А может, все именно так и должно было быть? И он зря потратил столько сил и энергии, борясь с неизбежным? Теперь Данте ясно понимал, что не просто ревновал к Анаисе, но и злился, что впервые в жизни совершенно не мог контролировать происходящее, несмотря на то что ему этого отчаянно хотелось. Потому что маленький мальчик, не сумевший уберечь мать от гибели, вырос в мужчину с неустанной потребностью управлять окружающим миром. В мужчину, которому нужно было контролировать и людей, и вещи, и обстановку. Но в жизни так не бывает. Просто не может быть.
Снова посмотрев на Иву, Данте в очередной раз почувствовал, как странно щемит в груди. И несмотря на то что какой-то его части хотелось сделать вид, что ничего особенного не случилось, он все равно не мог просто закрыть на это глаза. Так что плохого в том, чтобы наконец-то признать правду? Признать, что чувствует к ней то, что еще ни разу ни к кому не испытывал, признать, что рядом с ней он способен вновь по-настоящему что-то чувствовать. Что лишь она сумела привнести в его жизнь проблеск надежды, что будущее будет не таким темным и мрачным?
– Что сказал твой брат?
– Что хочет со мной встретиться.
– Когда?
– Как можно быстрее. Он живет в Нью-Йорке, и я могу прямо сейчас к нему поехать.
– Тогда чего ты ждешь?
Глядя в серые глаза, Данте на секунду захотелось вновь уложить ее в постель и забыть о чертовом сообщении, чтобы ощутить ту гармонию и умиротворение, что сумел отыскать лишь в ее объятиях. Только он отлично понимал, что этого не будет. Потому что он и так слишком долго откладывал встречу с Дарио. Разделившая их трещина была глубже каньона, и он больше не мог ее игнорировать. Он должен встретить брата лицом к лицу и открыто все ему рассказать.
– Меня не будет пару часов.
– У тебя столько времени, сколько тебе понадобится.
Данте нахмурился. С чего это ей вдруг пришло в голову давать ему разрешение, которого он не просил? В любой другой ситуации он бы мгновенно встал на дыбы, отрицая саму возможность давать женщине над собой власть и загонять в ловушку, цепляясь за него когтями… С другой стороны, он вовсе не возражал, чтобы ногти Ивы впивались ему в плечи в минуты высшего наслаждения…
Данте вдруг понял, что, сам того не заметив, полностью пересмотрел свое к ней отношение. И теперь она была не избалованной аристократкой, ждущей, что достаточно щелкнуть пальчиками – и весь мир окажется у ее ног, а хрупкой женщиной со стальным стержнем, которая молча поборола серьезную болезнь и беззаветно ему отдалась, не обращая внимания на его заносчивую надменность и грубые слова.
Он снова посмотрел на Иву в нежно-розовом халатике того цвета, что бывает внутри ракушек. И сама она в лучах утреннего солнца казалась невероятно нежной и свежей. Обняв, он осторожно притянул ее к себе.
– Я тебе когда-нибудь говорил, что стоит мне на тебя взглянуть – и во мне сразу же просыпается желание?
– Кажется, ночью ты что-то такое говорил.
– Ладно, тогда это можно было списать на то, что я был внутри тебя и должен был вот-вот достигнуть оргазма, но теперь я повторяю все это совершенно серьезно.
– Данте…
Потершись носом о ее шею, он вновь посмотрел в серые глаза, чувствуя, что сказал ей еще далеко не все. Но сейчас не время для этих слов. Сперва нужно разобраться с тем, что он и так слишком долго откладывал.
– Ива, поцелуй меня, дай мне силы, чтобы справиться со сложной встречей.
Глава 11
Когда Данте ушел, Ива старательно занималась всем подряд, потому что стоило ей остаться одной, как в тишине к ней сразу же начинали подкрадываться сомнения. Но она не станет ни думать о будущем, ни гадать, как пройдет его встреча с братом. Лучше вернуться к давно усвоенному уроку и жить лишь сегодняшним днем. Потому что сегодняшний день – единственный, который у нее точно есть.
