– Значит, ты хочешь сказать, что для тебя все это сводилось лишь к сексу, верно? – протянул он задумчиво. – Ты сразу решила, что я именно тот мужчина, который должен лишить тебя девственности, и ради этого пошла бы на что угодно?
Нужно всего лишь согласиться, но было в его взгляде нечто такое, от чего у нее разом пересохло во рту. В голубых глазах не осталось и намека на мягкость.
Ива облизнула губы.
– Верно.
Гадая, как мог настолько ошибиться, Данте пристально вглядывался в Иву. Неужели все дело в том, что она была так близко, что он невольно поверил в ту сказку, что они вместе сотворили? Или воссоединение с братом заставило его расчувствоваться и отчаянно хвататься за то, о чем он раньше даже и не помышлял? Наверное, болезнь деда подстегнула в нем первобытные инстинкты и сказалась на способности здраво рассуждать и оценивать происходящее. Она не хочет ни его, ни его детей. Она его не любит. Ей просто все равно.
Данте невольно улыбнулся, дивясь иронии судьбы. Он же знает сотни женщин, что с боем отвоевывали бы право принять его кольцо, а он выбрал Иву Гамильтон, которой оно и даром не нужно. Ну а то, что до него она еще ни с кем не занималась сексом, не превращает ее в святую, правда же? Он сумел как следует ее завести и окрылить, и теперь она ждет не дождется возможности испытать все радости и удовольствия с другими мужчинами. Он вдруг почувствовал острый приступ какого-то нового и неизведанного чувства, но, отлично понимая, что оно его лишь ослабит, попытался не обращать на него внимания. Чувства, что он сразу опознал как ревность.
И стоило ему это осознать, как он ясно понял: чтобы отпустить, должен обладать ею еще один, последний раз. Чтобы запомнить, как она хороша. Чтобы последний раз насладиться нежностью невероятно светлой кожи и сыграть на каждой струнке податливого отзывчивого тела. Чтобы избавиться от проклятого желания, с которым он безуспешно боролся, с позором проиграв эту битву. Впервые в жизни он не смог с собой совладать, притом что его самоконтроль уже давно стал легендой, и он не раз уходил от умолявших заняться с ним любовью женщин. Но Ива его не молила, уже не молила. Данте вновь горько усмехнулся. Но это лишь временно. Вскоре она вновь станет его умолять.
– Ну раз все и всегда сводилось лишь к сексу, предлагаю им и закончить.
Взглянув в голубые глаза, Ива мгновенно поняла, что нужно как можно быстрее убегать и ни за что не соглашаться.
– Данте… – Но что бы она ни собиралась добавить, слова застыли у нее на губах, когда он резко шагнул к ней с таким видом, что ее кровь мгновенно вскипела, а уже в следующую секунду подернулась льдом. Она видела, как он напрягся от желания, чувствовала исходивший от него мужской запах, и стоило ему лишь погладить ее по руке, как она разом задрожала всем телом… Но так неправильно. И она должна это остановить. – Данте… – шепнула она вновь.
– Последний на дорожку, – возразил он жестко.
А потом поцеловал, одновременно и грубо, и умело, неприкрыто демонстрируя свою власть, но не выказывая и намека на чувства.
Так почему же она жадно ответила на этот поцелуй? Почему не оттолкнула, вместо того чтобы отчаянно цепляться за плечи? Он же был достаточно силен и горд, чтобы принять ее отказ, просто повернуться и уйти. Они же могли положить конец этим странным отношениям, не внося еще больше сумятицы, и спокойно разойтись, чтобы попытаться все забыть.
Но она просто не могла отказать мужчине, которого хотела больше всего на свете. Всегда хотела и всегда будет хотеть. И она хотела… как же он там выразился? "Последний раз на дорожку".
Уловил ли он, как она расслабилась, или что-то в лице выдало ее чувства? Поэтому ли одним движением разорвал ее шелковую ночную рубашку, что двумя лужицами упала у ее ног? Данте пристально вглядывался ей в глаза, но, как бы ей ни хотелось отвернуться, она просто не могла этого сделать. Как умирающая с голоду собака не может отвернуться от лавки мясника.
