- Бог сбережет тебя, Кейт. Бог сохранит твое счастье.
- У тебя в глазах слезы, Анна!
- Неужели, сестричка моя? Это я от радости за тебя. Но неужто можно вынести столько страданий и сохранить веру в мужчин? Не знаю, как ты можешь быть такой наивной, дорогая сестричка. Не знаю.
- А-а! - вскричала Катарина, обнимая ее. - Но ведь ты совсем не знаешь моего Томаса!
Глава 7
Месяцы, прошедшие после смерти короля, принцесса Мария провела в своих поместьях в Уонстеде и Норфолке.
Так посоветовали ей друзья, ибо ее имя очень часто упоминалось во время следствия над Сюрреем. Одно из обвинений, выдвинутых против него, заключалось в том, что он намеревался жениться на принцессе, а по мнению некоторых людей, это вполне могло означать, что они с Марией состояли в заговоре.
Мария когда-то чуть не погибла по воле своего отца - ей чудом удалось тогда спастись, - и у нее не было никакого желания снова оказаться в подобной ситуации. Она - католичка и останется верной Риму до самой своей смерти; нынешний же король и большинство членов его Совета принадлежат к реформатской партии, поэтому те, кто хотел ей добра, решили, что принцессе Марии лучше покинуть двор.
Она знала, что за ней следит множество глаз и что в случае смерти своего брата королевой станет она. Она будет рада этому, но не из тщеславия, а потому, что дело Рима наконец-то восторжествует. Поэтому Мария проводила долгие часы в молитвах и следила за своим здоровьем, чтобы, когда придет ее время, оно не подвело.
В июне она неожиданно получила письмо от Томаса Сеймура. Его женитьбу на вдове отца Мария считала верхом неприличия, свидетельством дурного вкуса этого человека. Она свято верила в незыблемость традиций и считала, что никто не имеет права их нарушать. В свое время она очень любила Катарину Парр, но, обнаружив, что ее подруга увлеклась новой верой, почувствовала разочарование в ней. После поспешного замужества Катарины Мария потеряла к ней всякое уважение, ибо не могла понять, как женщина благородного происхождения позволила убедить себя пойти на такое.
Поэтому, получив письмо от Томаса Сеймура, Мария отнеслась к нему с подозрением и неприязнью.
Он спрашивал ее согласия и благословения на брак с Катариной Парр.
"Поздновато спохватился! - подумала Мария. - Ибо мне прекрасно известно, что они уже обвенчались, и что это произошло еще в мае, если не раньше".
Она села к столу и написала адмиралу короткое письмецо. Она поблагодарила его за то, что он спрашивал ее разрешения на брак, "но, - писала она дальше, - я не думаю, что королева так быстро забыла короля, что готова уже вступить в новый брак. Что касается меня, то я - девица и ничего не понимаю в любовных делах. Вы должны простить мне мою невинность и проявить к ней уважение".
Написав эти слова, она улыбнулась - он хитер, но и она умеет быть хитрой. Неужели он думает, что она не получает вестей из Лондона и не знает, что они с королевой уже поженились?
Тут ее мысли перескочили на младшую сестру. В каком ужасном положении оказалось это дитя - жить под одной крышей с мужчиной и женщиной, которые не имеют никакого представления о приличиях!
Это надо исправить.
И Мария написала Елизавете письмо, предложив ей переехать к ней, ибо была уверена, что сестра невыразимо страдает оттого, что вынуждена жить в одном доме с дамой, которая еще совсем недавно была женой ее отца, а теперь вышла замуж за другого.
- Проследи, чтобы леди Елизавета получила это письмо как можно скорее, - велела она посланцу. - Я думаю, она ждет его. А мы пока все приготовим, чтобы она могла поселиться в Уонстеде.
Но Елизавета, прочитав письмо сестры, очень встревожилась. Она не хотела обидеть Марию, отклонив ее приглашение, но и принимать его не собиралась. Запереть себя в доме этой ханжи Марии, проводящей свои дни в чтении религиозных книг, молитвах и вышивании, когда здесь, в Челси, или в доме Сеймура, или в замке Садли столько развлечений! Да ни за что!