Гуляя по территории поместья, она любовалась искрящимся в солнечных лучах озером и первыми пожелтевшими листьями, за которыми скоро последуют пестрые краски осени. Наблюдала за белками, слушала пение птиц, поражаясь тишине и покою, царившим вблизи шумного мегаполиса…
Потом пошла в библиотеку, где ее ждали стройные ряды сотен книг. Но сколько из них хоть кто-нибудь прочел? Взяв томик "Приключений Гекльберри Финна", Ива устроилась с ним у окна, с головой уйдя в изумительную историю и мимоходом гадая, как так вышло, что она ни разу ее не читала.
Часы текли незаметно, а вечером пришла Альма и сказала, что Джованни достаточно хорошо себя чувствует и собирается спуститься на ужин.
Столовая, в которой при свете свечей они сидели лишь вдвоем, казалась невероятно тихой и домашней. Дед Данте ел совсем мало, но рассказывал, как в юности обожал лапшу с трюфельным соусом задолго до того, как перебраться в Америку.
Переместившись в гостиную, они пили кофе и любовались заходящим солнцем и причудливыми тенями, которые отбрасывали кусты и деревья, а когда совсем стемнело, на озере появилась светящаяся лунная дорожка. Куда бы Ива ни смотрела, она всюду видела красоту и гармонию, но это не мешало ей улавливать исходившую от Джованни скрытую тоску. Она тихонько вздохнула. Почему никто из Дишонов, несмотря на богатство и власть, так и не сумел обрести внутреннего счастья?
Неторопливо потягивая эспрессо, Ива слушала тихую музыку, что по просьбе старика включила им Альма. И, вслушиваясь в скрипку, она вдруг поняла, что сейчас хочет находиться лишь здесь. Правда, было бы лучше, если бы и Данте был с ними.
Вспомнив, как утром он целовал ее на прощание, она сразу же почувствовала, как дрогнуло в груди сердце. Потому что, сколько бы раз она ни повторяла, что у их странных отношений нет будущего, надежда все равно сильнее.
Она в очередной раз задумалась, не рассказать ли ему все до конца, объяснив, что они вполне могут продолжить начатое и по возвращении в Европу?
– Сегодня ты совсем молчаливая. – Голос Джованни с сильным акцентом вывел ее из задумчивости.
Ива взглянула на морщинистое лицо и потускневшие от возраста и болезни глаза, которые когда-то горели тем же огнем, что она каждый день видела в глазах его внука.
Но самого Данте в таком возрасте ей увидеть не суждено. Даже ни одной морщинки на прекрасном лице она не встретит.
Сердце вновь сжалось в груди, и ей потребовалась пара секунд, чтобы с собой справиться.
– Решила не портить столь прекрасную музыку глупой болтовней.
– Тогда мне остается лишь поаплодировать твоей заботливости, ровно как и отличному вкусу. – Улыбнувшись, Джованни поставил чашку на стол. – Но время весьма существенно, и, боюсь, мое уже на исходе. Я рад, что внук наконец-то решил жениться, но пока еще совсем мало знаю о его избраннице.
Ива сумела сохранить на губах улыбку, надеясь, что при этом ее лицо не превратилось в клоунскую маску. Она так увлеклась новизной и прелестями секса, что совсем забыла про мнимую помолвку, что и привела их в этот дом. Как же быть? Обманывать старика она не хочет, но и правды сказать не может… Ива уже открыла рот, чтобы осторожно сменить тему разговора, но Джованни еще не закончил.
– Я на собственном опыте испытал крутые повороты судьбы и знаю, как сложны и запутанны могут быть отношения мужчины и женщины, – продолжил он задумчиво, – но также я знаю…
Непонятно чего испугавшись, Ива вскинула на него глаза.
– Что?
– То, – улыбнулся дед Данте, – что каждый раз, когда ты смотришь на моего внука или говоришь с ним, твое сердце полно любви.
Ива едва не задохнулась.
