* * *
Охваченная тревогой, Нэн бродила по саду Хэмптон-Корта. Притворяться, что она ничего не боится, бесполезно. Всякий раз, когда в покои входил посланец, она начинала трястись от страха.
Она слышала о том, какая ужасная судьба постигла Анну Эскью в Тауэре. Она была на Смитфилдской площади и видела, как бедную, изуродованную пытками Анну вынесли на стуле. Нэн не могла смотреть, как ее сжигают; она опустилась на колени прямо на камни площади и принялась молиться, в то время как дым от костра поднимался к небу.
И вот теперь эти негодяи, погубившие Анну, подбираются к королеве.
Нэн наблюдала за пчелой, которая летала от цветка к цветку, собирая пыльцу. Она завидовала ей - та ничего не знала о дворцовых интригах, о страхе и о тех ужасных страданиях, которым могут подвергнуть хорошую, добродетельную женщину, хотевшую только одного - чтобы ей разрешили думать самостоятельно.
"А что дальше?" - спрашивала себя Нэн.
Она жила в постоянном страхе, что ее саму отвезут в Тауэр. А вдруг ее тоже подвергнут пытке? Она боялась не столько боли, сколько того, что она окажется недостаточно сильной, чтобы сохранить молчание и не выдать королеву.
Каких только трагедий не видел этот сад! Нэн казалось, что напряжением и ужасом наполнен сам воздух этого места, - столь многие страдали здесь, столь многие ходили по этому саду, предчувствуя свою гибель.
И теперь придворные говорят, что дни Катарины Парр сочтены.
Король рыскал своими глазками повсюду - повторялась история с Анной Болейн.
"Я готова умереть за нее! - думала Нэн, ибо умереть было легко. - И я молюсь, чтобы я не стала причиной ее гибели".
Но надо идти. Она должна, вместе с другими дамами, прислуживать королеве в ее покоях. В покоях королевы... Неужели в них скоро поселится другая женщина, которая придет на смену Катарине Парр?
Нэн уже собиралась было пересечь обширный двор, как вдруг увидела человека, торопливо шедшего по нему. Это он скинул плащ, чтобы самолично поворачивать дыбу и усилить и без того неимоверные страдания Анны Эскью. Нэн подалась назад и спряталась за арку.
Сэр Томас Райотесли, лорд-канцлер, улыбался, и Нэн подумала, что никогда еще не видела его таким довольным.
Что это значит? Какую еще гадость он задумал?
Он в большой спешке пересекал двор, и вдруг из его рукава по какому-то чудесному стечению обстоятельств выпал свиток и остался лежать на камнях, которыми вымощен двор. Нэн думала, что он поднимет его, но Райотесли даже не заметил пропажи.
Он скрылся во дворце.
С бешено бьющимся сердцем Нэн выбежала из укрытия и быстро подняла свиток. Она понимала, что это очень важные документы, но не стала задерживаться, чтобы прочитать их, а засунула за корсаж и со всех ног бросилась в покои королевы. Ее интуиция подсказывала, что самодовольная улыбка на лице канцлера имела прямое отношение к этому свитку.
Очутившись в небольшой прихожей, она вытащила документы из-за корсажа и стала рассматривать один из них. Она увидела печать и подпись короля и с ужасом поняла, что это был приказ об аресте.
Потеряв дар речи, она не могла оторвать от него глаз - никогда еще в своей жизни она не испытывала такого ужаса.
- Что же мне делать? - прошептала она. - Что делать?
Она закрыла глаза и прочитала короткую молитву, прося, чтобы Бог помог ей и подсказал, как лучше поступить. Затем она снова засунула документы за корсаж и бросилась разыскивать королеву.
* * *
Королева сидела в своей комнате вдвоем с сестрой. Она не могла заставить себя взяться за вышивание, которое лежало на скамье у окна.
Катарина чувствовала приближение беды - все придворные тоже ощущали это. Она заметила быстрые взгляды, которые король время от времени бросал на нее. Все дамы и кавалеры двора тоже их замечали. И они ждали, с некоторой долей фатализма, повторения событий прошлых лет.