Елизавета не собиралась ни при каких условиях принимать приглашение сестры, но свой отказ надо было обставить так, чтобы не обидеть Марию. Ведь та, будучи наследницей престола, имела все шансы стать королевой, и если Елизавета нанесет ей обиду, то положение ее сильно осложнится.
"Надо принять ее приглашение, - подумала принцесса. - Я не должна рисковать ее добрым отношением ко мне. Но как я смогу уехать, если здесь я каждый день вижу Томаса?"
И любовь одержала верх над трезвым расчетом. Елизавета сказала себе - так, наверное, поступил бы и ее отец, - что, заявив Томасу Сеймуру о своем желании покинуть его дом, она обидит его. Ведь в один прекрасный день он может стать лордом-протектором Англии. Случись что-нибудь со старшим дядей короля - кто же займет его место, как не обожаемый младший дядюшка!
"Нет, - сказала Елизавета своей совести. - Я не могу обидеть адмирала".
И она, тщательно подбирая выражения, написала сестре письмо, в котором сообщила ей, что должна, набравшись терпения, вытерпеть то, что нельзя изменить. Она относится к этому браку точно так же, как и ее высокочтимая и горячо любимая сестра, однако чувствует, что, продемонстрировав свое негативное отношение к нему - чем могут посчитать ее внезапный отъезд из этого дома, - она только ухудшит положение. Они не должны забывать - ее любимая сестра и она, - что они теперь совершенно беззащитны, да и раньше-то у них было не так уж много защитников, поэтому они не должны забывать, что, совершив подобный поступок, они наживут себе врагов среди очень влиятельных людей. Нет, единственное, что им остается, - это спрятать поглубже свою боль, которую причинило им оскорбление, нанесенное памяти их царственного отца; и, хотя она искренне сожалеет о невозможности присоединиться к своей сестре и разделить с ней радость проживания под одной крышей, она думает, что ей лучше остаться здесь, в доме королевы, которую король-отец назначил ей в опекунши.
Запечатывая это письмо, Елизавета улыбалась. Жизнь казалась ей прекрасной. Она научилась уже понимать себя. Хорошо, что Сеймур женился, ведь, будучи холостяком, он мог в конце концов уговорить ее выйти за него замуж, и тогда прощай ее мечта стать королевой. Женившись, он больше не сможет дразнить ее перспективой их брака, который стал бы крушением всех ее надежд.
Принцесса могла теперь спокойно отдаться своему любимому развлечению - флирту, этой опасной прелюдии, которая никогда не завершится тем, чего так страстно желал Сеймур и что, по мнению Елизаветы, было ей совершенно безразлично. Она хотела бродить по садам Эроса, ни в чем не ограничивая своей свободы, а единственный способ, который помог бы ей достичь этого, - никогда не допускать завершения своего путешествия.
* * *
Томас и Катарина были счастливы в замке Садли - древнем величественном здании, которое досталось Сеймуру вместе с титулом.
Парки, окружавшие замок, были прелестны, и летом новобрачные гуляли в них целыми часами.
Это был их медовый месяц, поэтому принцесса Елизавета не сопровождала их.
Сеймур был рад, что они гуляли одни, - он мог посвятить все свое время одной Катарине.
Они любовались замком, парком и прекрасными пейзажами Глостершира.
- Могла ли ты мечтать о таком счастье? - спрашивал жену Сеймур.
- Мечтать-то я могла, - отвечала она, - Но не верила, что эти мечты когда-нибудь осуществятся. Томас, я всегда боялась, что когда-нибудь тебе надоест ждать... и ты на ком-нибудь женишься.
- Я мог бы ждать тебя хоть десять лет, хоть всю жизнь.
И он сам верил в то, что говорил. Он верил, что любовь, которую он испытывал в эту минуту, была самой большой любовью в его жизни. О Елизавете он забыл. Он любил всегда только Катарину, он ждал ее долгие годы, он был верен ей и никогда не думал о браке с другой женщиной, земли и богатства для него - ничто. Так думал Томас Сеймур в эти летние дни, проведенные в замке Садли.