Полностью обнаженный, Данте всем своим весом прижимал ее к матрасу, едва уловимо лаская кончиками пальцев так, что она вся извивалась и дрожала от нетерпения. Она чувствовала, что он возбужден до предела, и, хотя глаза его были темны и суровы, ей было все равно. Потому что разве можно было думать хоть о чем-то еще, когда все ее помыслы были сосредоточены лишь на том, как он заставлял ее чувствовать в эту секунду.
Приласкав руками ее грудь, он принялся посасывать соски, и она мгновенно выгнулась дугой, чувствуя нежной кожей колючие щеки и отлично зная, что, когда все закончится, на ней останутся красноватые отметины.
Отстранившись, Данте перевернулся на спину и коротко приказал:
– Прокатись на мне.
Ива хотела отказаться. Хотела, чтобы он, как и раньше, продолжал жадно ее целовать, но сразу же поняла, что сама лишила себя права что-то требовать, сказав, что не любит его. У нее не осталось права ни на что, кроме секса. Да и это в последний раз. Ну так пусть он навсегда запомнит их последний раз, а заодно поверит, что для нее все и всегда действительно сводилось лишь к сексу.
Усевшись ему на бедра, она приласкала рукой огромный напряженный член и потянулась в тумбочку за презервативом. Данте многому ее научил, в том числе и надевать на себя презервативы, и она практиковалась этому мастерству так рьяно, как начинающие пианисты изучают нотную грамоту, и теперь, лаская и дразня, умело облачила своего рыцаря в резиновые доспехи, вырвав у него блаженный стон и мельком пожалев, что это последний раз, когда им доведется поиграть в эту игру. А потом она уселась на него, вбирая в себя целиком и без остатка, и медленно задвигалась, как никогда остро ощущая его величину и боясь, что он разорвет ее на две половинки, но, разумеется, этого не случилось, и ее тело быстро приспособилось, плотно облегая мужчину, с которым она сегодня простится.
Она послушно играла назначенную ей роль, сама удивляясь той легкости, с которой она ей дается. Запустив пальцы себе в волосы, Ива запрокинула голову, все наращивая и наращивая темп и радуясь, что не видит прекрасного лица, глядя в которое наверняка не удержалась бы и выдала свои чувства. Но внезапно Данте ухватил ее за бедра и, сняв с себя и не обращая внимания на тихие протесты, вновь уложил на кровать.
– Нет, сегодня я хочу быть главным, – прорычал он, вонзаясь в нее с новой силой, – хочу напомнить себе, что все, чему ты научилась, ты научилась от меня. Я хочу видеть твое лицо, когда ты достигнешь оргазма, хочу, чтобы ты понимала, что я больше никогда так не сделаю… и так… и так…
Не в силах больше выносить натиска, Ива закричала от столь сильного блаженства, что ощущалось уже почти болью. Когда они впервые занялись любовью, она просила себя не жалеть и не обращаться с ней как с хрустальной вазой, и теперь он точно не собирался ее жалеть. Словно решил наконец-то показать все, на что способен, вонзаясь в нее так, что ей оставалось лишь громко кричать и беспомощно впиваться ногтями в широкие плечи.
И ей даже не хотелось заходить за грань, словно оргазм стал бы проявлением слабости, но было уже слишком поздно. Она не могла контролировать ни себя, ни происходящее. Выгнувшись дугой, она содрогнулась всем телом и громко выкрикнула его имя, но на этот раз Данте не стал ее целовать, а лишь хладнокровно наблюдал за ее реакцией, как мог бы наблюдать ученый за лабораторным экспериментом. И лишь потом дал волю себе самому и достиг оргазма, вот только вместо того, чтобы, как обычно, повалиться на нее, прижимая всем телом и шепча что-то ласковое на французском и итальянском, он просто перекатился на спину и разлегся на другом краю кровати.
