Лежавший на полу мужчина поднял голову и расширившимися от удивления глазами уставился на женщин, переводя взгляд с одной на другую.
- Нед. Нед Партнер, вот кто, - сказала Эдди.
Эмма вспомнила это имя, и ее лицо исказилось от ужаса.
- Так это же бандит! - вскричала она, отшатнувшись от незваного гостя и прикрывая грудь руками.
- О, Нед не причинит вам никакого вреда. Он часто сюда заходит. Он мой… - Эдди замолчала, поскольку испытывала в присутствии Эммы несвойственную ей прежде застенчивость. Затянув потуже поясок на пеньюаре и оправив кружева на своей полуобнаженной груди, она сказала: - Он мой брат. - Эдди вряд ли бы сумела объяснить, почему вдруг стала так заботиться о своей респектабельности.
- Что такое? - осведомился Нед, поднимаясь на ноги. - Ты о чем это, черт тебя побери, толкуешь?
- Она никому о тебе не расскажет, не волнуйся. Я познакомилась с этой леди в поезде. В Налгитасе она никого не знает, ну я и пустила ее к себе в комнату, - объяснила Эдди, а потом торопливо добавила: - Только на одну ночь.
Нед прошелся по комнате, осторожно коснулся головы в том месте, где с ней соприкоснулась щетка Эммы, после чего посмотрел на руку. Крови не было.
- Надо признать, ты пустила к себе леди с весьма тяжелой рукой, - сообщил он, а потом, повернувшись к Уэлкам, спросил: - У тебя лед есть? У меня на голове шишка размером с гусиное яйцо.
- Джентльмены обычно входят в дом через дверь, но ты, похоже, не из их числа. Ну, пойдем, что ли? - сказала Уэлкам, и они прошли на кухню. За ними последовали Эдди и Эмма, торопливо набросившая пеньюар на свою ночную рубашку. Эта рубашка из плотного полотна, с длинными рукавами и застегивавшаяся на пуговицы до самого горла, совершенно не подходила для Налгитаса, и оставалось только удивляться, как Эмма могла в такую жару в ней спать - особенно с распущенными по плечам волосами. Хотя в волосах Эммы местами проступала седина, они были длинные и густые и красиво завивались у щек. Эдди же собирала свои редкие волосы в узел и закалывала на затылке.
Уэлкам выковыряла из ящика кусочек льда, завернула в полотенце и приложила к голове Неда.
- Подержи пока, - сказала ему служанка. - Полагаю, ты и поесть не прочь?
- Не прочь, - сказал Нед.
Уэлкам разгребла кочергой тлеющие угли в очаге, сунула туда щепы и затопила плиту. Потом она нарезала грудинку, положила ее на сковородку обжариваться и стала замешивать тесто.
- Ты тоже завтракать будешь? - спросила она Эдди.
Вчера Эдди выпила слишком много виски; у нее болела голова, и сама мысль о еде заставляла болезненно сжиматься ее желудок. Поэтому она покачала головой. Тогда Уэлкам повернулась к Эмме и вопросительно на нее посмотрела.
- Я, с вашего разрешения, позавтракаю. Если, конечно, это не слишком вас обременит. Но я могу помочь, если хотите, - сказала Эмма.
Уэлкам помотала головой из стороны в сторону. Эмма уселась за кухонный стол в противоположном от Неда конце, бросив на него взгляд, полный ужаса.
Нед взглянул на нее с веселой улыбкой, а Эдди подумала, что глаза у него всегда смеются - даже когда он сердится. Из всех мужчин, каких Эдди когда-либо знала, у Неда был самый веселый и незлобивый характер. А еще он был очень хорош собой и считался самым привлекательным парнем в округе. Он был мускулист, прекрасно сложен, имел добрых шесть футов роста, зеленые глаза и отливавшие на солнце золотом кудрявые каштановые волосы. Женщин тянуло к нему как магнитом, но, несмотря на все искушения, Нед оставался ей верен. Если разобраться, он хранил верность проститутке, и уже по одной этой причине Эдди чувствовала себя в его присутствии почти счастливой.
- У вас есть передо мной одно преимущество, - сказал Нед, обращаясь к Эмме. - Вы знаете мое имя, а я вашего не знаю.