Лежа на траве подальше от своих слуг и придворных, они строили планы на будущее - совсем как парочка сельских любовников, простых людей, до которых никому не было дела.
Томас раскрывал перед Катариной свои планы.
- Мы заберем драгоценности у моего брата и его жены. Мы не позволим, чтобы с нами так обращались.
- Мне хотелось бы навсегда остаться здесь и не возвращаться ко двору.
- Я тоже был бы рад осесть здесь. - Однако, произнося эти слова, Томас вовсе не собирался отказываться от своей мечты занять когда-нибудь место своего брата. - Мой брат находится под каблуком у своей жены, - продолжал он. - Это она заставила его забрать у нас драгоценности.
- Я уже говорила тебе, что сейчас, без этих украшений, я гораздо счастливее, чем в ту пору, когда они были моими.
- Ты самое дорогое для меня существо, Кейт, и я очень люблю тебя. Ты права - зачем нам все эти драгоценности... титулы... все эти честолюбивые замыслы? Зачем нам все это?
Он поцеловал ее, и они снова улеглись на траву, радуясь возможности побыть вместе.
Но Томас не мог не говорить о своих планах.
- Король скоро начнет подумывать о женитьбе, - сказал он. - А я не вижу для него лучшей невесты, чем леди Джейн Грей.
- И я тоже. Я всегда хотела, чтобы они соединились. Она очень мила - хорошо образованна, добра и к тому же из хорошей семьи. Она будет носить корону с большим изяществом.
- И к тому же она любит нас... так же как и король. Но мой брат со своей женой хотят женить его па своей дочери.
- На маленькой Джейн Сеймур! Нет, Томас, она ему не подходит. Пусть лучше будет Джейн Грей!
- И я так думаю!
- Но имеем ли мы право вмешиваться в это дело?
- Дорогая моя, нам надо подумать о нашем месте при дворе. Чем больше власти приберет к рукам мой брат, тем наглее он будет вести себя с нами. Если дать ему волю, то вскорости отберет у нас не только королевские украшения, но и наши дома и земли.
- Мне сейчас совсем не хочется думать о нашем месте при дворе. Я так счастлива здесь... что хотела бы остаться здесь навеки... и вообще позабыть о существовании двора.
Томас улыбнулся, нежно вздохнув вместе с ней, но он был не такой человек, чтобы отказаться от своих амбиций только потому, что обрел счастье в браке.
- Знаешь, когда заходит речь о короле и леди Джейн, мне хочется поскорее завести своих детей, - сказала Катарина.
- И мне тоже, моя любимая.
- Но я боюсь, Томас. У меня ведь никогда не было детей. А я так хочу родить тебе ребенка!
Томас склонился над ней и поцеловал.
- Кейт, я тоже хочу детей - сыновей и дочерей. Но не надо думать о них, если это тебя расстраивает.
Катарина сказала:
- Раньше, когда я слышала звон колоколов, мне казалось, что они вызванивают: "Сыновей, сыновей!" - словно напоминая мне, что если я не рожу королю наследника, то они зазвонят на моих похоронах. И я молила Бога даровать мне сына. О, Томас, я так боялась, что если у меня не будет сына, то меня казнят, как Анну Болейн.
- Я знаю об этом, - успокоил он ее. - Но все позади, все прошло. Поэтому, хотя я тоже мечтаю о сыне, я не хочу, чтобы ты думала об этом. У меня есть ты, а у тебя - я, Кейт. Если родится ребенок, мы будем ему рады, а если - пет, будем жить друг для друга.
Она взяла его руку и поцеловала, и, когда они шли домой, церковные колокола встретили их веселым перезвоном.
* * *
Это случилось в сентябре, через несколько дней после того, как принцессе Елизавете исполнилось четырнадцать. Лорд и леди Садли переехали в Нэнворт, и принцесса последовала за ними. После отъезда из замка Садли Елизавета все чаще стала замечать на себе внимательный взгляд адмирала.