Леди Херберт, так же как и другие, ощущала напряженность, разлитую в воздухе. Но она боялась не только за сестру, но и за мужа, лорда Херберта, который, как и она, был ярым сторонником новой веры. Да, могущественные Сеймуры принадлежали к их партии, но все прекрасно понимали, зная живость их ума, что при первых же признаках грозы они сумеют ловко вывернуться и оставят своих друзей на произвол судьбы.
Трагедию, случившуюся с Анной Эскью, нельзя было ни забыть, ни истолковать неправильно. Это было суровое предупреждение им всем, тень, которую отбрасывает надвигающаяся гроза.
Катарина заговорила об этом, ибо кому же еще высказать свои тревоги, как не сестре?
- Не могу говорить об этом, - сказала она. - Но и молчать не могу.
- Сестричка моя, когда на душе тревожно, лучше облегчить ее словами, чем молчать.
Сколько же в пей было мужества! О, Анна, может ли кто-нибудь из нас сравняться с ней?
Сомневаюсь. Анна, похоже, родилась, чтобы стать мученицей. Она мечтала об этом. Она была совсем не такая, как все мы. Она с радостью бросилась в объятия смерти, но, дорогая моя Кейт, ты и я... мы-то мечтаем совсем о другом.
- Да, ты права, сестра.
Анна спросила:
- Ты все еще думаешь о Сеймуре, так ведь?
- Да.
- Дорогая моя Кейт, это неразумно.
- Любовь всегда неразумна.
- Иногда я думаю...
- Ты думаешь, что я глупа, раз люблю его, так медь? Ты видишь его при дворе - он и виду не показывает, что я ему дорога, и бросает взгляды на других. Но, Анна, что ему еще остается делать? Разве может он показать, что любит меня, жену короля?
Анна Херберт вздохнула и отвернулась. Трагическая смерть Анны Эскью была более безопасной темой для разговора, чем любовь Томаса Сеймура.
- Я почти не спала с тех пор, как Анну Эскью бросили в Тауэр, - сказала она.
- И я тоже. Мне снятся сны, Анна... не сны даже, а самые настоящие кошмары. Я вижу ее на дыбе... такую хрупкую... такую нежную. И с каким мужеством она перенесла пытку и никого из нас не выдала! Я рада, что мы хоть как-то сумели облегчить ее пребывание в тюрьме.
- Это было глупо - посылать Нэн с одеждой и едой, - ответила Анна. - Но я рада, что мы это делали. Мне, как и тебе, снятся ужасные сны... о том, что все раскрылось. Мне снится, что Нэн... малютку Нэн... поймали и подвергли пыткам. Королева вздрогнула всем телом.
- Если бы она нас выдала, меня бы заточили в Тауэр.
- Дорогая Кейт, я думаю, что это было самое заветное желание Гардинера. Скажу тебе правду, сестричка. Им нужна была ты... а не бедная Анна Эскью.
- Как я его ненавижу... и Райотесли тоже... Этого палача Райотесли, который своими руками пытал Анну. Я ненавижу их обоих!
- Не распаляй себя ненавистью, ты должна оставаться хладнокровной и спокойной... как и они.
- Анна... дорогая моя сестра... что же мне делать?
Анна Херберт встала и, подойдя к королеве, положила ей руки на плечо и, притянув ее к себе, крепко обняла.
- Знай же, Кейт, - когда король надел тебе на палец обручальное кольцо, над твоей головой навис топор палача.
- Я знаю это, Анна. Я стараюсь быть мужественной, но мне так страшно. Когда я думаю, какое меня ждало счастье...
- Тише! Не надо говорить о Сеймуре! Ты не должна даже думать о нем. - Рот Анны Херберт стал жестким. - Ты должна брать пример с него. Когда он смотрит на тебя, то кажется, что он совсем позабыл о том, что когда-то собирался взять тебя в жены!
- Он умен. Нет, он не забыл, но при этом помнит, что одного неосторожного слова достаточно, чтобы отправить нас обоих на эшафот. О, Анна, как часто я думаю о двух других королевах... Анне Болейн и Екатерине Ховард!