Да, она однажды сказала сестре, и вполне искренне, что Данте ей нравится, но любовь? Она вспомнила, как больно ему было рассказывать историю своего детства и как тогда ей захотелось его защитить, несмотря на собственную слабость, и уберечь, не допустив новой боли… И как он умел ее насмешить… И как рядом с ним ей было хорошо настолько, что она буквально чувствовала, как вокруг нее появляется теплое свечение… Рядом с ним она чувствовала себя полной до краев, но отлично понимала, что все это всего лишь иллюзия.
Но можно ли назвать все эти чувства любовью?
Можно?
Можно.
Осознание накрыло ее с головой, словно огромная, сбивающая с ног волна.
И даже если Данте никогда так и не полюбит ее в ответ, могут ли они быть парой до тех пор, пока она ему не надоест?
– Перед вашим внуком сложно устоять, – улыбнулась Ива. – Но он очень сложный человек.
Джованни лишь рассмеялся:
– Думала меня этим удивить? Все Дишоны очень сложны, это вписано в наше ДНК. Эта сложность – наше главное преимущество, и при этом еще и недостаток, что влечет к нам, и при этом отталкивает людей. Ну и, разумеется, нельзя забывать о гордости, что во многом руководит нашими поступками. Иногда мы принимаем неверные решения, но с этим ничего не поделаешь, такова жизнь. Нужно принимать ее темные стороны, чтобы наслаждаться светлыми. – Его голос вдруг стал жестким: – Но поверь старику, что многое испытал на собственной шкуре, что нет ничего хуже пустых сожалений. Живи так, чтобы тебе не пришлось ни о чем жалеть.
Кивнув, она поправила укрывавшее его колени одеяло.
– Я постараюсь.
– И позволь еще кое-что добавить. – Его тон вновь смягчился и теперь казался задумчивым. – Я уже давно мечтаю увидеть, как мои потомки продолжат наш род и на свет появится новое поколение Дишонов. – Джованни улыбнулся. – Пусть Данте этого еще и не понимает, но я знаю, что из него получится замечательный отец. Не медли слишком долго, чтобы подарить ему наследников, дитя мое.
Благословение Джованни стало для Ивы настоящим ножом в сердце, всколыхнувшем все ее потаенные страхи. Она изо всех сил старалась не показывать своего состояния, но, когда сиделка пришла, чтобы отвести старика в кровать, она украдкой перевела дыхание. Неосознанно жестокие слова не шли у нее из головы, пока она возвращалась в коттедж.
"Не медли слишком долго, чтобы подарить ему наследников, дитя мое".
Усилием воли она заставила себя собраться, принять душ и приготовиться ко сну, заодно проверив телефон, но Данте не звонил и не писал. Забравшись под одеяло, Ива невидящим взглядом уставилась в потолок, напомнив себе, что кольца он ей не обещал.
И теперь нужно перестать рассчитывать на него в эмоциональном плане. Нужно отдалиться.
Потому что их близость ни к чему не приведет.
Не может привести. И чем скорее она с этим смирится, тем проще ей будет выбраться из руин воздушных замков.
Забывшись тревожным сном, полным пустых люлек, она проснулась от слабого предрассветного света и сразу же увидела застывшего у окна Данте.
Отбросив с лица волосы, Ива села.
– Давно вернулся? – спросила она сонно.
Данте обернулся так медленно, что она успела испугаться, что увидит на его лице. Боль, умиротворение? Как прошла их встреча с Дарио?
По голубым глазам она не сумела ничего прочитать.
– С час назад.
– Ложиться не стал?
Иве захотелось себя укусить. Зачем она задает эти глупые вопросы? Разумеется, он не ложился, иначе не стоял бы полностью одетым у окна.
Но Данте лишь спокойно подошел и уселся у ее ног.
– Я подумал, что стоит мне лечь, как я займусь с тобой сексом, а потом…
– А ты не хочешь секса со мной?
Данте рассмеялся:
– Ива, я всегда хочу секса с тобой, но он очень отвлекает, а сейчас я не хочу ни на что отвлекаться.
Кивнув, она вздохнула.