Она считала себя уже совсем взрослой. Ей уже четырнадцать, а многие принцессы в этом возрасте обзаводились мужьями.
Елизавете казалось, что адмирал тоже считает ее взрослой. В последнее время он что-то очень осмелел. Ситуация складывалась опасная - она жила в доме супружеской пары и была влюблена, правда, не очень сильно, в мужа, и он... кто знает, как сильно он ее любит?
Елизавету очень огорчало, что третьей в этом треугольнике была ее дорогая мачеха, и еще ей хотелось, чтобы Катарина не была так слепо влюблена в своего мужа. "Хотя, - думала принцесса, - не я, так другая ловила бы эти жадные взгляды". И если бы этот распутник бросал такие взгляды на ту, которая не знала бы, как правильно на них реагировать, то дело дошло бы до беды!
Надев черное бархатное платье, Елизавета сказала Кэт Эшли, что отправляется в сад погулять с мачехой и адмиралом.
Но Кэт Эшли заявила, что это платье ей совсем не идет.
- Моя дорогая леди, оно вас старит. В вашем возрасте - носить черное!
- Я уже взрослая, Кэт. Неужели ты не понимаешь, что мне уже четырнадцать лет?
- Да, вам четырнадцать, моя милая, но ведь вы еще совсем девочка.
- Разве черный цвет не подходит к моим волосам?
- Подходит, - признала Кэт.
- Мне уже давно пора одеваться как взрослой.
Кэт обняла и поцеловала ее.
- О, миледи, если бы вы знали, как мне не хочется, чтобы вы становились взрослой!
- Но почему?
- Потому что я боюсь. Боюсь вашего взросления.
- Но почему, дорогая моя Кэт?
- Я боюсь за вас. Сейчас говорят: "Да она еще совсем ребенок..." - и думают о вас как о ребенке... не играющем никакой роли в политике.
- Но ведь это не так, госпожа Эшли! И я совсем не хочу, чтобы люди думали, что я не играю никакой роли.
- Но так безопаснее... до тех пор, пока...
- Пока?
- Ну, вы знаете, о чем я говорю.
- Тогда встань на колени и поцелуй мне руку. С этими словами Елизавета сияла с руки браслет и положила его себе на голову.
- Что вы делаете, миледи! - в ужасе вскричала Кэт.
- Но мы же здесь одни, так чего же нам бояться? Только смотри, Кэт, не вздумай болтать об этом!
- Не буду, миледи.
Елизавета взяла Кэт за ухо и больно сжала его.
- Ты слишком много болтаешь с господином Парри.
- О, мое ухо! Мне больно. Отпустите же, вцепились, как дикая кошка. Отпустите мое ухо... ваше... ваше величество!
Елизавета расхохоталась, и браслет упал на пол.
- Плохой знак! - побледнев, сказала принцесса.
- Чепуха! - воскликнула Кэт, ползая по полу в поисках браслета. - Вот он, дайте-ка я надену его вам на руку... где ему и надлежит быть. Храни вас Бог, любовь моя. Храни вас Бог!
- Кэт, глупая, почему ты плачешь?
- Потому что люблю вас, моя дорогая госпожа, люблю так сильно, что мне и самой иногда становится страшно!
- Я знаю, чего ты боишься. Ты опасаешься, что меня постигнет участь той, о которой мы никогда не говорим, да, Кэт? Так давай же поговорим о ней сейчас... чтобы потом... уже больше никогда не затрагивать эту тему. Скажи, я похожа на нее?
- Нет.
- Она ведь была красавицей, правда?
- Ее очарование складывалось не из одной только красоты.
- Но ведь и это не спасло ее. Ни ее очарование, ни красота... не смогли спасти ее от гибели.
- Она была необузданной и полной огня, - сказала Кэт, - и многие мужчины любили ее. Среди них был и король. Говорят, что он никого не любил так сильно. Но и это тоже не спасло ее.
- Он сделал ее королевой... вознес на недосягаемую высоту и тут же низринул в пропасть. Но я стану королевой по праву, ибо я - дочь короля. Запомни это.
