Глава 1
Сговор
Княгиня Мария Алексеевна Долгорукая заметно нервничала. Она ждала назначенной встречи уже пятнадцать минут лишка, а ждать княгиня не любила. Несмотря на свою кажущуюся домашность, Мария Алексеевна отличалась нравом властным и характером жестким. Вряд ли кто-нибудь мог заподозрить в этой приятной женщине еще весьма свежих лет повадки мегеры, которые она с удовольствием оттачивала на своем супруге и детях. Мария Алексеевна всегда пребывала в образе дамы, приятной во всех отношениях - ее фигура даже при грех материнствах оставалась стройной, простое лицо и весь ее облик удивляли неувядающей привлекательностью, речь отличалась изысканностью, а взгляды соответствовали ее положению матери семейства и добропорядочной женщины.
Правда, злые языки поговаривали, что князь Петр боялся своей молоденькой жены, как огня, и она вертела им, как хотела. Будучи человеком романтичным и влюбчивым, Долгорукий питал слабость ко всем хорошеньким женщинам вне зависимости от их сословия. Князь был уверен, что женился на ангеле, и лишь спустя некоторое время после свадьбы понял, как обманула его прелестная внешность юной провинциалки. Мария Алексеевна держала мужа и весь двор в ежовых рукавицах. Она не только поощряла порки, но и сама любила наказывать крепостных, раздавая оплеухи дворовым и прислуге. Особо княгиня присматривала за молодыми крестьянками, всегда подозревая в них опасность для ее союза с Петром Михайловичем.
Мария Алексеевна особым умом и образованностью никогда не отличалась, но обладала изрядной житейской хитростью и изворотливостью, что, в сочетании с умением держать и вести себя достойно, позволило ей снискать славу мудрой и благородной дамы. На самом деле княгиня была тщеславной и расчетливой, и лишь страшная зависть побуждала ее сдерживать свою мелочность и скупость ради трат на наряды и развлечения. Марии Алексеевне требовалось чувствовать себя не хуже других всегда и во всем - пусть это касалось моды, пышности выезда, образования детям и карьеры супруга.
Неожиданное вдовство придало ей в глазах общества еще больше шарма. При дворе жалели роскошную красавицу, так трагически и нелепо потерявшую мужа на охоте. Марии Алексеевне траур оказался к лицу, и ее всегда с удовольствием принимали на званых вечерах и балах в столице. Княгиня не гнушалась и уездными собраниями, и везде была в центре внимания и пользовалась популярностью у мужчин. Но любые попытки заново сосватать ее успеха не имели. Мария Алексеевна хотела распоряжаться своей жизнью и деньгами, оставленными мужем, сама и только сама. Она любезно принимала ухаживания и сановных вдовцов, и родовитых юношей, но предпочитала все же флиртовать и бежала серьезных отношений и предложений.
Ее не привлекала даже возможность удвоить за счет новой женитьбы свое состояние - у княгини уже выросли дети. Они - и, прежде всего, девочки - должны были стать ее процентными бумагами, которые могли в самом ближайшем будущем принести солидный доход. А в том, что сына Андрея ожидает выгодная женитьба, Мария Алексеевна и не сомневалась - молодой Долгорукий статью вышел в отца, красотой в мать и весьма нравился женщинам. Княгиня знала, что сын близок с княжной Репниной - не самая плохая партия для молодого человека: известный род и солидное состояние.
Дочь Соня, правда, еще пока мала, а вот о судьбе старшей дочери Лизаветы Мария Алексеевна задумалась давно и основательно. Оговоренный еще покойным мужем брак с сыном соседа их барона Корфа ее не привлекал. Княгиня знала, что Лиза с детства влюблена во Владимира, но он всегда был каким-то мрачным и неразговорчивым. И Мария Алексеевна никогда не забывала о том, что несколько лет назад Корфы почти разорились, и лишь беспроцентный, дружеский заем мужа спас тогда старого барона и его наследника от нищеты. Как уж Корф потом выкрутился, княгиня не знала, но с тех пор она смотрела на соседей с опаской - сама она ничего никому занимать не собиралась.
И вот однажды, в связи с ее неусыпными думами о будущем Лизоньки, она с раздражением вспомнила ту историю с долгом, и ее вдруг осенило. Расписка! Старому Корфу ее покойный простак-муж в свое время возвратил расписку об уплате долга. И документ этот, наверняка, барон хранил где-то в своих бумагах. А вот если бы ей удалось сей документ заполучить!.. Мария Алексеевна подивилась собственной находчивости и тут же начала наводить мосты к управляющему Корфовским поместьем - Карлу Модестовичу Шуллеру.
Тот, правда, поначалу принял ее интерес за обычный женский. Он и сам был до баб охочим и шустрым. А, главное, верил в свою мужскую неотразимость. Худощавый и рыжий он обладал магической силой воздействия на уездных дам, коих оседлывал не реже, чем хозяйских крепостных девок. В женском вопросе Шуллер оказался всеяден, но, как выяснилось, столь же беспринципен он был и в выборе средств к существованию. Он беззастенчиво обкрадывал старого барона и равнодушно и легко согласился его продать, когда Долгорукая, по-свойски унизив его мужское достоинство, запросто объяснила истинную причину своего к нему интереса.
Оправившись от некоторого потрясения, Карл Модестович назвал свою цену. Бумагу, о которой говорила княгиня, он не раз видел в конторке барона и даже был свидетелем ее возвращения Корфу после уплаты долга Петру Михайловичу. Достать документ особого труда не представляло. Корф - человек доверчивый и во многом наивный, надо только правильно выбрать время и достать расписку из конторки. Другое дело - деньги. Княгиня торговалась долго и со знанием дела, но и Шуллер не хотел уступать. Он мечтал о собственном имении в родной Курляндии и в свою очередь шантажировал Марию Алексеевну тем, что сообщит, куда следует, о ее коварном замысле. Наконец, они сошлись на сумме, приемлемой для обоих заговорщиков.
И вот сейчас княгиня томилась в ожидании на глухой лесной дорожке, где ей назначил встречу соседский управляющий. Мария Алексеевна нервно постукивала холеными пальчиками по дверце кареты и с тревогой поглядывала в окно. Она была уверена - обманывать Шуллер не станет, деньги нужны ему, как воздух, но его ведь могли застать на месте преступления, и тогда - пиши пропало! А княгине так нравилось имение Корфов с его просторным и светлым домом, утопающим среди старых лип и дубов, с его знаменитым на всю округу театром, коего Корф был любитель, с его конным манежем для породистого молодняка… Ей нравилось в имении Корфов все, кроме одного - его владельца.
Конечно, Марии Алексеевне приходила в голову мысль о том, что все это могло стать Лизанькиным и после замужества с Владимиром, но зачем продавать дочь за имение, когда его можно получить и так - в уплату долга. Хотя и несуществующего, но… А пусть кто-нибудь попробует это доказать! Едва расписка окажется у нее в руках, Корфу не останется ничего другого, кроме как подчинится. А не захочет по доброй воле - уйдет по суду. Благо, что предводитель уездного дворянства Забалуев к ней благоволит, да и судья всегда на княгиню посматривает с таким вожделением и аппетитом, что Мария Алексеевна, даже будучи характера твердого, иной раз побаивалась столь очевидной плотоядности в его взгляде.
Наконец-то!.. Мария Алексеевна перевела дух - на тропинку из чащи вышел Шуллер. Карл Модестович приближался с опаской, не торопясь, и с усердием прижимал к груди левую руку. Не примял бы и, еще чего доброго, не промочил - мелькнула мысль у Марии Алексеевны, справедливо заподозрившей, что заветный документ управляющий спрятал на груди, под камзолом. Так оно и оказалось. Подойдя к карете, Шуллер достал из внутреннего кармана и протянул княгине свернутую рулоном бумагу. Мария Алексеевна документ взяла и осторожно развернула - она!
- Дмитрий, - княгиня кивнула кучеру, - отдай господину управляющему, что обещано.
Кучер, доверенный порученец княгини, достал из ящика, упрятанного в козлах, небольшую шкатулку и принес ее Шуллеру. Тот, взяв шкатулку, поднял крышку и быстро пересчитал пачки с ассигнациями.
- Еще сто… Еще двести… Еще триста… - Карл Модестович оторвался от счета и с обидой посмотрел на княгиню. - Но здесь не все, здесь только половина!
- Конечно, половина… - ничуть не смутилась Долгорукая. - Остальное получишь, когда имение Корфа станет моим. Официально по бумагам.
- Но мы так не договаривались! - растерялся управляющий. - Я выполнил свои обязательства… Выполнил? Я требую всю сумму!
- Трогай, Дмитрий… - велела княгиня и еще раз, тоном, не допускающим никаких возражений, сказала Шулеру:
- Остальное - потом.
- Н-но! Пошли, родимые! - кучер взнуздал лошадок, и карета плавно тронулась с места, оставив управляющего на дороге - раздосадованного и злого.
Он не мог уже видеть на лице Долгорукой улыбки - довольной, но все же осторожной. Получить документ - это только начало игры, до успеха еще далеко. И Мария Алексеевна прекрасно понимала это. Она была уверена - просто так Корф не сдастся, и ей оставалось уповать на то, что в дело не успеет вмешаться сын барона. Владимир известен своей горячностью и недобрым нравом.
Карета неожиданно остановилась, и Мария Алексеевна вздрогнула - неужели Шуллер все-таки устроил ей ловушку, и ее возьмут с поличным? Княгиня засуетилась прятать расписку в расшитый золотой нитью дамский кошель и почувствовала, как у нее внутри все похолодело. В этот момент дверь кареты открылась, и перед Долгорукой, склонившись в уважительном поклоне, появился Андрей Платонович Забалуев.
- Уфф!.. - выдохнула Мария Алексеевна. - Напугали!
- Смею вас уверить, что разбойники в нашем лесу уже давно не водятся, разве что цыгане, - приторно улыбнулся Забалуев. - А я всего лишь скромный ваш поклонник. Увидел знакомую карету, княгиня, и не выдержал - решил поприветствовать.
- Буду рада, если вы составите мне компанию, - ответно растаяла Долгорукая. - Милости прошу, Андрей Платонович. Я недавно о вас думала.
- Вы мне льстите, княгиня, - довольным тоном сказал Забалуев, садясь в карету напротив нее. - Такая привлекательная женщина - и думает обо мне!
- Да, полно, полно Андрей Платонович, - отмахнулась она от его елейных слов. - Мне не до комплиментов сейчас. Мои мысли заняты делами прозаическими. Барон Корф должен представить доказательства об уплате долга моему покойному мужу. Да все никак не представит.
- В противном случае вам обязательно должны возместить убытки, - Забалуев с интересом посмотрел на княгиню.
- Конечно, нелегко будет заставить Корфа признать это, - грустно посетовала Мария Алексеевна.
- Еще бы, дело непростое, - деловито кивнул Забалуев. - И вам нужна помощь… Вот если бы ваша очаровательная дочь Елизавета Петровна была бы замужем за человеком, облеченным властью, я думаю, это дело решилось бы в несколько недель.
- В несколько недель? - у Долгорукой алчно загорелись глаза.
- Да, и я даже знаю такого уважаемого человека. Он составил бы отличную партию для вашей весьма привлекательной дочери. Скажу сразу… - Забалуев выдержал паузу и самодовольно развалился на сиденье. - Он не красавец и не юнец, но молод душой и телом. Происхождения благородного, хотя и не княжеских кровей, но весьма и весьма надежен.
- О, моей дочери очень бы повезло, если бы она вышла замуж за такого человека, - понимающе промолвила сообразительная Долгорукая.
- А я думаю, ему бы повезло не меньше - иметь в женах такую красавицу, как Елизавета Петровна!..
Княгиня кивнула - Забалуев расцвел. Он восхищался этой женщиной - ох, умна, ох, хитра, а богата! Да, впрочем, и сам Забалуев не простачок. Он прекрасно понимал, что Долгорукая затевает сомнительное дельце, но его собственный авторитет в уезде и состояние тоже не из родника налиты. Вот уже много лет он официально был вдов и бездетен, а амбиций и потребностей - на миллион. К Лизе Долгорукой он давненько присматривался - мила, простодушна, да еще с приданым.
Требовался лишь повод - и вот удача! Княгиня сама подсказала его.
Они поняли друг друга с полуслова - два интригана. И за дорогу успели договориться обо всем. Княгиня была в прекрасном расположении духа, но вдруг на повороте к усадьбе, случайно бросив взгляд за окно, она заметила знакомую фигуру. По лесной тропинке быстрым шагом удалялась от имения Сычиха, местная сумасшедшая - то ли гадалка, то ли повитуха, одним словом - колдунья! Княгиня даже задохнулась от негодования - негодные девчонки пустили на двор эту проклятую, эту еретичку! Ходили слухи, что когда-то Сычиха была монахиней - она ходила с коротко остриженными волосами. Но так же стригли и каторжанок! Мария Алексеевна уверяла всех, что Сычиха - разбойница, а не знахарка. Она называла ее убийцей и ведьмой. И кто-то посмел привести эту чернавку в ее дом?!
"Уж я-то знаю, кто это! Уж они у меня поплачут! Не посмотрю, что дочери, - выпорю, как простых смертных, будут знать, как ересь в дом заводить! Позор-то какой!" - с негодованием думала Мария Алексеевна, все больше и больше распаляясь от своих мыслей. Она не сомневалась - опять Лизка на Корфа гадать затевала. А все эта дура дворовая - Татьяна, так и норовит заморочить голову девочке своими дурацкими сказками и приметами!
- Погоняй, Дмитрий, да поживее! - прикрикнула она на кучера.
Княгиня заторопилась. Мозги надо вправлять вовремя, а то прозеваешь, упустишь - и вырвется девка из-под материного подола - ищи-свищи потом вчерашний день.
Карета, подняв облако пыли посреди двора, подкатила к крыльцу.
- Пойди-ка сюда, милочка! - крикнула княгиня так некстати попавшейся ей под руку Татьяне. - Пойди, пойди! Ближе. Кто это здесь недавно был? Я тебя спрашиваю!
- Сычиха… - Татьяна с трудом разлепила губы, окаменев под убийственным взглядом барыни.
- Знаю, что Сычиха, не слепая еще, видела. - Долгорукая схватила девушку за подбородок и подняла ее голову. - А как ты посмела ее в дом привезти? Чей приказ исполняла?
- Никакого приказа не было, - прошептала Татьяна, - для себя приводила.
- Врешь! - княгиня изо всех сил ударила девушку по лицу. - Ах ты, дрянь! Врешь! Лизкин приказ исполняла?
- Нет, для себя приводила, - стояла на своем Татьяна, пытаясь уклониться от следующего удара.
- Врешь, дрянь! Врешь!.. - Долгорукая была в ярости. - Признавайся!
- Для себя барыня, - твердила Татьяна, - на жениха погадать захотела.
- Будет тебе жених, - кивнула барыня, отталкивая девушку от себя. - Кнут ременный! В свинарнике сгною, мерзавка! А то, что для Лизки водила, так я сама знаю. Я и ей сейчас покажу!
Разгорячившись, Мария Алексеевна стремительно поднялась по ступеням в дом.
- Карету не распрягай! - на ходу приказала она Дмитрию. - Сейчас вот разберусь здесь, потом снова в лес поедем!
Уже на пороге она спохватилась и обернулась к вышедшему из кареты Забалуеву:
- Вы уж простите меня, Андрей Платонович! Есть дела важные и неотложные. Вы в гостиную проходите, подождите меня там, Танька вас проведет и обслужит!
Долгорукая еще раз сверкнула на девушку грозным взглядом и скрылась в доме.
Лиза же об опасности и не подозревала. Она была безмерно благодарна Татьяне, что та набралась смелости и зазвала к ней опальную Сычиху. Колдунья к Лизавете Петровне благоволила, жалела ее и гадала отменно. Уходя, сказала:
- За вознаграждение - спасибо… А ты не слушай никого, делай, как я говорила. Будет твой у тебя - никуда не денется!
- Ты все-таки ненормальная, Лиза! - всплеснула руками младшая сестра Соня. - А если мать узнает - что тогда будет?! И ведь грех это - колдовство!
- Глупая ты, Соня, - мечтательно улыбнулась Лиза. - И никакое это не колдовство. Это предсказания! А сычихины всегда сбываются, это все знают. И потом - что такого она сделала? Сказала, что я выйду замуж за Владимира Корфа?
- Просто ты сама сомневаешься в его любви - вот и понадобились доказательства!
- Он говорил мне в последний раз перед отъездом в Петербург, - воскликнула Лиза, - что любит меня! Он говорил, что мы поженимся.
- Это было давно! - покачала головой Соня. - Если человек влюблен, он всегда отыщет лишнюю минутку, секундочку, чтобы повидаться с любимой!
- Сонечка! - взмолилась Лиза. - Зачем ты со мной споришь? Ты же знаешь, что он сейчас далеко!
- А почему он не пишет тебе? - не отступала сестра.
- Он уже написал, - Лиза взяла со столика книжку стихов и раскрыла ее на первой странице. - Вот, читай - "Я вас люблю, не оттого что вы прекрасней всех,/ что стан ваш негой дышит./ Уста, роскошествует взор, востоком пышет,/ что вы поэзия от ног до головы,/ я вас люблю, без страха опасения./ Ни неба, ни земли, ни Пензы, не Москвы,/ я мог бы вас любить глухим, лишенным зренья./ Я вас люблю, за тем, что это вы".
- Но это писал не он, а Денис Давыдов! - надулась Соня, обидевшись, что ее принимают за маленькую.
- Владимир говорил, что это стихи о его любви ко мне, и поэтому подарил мне этот томик!
- Стихи красивые, но ведь матушка против этого брака!
- Если матушка будет против моего брака с Владимиром Корфом… - Лиза задумалась и выпалила. - Я уйду в монастырь, покончу с собой и больше ни за кого замуж не выйду!
- Выйдешь! Еще как выйдешь! - дверь в комнату с треском распахнулась, и криком зазвучал с порога голос матери. - А вот о Корфе и думать забудь! Барон Корф не вернул долг моему мужу, Царство ему небесное, твоему отцу, а по их договору имение Корфа принадлежит мне! Так что твой разлюбезный Владимир остается ни с чем. А я не выдам свою дочь за нищего!
- Но ведь есть бумага, подтверждающая выплату долга, - удивилась Лиза.
- Бумага? Нет никакой бумаги! - Долгорукая остановилась и погрозила дочери кулаком. - В последний раз говорю - еще раз близ дома эту ведьму увижу!.. А теперь воля моя такая - в наказание не смей из комнаты выходить вплоть до особого моего на то разрешения. И слез не потерплю, уговоров слушать не стану! Мое слово крепкое, и перечить не смей!
Мария Алексеевна вышла из комнаты дочери так же стремительно, как и вошла, еще раз демонстративно и со всей силой хлопнув дверью. Сестры вздрогнули. Глаза Сони наполнились слезами, а Лиза просто окаменела.
- Что же это, Сонечка? - с потерянным видом обратилась она к сестре после минутного молчания. - Если маман отнимет у Корфов землю, я потеряю все шансы выйти замуж за Владимира?
- А у тебя были шансы? - снова попыталась образумить ее Соня. - Очнись! Владимир уже несколько месяцев тебе не пишет. А, может, он увлекся кем-нибудь в Петербурге? Там столько знатных и красивых девушек.
- Ему нет дела до других девушек, - с надрывом сказала Лиза.
- Нет, это просто удивительно! Ты старше меня и не понимаешь! Тебе будет очень больно потом…
- Не правда! Всего полгода назад я ездила в Петербург, и Владимир водил меня на бал. Он смотрел на меня с такой нежностью! И больше никого не замечал. Мне казалось, что кроме нас на балу, да что там на балу - в целом мире никого нет! Мы с ним одни. И будем любить друг друга вечно!..
- Какая ты глупая, Лиза! - Соня в раздражении стукнула каблучком по полу, но свою гневную тираду договорить не успела.
В дверь заискивающе постучали, и следом на пороге Лизиной комнаты появился Забалуев - с омерзительной улыбочкой на морщинистом лице и жидкими волосенками, сохранившимися на его голове где-то на уровне ушей и шеи.
- Вечер добрый Елизавета Петровна, - любезно проворковал он.
- Что вам надо здесь? - невежливо удивилась его появлению Лиза.