– Расскажешь, как все прошло?
Данте задумался. Никто из знакомых ему женщин не задал бы вопрос в такой форме. Поинтересоваться, не вламываясь в личное пространство и оставляя ему возможность говорить или молчать на свое усмотрение. Данте вдруг понял, что она не хочет на него давить. И разве не эта поразительная доброта была одним из тех качеств, что раз за разом заставляли его к ней возвращаться?
Данте вздохнул. Встреча с братом была не простой, но она была нужна им обоим. И обоим принесла облегчение. Угрызения совести были весьма болезненны, но не шли ни в какое сравнение с той болью, что он причинил брату. И теперь, когда все наконец-то закончилось, он чувствовал огромное облегчение.
– Не стоит, думаю, я уже достаточно об этом наговорился. – Он осторожно сплел пальцы с пальцами Ивы. – Хватит, если скажу, что мы с Дарио друг другу больше не чужие?
Она кивнула.
– Более чем. – Она легонько погладила колючую щеку.
– Ива, мне нужно с тобой поговорить.
– Кажется, ты только что сказал, что уже наговорился.
– О семейных сложностях, но есть и другие темы.
Уловив в его тоне непривычные нотки, Ива закусила губу. Почему он вдруг стал таким серьезным и… другим? Неужели он прямо сейчас хочет все закончить?
– В чем дело? – Она нервно сглотнула.
Он задумчиво погладил ее по руке и лишь затем встретился с ней взглядом.
– Я тебя люблю, – сказал он просто.
Ива замерла.
– Меня? – переспросила она недоверчиво.
Их пальцы были по-прежнему сплетены, а второй рукой он легонько погладил ее по голове.
– Да, именно тебя. Женщину, перед которой невозможно устоять и которая заставляет меня делать то, что я обещал себе не делать. Женщину, что беззаветно мне отдалась, подарив самый драгоценный подарок и самый лучший в мире секс. Женщину, что научила, как себя простить и найти прощение у других, и тем самым помогла мне примириться с братом. Ты самая сильная и храбрая женщина, что мне только доводилось встречать.
– Данте…
– Ш-ш-ш… Тебе довелось перенести такое, о чем большинство не могут и помыслить, а ты все выдержала и, пожав плечами, оставила прошлое в прошлом. Ива, ты самый необычный человек, что я знаю, и я хочу на тебе жениться и растить с тобой детей.
– Данте, – повторила она настойчивее.
– Нет, позволь мне закончить. Я должен высказаться до конца. – Он осторожно приложил палец к ее губам, а когда вновь заговорил, казался слегка задумчивым и удивленным. Словно сам не ожидал, что все это скажет: – Я всегда думал, что не хочу ни детей, ни семьи, потому что в детстве мне не довелось расти в счастливой семье, и я не верил, что смогу сам ее создать. Но одно я знал точно: ни за что на свете я больше не буду существовать в несчастной семье. Но почему-то с тобой я верю, что у нас обязательно все получится. Я хочу быть с тобой до конца жизни, мисс Ива Анушка Гамильтон.
Сморгнув навернувшиеся на глаза слезы, Ива пыталась осознать услышанное. Но она же совсем не ждала таких слов! Прекрасных, продуманных слов, от которых ее сердце мгновенно растаяло. Даже странно. Она столько о них мечтала, хотя совершенно не надеялась, что когда-нибудь действительно их услышит, и теперь, когда услышала, не может поверить в их реальность…
Разве может Данте Дишон действительно сидеть у ее ног и, держа за руку, старомодно признаваться в любви, говоря, что хочет прожить с ней до конца жизни и завести детей? Наверное, ей стоило бы запрыгать от радости, как получившему ворох подарков на Рождество ребенку. Или с громким вскриком броситься ему на шею, раз все ее мечты и надежды наконец-то сбылись, да еще так внезапно и полно?
Почему она просто сидит, глядя в ясные голубые глаза, и чувствует, как внутри нарастает липкий страх?
Да потому, что все это не по-настоящему. И она никогда не сможет стать той, кто ему действительно нужен.