- Я никогда об этом не забываю, миледи.
- И если мне хочется носить черное бархатное платье, я буду его носить.
- Носите, если хотите, но только не думайте, что мне это нравится.
- Ну почему тебе не нравится? - жалобно спросила Елизавета.
- Потому что вы в нем выглядите старше своих лет.
- А кого это волнует?
Кэт Эшли погрозила принцессе пальцем:
- Будьте осторожны, миледи. Вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Когда я вижу, какие он кидает на вас взгляды, меня охватывает дрожь.
- О, Кэт... и меня тоже! Но не бойся, я не столь очаровательна, как она... и, хотя в живости мне не откажешь, до нее мне далеко. Меня тоже будут любить многие мужчины, но никому никогда не удастся меня обмануть!
С этими словами она спокойно вышла из комнаты и отправилась в сад.
Здесь она нашла свою мачеху и адмирала, которые гуляли по аллейкам.
При ее приближении адмирал отвесил ей насмешливый поклон. Катарина улыбнулась, не подав и виду, что ее приход нарушил их уединение.
"Неужели королева не замечает тех взглядов, которые он бросает на меня?" - удивилась Елизавета. Она надменно взглянула на Томаса, желая показать ему, что не одобряет его поведения с ней... в присутствии его жены.
- Помилуй Бог, - насмешливо воскликнул адмирал, - неужели это леди Елизавета собственной персоной?! Как ты ее находишь, Кейт?
- Она очаровательна, - ответила Катарина.
- Я с тобой не согласен, - произнес Томас. - Мне не нравится ее платье.
Елизавета произнесла дерзким тоном:
- Неужели? А я и не знала, что в обязанности отчима входит выбор платьев для падчерицы.
Томас вскинул брови:
- Обязанности отца в отношении приемной дочери весьма многообразны, в особенности если это принцесса, которой неизвестно почему взбрело в голову облечь свои прелести в черное платье. - Меня совершенно не трогает, что вам пришлось не по нраву мое платье, - сказала Елизавета, отворачиваясь от него. - Главное, чтобы оно понравилось моей матери.
Но, увидев, что она отвернулась, Томас схватил ее за плечи и грубо развернул к себе.
- Что вы себе позволяете? - вскричала Елизавета, вспыхнув от гнева. - Как вы смеете со мной так обращаться?
Но тут раздался веселый смех Катарины.
- Это он так играет, моя дорогая. Томас, ты не должен позволять себе такие игры с принцессой, ведь она уже большая.
- Нет, любовь моя, надо отучить ее от привычки дерзить старшим. Знаешь, почему она надела это черное платье, Кейт? Мне кажется, она носит траур. А разве она оплакивает кого-то? Ты что-нибудь знаешь об этом, Кейт?
- Да нет, она надела черное платье, потому что этот цвет ей идет, вот и все. И он ей действительно к лицу. Признайся, что ты и сам это видишь.
- Не хочу ничего признавать. Говорю тебе, она оплакивает какую-то потерю. Наверное, тайного возлюбленного. Смотри, она покраснела!
- А вот и нет! А вот и нет! - вскричала Елизавета.
- Отпусти ее, мой дорогой, - сказала Катарина. - Разве ты не видишь, что она сердится?
- Тогда надо отучить ее от привычки сердиться на своего отчима, который ее очень любит. У этой негодной девчонки завелись от нас секреты! Что же это за возлюбленный, по которому вы носите траур? Признавайтесь, принцесса, вы не должны от нас ничего скрывать!
Елизавета попыталась выскользнуть из его объятий, но от резкого движения платье ее разорвалось, обнажив плечи. Она поняла, что Томас специально порвал его...
- У нее удивительно белая кожа! - воскликнул Томас. - Ты не находишь? Грех скрывать такую красоту под этим уродливым черным одеянием.
- Вы порвали мне платье, - закричала Елизавета, - и за это купите мне новое!
- Смотрите, какие мы жадные! - Томас поймал ее за юбку в ту самую минуту, когда она собиралась бежать.
Катарина рассмеялась: