- Ты строг с королем, а Томас - мягок. Томас подкупает его деньгами и своей лаской. Берегись своего брата.
- Я все прекрасно понимаю, Анна. Я ни на минуту не спускаю с него глаз. Томас знает, как очаровывать людей, но на этом его достижения заканчиваются. Он ведь глупец, мой младший братец.
- Но он и одним своим очарованием многого сумел добиться. Например, королевы.
- Я не боюсь ни Томаса, ни его королевы. Ведь мы с тобой для них - достойные противники.
Анна улыбнулась. Они всегда были заодно, связанные любовью и своими честолюбивыми замыслами. С ней он не был холодным и безжалостным, с ним она не была гордой и надменной.
- Дорогая моя, - сказал Эдвард. - Женитьба моего братца заставила меня задуматься. Что ты скажешь о том, чтобы выдать нашу дочь Джейн замуж за короля? Это будет уже не первая Джейн Сеймур на троне.
Герцогиня вспыхнула от радости.
- Наша дочь... станет королевой Англии!
- Тебе это по нраву, правда? А что ты скажешь о браке леди Джейн Грей с нашим сыном?
Анна схватила его за руку и сжала ее.
- Наша дочь станет королевой! - повторила она. - А сын женится на той, что стоит очень близко к трону. Милорд, мой дорогой муж, нас ждет великое будущее!
- Ну, вот видишь, любовь моя, у нас все хорошо. Так что не будем завидовать Томасу с его королевой!
Анна сразу же стала серьезной.
- Но ведь он уже получил свою королеву, уже влияет на короля, а наша дочь еще не королева Англии, а сын - даже не обручен с леди Джейн Грей. Мне кажется, стоит показать Томасу, что насмехаться над властью протектора опасно.
- Как же ты предлагаешь продемонстрировать ему наше неудовольствие?
- Забрав назад драгоценности, которые король подарил Катарине Парр. Теперь она не имеет права владеть ими, ибо они принадлежат короне, и ты, как протектор, несешь за них ответственность.
Эдвард лукаво взглянул на нее.
- И многие из них очень подошли бы тебе, моя дорогая.
- Разумеется. Но они мне не принадлежат, а почему, спрашивается, жена твоего младшего бра- та должна украшать себя драгоценностями, которые не могу носить я?
Эдуард обнял ее за талию.
- Почему, в самом деле, - сказал он, - жена моего брата должна носить бриллианты, которых нет у моей жены!
* * *
Некоторым людям бывает трудно сосредоточиться на учебе, но юная Елизавета не принадлежала к их числу. Как бы ни была она оскорблена и унижена, временами она совсем забывала об этом. Она рассматривала случившееся недоразумение с Сеймуром как полезный опыт, который многому ее научил; в первую очередь тому, что никакие книги не дадут ей знания человеческой натуры, которое, возможно, пригодится ей больше любого другого. Ведь главное требование для того, кто собрался править людьми, заключается в умении понимать их.
Поэтому, даже проливая слезы и поддаваясь приступам тайного гнева, Елизавета не могла ненавидеть новобрачных.
У нее хватило мужества взглянуть правде в лицо. Катарина любила Томаса Сеймура, для нее он не был расчетливым волокитой, поэтому глупо сердиться на королеву. Что касается Томаса, то он таков, каков он есть, а она никогда не считала его святым.
Она должна быть спокойной, она должна научиться понимать мотивы поступков других людей, и потому надо приветствовать любой опыт, каким бы горьким он ни был.
Ее слуги были ее друзьями, поскольку она никогда их попусту не гоняла. Юная красота принцессы, опасное положение, в котором она находилась, беспокойное детство, оставшееся позади, - все это трогало их до глубины души и привязывало к ней. Более того, хотя принцесса обращалась с ними высокомернее многих других, она временами бывала на удивление сердечной. Она дорожила своими слугами и, если они попадали в беду, всегда вставала на их защиту. Такое отношение привязывало к ней, и даже если Елизавета и понимала, на чем держится эта связь, то от этого она не становилась слабее.
Ее казначей, Томас Парри, не задумываясь, сообщил ей о предательстве адмирала. Когда он услышал о женитьбе Томаса на королеве, взгляд его стал лукавым, и Елизавета, увидев это, захотела узнать, в чем дело.
- Миледи принцесса, - сказал Парри, - Сеймур женился на королеве, но, по моему мнению, он надеялся стать вашим мужем.
Елизавета не смогла скрыть торжествующей улыбки.
- Господин Парри, почему вы так думаете?
- Потому что я хорошо помню, что произошло на следующий день после похорон короля.
- И что же?
- Милорд адмирал разыскал меня и засыпал вопросами о вашей светлости.
- Обо мне? Да как ты посмел обсуждать меня с адмиралом?
- Он спрашивал не столько о вас, сколько о ваших владениях, ведь он конечно же знает, что лучше меня никто не осведомлен о состоянии ваших дел.
- Значит, его интересовали мои владения?
- Да, он хотел знать, какие земли и поместья вам принадлежат, и мне кажется, он был очень доволен, когда узнал, что вы получили в наследство.
Глаза принцессы сузились, и она преувеличенно громко рассмеялась:
- Адмирал очень осторожный человек, Том Парри.
- Да, осторожный, миледи. Но мне кажется, его интерес к вам не уступает интересу к вашим землям.
- А что, владения моей мачехи оказались обширней моих, а она сама - более привлекательной?
Она ждала ответа, и Парри, очень ее любивший, не захотел ее разочаровывать.
- Владения - да, миледи, но разве может женщина средних лет сравниться красотой с юной девушкой... которая к тому же...
- К тому же?.. Что вы хотели сказать, господин Парри?
- Признана всеми как истинная красавица. Елизавета вздернула голову.
- Вы мне льстите, - заявила она. - А я пришла к вам не за этим.
И она ушла, а Парри, улыбаясь, посмотрел ей вслед. Она его не обманула - он заметил и порозовевшие щеки, и вспыхнувшие глаза. Он решил, что хоть она и отказала милорду адмиралу - а Кэт Эшли сообщила ему об отказе принцессы, - но в душе жалела об этом. Сеймур знал, как сводить женщин с ума.
Парри тут же рассказал о разговоре с принцессой госпоже Эшли. Они оба были закоренелыми сплетниками, а поскольку благополучие их юной госпожи было делом их жизни, они больше всего на свете любили обсуждать ее поступки.
- Благослови ее Бог! - произнес Парри. - Нашу хитрую, тщеславную, юную принцессу. Благослови ее Бог! Пусть она станет королевой, а я не сомневаюсь, что она ею станет, ибо она очень хитра.
Елизавета шла, чувствуя себя слегка уязвленной тем, что Сеймур задавал вопросы о ее владениях. Она понимала, зачем он их задавал, она и сама бы на его месте спрашивала бы о том же самом и приняла бы решение на основе полученных ответов. Поэтому принцесса, будучи сама очень практичной, не могла винить Томаса Сеймура в том, что он слишком подробно расспрашивал о ее богатстве.
Она вспомнила несколько встреч, случившихся после его женитьбы. Он с нежностью поцеловал ее, и в его глазах она заметила скрытую страсть.
Они, казалось, говорили ей: "Мы так хорошо понимаем друг друга. Мы - люди одного типа и созданы друг для друга. Зачем же ты отказала мне, дурочка? Ты поняла теперь, какую сделала глупость? "
Теперь она его поняла. Он мог любить одновременно двух женщин, ибо в его глазах, когда он смотрел на жену, светилась неподдельная нежность. И в то же самое время он желал Елизавету.
Она тоже могла разделить свою любовь надвое. Она любила Сеймура, по не меньше его она любила и власть.
Однажды, несколько недель спустя после объявления о женитьбе Томаса, они оказались наедине. Принцесса гуляла по парку дворца Дормер, а Томас подошел к ней, когда она отпустила своих слуг и шла мимо моста Бланделс. Елизавета не сомневалась, что он видел ее и шел за ней, - вот почему она поспешила избавиться от приближенных.
- Какая приятная встреча! - воскликнул Томас, догнав ее у небольшой рощицы, за которой можно было спрятаться от любопытных глаз. Он сделал вид, что они встретились случайно.
- Приятная для кого? - спросила принцесса. - Для вас, милорд, или для меня?
- Смею надеяться, для нас обоих. Я почти не видел вас последние несколько месяцев.
- Мы встречались с вами всего два дня назад, милорд.
- Я имею в виду - наедине, - произнес он низким, ласкающим голосом, который, несмотря на ее хорошее знание Томаса и себя, взволновал ее.
- Наедине? - переспросила принцесса и огляделась, изобразив на лице удивление оттого, что не нашла рядом своих слуг.
- Как вы красивы! - сказал Томас. - Вы прекрасны, как это майское утро. Природа расцвела, и вы тоже.
- Милорд, лесть не достигает моих ушей.
- А что же случилось с вашими королевскими ушками, раз они не слышат лести?
- Прошу вас избавить меня от глупых шуток.
- Иногда под этими шутками скрываются глубокие чувства.
Принцесса смотрела, как колокольчики, росшие под деревьями, склоняли свои головки от дуновения легкого ветерка, и она представила себе, что это английский народ склоняется перед ее величием, напоминая ей о ее королевском происхождении. Она вдыхала запах майских цветов, любовалась молодыми листочками и цветами на деревьях, чувствовала тепло солнечных лучей на своем лице - в воздухе веяло весной, и принцессе хотелось быть легкомысленной и беспечной.
Она не могла удержаться, чтобы не пококетничать с Томасом, приглашая его пофлиртовать с ней, - а это было ее самым любимым развлечением, - позволив ему подарить ей две игрушки, которые она любила больше всего: лесть и восхищение. Эти игрушки показали ей, что, не имея еще власти королевы, она обладает той неуловимой властью привлекательной женщины, которая покоряет мужчин.
- Разве такой человек, как вы, может говорить о глубоких чувствах? - спросила принцесса.
Томас попытался схватить ее за руку.
- Милорд адмирал, - произнесла она. - Мне кажется, вы забываетесь. Вы считаете, что если здесь нет моих слуг, то вам все позволено?
- Да, я позабыл обо всем, - ответил он. - Кроме того, что мы... здесь одни.
- И это говорит человек, который недавно женился! - сказала Елизавета, подняв на него свои глаза, насмешливые и зовущие. - Человек, ставший несколько недель назад мужем моей мачехи. А может быть, даже раньше? Мне думается, вы могли стать ее мужем еще до брачной церемонии!
- Ну ты и язва! - произнес Томас, смеясь.
- Да как вы смеете, милорд!
- Я много чего позволяю себе с вами, миледи, и мне думается, что вы сами на это напрашиваетесь.
- Я хочу остаться одна. Разрешаю вам удалиться.
- Ваши глаза приглашают меня остаться, принцесса. - Да кто вам позволил так обращаться со мной? Если я гуляю здесь одна и меня некому защитить, то вы считаете, что можете вытворять все, что угодно?
Адмирал рассмеялся. Она не меньше своего отца обожала притворяться. Ей нравилось играть роль недотроги, которой домогается распутник.
- У вас такое милое личико, - сказал Томас. - И к тому же я испытываю слабость к рыжим волосам.
Он взял прядь ее волос и, наклонив голову, поцеловал.
Но принцесса оттолкнула его и напустила на себя надменный вид - пусть не думает, что она позабыла о том, как сильно он ее унизил.
- Что бы сказала королева, моя мачеха и ваша жена, если бы узнала, что вы предложили мне выйти за вас замуж раньше, чем истекла неделя со дня смерти короля?
- Значит, вы ей ничего не рассказали?
- Вы, должно быть, очень уверены в своей неотразимости, милорд, если думаете, что после того, как я сообщила бы ей о вашем предложении, она не изменила бы своего отношения к вам и согласилась бы стать вашей женой.
- Да, я уверен, - ответил Томас и, быстро наклонившись, поцеловал ее в губы.
Принцесса отпрянула, но румянец, заливший ее щеки, выдал ее радость.
- Да, - продолжал насмешливо Томас, - я уверен, что неотразим не только для королевы... но и для других тоже.
- А если я расскажу об этом Совету? - угрожающе спросила Елизавета.
- Расскажите.
- И вы поплатитесь за свою смелость.
- А вы разве нет? Они ведь скажут: "И как это так получилось, что леди Елизавета оказалась в таком месте наедине с лордом адмиралом, своим отчимом?"
- А почему бы ей не погулять одной... если ее слуги ушли?
- Конечно, почему бы ей не погулять... тем более что она сама их отпустила?
- Вы слишком много себе позволяете.
- Я хотел бы позволить больше.
Неожиданно принцесса сменила тон - ей надоела словесная пикировка. Когда она снова заговорила, в ее голосе послышалась неприкрытая обида.
- Вы просили моей руки и тут же бросились к моей мачехе, чтобы добиться того же.
- Но вы ведь отказали мне, - напомнил он.
- Я не могла выйти замуж без согласия Совета.
- Королева тоже не могла, но ведь она вышла.
- А еще говорили, что женитесь по любви, милорд адмирал!
- А я и хотел жениться по любви.
- На мне или на моей мачехе?
- И на вас, и на ней.
- Вы решили, что я - более ценный приз. Уж не потому ли я удостоилась чести получить предложение первой?
- Зачем вы спрашиваете? Ведь по вашим же глазам видно, что вы считаете себя самым ценным призом на свете. Вы уважаете меня за мой ум, поэтому должны знать, что я не мог не увидеть этого.
- А вы - смелый человек, адмирал.
- А вы - смелая женщина. Наверное, поэтому мы и нравимся друг другу, вам не кажется? - Будьте осторожны, мой храбрый адмирал.
- Я-то буду, моя храбрая принцесса. Но и вы будьте осторожны. Вам надо быть гораздо более осторожной, чем мне.
Елизавета сделала шаг назад.
- Прошу вас оставить этот тон - не забывайте, кто я.
Томас иронически улыбнулся:
- Миледи, можете быть уверены, что я следую вашим же желаниям, какими бы они ни были.
Принцесса покинула его; она шла по лужайкам ко дворцу, и щеки ее пылали, а душа пела от радости.
Она была довольна этим разговором, ибо он помог ей избавиться от докучливых мыслей о браке с человеком, который стоял гораздо ниже ее по положению, и в то же время показал, что ухаживания красивого мужчины продолжатся и в будущем.
Катарина Парр сердилась на своего зятя и его жену.
Анна, герцогиня Соммерсетская, наотрез отказалась носить ее шлейф. Она говорила о своей невестке в оскорбительном тоне, утверждая, что демонстрировать почтение жене младшего брата - совершенно неслыханная вещь для жены протектора Англии.
Леди Херберт отправилась в дом Сеймуров, чтобы увидеть королеву, ибо отношение к ней надменной герцогини слегка ее встревожило.
Катарина тепло обняла сестру. Анна Херберт внимательно посмотрела на нее и с трудом смогла поверить, что эта сияющая от счастья женщина всего несколько месяцев назад чуть было не умерла от страха.
- Нет нужды спрашивать, как ты живешь, - сказала леди Херберт. - Ответ написан у тебя на лице.
- Я живу прекрасно, сестра. А ты? И как милорд Херберт?
- У нас все хорошо, Кейт. Как я рада видеть тебя счастливой.
- О, Анна, я никогда не думала, что буду так счастлива. Мне кажется, что все мои страдания были не напрасны, ибо, не познай я безысходного горя, я никогда бы не смогла оценить всей полноты своего нынешнего счастья.
- Ты его заслужила по праву. А как дела у милорда, твоего мужа?
- У него все хорошо, и он так же счастлив, как и я.
- Храни Бог ваше счастье, - с жаром произнесла Анна Херберт, ибо она, в отличие от Катарины, не очень-то верила в добродетель Томаса Сеймура. Слишком много она слышала историй о его любовных похождениях, честолюбивых замыслах и планах относительно женитьбы на принцессе Елизавете, и у нее не было причин считать эти рассказы выдумкой. Она ломала себе голову - надо ли ей рассказать об этом сестре, но, вспомнив то безграничное отчаяние, свидетелем которого ей пришлось стать, она поняла, что никогда не сможет разрушить безоблачное счастье, которым теперь наслаждалась Катарина.
- Я думаю, - сказала леди Херберт, - что ты так счастлива, поскольку не принимаешь близко к сердцу всю эту возню вокруг королевских драгоценностей. - Мне они совершенно не нужны, - ответила Катарина. - Поверишь ли, я гораздо счастливее без них, чем с ними. Но меня злит, что моя невестка так много о себе мнит. Я уверена, что она сама хочет носить эти драгоценности.
- Ну конечно же. Не сомневаюсь, что она воображает себя королевой.
Катарина рассмеялась:
- Томасу абсолютно безразлично, что скажет милорд протектор.
- А вот это зря. Протектор и его жена теперь всемогущи. Дорогая моя сестричка, ты избежала смертельной опасности. Во имя любви Господа нашего, не навлекай па себя новую беду.
- Я навлекаю на себя новую беду? Да что ты, Анна? Не нужны мне эти драгоценности. Разве они могут сделать меня счастливой? Когда я была женой короля, они были моими, но разве я была счастлива? Уж ты-то, Анна, хорошо знаешь, что нет.
- Но, Кейт, почему тогда об этом так много говорят?
- Томас считает, что, забрав их, его брат и его жена хотели меня унизить.
- А... Томас! Катарина улыбнулась:
- Он очень сердится, когда кто-нибудь, по его словам, не оказывает мне должного почтения. Он говорит, что я слишком мягкая... со всеми. Он говорит, что мне повезло - его сильные руки всегда защитят меня, а его ум позаботится о моих интересах. Он всегда говорит, что всякому, кто скажет обо мне хоть одно плохое слово или тронет меня хоть пальцем, он заедет кулаком в ухо.
- Все любовники так говорят! - заявила Анна Херберт.
- Я знаю, но Томас настроен очень решительно. Произнося эти слова, он так загорается, что мне стоит больших усилий успокоить его.
- Не думаю, что он сможет дать в ухо лорду-протектору.
- Если ему покажется, что тот оскорбил меня... вполне может и дать. Я знаю своего Томаса.
- Если он столь неосторожен, то ты, Кейт, должна сохранять благоразумие. Зачем ты так поспешно вышла за него замуж... да еще позволяла ему приходить к тебе ночью? Дорогая моя, слухи о ваших близких отношениях поползли еще задолго до того, как было объявлено о вашей женитьбе!
- Я знаю. - Катарина беспечно засмеялась. - Томасу все нипочем. Он сказал, что однажды уже потерял меня и больше не хочет.
- Это правда, что вы обручились через неделю после похорон короля?
- О, Анна, прошу тебя, не спрашивай меня об этом!
- Это очень опасно. Говорят, что если бы ты понесла ребенка, то никто бы не знал, от кого он - от Томаса или от короля.
- Ты же знаешь, что я не допустила бы этого.
- Но так говорят люди.
Катарина пожала плечами. Она была слишком счастлива, чтобы думать о серьезных вещах.
- Анна, - сказала она - Если бы ты знала, как я хочу ребенка! Но может быть, мне уже поздно заводить детей?
- Тебе уже тридцать шесть, Кейт.
- Я знаю. Но я так хочу родить Томасу ребенка.
- Тебе надо быть предельно осторожной.
- Да, надо. Каждую ночь я молю Бога, чтобы он послал мне ребенка, и мне кажется, мои молитвы будут услышаны. Анна Херберт обняла сестру. Теперь, когда она стала женой адмирала, Анна боялась за нее ничуть не меньше, чем во времена ее брака с королем.
"Тогда, - подумала Анна, - она знала, что ее подстерегает опасность, и была готова к встрече с ней, но теперь она ждет от жизни только счастья".