- Ты не должна о них думать! Не должна!
- Но разве это возможно? То, что случилось с ними, случится и со мной.
- Нет! - Анну испугали истерические нотки в голосе сестры. - У нас есть преимущество - мы ведь знаем, какая судьба постигла Анну и Екатерину.
Катарина дико захохотала, и от этого смеха страх ее сестры вспыхнул с новой силой. Неужели это ее Кейт, всегда такая спокойная, всегда такая разумная? От прежней Катарины остались только воспоминания. А ведь ее всегда называли благоразумной крошкой Кейт. С каким спокойствием она восприняла известие о том, что ее выдают замуж за лорда Боро, и как быстро приспосабливалась к жизни со своими престарелыми мужьями. В прежние годы в ее голосе не было даже признаков истерики. Но последние три года жизнь Катарины целиком зависела от каприза коронованного убийцы, и она не выдержала такого напряжения. Да на ее месте любой человек потерял бы самообладание.
- Смерть - неподходящая тема для разговора, - сказала Анна. - Разве мы можем знать, когда она нас настигнет? Подойди сюда. Я хочу, чтобы ты посмотрела мою вышивку.
- Она прекрасна, - сказала королева. После короткой паузы продолжила: - Я часто вспоминаю свою жизнь в Йоркшире. Долгие летние дни и жужжание пчел в лаванде. Мы так любили сидеть с мужем в саду и болтать... о всяких пустяках - о том, что надо прополоть грядки, и о проделках наших работников. Как сильно отличалась та жизнь от нынешней! Я была тогда католичкой.
- Католик ты или протестант - никто сейчас не чувствует себя в безопасности, Кейт. - Да, ты права. От гнева короля не застрахован никто.
В эту минуту раздался стук в дверь.
- Кто там? - крикнула Катарина, и с лица ее сошли все краски.
"Каждый стук, каждый звук кажется ей предзнаменованием смерти", - подумала Анна.
- Пожалуйста, войдите, - упавшим голосом произнесла королева.
Дверь открылась, и обе женщины испытали огромное облегчение, ибо там стояла Нэн.
Но что с нею сталось! Ее лицо покрылось пятнами, а глаза были совершенно дикими; она прижимала обе руки к своему корсажу, как будто боялась, что кто-нибудь отберет у нее то, что было там спрятано.
- Ваше величество... - пробормотала она. Нэн не упала на колени, а стояла, переводя дикий взгляд с королевы на ее сестру.
- Ты сама на себя не похожа, Нэн, - сказала королева, - что тебя так потрясло?
- Ваше величество, я сама не знаю, что я сделала. Я думала, так будет лучше...
- Подойди, Нэн. Расскажи мне, что с тобой стряслось?
Нэн подошла, вытаскивая из-за корсажа документы.
- Это было во дворе, ваше величество. Я видела канцлера. Он улыбался, и у него был такой... зловещий вид, что я очень испугалась, не задумал ли он очередной пакости. А потом... из рукава у него выпали вот эти бумаги, я подняла их и хотела было догнать его, но что-то меня удержало. И... я увидела на них имя вашего величества... поэтому я принесла их вам. Если я сделала что-то не так, то только из любви к вашему величеству.
Королева взяла документы и сказала:
- Нэн, ты правильно сделала, что принесла их мне. Если... если они предназначены для кого-то из придворных, я прослежу, чтобы их передали по назначению.
- Спасибо, ваше величество.
Нэн успокоилась - она сделала все, что могла. Катарина сказала:
- Ты можешь идти, Нэн.
Но сестра ее, глядя на нее, почувствовала, каких усилий ей стоит сохранять самообладание.
- Надеюсь... надеюсь, я правильно поступила, ваше величество, - сказала Нэн, падая на колени.
- Да, Нэн. Да.
Нэн ушла, и леди Херберт быстро спросила:
- Что это за бумаги?
- Они касаются меня, Анна. Прочитай вот это! Ты видишь...
Анна взяла бумагу и тут же поняла, что то, чего она боялась больше всего на свете, свершилось.