Несколько минут он неподвижно лежал, а потом повернулся и так холодно на нее посмотрел, что она едва снова не вздрогнула.
– Пора, – произнес он тихо и, поднявшись, пошел в ванну, даже не оглянувшись.
Испугавшись, как бы слуги не нашли порванную ночную рубашку, Ива дрожащими руками запихнула ее в чемодан. К тому времени, как свежевыбритый и полностью одетый Данте вышел из ванной, она уже немного успокоилась и пришла в себя.
– Ты… ты куда-то собираешься?
– Да. Я уезжаю, и, разумеется, ты поедешь со мной. Доедем до аэропорта, а там наши дороги разойдутся. Тебя ждет Лондон, меня – Париж. Но сперва мне нужно поговорить с дедом.
– Данте…
– Не трать понапрасну слова, – велел он холодно. – Думаю, все нужное уже сказано. Разве что могу поблагодарить, что ты так убедительно сыграла роль моей невесты, но сейчас я пойду к Джованни и скажу, что между нами все кончено, в конце концов, кому, как не ему, знать, что ни один брак не выживет, если в нем нет любви. Если подпишешь обязательство хранить все в тайне, можешь оставить себе кольцо. Оно стоит весьма приличную сумму.
– Не стану я ничего подписывать, потому что в любом случае не собираюсь никому ничего говорить. Да и зачем? Мне в этой истории нечем гордиться. – Ее голос дрожал, а сама она устало разглядывала огромный бриллиант, пытаясь угадать, сколько он стоит. Может, действительно оставить и продать, потратив вырученные деньги на помощь тем, кто в ней действительно нуждается? И не лучше ли, чтобы он считал ее алчной и жадной до денег? Чтобы у него появилась еще одна причина ее ненавидеть? – Ива заставила себя улыбнуться. – Но кольцо я оставлю.
Даже не пытаясь скрыть презрения, Данте отвернулся.
– Как скажешь. А теперь собирай вещи и одевайся.
Глава 13
Эйфелева башня переливалась золотым и синим, но на темном небе не светилась ни одна звезда, улицы были пусты, а от вившейся под окнами Сены веяло холодом.
Обернувшись, Данте увидел, как к нему в кабинет ворвался помощник.
– Рене? В чем дело?
– Вас ждут на вечеринке в "Рице", – Рене озадаченно посмотрел на часы, – которая началась уже десять минут назад.
Данте лишь рукой махнул.
– Позвони и скажи, что меня задержали дела и я вряд ли вообще появлюсь.
– Если настаиваете, – осторожно начал помощник, – но это же вечеринка в честь дня рождения герцогини, и вы знаете, как она жаждет вашего общества.
Точно, знает. Данте откинулся на спинку кресла. Все и всегда его хотят, и в первую очередь женщины. Кроме одной-единственной. Сжав губы, он уставился в стену.
Кроме одной-единственной несносной женщины, которая ясно дала понять, что не хочет иметь с ним ничего общего.
– Что-то не так, шеф?
Оглянувшись, Данте подавил желание все рассказать. А ведь это совсем не в его духе… Но ведь он обычно и не чувствует, как на сердце давит непосильный груз, ведь так? Да и жизнь не кажется пустой и никчемной, словно в ней не хватает самой основы мироздания, без которой он всего лишь жалкая неоконченная половинка. Данте зажмурился. И как ему только в голову пришло, что жестокий отказ бессердечной блондинки заставит его образумиться? Или что он сумеет запросто ее забыть? Что ж, как бы там ни было, он серьезно ошибся, а ошибаться он никогда не любил.
Но сколько же в ней все-таки противоречий… В его руках она была нежной и страстной, охотно познавая радости секса. Данте вспомнил ее едва ли не детское удивление, когда он водил ее завтракать на Шелтер-Айленд, как она очаровала деда и превратила Наталью в настоящую красотку. А еще пробудила в нем сумасшедшую надежду, а заодно мимоходом заставила поверить, что все, о чем он раньше не смел и мечтать, действительно возможно. Он до сих пор помнил, как преобразилось ее лицо, когда он сделал ей предложение, а на глаза навернулись слезы радости.
Но что потом?
А ничего. Тихим ровным тоном с совершенно ничего не выражающим лицом она заявила, что не может за него выйти. Сказала, что не любит, хотя все ее действия твердили об обратном.
Но это же бессмыслица какая-то! Данте лишь головой покачал.
Не будь она столь невинна, он заподозрил бы соперника, хотя, может, эта мысль и не столь безумна? Она же крепко ухватилась за бриллиантовое кольцо, разве нет? Так, может, она вовсе не так наивна, как он вообразил?
Данте задумчиво следил, как башня загорается красным, а потом вновь золотым. А может, все гораздо проще и она всего лишь выбрала его в качестве породистого жеребца, эдакого альфа-самца, чтобы провести сексуальную инициацию?
Может, ее возбуждало то, что он иностранец, ведь множество женщин заводит такая ерунда, а сама она всегда собиралась выйти исключительно за равного ей по положению английского аристократа?
В очередной раз почувствовав, как по жилам расползается отвратительный яд ревности, Данте открыл глаза и увидел, что Рене все так же встревоженно его разглядывает.
Вспомнив вопрос помощника, Данте резко осознал, что да, что-то не так. И не просто что-то, а все. Потому что с каких это пор он стал терзать себя бесконечными вопросами, вместо того чтобы просто получить на них ответы?
– Мне нужна информация на женщину.
– На ту же, что и раньше? – невинно уточнил Рене. – Случаем, не на Иву Гамильтон?
– И как можно быстрее.
– Как пожелаете, сэр. Но если мне будет позволено заметить, это уже входит в привычку.
– Не позволено. – Поднявшись, Данте развязал галстук. – Я плачу тебе не за то, чтобы ты невпопад озвучивал свое мнение. Пусть подадут машину, я загляну к герцогине. И сотри с лица самодовольную улыбочку, она действует мне на нервы.
Данте все же заявился на роскошную вечеринку в пентхаусе дорогого отеля, но его мысли витали бесконечно далеко. Герцогиня была прекрасна, но, как и все остальные улыбавшиеся ему женщины, не пробудила в нем ни малейшего интереса. Вытерпев полчаса, он незаметно сбежал, а когда на следующее утро пришел в офис, Рене уже ждал его с победным видом.
– Я собрал всю необходимую информацию.
– Рассказывай.
– Она живет в Лондоне.
– Можно подумать, я этого не знаю, – нетерпеливо огрызнулся Данте.
– И в субботу посетит мероприятие по сбору средств на борьбу с лейкозом. Возможно, вам будет также интересно узнать, что она выставила бриллиантовое кольцо на благотворительном аукционе.
Впервые в жизни Данте лишился дара речи.
Оглядев собравшихся, Ива продолжила свою речь:
– И именно поэтому я так ценю предоставленную мне честь. – Подбирая правильные слова, она глубоко вдохнула. – Я хочу дать собратьям по несчастью надежду и поддержать ведущиеся по всему миру исследования. Я готова выйти из тени и открыто говорить о том, что мне довелось пережить. Потому что я сумела со всем справиться и выздоровела. И с каждым днем число поборовших болезнь растет.
На секунду Иве показалось, что она увидела в зале Данте, и она потрясенно замолчала, но быстро собралась и продолжила:
– Я… – Что же она только что говорила? Отстранив поданный стакан воды, она вновь посмотрела на привлекшего ее внимание мужчину. И это действительно был Данте. Да и разве могла она хоть с кем-то его спутать? Высокий, широкоплечий, сильный и невероятно властный, он каким-то образом заполнил собой весь зал.
Но она просто не может позволить себе прямо сейчас развалиться на куски.
Глубоко вдохнув, она все же сумела взять себя в руки и продолжила речь:
– Просто скажу, что все вы неповторимы, и я рада сообщить, что аукцион собрал почти полмиллиона фунтов. – Она широко улыбнулась. – И я хочу еще раз искренне поблагодарить всех вас за то, что дали мне возможность внести свой посильный вклад.