Она вновь вспомнила сказанное вчера Джованни: "Нет ничего хуже пустых сожалений. Живи так, чтобы тебе не пришлось ни о чем жалеть".
Старик прав, нельзя допустить, чтобы любовь сменилась сожалением. Потому что, женившись на ней, Данте станет до конца жизни об этом жалеть. И она этого не вынесет.
Но как ему все объяснить, не выдавая самой страшной тайны? И она не хотела, чтобы он поцелуями заставил ее замолчать, сказав, что все это не важно. Потому что это важно. Может, еще не сейчас, пока они оба наслаждаются самым расцветом невероятно мощного чувства, что нашло путь к обоим их сердцам, но позже это точно станет очень важно. Когда первый пыл пройдет, суровая реальность останется и им придется как-то жить дальше. Но захочет ли он этого? Захочет ли жить с ней, зная, что она никогда не сумеет подарить ему желаемое?
Но что, если она предоставит выбор ему, а он сделает его, руководствуясь самозабвенной добротой? Нет, так нельзя. Им обоим будет проще, если она сама все решит. Глубоко вдохнув, она собралась с мыслями, вспоминая, как когда-то сумела внушить родителям, что то лечение принесет ей лишь пользу. Болея, она научилась мастерски собой владеть и играть, однажды осознав, что людям вокруг нее требуется куда больше утешения, чем ей самой. Потому что, как ни смешно, но происходившее с ней поглощало всю ее целиком и без остатка, а окружающие могли лишь беспомощно смотреть, ничем не в силах ей помочь.
И теперь пришло время вновь призвать на помощь актерское мастерство и убедить Данте Дишона, что она не хочет выходить за него замуж.
– Данте, я не могу за тебя выйти, – объявила она, глядя в резко прищурившиеся голубые глаза.
Он удивился или не поверил? Наверное, и то и другое. Он только что сделал самое романтичное признание в мире, только от этого привычная заносчивая надменность никуда не делась.
Данте молча кивнул, но Ива не могла не заметить, как переменилось его лицо, и старательно напомнила себе, что поступает так лишь ради него самого. Пусть сейчас ему и больно, но он как-нибудь переживет раненое самолюбие, и в конечном счете так ему будет лучше. Намного лучше.
Она отлично понимала, что он ждет объяснений и что она должна хоть что-то сказать, но не прозвучат ли все объяснения пустыми отговорками? Нельзя же заявить, что их образ жизни несовместим или что она никогда не хотела жить в Париже или даже Нью-Йорке, потому что он наверняка сумеет найти решение, устраивающее их обоих.
Есть лишь один способ убедиться, что Данте Дишон раз и навсегда исчезнет из ее жизни, но эти слова сложнее всего произнести. Произнести так, чтобы он поверил, что это действительно правда.
Собравшись с мыслями, она заговорила нарочито тихо, потому что, как ни странно, именно шепот больше всего привлекает внимание, видимо, потому, что для того, чтобы его расслышать, приходится прилагать определенные усилия:
– Данте, я не могу выйти за тебя, потому что не люблю тебя.
Глава 12
Глядя в ледяные глаза, Ива едва не замерзла насмерть.
– Не любишь? – переспросил он медленно.
Кивнув, она из последних сил пыталась себя контролировать.
– Нет, не люблю. – Чувствуя, что начинает мямлить, она говорила все быстрее, словно надеялась, что скорость может придать ее словам убедительности. – Мы же всего лишь играли ради твоего деда. Ты же знаешь. А секс придал происходящему ощущение реальности. Потрясающий великолепный секс, правда, мне его не с чем сравнить. Но, судя по твоей реакции, у нас было действительно нечто особенное, вот мы оба и забылись и размечтались.
Данте коротко рассмеялся:
– Ты хотела сказать, что это я забылся и размечтался?
Не останавливаться, только не останавливаться! Говорить что угодно, лишь бы он поверил, что она бессердечная сука, и на этом все и закончилось.
– Да, – Ива заставила себя небрежно пожать плечами, – наверное.