- Это приказ о моем аресте, - медленно проговорила Катарина, и в ее голосе послышался истерический смех.
- О боже! - вскричала Анна. - Они решили арестовать тебя! Все-таки решили.
Она все еще смотрела на бумагу; как ей хотелось поверить, что глаза обманывают ее, что страх и гнев заставили увидеть то, чего нет. Но она знала, что глаза не лгут. И вскричала в гневе:
- Это козни Райотесли! Его... и Гардинера. Будь моя воля, я бы их поубивала!
- Но это не в твоей власти! - воскликнула Катарина. - Власть в их руках. И они хотят убить меня.
- Нэн видела этот приказ. Она рисковала жизнью, принеся его сюда. Тебя любят очень многие, Кейт, не забывай об этом. Не забывай, моя дорогая сестричка. Райотесли шел к королю. И он бы из кожи вон вылез, чтобы убедить его подписать этот приказ.
Смех Катарины, казалось, заполнил всю комнату.
- Разве ты не видишь? Разве ты не видишь ее, Анна?
Анна в изумлении уставилась на сестру.
- Подпись короля! - в диком возбуждении воскликнула Катарина. - Король уже подписал этот приказ. Смотри, вот она! Королевская подпись на приказе об аресте королевы.
Катарина подошла к окну и посмотрела в сад, где красные и белые розы тянули свои головки к яркому солнцу.
Она прошептала:
- Меня отведут к реке и посадят в лодку, которая отвезет меня в Тауэр. Я войду в ворота Предателей. То, чего я так долго боялась, скоро свершится. И ничто не сможет это предотвратить! О, Томас, как бы мы были счастливы вместе - ты и я. Но судьба распорядилась иначе. Я стала не твоей женой, а королевой. Я часто думала о том, что испытывали те, кто прошел этот путь до меня, - от королевской милости до королевского гнева. Теперь мне уже не надо об этом думать.
Она повернулась к сестре.
- Не надо плакать обо мне, Анна. Надо мной нависла тень. Я видела, как она надвигалась. Милая моя сестричка, я ведь не легкомысленная девчонка и прекрасно понимаю, что путь, оказавшийся тернистым для других, не может быть гладким для меня.
- Катарина... может быть, это еще не конец.
Но королева медленно покачала головой.
- Я знаю одно - ты была права, когда говорила, что, надев мне на палец обручальное кольцо, король приговорил меня к смерти. Тому, кто делил трон с Генрихом Английским, не избежать смерти. И моя уже совсем близка.
Анна Херберт смотрела на королеву широко раскрытыми глазами, полными ужаса. "Это спокойствие напускное, - подумала она, - но что будет дальше? Спаси ее, - молила Бога Анна. - Спаси! Ей еще рано умирать - она молода, мила и добра и никому еще преднамеренно не сделала зла. О Боже, даруй ей жизнь! Дай ей возможность испытать счастье. Не пришло еще время ей умирать, Господи... не пришло".
А королева долго стояла у окна, глядя на белые и алые розы Йорков и Ланкастеров, цветущие бок о бок за оградой, выкрашенной в цвета Тюдоров.
* * *
Королева лежала в постели. Придворные дамы задвинули полог ее кровати, но звук отчаянных рыданий был слышен даже в соседних покоях.
Стены этого дворца не раз уже слышали рыдания королев. А в галерее еще не смолкло эхо криков пятой жены Генриха. Неужели шестая жена надеялась избежать судьбы других?
- Что это такое? - спрашивали постельничие короля, услышав звуки королевского горя. - Что случилось? Почему мы ничего не знаем?
Они догадывались, что должно было случиться то, что происходило с другими королевами.
Как далеко зашел гнев короля? Будет ли смерть королевы означать гибель и для других? Сеймуры еще в силе, но, может, падение королевы приведет и к падению их партии? Тем, кто принял протестантскую веру, надо теперь вести себя осторожнее, ибо, если король решил избавиться от королевы, он будет менее благосклонен и к ее приверженцам. Физические потребности короля всегда в определенной мере диктовали его государственную политику. Он был безжалостным правителем с ненасытным аппетитом.
В предположениях не было недостатка. Истерические рыдания королевы раздавались весь день, и многие думали, что она была на грани сумасшествия.
Леди Херберт и Нэн сидели вместе в передней. Их объединяла преданность королеве.
- Боюсь, что она умрет, - сказала Анна Херберт.
- Какая беда на нас обрушилась! - сказала Нэн, по щекам которой струились потоки слез. - Словно буря, своим напором валящая лес. А с большими деревьями погибнут и маленькие растеньица.
- Надеюсь, что нет. Я не хочу терять надежды, Нэн. Я боюсь за ее разум. Не могу поверить, что это плачет моя Кейт, моя спокойная сестра Кейт.
- Это все оттого, что она чувствует занесенный над нею топор. Если бы надо мной тоже навис топор палача, я бы просто сошла с ума. По всему дворцу люди приглушенно шепчутся. Мне вчера приснилось, что я иду в сопровождении двух алебардщиков, и топор одного из них повернут в мою сторону.
- Надо поскорее забывать такие сны, Нэн.
- Я проснулась с мокрым от слез лицом. О, миледи, сейчас с большим уважением говорят о герцогине Саффолкской. Похоже, многие уже оказывают ей почести, как королеве.
- Не думаю, что кто-нибудь завидует ей, Нэн. Станет ли она седьмой женой? Дойдет ли она до этого... до близости к сумасшествию и до топора, занесенного над ее головой?
- Некоторые пойдут на все, миледи, ради короткого мгновения славы.
- Только не после этого. И если король хочет избавиться от королевы под предлогом того, что она еретичка, то как он может жениться на миледи Саффолкской, которую можно обвинить в том же?
- Король сделает все, что ему захочется.
- Не надо говорить о короле. О боже, ты слышишь эти рыдания? Бедная девочка! Бедная Кейт! Какая пытка!
- Ее слышно даже во дворе. Все притихли - ждут и слушают.
- О, моя милая сестра! - вскричала леди Херберт, сама принимаясь плакать. - Разве она когда-нибудь причинила кому-нибудь зло? А этот развратник... думает только о том, чтобы удовлетворить свои желания!
- Тише, тише, миледи. Нас могут подслушивать.
- Нэн... дорогая моя, добрая Нэн, я могу сказать своей сестре одно: "Над тобой нависла смерть, Катарина Парр, но твоя доброта заставила многих полюбить тебя".
- Миледи, кто-то сказал, что если бы Екатерине Ховард удалось поговорить с королем, она бы спасла себя.
- Но, дорогая Нэн, на этот раз обстоятельства сложились по-другому. Екатерину Ховард король очень сильно любил, и никакая леди Саффолкская не собиралась занять ее место. - О, миледи, мне кажется, кто-то стучится в дверь.
- Иди... иди побыстрее и посмотри, кто там. Может быть, нас подслушивали.
Ее слова заглушил громкий стук в дверь.
- Никого не впускай! - прошептала леди Херберт. - Скажи, что королева смертельно больна и никого не хочет видеть.
Глазами, полными ужаса, леди Херберт смотрела на дверь. Нэн открыла ее и закрыла за собой. Из спальни королевы донеслись звуки рыданий.
Нэн вернулась, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней. Ее глаза расширились от ужаса.
- Кто это, Нэн?
- Сэр Томас Сеймур.
- Что ему надо?
- Он хочет перекинуться словечком с ее величеством королевой.
- Да он сошел с ума!
- Он говорит, что это очень важно. Он очень торопится. Он просит ради всего святого впустить его, во имя вашей любви к королеве.
- Веди его сюда, Нэн. Да поскорее.
Леди Херберт встала и встретила Томаса у двери.
- Милорд, - вскричала она, - вы сошли с ума... прийти, вот так, в спальню королевы!
- Меня никто не видел, - ответил Сеймур, торопливо закрывая дверь. - Как чувствует себя королева?
- Она больна... лежит при смерти.
- Но надежда еще есть. Я пришел предупредить ее. Король услышал ее рыдания.
- И что из этого?
- Он идет сюда. Он хочет увидеть королеву.