Под гром аплодисментов Ива медленно спустилась со сцены, в очередной раз отметив, как непросто двигаться в узком серебряном платье. Что же дальше? Она осторожно посмотрела в сторону, где стоял Данте, но его нигде не было видно. Сердце болезненно дрогнуло в груди. Разумеется, его там не было! Просто у нее разыгрались нервы, и он ей привиделся. Да и с чего бы ему вообще здесь оказаться, когда он прямиком направился в Париж и они не разговаривали все эти недели?
– Ива.
От одного звука этого голоса у нее подогнулись коленки, но крепкая рука поддержала ее под локоть, словно влив в нее сил. Да и как иначе, раз ей теперь придется прожить всю жизнь в одиночестве?
– Данте, – выдохнула она едва слышно. – Что ты тут делаешь?
– А ты как думаешь? – спросил он сухо, но в глазах так и светилась насмешка.
Ива нервно облизнула губы.
– Проездом в Лондоне?
– И случайно заглянул сюда? Можно и так сказать. – Он невесело улыбнулся. – Есть тут где-нибудь тихий уголок, где можно спокойно поговорить?
Нужно было ответить, что такого уголка здесь нет и вообще им говорить не о чем. Нужно было взять накидку, сесть в такси и ехать домой, забыв, что они вообще когда-то встречались. Не в силах с собой справиться, Ива жадно вглядывалась в лицо, которого ей так не хватало.
– Есть.
Они молча пошли в огромное помещение, полное всевозможных растений с сиротливо забившимся в угол пианино. Данте уверенно расположился за дальним столиком, и Ива сразу же поняла, что совершила ошибку. Огромную ошибку. Их окутали ароматы жасмина и гардении и тихая музыка, придавая всему совершенно неуместный налет романтики. Да и от теплого света свечей лучше не становилось. Может, стоит заказать замысловатый коктейль с вишенкой и зонтик, чтобы полностью на нем сосредоточиться?
Но Данте небрежно отмахнулся от официанта, и Ива лишь вздохнула. Что ж, похоже, очарование этого человека безгранично, раз он может спокойно занять лучший столик, не заказав даже бокал вина.
Старательно пытаясь представить, что он собирается сказать, она заранее придумывала отговорки. Но задал он один-единственный вопрос, что она совершенно не желала слышать. И еще меньше хотела на него отвечать. Однажды она сумела соврать, но тогда она была гораздо сильнее и твердо верила, что поступает правильно, а теперь они не виделись полтора месяца, и она с трудом сдерживалась, чтобы не прикоснуться к нему рукой.
– Ива, ты меня любишь?
Она пристально посмотрела в глаза цвета ночного неба и уже открыла рот, чтобы сказать "нет", но из глаз вдруг полились слезы, и она сумела лишь молча покачать головой.
– Любишь? – настаивал он. – Просто ответь. Громко и отчетливо. Это все, о чем я прошу. Скажи, что не любишь, и я уйду, и ты больше никогда меня не увидишь.
Она попыталась. Целую минуту она собиралась с силами, чтобы заставить себя все отрицать, но слова просто не шли. Во всяком случае, не те, что она должна была сказать. А вместо них вдруг полились совсем другие, жадные, отчаянные и совершенно ей не подвластные.
– Да, – выдохнула она. – Да. Я люблю тебя. Разумеется, люблю. Я этого не хотела и до сих пор не хочу. Мне очень жаль. Пойми меня правильно, я не хочу создавать тебе лишних сложностей, так что лучше вообще забудь все, что я говорила. Потому что… потому что это все равно ни к чему не приведет. Просто не может привести.
Данте прищурился, как человек, внезапно обнаруживший запертый тайник и старательно размышлявший, как побыстрее вскрыть его без ключа.
– Скажешь почему?
– Потому что я не в силах дать тебе то, что ты хочешь. Ты сказал, что хочешь жениться и завести детей. И твой дед говорил, что мечтает лишь о том, чтобы застать следующее поколение Дишонов.
– И?